|
|
Павел
Дартс. pavel.darts@mail.ru
Часть 1. ГОРОД СЕРГЕЙ -
Да ладно, пап; да чо ты, да не стоило!.. – я отмазывался; но, по сути, был рад
и благодарен: батя принёс мне в палатку «грев». Прежний совсем уже остыл; и
вылазить из-под одеял даже и не в выстуженную квартиру, а хотя бы и просто
внутрь холодной палатки было откровенно западло… В
сущности я уже выздоровел; если то, что со мной было, можно назвать болезнью. Ольга
сказала, что это последствия переутомления после всей этой «войны». Батя
думал, что это у меня был нервный срыв – после известия о предательстве мамы… Я
это ни болезнью не считал, ни нервным срывом. Вернее, что-то в этом было – но
как толчок. А вообще… Я завязал на эту тему распространяться, чтобы не считали
психом; но я в натуре поначалу считал, что я был «там», в прошлом. В… в
альтернативном прошлом. Где «ещё ничего не началось»; но я об этом, о том, что потом
будет, знал. И, тем не менее, вернулся. Но
это поначалу. Потом и сам в этом стал сомневаться. Обстановка, реальная такая
обстановка, не располагала ко всякой «потусторонщине». Очень всё вокруг, эта,
реальное. Холодная вода, руки в цыпках; вот он – ТТ, вот он – наган; и ещё ТТ,
- какие, к чёрту, тут «перемещения во времени и в пространстве»; какие тут уж свежие
апельсины… Мама?..
Вот тут пошли вы все к чёрту, на эту тему я больше не думать, ни
распространяться не собираюсь. Переутомление?
– но чо я там особо переутомился, во время замеса-то?.. По этажам побегал? Да
фигня, мы когда с батей и с Толиком «фортификацию» на лестничных площадках
сооружали, я, пожалуй, напрягался-то и покруче; да ещё когда потом с Толяном
соревнования на «скорость прохождения» делали, - холодно уже было, мороз, хоть
и в здании – а пахал поди ж ты, «до цыганского пота», как батя выражается. Сейчас
вся «фортификация» пошла по … короче, порушена вся; во время того штурма; но
дело своё она вполне сделала. Сейчас батя с Толяном только что растащили всё по
стенам и углам, сделали проходы, выкинули обломки, смели гильзы, чтоб не
катались под ногами; но даже брызги кровищи и мозгов не стали счищать – нафиг
надо, сейчас есть задачи поважнее; а два таких наезда подряд – это было бы уж
фантастика; да и боятся, Толян говорит, нас теперь в городе… наслышаны,
сволочи. Ольга
говорит, что «ты, говорит, не путай – одно дело работа, пусть и тяжёлая; и
совсем другое – «бой на грани», бой в близком контакте; когда от одного
неверного, или не очень быстрого движения зависит, будешь ты завтра умываться и
завтракать, или уже всё – отбегался. Это, как бы, и верно – такой напряг ни с
чем не сравнишь: когда вышел в короткий контакт, зашмалил очередь – другую,
успел задёрнуться обратно от ответки, - вроде и быстро всё, и физически
несложно; а сердце аж в горле бьётся, и за несколько секунд мокрый как мышь…
Кстати, почему «как мышь» - мыши что, часто мокрыми бывают; или мокрыми как-то
по-особенному? Вот мой Крыс Малой никогда мокрым не был, ещё чего! Надо будет у
бати спросить – его выражения; пусть разъяснит… В
общем, я уже себя нормально почти чувствовал; и даже те глюки, что посещали во
время «болезни» - ну, про «возврат в прошлое», в ту, доБП-шную весну, когда
Устос был ещё живой, сейчас вспоминались почти что как и положено глюкам – как
дурацкий сон… Поначалу-то
я был так просто уверен, что я в натуре «там» побывал; и даже расклады у меня
«фактические» были. Что я и приводил потом бате… но батя, блин, при этом
смотрел на меня с таким сочувствием; и так усердно поддакивал « -Да-да, Серёж;
я слушаю-слушаю; а ты, может, бульону хочешь?.. Хороший бульон; не из консервы
– из натуральной курицы, честное слово; хочешь?.. Да нет, я слушаю-слушаю, ты
рассказывай, я весь внимание; а соку не хочешь?.. Персикового. Чай, может?..» -
что никакого желания жевать эту тему не было. Батя-то,
видно было сразу, решил, что это у меня от переутомления; а Толян так прямо и
сказал, что, типа, глюки; что у него самого такие бывали, когда он в горах
конопляновую плантацию охранял; и шмаль была первосортной, и завались её было,
- только, грит, «все глюки были с сексуальным уклоном; а у тебя абы что!» С
Толяном-то уж точно никак не получалось насчёт правдоподобия моих «видений»
поговорить; он, блин, всё сразу на глюки, на шмаль, и на «выздоравливай скорей,
не забивай башку всякой хренью; нам ещё с похитителями Белки разбираться надо,
каждый боец на счету!» сводил, - и тут же переходил на описание тех зверств,
что он сотворит с теми, кто рискнёт в плену Элеонору, значит, обидеть! Типа, «
- Похитить – это дело обычное; бизнес есть бизнес; за такое – просто шлёпнуть в
лобешник; но вот если не создадут Белке нормальных условий; или там, не дай
бог, пальцем хоть тронут – ноги, бля, по колени отрежу, и руки по локоть, – и
забеги на скорость заставлю делать!!» Ну не обсуждать же с ним такие темы; тем
более, что тут фантазия у него работала только в путь! Не,
в натуре, сначала я вообще был просто уверен, что это всё было со мной в реале;
а потом всё как-то… не то что стёрлось, но потускнело, что ли, или, как говорят
в книгах, «подёрнулось серой дымкой забвения», во. И как-то уже не так ярко
вспоминалось; и «доводы» что я реально там был казались уже какими-то надуманными;
тем более, что и Ольга говорит, что «психические» - они всегда очень
достоверные объяснения своим загонам выдумывают; так, что хрен логически
оспоришь. А мне совсем не улыбалось считаться «психическим»; и потому я всё
реже стал вспоминать своё «путешествие в тот мир»; и ещё реже об этом
рассказывать; и оно так… как-то. Стало подзабываться. Осталось в памяти только
ясно, как «там» было тепло и чисто; и что вроде как выбор у меня там стоял… И
что я выбор однозначно сделал. И выбор был между «оставаться там» и «возвращаться
сюда». И хоть было «там» в натуре тепло, светло и чисто; и сок не мороженый и
оттаянный на печке, а вполне себе свежий; и комп с инетом; и апельсины –вот,
запали мне эти апельсины! И мама ещё… А вот здесь я сейчас; хотя было, было
мощное такое чувство, что захоти я, реши так – и остался бы «там»… А здесь чо?
Здесь, наверное, умер бы. «От переутомления». Или другой какой диагноз
придумали бы. А
почему «решил вернуться»?.. Ну, хотя б чисто теоретически, как батя выражается;
если допустить на минуту, что я в натуре «там был»? Это,
знаете ли, надо побывать и тут, и там, чтобы понять. Это объяснить сложно очень
– я, пожалуй, даже сам себе не смог бы объяснить, почему я тёплую, светлую и
изобильную, безопасную «ту жизнь» променял на «эту». Ну не из-за Омега-Seamaster же на руке, а не на фото на стене; и не из-за пары
ТТ-шников под подушкой. Просто я себя «здесь» как-то почувствовал более
настоящим, что ли… Белка, опять же – вызволять надо; «долги раздавать», как
Толик выражается – которого «там», получается, вообще не было. Западло…
Западло долги не раздать, в чём бы они не выражались, – это я чётко «тут»
усвоил – а что «там» с этим знанием делать?? В общем, как-то так вышло, что
променял я апельсины и весну на ТТ-шники, цыпки на руках, и холодрыгу в Башне…
такое вот у меня было впечатление. Да,
почему я в палатке; и что такое «грев». Я
у бати в «мастерской» поначалу отлёживался, - у него там обогреватель на
соляре, и, в общем, тепло – но воняет. А как выключишь – так начинаешь мёрзнуть;
сам-то под одеялами и одетый – а руки и лицо. Так я уж приспособился
укутываться весь как мумия, так, что только нос наружу торчал, как бы в пещерке
из одеяла, чтоб башка не мёрзла, - но даже и нос мёрз… Ночевать
«на кухне-столовой» было западло – там тесно и неудобно. Большую
печку-то, которую батя с Васильченко так долго и тщательно строили, разворотило
одним из снарядов с БМПэхи. Падла такая! И теперь, пока Васильченко её не
восстановил, и есть готовили, и грелись вокруг маленькой печки. И спали там, для
экономии тепла, все вместе – обои Васильченки; Оля с Мишей и Олечкой; Крот. Да
ну нафиг, там тесниться! И
потому я перебрался из батиной мастерской в палатку. Нет, не в свою – мою эта
падла, коробка железная, тоже одним из снарядов порвала на лоскуты, - тем самым
снарядом, что и Крыса Малого чуть не убило, но травмировало. И потому я в
соседней комнате с Толяном соорудил себе другую палатку – типа «шатёр», из
ковров, матрасов и покрывал. На растяжках. Прикольно было смотреть, как Толян
загоняет дюймовые гвозди под растяжки в полированный прежде паркет… Жилище
получилось ничего себе, но, опять-таки, холодно. Ни свечка, ни две свечки, ни
три, уже тепло не давали – морозы, млядь… Напротив – при закрытых
вент-отверстиях выжигали кислород, и начинала кружиться голова. А откроешь –
всё тепло мАхом вылетало наружу и наступал жуткий дубарь… И
тогда батя придумал «грев». По
сути ничего сложного: пара тяжёлых чугунных, фигурных таких «кирпичей»;
выломанных из чьей-то стиральной машины, где они на барабане были для гашения
вибрации, что ли. Привязанные на стальную проволоку, они накалялись за день
прямо в самой печке, в топке; потом, вечером, их можно было вытащить, завернуть
хорошенько в одеяла, чтоб не обжечься – и в палатку! Сразу получалась, эта,
комфортная температура. Потом, ночью, по мере как железяки остывали, я их
постепенно от одеял освобождал… И вентиляцию можно было не делать; в общем, на
ночь обычно хватало; под утро только вот… -
Давай, давай, пробуждайся помалу; выбирайся… Сейчас там позавтракают, - и мы,
второй сменой. Поедешь с Толяном на кладбище?.. - от бати помимо солярки
отчётливо пахло спиртным; опять, что ли, поддал с утра? Что-то с ним это стало
случаться слишком часто. -
Пап, ты чо, забухал? – не отвечая на его вопрос, спросил я, нащупывая фонарик и
соображая, куда сунул вчера флиску – в ноги или под голову. -
При чём тут «забухал»?? – ушёл батя в несознанку, - Чисто рюмку коньяка, для
аппетита. Типа аперитив. Давай-давай, вылазь давай!.. -
Ага, для аппетиту, рюмку, одну, так я и поверил!.. – пробухтел я, одеваясь.
Бля, неудобно лёжа одеваться; но вылазить раздетым в мороз ещё меньше хотелось;
тем более что в «шатре» от принесённого батей «грева» вновь распространялось
приятное тепло. Заскрёбся
в углу, в клетке Крыс Малой, «инвалид войны», как его называл батя, тоже ожидая
и завтрак, и путешествие в клетке по холодной Башне на кухню. Впрочем,
инвалидов у нас после той бойни в Башне хватало: и Васильченко, и Миша; один я
вот, как заговорённый – ни царапины! Вернее, царапины были – там о стену приложился
черепом, тут пузо ободрал под разгрузкой, когда через лазы наперехват того,
«Главного», нёсся – но это всё не боевые ранения; так, пустяки… я и внимания на
такие мелочи давно уже не обращал; главное что ни пуля, ни осколок ни цапнули! Повезло! Впрочем,
батя правильно говорит: «Везёт тому, кто сам везёт!» - не будь у нас столько
ходов в Башне наделано; не продумай мы систему обороны с сюрпризами и всякими
неожиданностями для «гостей», ни отработай я так чётко перемещения сквозь лазы
– никакое везение бы не помогло! -
Ну, поедешь к кладбищенским? – продолжал зудеть батя, - Или пасти пеонов
будешь? Смотриии!.. Одеваясь,
я раздумывал: с одной стороны смотаться «на кладбище» прикольно – у
«кладбищенских» много всяко-разно интересного; опять же с Жексоном пообщаться, - он хотя и взрослый уже мужик,
но ко мне как бы благоволил, с ним интересно было потрепаться по всяким
электронным делам; и даже, если Спец не припашет, сразиться по сетке в
чо-нибудь «добепешное», типа МайнКравта, - но
только Спец, или «Слепой Пью» как я называл его про себя, непременно припашет –
он, зараза, хоть и слепой, но, падла, как чует, когда кто-нибудь «дурью
мается», как он выражается; и обязательно на что-нибудь припашет: за теми же
ихними пеонами наблюдать; или сменить кого на охране периметра; или, на край,
вручную ленту к КПВТ набивать – ручками-ручками, то ещё удовольствие, по
холоду-то – у них «арсенал» не отапливается. И пофиг ему, что я как бы в
гостях; и как бы «герой»; ну, типа, в определённом роде знаменитость в нашем
районе стал! Чёрт слепой, тьфу! Но
у него там жёстко, - он «не папа», как заметил Толян, - у него повыдрыкиваться
с «не хочу, устал, неинтересно» непрокатывает, - припашет, и будешь как дурак,
пока Толян все свои дела с ним не утрясёт… В
Башне остаться?.. Толян уедет; батя, конечно, к себе в мастерскую уроет, бомбы
клепать; опять пеонов пасти? В принципе можно; это уже другие пеоны, не
«военнопленные» как последний у нас кокнутый нападавшими Джамшуд; это люди
«вольнонаёмные» - Костян, Глеб Николаич, Шленский, Зануда,
- мы их не «в плен взяли» как ту, прежнюю гоп-компанию, которая теперь один за
другим переместилась в «мертвецкую» в подвале дома напротив; их нам одолжил тот
же Спец. Для восстановления и обустройства, так сказать. И, поскольку они
«своей волей», - чисто за хавчик, тепло и защиту, - бдить за ними можно было
вполглаза; и работали они без цепей; но всё ж таки – «Регламент есть регламент,
и нечего посторонним людям расхаживать своей волей и без надзора по родовому
крысиному гнезду!», как выразился батя, - присматривать за ними надо было. Хотя
батя на меня катил, – я прошлый раз Костяна отлупил палкой, что тащится… По
старой привычке, так сказать. Батя орал потом, что «это другие люди» и «с ними
так нельзя!» Да пох… Васильченко
что? – Васильченко глаза лишился в той заварухе; Мише осколками руку посекло, -
из них надзиратели те ещё… В принципе, так-то подумать, то и выбора не было –
кому-то надо за пеонами следить! Не бате же время терять – у него своих дел
хватает; но он мне «альтернативу» предлагает, - это, понятно, такой
психологический ход: чтоб я прикинул и «сделал правильный деловой выбор», а не
по обязаловке, как у Спеца. Психолог, млин. Бухой¸ мля. Ладно, после завтрака
решу… Рассовал
ТТшники по кобурам, наган тоже не забыл. -
Подумаю!.. – буркнул я, вылазя из шатра уже полностью экипированный, и
вытаскивая за собой клетку с Крысом. Чтоб не думал, что всё просто так: выбор,
типа, без выбора. Ага, имел я ввиду эти расклады!.. Пошли
на кухню, где «первая смена» уже покушала, и место за «котацу» освободилось. «Котацу»
- это ещё одно нововведение батино, надо сказать, довольно удачное в этой
проклятой холодрыге. Где-то он про это прочитал. У япошек, кажись, такое
принято было; на Окинаве; где зимы суровые местами, а до постройки нормальных
изб, как в Сибири, косорылые не дотумкали. Так-то
всё очевидно: под обеденный стол ставится жаровня с углями, желательно из
толстого металла, массивная, с крышкой же, чтобы столешница не прогорела;
сверху стола – плотная скатерть до пола. Садишься за стол – ноги под скатерть;
от жаровни ногам тепло! Япохи
такие специально изготавливали; а у нас в такой роли корпус двигателя без
содержимого, с крышкой от него же. Удобно – массивный. Пеоны его и притаскивали
из соседней комнаты, где в нём прогорал костёр для нагрева «в чёрную». Скорей
бы нормальную печь восстановили – задолбало: ногам тепло, а нос и руки мёрзнут!
Ну, хоть так… ПЕРЕГОВОРЫ Но
дилемма, оставаться в Башне пасти пеонов или ехать с Толяном на кладбище в
слабой надежде сыграть с Жэкой в МайнКравт, если
Спец будет чем-нибудь занят и не припашет, разрешилась сама собой: завтрак уже
заканчивался, и я склонялся к тому, чтобы ехать, когда прибыл переговорщик –
хотя до этого, вроде бы, договаривались на завтра. Толян,
как увидел его джип во дворе, аж перекосился – он этого парня не переваривал.
Ну как парня – тому лет сорок, просто выглядит и одевается моложаво. Не бушлат
– модная (в прошлом) утеплённая цветная куртка, шапка из чего-то мохнатого,
цветной же «пидорский» шарф. Зовут Пагар – это фамилия, имя – Константин. Но Толян, а за ним и мы, так и звали его:
Пагар. Как бы устанавливая дистанцию: мы тебе тут нах не друзья, по имени тебя
звать не будем; по имени-отчеству – тем более, уровнем не вышел. Он
тоже, так сказать, отвечал взаимностью; и нас, видно было, презирал. Даже
не особо это скрывал; в отличии от того же бывшего переговорщика,
«еврея-цыгана-конокрада», которого я взял в плен во время мочилова в Башне, и
который сейчас у нас был «в узилище», как выразился батя, и которого мы всё
никак не могли продать. Звали
того «цыгана» Рамиль Хусаинов; мы через его
посредничество раньше вполне успешно сменяли и Иванова, и Кольку; пока эта
паскуда не навёл на нас тех «флибустьеров», большую часть которых я и истребил
тогда – пользуясь, само собой, «сюрпризами» и продуманной системой обороны
внутри нашего «муравейника». Этот урод, которого мы иначе как Цыганом, хотя он
был татарин, не называли, - вот он был очень ласковым. Без мыла в жопу мог
влезть, гад. Уж так всё старался «отношения строить»; одно его «вы ж меня,
надеюсь, понимаете?..» чего стоило, прилипло как банный лист к заднице. Ну и мы
к нему неплохо в общем относились – когда контачили «чисто по бизнесу». Ну а
теперь, конечно, всякие «хорошие отношения» кончились – относились к нему хуже,
наверное, чем к покойной команде под предводительством Ибрагима-Бруцеллёза, и
трендюлей он огребал только в путь! Работник
этот падла был никакой… И вообще слизняк. В первый же день «плена», практически
без насилия, этот конокрад-цыган «раскололся по самую жопу», как выразился Толян.
Вообще без насилия. По всем своим делам. А Толян всего-то провёл его по
лестничным маршам Башни, обильно ухрюканной кровищей его подельничков; и в
каждый изуродованный труп носом ткнул, включая ихнего Старшего. И ещё сказал,
что когда за телами приедут – а родственники обещались уже, - отдаст его им, «с
сопроводиловкой» что это из-за него всё. Из-за его наводки такой качественной. Это
очень подействовало, очень! И тот выложил всё: и когда и как он задумал нас
нахлобучить; и как наблюдателя нанял в соседнем доме, - незадорого, за банку
сгухи и пачку макарон или крупы в день; и какие дела у него были с
«флибустьерами»; и вообще – кто он такой, чем жил, где учился-крестился; сдал
пару своих нычек в городе и всё такое. Падла, ни дня в жизни не работал – всё маклерствовал,
всю жизнь, биржевик херов… «Вы меня, надеюсь, понимаете?.. Я ясно выражаюсь?..»
Очень он боялся к родственникам подведённой под молотки команды попасть. Им бы
было что ему сказать, и показать… «Под
молотки» - это, кстати, батино выражение; каких-то лохматых бандитских ещё
времён; какие нах «молотки», когда я пострелял их всех, или взорвал. Хотя
по идее Цыган должен бы быть весьма состоятельным перцем по нашим временам – и
по роду деятельности; и по составу ништяков в нычках, которые батя с Толяном
сняли в тот же день; и по тому, что при тщательном личном обыске в его одежде
(а раздеться его Толян заставил донага; для качественного шмона и, как он
выразился, «для усугубления понимания обстановки, что прежняя жизнь
кончилася!») нашли немало ценного. Один бумажник со стопкой самых крупных по
номиналу кредиток МувскРыбы, которые последнее время стали почти официальной
валютой города, чего стоил. А
была ещё и целая вязанка разномастных обручальных колец в потайном кармане
бушлата; и десяток явно брюликов, прозрачных и цветных маленьких камушков, в
полиэтиленовой колбаске зашитых в шов брюк. Гад был явно хитро… эээ…
выделанный; готовый «к смене обстановки», - но, конечно, явно не к такой,
которая пришлась на его долю. Кстати,
эти «камушки» сейчас было некуда пристроить – ювелиры и ювелирные конторки
кончились как явление; так что это было ни о чём – никому не надо, даже даром,
кто ж сейчас отличит феанит от брильянта? А вот золотая ювелирка, особенно
самые простые обручальные кольца с пробой, брали только в путь. Те, кто выжил
после эпидемии, понятно. Как говорит батя «- Везде, где есть люди, существуют
товарно-денежные отношения; а где торговля – там должен быть эквивалент
мат-ценностям!» Вот
самые простые кольца и шли как «эквивалент». И ещё «лещи». И патроны. Гранаты,
особенно «хаттабки» - маленькие такие самоделки из выстрелов к подствольным
гранатомётам и АГС-у, из ВОГов. Откуда-то их дохрена в городе взялось – где-то
склад недобитый, видать, раскурочили. Сейчас все, кому не лень, и у кого они есть
конечно, делали из них, из выстрелов, самодельные гранаты – но не у всех были
запалы. «Хаттабка» с нормальным, гранатным запалом стоила в два раза дороже чем
с самоделковым, сколько бы продавец не клялся, что «рванёт, я жизнью отвечаю!!»
Рванёт в руках – кто спрашивать станет?.. Ну, у нас самоделки были только
батины; из тех, что остались после мочилова. Ну,
в общем, припёрся этот Пагар с очередным предложением… *** Пагар
топал вверх по лестнице вслед за батей, подпираемый «тёплым, дружественным»
взглядом Толика сзади. Брезгливо отстранялся от кровавых мазин и от
развороченных пулями и гранатами стен, чтобы не запачкать свою курточку. «Баррикады»
восстановили наскоро, и не везде, - так, времянки; подмели там «в первом
приближении», как батя выражается; обломки и трупы убрали, - но в целом
«картина происшествия» была очень даже наглядной. Пеоны от «кладбищенских»,
которые у нас сейчас работали, так поначалу круглые глаза делали и в дрожь
впадали, видя такое дело; и нипочём мимо новопостроенных заграждений не хотели
протискиваться, типа «нахер-нахер, у вас там чо замкнёт; а ребятам потом мои
кишки с потолка соскребать!» - как бы о ребятах заботились, хы. Но батя
объяснил про режимы включения, что днём можно ходить не опасаясь; и вообще –
«вас сюда работать прислали, или обсуждать??» Ну,
тут они сразу затыкались; потому что по сравнению с работой на кладбище тут был
настоящий им курорт: и теплее, не на улице; и кормёжка лучше; и обращение, с
дисциплиной послабление – у Спеца в его «банде» вообще гайки туго завинчены,
они там пахали как Папы Карлы, без базаров и перерывов. Да, по сравнению с
«зоной строгого режима» у Спеца тут им был натуральный пионерлагерь, тут уж без
базара, и потому они особо не кочевряжились. Благо что и работа была не
трудной: ходы мы больше не делали, батя сказал, что «концепция поменялась»;
только что делали уборку, восстанавливали печку, заготовляли дрова, и помогали в
подвале Кроту землю вытаскивать, и бате в создании «новой системы обороны»; но
об этом потом. Я
топал вверх вслед за Толяном, и явно видел, что того так и подмывает дать
Пагару хорошего пинка, когда тот эдак брезгливо отстранялся от осыпавшегося от
взрыва гранаты вплоть до кирпича угла лестничной клетки; но сдерживался. Потому
что Пагар, падла, сразу себя так поставил: когда в первую встречу Толян начал
было чморить его и, в натуре, дал эдак вот пинка, тот сразу окрысился, и
заявил, что «с ним такое обращение не прокатит», что «он дело делает, а не
побираться пришёл!», и что «или он сейчас уходит; и вы свою Элеонору ищите потом
по всей Мувской области, потому что больше с вами никто дела иметь не будет!» –
у них, видите ли, «посредническая гильдия» и типа взаимоподдержка. Или он
накидывает за этот пинок и нехорошие слова полтора процента на ту цену, что
согласуем на обмен; и впредь чтоб уважительное обращение и никаких тычков! Толян
от такой подачи потянулся было сразу за кольтом, что конкретно так торчал у
него всем напоказ за поясом, чтобы, не сомневаюсь, тут бы и вышибить мозги
Пагару из соракапятикалиберного; но под предостерегающим взглядом бати
смешался, - в натуре, грохнуть или зачморить посредника несложно; сложно потом
найти другого на это дело. Они ведь, падлы, трупоеды проклятые, в натуре друг
друга знают и друг за друга, как батя выразился, «мазу тянут». И
потому Толяну, как ни противно, пришлось перед Пагаром чуть ли не извиняться, -
как батя и говорил, Толян, несмотря на всю его вспыльчивость, в особых случаях
умел себя окорачивать, чего бы это ему не стоило. А тут был совсем особый случай. Но
насчёт процентов Пагар зарубился, - и, в общем, это было не совсем по понятиям
– свой процент посредник имел не с плательщика, а с продавца, на сколько уж там
они договаривались; но тут, как тот заявил, «задета его честь», и что «пинать и
оскорблять себя он никому не позволит»; и если «тему продолжаем», то и платите! Ладно,
батя, как тоже коммерс в прошлом, задир этот сгладил; поторговались, сошлись на
одном проценте; и чтоб больше без насилия; и Толян пробурчал что-то вроде « -
Не совсем правильно мой жест истолковали; это было рефлекторное движение от
сильного душевного волнения!» Короче,
сошло за извинение; хотя по насупившимуся Толяну и по играющим желвакам на его
челюстях я-то понял, что он вообще о Пагаре думает, и что он с ним, при случае,
сделал бы; и что он думает о посредниковой «чести» в частности. Тот,
конечно, тоже понял; но ему было похрен – он тут бизнес делал. Но
грузить Пагара Толян прекратил – дорого это выходило. Поднялись
для переговоров на девятый; там была приличная, недербаненная ещё квартирка, -
не в столовой же с ним разговаривать, не в мастерской, и тем более, не на
«Скале Совета», как называли квартиру Устоса, и где происходили обычно все наши
обсуждения. Нехер, как грит батя, «светить реалии». Одному уже досветились –
вон, полбашни разворотили… Входя,
Пагар скептически глянул на зверски развороченный замок на входной
металлической двери: выбита личинка; вывернута обналичка, когда не удалось
через «внутренности» открыть – Толик упражнялся, который ну совсем не слесарь.
Вошёл вслед за батей в коридор, потом в большую комнату; за ним Толик, за ним
я. Расположились:
Пагар сразу нахально уселся в кресло у стены; батя на диван в углу; Толян
притащил из другой комнаты стул и поставил его напротив Пагарова кресла. Мне
чо-то ничего не досталось; я хотел рядом с батей было сесть на диван, но он
эдак взглядом меня «толкнул» - у него это получается; да и мы, «играя в одной
команде», как-то научились друг друга без слов понимать, и я сообразил, что
надо Пагару создать на переговорах неудобство – батя мне как-то про технику
ведения переговоров рассказывал, давно ещё: что-то там про «японский стиль»,
«американский»; «партнёрский» и «конфронтационный»… Короч, я понял: притащил из
кухни табуретку, и уселся на неё у другой стены, той, что у окна на проспект, целого,
со стеклом; напротив стены с диваном – специально, чтоб Пагар не поворачивая
головы не мог нас сразу всех троих видеть, а мы могли бы обмениваться
взглядами, которые, как говорится, у понимающих друг друга людей надёжней слов.
Или это было бы Пагару некомфортно; а лишить на «конфронтационных переговорах»
оппонента комфорта важно. А что переговоры у нас с Пагаром именно
конфронтационные – тут и к бабке не ходи! Тот
поёрзал в кресле; снял было свою понтовую меховую шапку; потом вновь надел –
«климат не располагал». -
Что, помещения с печкой у вас тут так и нет?.. – брюзгливо осведомился он; и
при этих словах изо рта у него вылетали маленькие облачка пара. Прошлые разы
тоже на холоде разговаривали. -
Нету! – тут же ответил Толян, - Это самое тёплое! И вообще – мы спим на крыше,
мы привычные!.. Батя
промолчал; только боднул взглядом Толяна, чтоб не зарывался и не вводил нас
опять в расход. Пагар
слова Толяна проигнорировал, как будто и не было его; и, обращаясь к бате,
произнёс: -
Нуте-с, поступил новый пул предложений. Относительно общего объёма товара на
обмен мы, в целом, в прошлый раз пришли к соглашению; однако остались
немаловажные частности. А именно. Пересчёт «Расписок Администрации» в «Лещи»
предложено считать не по четыре-и-пять к одному, а по пять с четвертью – курс
падает, закрылись ещё две столовые, до оставшихся добираться сложно. Талеры к
«Лещу» - по семь с четвертью к двум, то есть по… тут вот изложено. Под
настороженным взглядом Толяна он полез в боковой карман и достал оттуда
сложенный вчетверо листок с густо исписанной расчётами одной стороной. Подал
его бате, по-прежнему игнорируя и Толяна, и меня. Батя
взял, мельком глянул, положил на колено, продолжая смотреть на переговорщика. -
Сахар – мешок; и проверяем. Я проверю – поставлю пломбу свою; поскольку были в
городе уже накладки – подмешивают алебастр или гипс в середину мешка, а
зашивают «как на заводе», так что упаковке больше веры нет! Так… Муки не надо… Шоколад…
- продолжил он по памяти, как я понял, - По полторы стопятидесятиграммовой
плитки за банку сгущёнки – по паритету. Сгущёнка – не позднее …года выпуска;
шоколад содержанием какао-бобов не ниже 67 процентов, а лучше –
девяносто-процентный, горький. Вы прошлый раз говорили, что у вас есть. Спички
не надо вообще. Свечи – можно; но не более трёх килограммов, и весом каждой не
более ста граммов, ибо «чисто парафин» никому не интересен… И лучше заводские,
до-БПшные; или предварительно из каждой пачки одну проверяем! Батя
хмыкнул, поглаживая листок у себя на колене. Толик
зло сказал: -
Может, тебе ещё спину вареньем намазать? Пагар
высказывание Толяна проигнорировал и продолжал: -
Зажигалки – газовые, одноразовые, - коробку. Чтобы газ был не стравлен –
выборочно проверю. Газ бытовой – как говорили, - баллон. Специи: перец чёрный,
немолотый, горошком – по весу как обсуждали… Корица и базилик, говорите, есть?
По весу как перец два к одному – изыск это, не особо интересно. Патроны «пять-сорокпять» в цене просели – до
ноль-восьмидесятипяти, семёра – также; избыток сейчас на рынке… Патроны
«люгер-девятка» напротив… эээ… то есть, я хотел сказать, без изменений по
курсу. И ещё… Чо-то
он, в натуре, нагло себя ведёт! Этот Пагар в реале что-то и меня стал
раздражать – ну нифига ж себе! Эдак мы ему весь шоколад и отдадим, и всю сгуху!
Корицу ему подавай! Гороха ему не надо, ишь, сволочь, и макаронами брезгует!..
Самый цимус выторговывает! Нет, понятно, что за Белку – дело святое, отдадим,
если понадобится – но, блиннн… нефига ж себе расклады! – брал бы свечами,
свечей дофига – так не больше трёх кило, падла! Я
взглянул на Толяна – у того как грецкие орехи катались на челюстях желваки.
Тоже оценил, что тот ломит – за одну девку как за десяток пеонов с рабочими
специальностями, офигеть! Кстати, очень может быть с моей подачи, в городе
«работяг за еду» и стали называть пеонами. А может быть, кто-нибудь тоже в
ВарКрафт играл. -
… насчёт стрелковки. Кроме трёх ПээМ мой наниматель хочет пулемёт!
Семь-шестьдесят-два ПКМ или ПД, или 12.7 Корд! – выложил нахал явно главную
свою подачу, из-за которой сегодня и припёрся, очевидно, раньше оговоренного
срока; и уставился на батю выжидающе. Нефига ж себе наглец! Толян
хрюкнул, но сдержался, ожидая, что скажет батя. -
Уважаемый!.. – как мог более проникновенно произнёс Олег, подаваясь с дивана
всем корпусом к собеседнику, - Всё это можно обсуждать: паритет
сгущёнка-шоколад и курс Леща к талеру, но где же мы возьмём вам пулемёт? Да ещё
«кроме ПээМов!» Вы ведь знаете, что с такими девайсами в городе определённая
напряжёнка! Вот если АК… Пагар
скривился: -
Ваши юзаные АК я в прошлый свой приезд видел. Этот хлам только по деревням
продавать – в обмен на картошку! Или пионэрам – у Вечного Огня в карауле
стоять! Конкретно
задолбал!! У нас нормальные, в натуре, калаши; все исправные, чищенные,
отстрелянные! Мятых мы не предлагали; Толян лично оружием занимался, и, я знаю,
ответил бы за каждый ствол! Правда, кто такие упомянутые «пионэры в карауле» я
не понял нефига. Но в контексте подачи – явно чо-то оскорбительное! -
Ты давай-ка не борзей! – наконец не сдержался и рявкнул Толик, - Может тебе
полное вооружение стрелковой роты подогнать, прям со склада, в сале??
Нормальные у нас калаши, я за каждый отвечу! Переговорщик,
как и прежде, Толянов выпад нагло проигнорировал, тем самым демонстрируя, что
он Толяна за сторону в переговорах не воспринимает, а говорит только с батей. Знал,
сволочь, что мы ему ничего сделать не можем, сколько бы он не измывался, -
такой заположняк в городе стал: переговорщики, типа, «над ситуацией»; они за
борзость условий не отвечают, они только передаточное звено, - и если, к
примеру, вспылить и переговорщика прижмурить – то ихний «профсоюз» тебя
поставит в «чёрный список», и мало что на сделке придётся крест поставить – а
это значит, скорее всего, смерть того человека, о выкупе которого торг шёл; но
и потом, случись что, с тобой дело никто иметь не захочет; а без посредника в
таких делах вообще тухляк… Так что он чувствовал себя вполне уверенно, и даже
позволил себе эдак презрительно «полусплюнуть» в ту сторону, откуда послышалась
реплика – смотрел он только на батю. Но
Толян сдержался, - правильно про него тогда батя говорил, что он
вспыльчивый-вспыльчивый, но когда надо – может характер свой придушить, ради
дела. Я
же, однако, в пику дискуссии, тоже в свою очередь решил влезть, - и чтоб
что-нибудь сказать, типа высказать своё отношение; и чтоб Толяна поддержать, и
чтоб этот урод всё же ощущал, что у него за спиной я сижу; и, на худой конец,
нервы могут не выдержать не только у мужиков: -
Автоматы у нас в том числе и те, что были у группы Полковника; а они БЫЛИ спецЫ,
и с абы-каким оружием не воевали!.. Я
специально выделил интонацией что они «были» - хоть это он и так знал, всё же
не мешает напомнить, что тут он не с зашуганными какими-нибудь интеллигентами
торгуется, а с серьёзными людьми. А чо? Я себя вот вполне серьёзным ощущал. С
некоторых пор. Толян
хмыкнул одобрительно. Батя меня взглядом как бы поблагодарил за поддержку; но
и, как я понял, имел ввиду, чтоб я тему дальше не развивал, чтоб не уводить
разговор в сторону – так мы до ночи можем препираться. А
Погар на этот раз, в отличии от реакции на реплику Толика, повернулся корпусом
в мою сторону, взглянул на меня эдак брезгливо; потом опять к бате: -
А что, у вас так заведено, что в деловой разговор влезают всякие… - и эдак
брезгливо пошевелил пальцами руки в воздухе. Бля,
чо-то я в натуре не то резкий, ни то нервный: тык – и у меня уже ТТ-шник в
руке, и большой палец на курке, готовый взвести с предохранительного на боевой
взвод. Кобура
удобная: серая пластиковая, открытая, с выпуклыми цифрами «1911» - это не год,
конечно, а от «Кольт 19.11» - от кольта кобура, у Толяна под его кольт такая же,
и к ней футляр под два магазина. Хоть и китайская, но удобная; и ТТ-шник в неё
как родной входит; единственно что пришлось чуть фетра внутри подклеить, чтоб
не тёрся по пластику. И выхватывать из открытой легко: сунул палец в скобу, при
этом отжал им пластиковую фигнюшку-защёлку – и вынимай… Не
то что бы я был готов привалить Погара; или там понты метал, как иной раз
Толян, чтобы запугать; но так – чисто автоматически. Читал давно уже Гарри
Гаррисона, «Неукротимая планета» - там у бойцов с Пирра такие кобуры на
предплечье были: только подумал, руку поднял, готовясь принять пистолет – и тот
сам из кобуры в руку выпрыгивает… Вот и я в последние дни так надрочился, что
стоило только подумать – и ствол в руке. Автоматически. А надрочился я потому,
что после всей этой фигни, после бегства мамы, старался ни о чём не думать, и
только и драконился перед зеркалом с пистолетом. Часов по несколько в день.
Конечно тут автоматизм разовьётся. Батя
на меня посмотрел предостерегающе; а Пагар видно что наконец-то напрягся: по
шее видно, и вроде как уши стали розоветь, и примолк, типа. Одно дело своей
«неприкосновенностью» бравировать; и совсем другое – почувствовать, что кто-то
может на твою неприкосновенность и положить, и на сделку положить, и вообще –
будь что будет! А может я психический?? Обстановка в городе в последний год
сильно всякой психиатрии способствовала; и многие психи разборки и эпидемию и
пережили. Может, как раз за счёт этой психиатрии и пережили – из-за того, что
сначала стреляли, потом думали. Как
бы то ни было, ствол я, помедлив – чтоб не думали, что я типа понты метнул, а
потом зашугался, - убрал обратно в кобуру; а переговоры продолжились; причём
Пагар в натуре тон сбавил, и вроде как уже стал более податлив в базаре. Дальше
мы уж с Толяном больше молчали; изредка только отвечая, если батя к нам
обращался как бы за поддержкой или переспросить, как мы насчёт того-то. И, как
я заметил, батя тоже как-то… насчёт пулемёта уже круглые глаза не делал, а как
бы уже и соглашался, - что да, сложно, но при большом желании можно бы и
пулемёт… рассматривать как потенциальную возможность… только вот с боеприпасами
к нему, сами понимаете. Мы вам не завод, и не база. И насчёт ПК или Корд –
тоже; мы вам, знаете ли, не супермаркет, выбирать тут… что найдём – о том и
речь вести будем. Повеселевший
Пагар, уловив что насчёт пулемёта как бы переговоры на мази – а он в основном
из-за этого и приехал, - сбавил нажим и в остальном стал более сговорчив. С
удивлением я заметил, что батя, против ожидания, вместо того, чтобы стараться,
как раньше, втемяшить ему что-нибудь объёмное, от чего тот раньше всячески
отмазывался, типа вермишели в коробках, сахара и крупы в мешках, теперь больше
склонялся к малогабаритным, и, соответственно, более дорогим вещам: специям, сушёным
приправам в пакетиках, кубикам бульонным, кисель в брикетах и пачках, тот же
шоколад, кофе и какао… Я не верил своим ушам – по базару получалось, что батя
как бы подписывается Пагару отдать, наверно, вообще весь наш шоколад и всё
какао с кофе – а это ж была немалая ценность, не свечки какие-нибудь! Конфеты
шоколадные и леденцовые ещё… Патроны пообещал – дефицитных калибров; пистолеты.
Запчасть какую-то дефицитную – я не понял к чему. Взамен валил цену на другое
или вообще в отмену. Чо-то он… Я помалкивал, конечно, только с Толиком
переглядывались; и тот, видно было, тоже был в недоумении. Но тоже молчал. Наконец,
вроде как, предварительно договорились; то есть «изложили друг другу свои очередные
встречные предложения» - Пагар не преминул заметить, что «хотя ему наши
предложения нравятся, тем не менее он лишь посредник, и последнее слово за его
нанимателем», к которому он сейчас же и поспешит! Совсем
уже было собрался вставать, но Толян придержал его: -
Ты это!.. герр посредник. Забыл?? Фото давай! А,
да, точно. Это тоже был теперь такой заположняк: посредник теперь на каждую
встречу привозил свежую фотку пленника или пленницы – чтобы видно было, что и
пленник жив, и что переговоры посредник ведёт предметно, а не просто так понты
дует на пустом месте. Были, грят, уже и такие прецеденты: переговоры ведутся, а
где пленник «посредник» и не знает – выдумал просто от себя, что он «по
поручению»; или там с трупа снятую вещь предъявил – а убитые горем родственники
ведутся. Не, с нами так не прошелестишь! Пагар
понимающе кивнул; полез во внутренний карман, достал смартфон с большим
экраном; включил, чего-то там поискал пальцем – и предъявил жадно схватившему
его Толяну. Тот
уставился в экран, взгляд забегал по изображению. Мы
сидели, молчали; молчал и Пагар – процедура! Наконец
Толян, удовлетворившись увиденным, передал телефон бате; и тот, в свою очередь,
стал рассматривать изображение. Меня так и подмывало подойти и смотреть тоже,
через плечо – но я с большим трудом сдержался: не пацан, небось. Проявлять
нетерпение – недостойно мужчины. Всё как у этих – у могикан. У индейцев, в
смысле; тоже читал, - у Фенимора Купера. Так
и сидел, напряжённо, пока батя не передал обратно телефон Толяну, а тот,
привстав – мне. Я
достойно так взял – и стал смотреть… Белка
опять была сфотографирована на фоне какой-то стены с зелёненькими обоями, явно
в квартире – в офисе такие не клеят, - это мы ещё в прошлые разы обсуждали,
пытаясь как-то хоть догнать, где она находится. Но, конечно, нефига не догнали;
небось там не совсем дураки пейзаж за окном фотать – в кадре была только Белка
и эти вот обои… Элеонора выглядела, как и на прошлых фото, довольно угрюмой,
что как бы и неудивительно; но, в общем, вроде как не напуганной – хотя,
конечно, время пугаться уже прошло. Даже вроде как причёсанная, в той же
флисовой курточке, в которой, насколько мы помнили, она в последние дни перед
похищением и ходила. Сидела – или стояла там, не понятно; фотка была по грудь,
- угрюмо смотрела в объектив, как-то заученно-неудобно подняв обе руки в
волосам, как бы поправляя там что – это Толян прошлый раз «заказал». Это
тоже было из заположняков: переговорщик должен был не просто фотку принести, а
с доказательством, что она свежая, а не одна из нашлёпанных за раз. Вот Толян
прошлый раз сказал, чтоб Элька была с руками, поднятыми к волосам – и даже сам
показал как, - ну, так её и сфотали. А то тоже – могли ведь уже убить, а фотки
предъявлять старые. Дураков нет на слово верить, да и какое там слово у
переговорщиков – сплошной бизнес. Они могли как фотку со свидетельством что
«всё в порядке» привезти, так и палец отрезанный – если переговоры «не шли».
Это тоже бывало, говорят. Пальцы,
вроде, у Эльки были все на месте; а синяк на припухшей и вроде как надорванной
губе чуть спал вроде бы. А может мне показалось. Батя
достал свой айфон, включил; и предложил Пагару фотку ему перекинуть по блютусу,
чем они и занялись – другим обитателям башни показать. Толян
проворчал: -
Чо-то она бледная какая-то! И синяки под глазами – не кормите что ли, бляди?? Пагар,
не поворачиваясь в его сторону, продолжая чо-то там тыкать в смартфоне пальцем,
с достоинством ответил: -
Не бледная, а нормальная – освещение такое. Кормят её тоже нормально – всё как
положено. Кстати, не «не кормите», а «не кормят» - это не моя подопечная, прошу
опять себе заметить, я лишь посредник! Я у вас её не крал; напротив – по мере
сил способствую её возвращению! И потому ваше «бляди» тут как минимум
неуместно! Толик
промолчал, только щека дёрнулась. Конкретно его Пагар этот умывает; другой бы
раз Толян не смолчал; но тут другой случай - хорошо ещё что за «бляди»
извиняться не заставил или там штраф какой. В натуре падла! Только что Толян
пожелал: -
Чтоб другой раз на фото была с растопыренными пальцами – хочу посмотреть, не
поломат ли у ней маникюр! И не дай бог поломат! Пагар
лишь ухмыльнулся, принимая пожелание-заказ к сведению. Какой нафиг маникюр! –
давно уже не делали в Башне никто маникюра; только что на Новый Год женщины;
впрочем, Белка за своими руками всегда следила. Они
всё скачивали фотку на батин телефон; и что-то сконнектиться не получалось; а я
смотрел на его аппарат, и думал, что там, небось, много интересного – если б в
фотки залезть да полистать, наверное, много что можно бы было найти занятного:
какие-нибудь детали интерьера, может архитектурные какие моменты… чтоб на след
выйти. Батя
с Толяном, ещё когда я больной лежал, на центральный рынок давно уже смотались
– поспрашивать, фотки показывали. Народу на базаре, говорят, почти не было –
бОльшая часть торговцев ушла, или отсиживалась, или передохла в эпидемию –
даги, кстати, которые раньше рынок держали, говорят, кони двинули всей
диаспорой; во всяком случае сейчас рынок был пока «ничей» - без охраны, но и
без «входных билетов». И вообще
Центральный рынок заканчивался – торговля перемещалась на маленькие рыночки,
буквально в пару столов, внутри кварталов. Чтобы далеко не ходить. Да и с
товаром стало туго. Особенно со жратвой. Кто-то
всё же, Толян говорил, указал на пару павильончиков, где, вроде бы, крутились
на тему пленников и выкупа – но все павильоны стояли холодные, пустые; там уже
похозяйничали до них, лежали только мёрзлые трупы – народ возле базара крутился
ушлый. Так что там следов не было. Толяну,
глядевшему на их манипуляции с телефонами, видимо похожая мысль в голову
пришла; так что он, когда Пагар уже встал и заталкивал в карман свой телефон с
блокнотом, в котором помечал «наши встречные предложения», решился, и зарядил
немного ёрничая, но по сути серьёзно: -
Сударь!.. Или как там сейчас принято обращаться в сопредельных вам кругах. Вот
вы свой прОцент на этом деле поднимите, так… Пагар,
застёгивая куртку, только скептически ухмыльнулся, как бы уже зная, о чём базар
пойдёт; а Толян продолжил: -
А если бы вам, как деловому человеку, предложили долю в несколько раз
превышающую ваш прОцент… за… вы меня, надеюсь, понимаете?.. Опять
этот «цыганский слэнг», хы. Ясно,
что этот вариант мы тоже обсуждали: попробовать перекупить посредника, чтоб
вывел нас напрямую на похитителей. Тут
дело даже не в экономии; а в том, что, во-первых, во время «передачи» могли
случиться накладки. Опасное и нервное это дело – обмен пленников на ништяки; мы
это ещё по двум обменам с «крестьянами» знали. А тут мы бы рулили ситуацией; и
можно было бы как-то ночкой… да с бесшумным оружием – Толиковым АПБ… «вы ж
меня, надеюсь, понимаете; я ясно выражаюсь?..» Во-вторых,
и это главное, - «решив свой вопрос сами» мы чётко давали понять окружающим,
что с нами такие фокусы не пройдут! Это вон – в садово-огородных товариществах,
ныне коммунах, воруйте девок и продавайте потом за морковку; - а у нас это
чревато! И – головы на пики, на забор, как Толян прошлый раз – чтоб неповадно
было! Очень это дальнейшему повышению рейтинга Башни поспособствовало бы! Всё
Пагар, в общем, понял; но только скривился, как бы показывая, что только такой
недоумок, как Толян, мог додуматься ему, деловому человеку, такое вот
предложить!.. И
ответил как бы нехотя, презрительно, через губу: -
Да вы с ума сошли… Есть деловая этика. Сдать своего нанимателя – что я, по
вашему, сумасшедший?.. Мне и мой бизнес, и моя голова пока ещё не надоели! Вот
так вот, да? Понятно было по тону, что базар тут бессмыслен – ишь, сука,
«бизнес» у него! Бизнесмен уев! Батя
тоже так понял, и не встревал; Толян же только проворчал: -
Вполне возможно, что и сумасшедший. Если таким «бизнесом» занимаешься; откель
мне знать. Вот и спросил. -
Вы спросили – я ответил! – с достоинством таким ответил Погар, и направился,
предворяемый батей, к выходу. Торг на сегодня был, как понимаю, закончен. *** Олег проводил посредника до выходной двери подъезда;
отпер её, выпуская того из Башни; даже через силу пожал ему руку, прощаясь;
сказав себе, что «что мы выпендриваемся, реально, никакой он не стервятник, а
просто делает своё дело; у нас своё – у него своё…» - просто этот «цыган»
Хусаинов здорово отношение к посредикам подпортил; когда сначала вполне по
деловому на посредничестве заработал, а потом по беспределу на Башню банду
навёл. Кстати,
и о нём… Прощаясь, Олег напомнил: -
Константин, про Хусаинова-то разговор был, помните? Вы обещали поспрашивать… в
ваших кругах. Может быть кто-нибудь за него всё же впишется? Ну, там что клану
вояк он поднасрал, это понятно; но может какие родственники?.. родня, семья
там?.. Мы бы со скидкой, а? Спускаясь
с крыльца Пагар покачал отрицательно головой: -
Нет… не нужен. Никто в него не вложится. Сами понимаете: всё, что на нём и с
ним было, также и нычки по городу, вы, конечно же, уже сняли; а сам он,
«голенький», никому не интересен: выкупить его, а потом ждать пока он вложенное
отобъёт?.. Нет, не такой он ценный кадр. «-
Скорее конкурент!» - закончил Олег про себя его мысль; и покивал понимающе: -
Оно так, оно понятно, конечно… «В работу»?.. Работник из него тоже… ну ладно,
что уж, будем думать. Ну, до скорого. Повернулся,
поёживаясь под ледяным ветерком, прикрывая шею шарфом чтобы не простудиться, и
вернулся за дверь, скрежетнул засовом. Стоявший
там же, за спиной, в проходе Толян понимающе кивнул: -
Не берут? -
Нет… слышал же. Вообще не вписываются, низасколько. -
Отдать хоть за сколько; хоть за половину «от мужика»! - посоветовал стоявший
там же рядом с Толиком Крыс, с некоторых пор старавшийся быть практичным в
деловых вопросах, - За половинную от раба-пеона цену-то пойдёт?.. -
Вообще не берут, говорю же. У него специальности никакой, только что
маклерствовать – и, видать, не очень о нём хорошего мнения его бывшие коллеги:
не вписываются – знают, что кинет. Придётся его, видать, того!.. – Олег
вздохнул, примиряясь с мыслью что «незаработанные деньги – всё равно что деньги
потерянные». -
Отдать тем родственникам вояк – пусть они его сами «того», а нам за него бы
хоть четверть, пусть хоть ещё пару магазинов к ТТ! – вслух подумал практичный
Сергей. -
Колено и локоть ему прострелить – и отпустить! – предложил Толян, - Пусть
поползает, поработает «наглядной агитацией» на Башню – покажет, как у нас
«любят» наводчиков! -
Да и так никто в этом не сомневается! – отмахнулся от зверского предложения
Олег, - Пошли, что ли, обсудим дальнейшие расклады. Уже
в бывшей квартире Устоса, в «совещательной», Олег объяснил
родственникам-соратникам свой внезапный «поворот» в предложении обменного
товара от того, которого много, и который объёмный, к товару малогабаритному и
дорогому. Сергей
сразу и горячо одобрил – отдавать почти весь запас пистолетных патронов,
запасные ПМ-ы, снятые с «десантников», шоколад и кофе, и ещё нереально большую
сумму в золоте, Лещах и талерах даже и за Белку было обидно. Толик, поглаживая
рукоятку заткнутого за пояс кольта, уперев взгляд в потолок, напротив довольно
долго молчал, взвешивая и оценивая; потом высказал сомнения: -
Да мне и самому, ты ж понимаешь… но всё же. Ясно, что грабёж; только ты ж
понимаешь – с нами после этого никто дел не захочет иметь! И… не по-пацански
как-то. Договорились – за базар нужно отвечать, сколько бы это ни стоило! Олег
возмущённо крякнул, сталкнувшись с таким понятием «пацанской чести»; и принялся
многословно и эмоционально защищать свой план: -
Про какую «честь» ты тут говоришь, Толян?? У этих козлов где когда-то честь
была – давно капустная кочерыжка выросла! Думаешь, они бы нас не кинули, если б
мы им дали возможность?? Все эти пагарские «посредническая гильдия» да «никто
дела иметь не станет» - не более чем болтовня! Всё держится только на
интересах; и на договора, писаные и неписаные правила всегда все плевать хотели
– что тогда, ещё в «то» время, что сейчас! Вспомни хотя бы как эту меченую
сволочь, Горбача, провели с «нерасширением НАТО на восток!», и с «ограничением
по ПРО», - когда невыгодно, на договоры плюют, я тебе говорю, как бывший
коммерс и человек, интересующийся политикой! Напротив! – нас только больше
уважать станут, если мы этих, похитителей, с выкупом прокатить сумеем! А если
не то что «прокатить», но и наказать – то и вообще!.. Всегда, во все времена,
всякие благородные мерзавцы голубых кровей только и делали, что травили гостей
на пирах, совали кинжал в спину; вторгались вопреки договорам, как только
удобный случай представлялся! А если нам сейчас ещё в позу невинности и
добродетели становиться, «пацанскую честь» начинать блюсти – то и вообще мы
глупо будем выглядеть; над нами весь Центральный район ржать будет, если не
весь Мувск! «Это что за Башня? – А, это те, что за тёлку отвалили как за вагон
с макаронами!» - и ха-ха-ха! – этого ждёшь?? Они к нам чо, благородно в Башню
влезли, девку выманили?.. Сдаваясь
уже, Толик только и пробурчал: -
Не «девку», а подругу и товарища! Да хоть бы и вагон… Но, конечно, обуть этих
засранцев мне тоже очень хочется! Но тут всё нужно делать очень тонко, ты ж
понимаешь?.. -
Понимаю-понимаю! – поняв, что брат больше не будет противиться новому плану, заспешил
Олег, - «Я же, надеюсь, ясно выразился?..» Хе-хе. Всё будем делать в лучшем
виде! Тут всё надо сделать очень тонко, на психологии! -
Ну, думай, чо; ты ж у нас в психологии спец… Но чтоб Белка не пострадала! – ты
ж понимаешь, что случись что – второго шанса не будет: продадут куда-нибудь в
Регионы, и затрахают ещё в отместку! -
Ясное дело. Тут всё надо продумать. Роли расписать даже. Всё должно произойти
во время самого обмена; до этого чтоб никаких подозрений! – торговаться будем
как звери! -
И чтоб без перестрелки! Знаешь, как оно бывает! – пуля дура, и всё такое… -
Знаю. – Олег почесал под курткой на груди шрам от как раз такой вот,
«пули-дуры», ещё летом рикошетом прилетевшей в грудину от совершенно
бестолковых бомжей с автоматом: -
То есть главное теперь буду думать не «что» менять, а «как»; по процедуре, в
общем… Завтра с Крысом смотаемся «на кладбище», отвезём тот горелый пулемёт с
БээМПехи… -
Он же хорошо так прогорел, кому он нах нужен, горелый-то? Там металл
отпустился. -
У Спеца в мастерской почистят, подрают – договоримся. Главное, чтобы снаружи
выглядел как рабочий; а если ещё хотя б одну короткую сможет дать – так вообще
хорошо! Этот Пагар не производит впечатления знатока оружия; не думаю, что он
внутрь полезет… Ну не наш же ПэКа отдавать, в самом деле! Если уж решили «их»
кидать – так надо кидать по полной программе! «Вы ведь со мной, я полагаю,
согласны?.. я ясно выражаюсь?..» Толян
со смешком согласился; Крыс тоже был согласен, хотя и близко не представлял,
каким образом можно обставить такого тёртого и въедливого дельца, как Пагар. Но
у Олега, видимо, уже был план. Поигрывая в пальцах фонариком, следя за световым
пятном, мотающимся по висящему на стенах рыцарскому снаряжению, непонятно
бормотал: -
Это хорошо, что у нас джип… хороший, большой джип с тонировкой сзади и по
бокам… только придётся его, Толян, ты уж не обижайся, маленько модернизировать… ***
«МОЗГ» «КЛАДБИЩЕНСКОЙ ОБЩИНЫ» ***
ОБОЮДНОЕ КИДАЛОВО ***
ДОПРОС ЧЕТВЁРТОЙ СТЕПЕНИ ***
МОДЕЛЬНАЯ ОВЦА ***
ТОРГОВЛЯ: СЕКС И ОРУЖИЕ ***
ПРО ЖИЗНЬ, ЛЮБОВЬ, СЕКС, МОРАЛЬ, И АВТОМАТ ***
«БЕГСТВО» ПАГАРА
|
| |||||||
