Павел Дартс.   pavel.darts@mail.ru

Часть 2. ЛЕНА

 ***  НОВАЯ ЖИЗНЬ

 ***  ВОЗДУХ СВОБОДЫ

***  СЛОЖНОСТИ ОДИНОЧНОГО ВЫЖИВАНИЯ

СКИТАНИЯ

Идти было некуда. Идти было не к кому. Те несколько тысяч «друзей» в «Одноклассниках», которыми она гордилась, оказались просто набором имён и фотографий в соцсети, не больше. Собственно, как и она для них.

Никого из знакомых из той, прошлой, «до-БП-шной» жизни в Мувске больше не было, - она это знала точно, наводя справки ещё когда работали какие-то средства коммуникации – телефон, интернет. Все разъехались и попрятались. Никто не позвал тогда её с собой. Собственно, как и она никого не приглашала к себе…

Последующая неделя дала ей большой опыт; но, как бы между делом, погасила её твёрдую уверенность, что всё будет хорошо; и не просто хорошо, но хорошо – вскоре.

Нет, «новый этап в жизни» - вот он, в полный рост. Но насколько же он не походил на то, что внутренне она ожидала…

Конечно, она читала «Трансерфинг реальности» Зеланда, все четыре тома; и помнила оттуда – что «опасайтесь своих желаний – ибо мироздание реализует не то, что вы желаете сознательно, а то, к чему вы стремитесь внутренне, неосознанно». Или что-то вроде этого. Но неужели внутренне она стремилась именно к этому??.

Вспоминалось ещё, как Олег, бывший муж, рассуждал о «множественности реальностей», которые «как бы пронизывают всё, накладываясь и пронзая друг друга как радиоволны разной длины». И что эти реальности у всех разные – он в какой-то фантастической повести читал. Что одновременно в одном и том же пространстве могут существовать множество вариантов одной и той же реальности…

Так вот ей пришла дикая мысль, что она каким-то непостижимым образом попала в… в его, Олегову «реальность»; в ту реальность, к которой он долго и тщательно готовился. В эту вот реальность – с пустыми холодными коробками домов, с периодически попадавшимися мёрзлыми трупами в квартирах и на лестницах; с постоянным ощущением опасности; со становящимся привычными чувствами голода и безнадёги.

Да, безнадёги, - сейчас это ощущалось особенно остро, хотя она старалась гнать от себя эти мысли. В Башне, дома было легче, проще – она постоянно была занята; и хотя занятость была довольно противная – готовить есть на примитивном очаге; мыть посуду, убирать – как какая-нибудь крестьянка середины позапрошлого века, - но там ощущения безнадёги не было. Там, в Башне, постоянно бурлила жизнь: что-то ломали, переделывали, растаскивали, пилили и долбили; «стая» намечала какие-то свои «крысиные» планы; чистила оружие, упражнялась… Всё это было ей противно; но отвлекало от мыслей о преступной глупости происходящего; а главное, у неё не было никаких проблем с тем, что Олег высокопарно называл «условиями поддержания жизнедеятельности» - с продуктами, с топливом, с водой, и с безопасностью. Всё это обеспечивала та же «стая». Обеспечивала, конечно же, преступными путями – но это было, да, это всё было: еда, тепло, вода, безопасность. Гигиена даже.

Сейчас всё это кончилось.

Сама, всё сама. Она и не думала раньше, как это всё сложно – обеспечить себе, одной, в одиночку же, хотя бы минимум былого: еды, тепла, воды, безопасности. Хотя бы по минимуму. Про гигиену, конечно же, и речь не шла.

И то «прекрасное будущее», к которому она стремилась, и которое – как она была уверена, - придёт к ней, стоит ей только захлопнуть за собой эту, прошлую, дверь-жизнь, всё отступало… отступало… пока не стало каким-то отдалённым, невнятным светом, как луна, светящая сквозь плотные зимние тучи.

Она стала терять веру.

Неужели она каким-то образом попала в другую, предназначенную не ей, реальность?? Ведь это всё явно не её! Она не должна ЗДЕСЬ быть! Но она здесь была; и нужно было изо всех сил напрягаться, чтобы выжить в этой чужой, гнусной реальности…

Она старалась делать выводы, она старалась приспособиться. Она больше не ночевала в больнице. Брошенные административные здания, во множестве встречавшиеся в центре, тоже её не прельщали: как выражался раньше Олег «ловить там было не чего».

И правда – что можно было найти полезного для жизни в бывших офисах? В стоматологической поликлинике? В давно разграбленном Доме Быта? Там даже обналичку с дверей в основном посрывали; видимо на дрова.

Жилые, вернее бывшие жилые дома давали значительно больше возможностей для выживания, и она стала ночевать в них. Там было множество уже взломанных квартир, а в квартирах – масса вещей, которые можно было с толком использовать.

Но этот же «клондайк» очевидно что привлекал и не только её одну. Конечно же многие, как их называли, «гопники», «гоп-компании», всякого рода отморозь тоже рассматривала брошенные и ещё обитаемые квартиры Мувска как возможность выживания.

«Мы, люди – те же животные. Только разновидность вольны выбирать себе сами – быть травоядными, чтобы на тебя охотились и тебя ели; или быть хищником – самому охотиться и есть; но и сражаться с другими хищниками…» - как глупо, помнится, умствовал Олег, в очередной раз нализавшись алкоголя до состояния, когда его тянуло на философствования.

Глупо; конечно же глупо и мерзко! – и этим он только ещё раз показал свой уровень! – уровень именно что животного. Люди, если они Люди! – не должны быть животными, не должны опускаться до скотского состояния, не должны «выживать», как он декларировал, - люди должны жить; должны дышать полной грудью; идти навстречу светлому будущему; а не красться, как крыса в заброшенном подвале, готовясь одновременно или спрятаться, или напасть… Но ему ведь это было не объяснить. Какие же они всё же разные!..

Тем не менее некоторые навыки, почерпнутые из разговоров «стаи» и собственных умозаключений, несмотря на всю их «крысистость», она использовала.

А именно: она старалась перемещаться теперь или рано утром, или поздно вечером; когда, по её соображениям, «опасные люди» или ещё спали, или уже расползлись по своим норам. А опасными, вспоминая ту женщину со слащавым голоском, приглашавшую её «попить чаю», она считала теперь в общем-то всех. Это очень и очень не вязалось с её прежней концепцией жизни, с её позитивным восприятием, со всем, что она так долго и так тщательно впитывала на тренингах личностного роста и позитивного мышления, - но она ничего не могла теперь с собой поделать, - она стала бояться людей.

Высмотрев подходящий по её мнению дом, она сначала делала вокруг него круг, чтобы определить, жилой ли он; а если жилой – то в каком подъезде и насколько ещё теплится жизнь. Это было видно по протоптанным дорожкам; по вылитой в снег воде; по выброшенному мусору. Иногда – по запаху дыма и запаху готовящейся пищи. По печной трубе с дымком, торчащей из окна. По внешнему виду подъездной двери – сразу видно, когда её открывали последний раз.

В обитаемый подъезд она не совалась; она высматривала подъезды явно брошенные, двери в которые давно не открывались. Таких было много – большинство. В некоторых домах так и вообще не было обитаемых подъездов.

Опять же не во все подъезды получалось проникнуть. Некоторые были заперты изнутри, - вполне возможно, и даже скорее всего, что там, внутри, все умерли. А, стало быть – если не бояться заразиться и покойников, - были шансы найти пищу и вообще полезные для выживания вещи. Но у неё не было ни сил, ни навыков, чтобы проникнуть в эти запертые изнутри склепы.

Некоторые подъездные двери, хотя и не были заперты, она просто не могла открыть – настолько их привалило спрессовавшимся снегом.

Некоторые, - собственно, большинство, - подъезды были «отмарадёрены»; квартиры в них были начисто разграблены. То есть подчистую – она раз за разом наталкивалась на полностью разграбленные квартиры; с вывернутыми, как при тщательном обыске, ящиками шкафов и стенок, непременно разбитыми зачем-то зеркалами, и загаженными комнатами. Как будто те, кто здесь хозяйничал, сами никогда не имели своего уютного жилья, и потому заочно мстили тем, кто такое жильё имел – хотя бы и в прошлом.

Немало было и просто начисто выгоревших квартир – скорее всего подожженных теми же мародёрами, шарящимися по квартирам, оставлявшими после себя не только кучки дерьма на паркете, но и разведённые на паркете же и из мебели костры.

Как ни странно, встречались, хотя и редко, квартиры запертые, хотя в них явно давно никто не жил. Как правило двери таких квартир представляли собой мощные изделия импортного или отечественного металло-дверестроения, с изысканными по сложности замками.

По каждой такой двери было видно, что её пытались вскрывать – но, очевидно, не всем такие сейфовые монстры были по плечу и по квалификации; и от них отступались в пользу более доступных соседских. Видимо, «оставляли на потом», благо выбор был – почти весь Мувск сменил место жительства, - либо на «Зелёные зоны», контролируемые Новой Администрацией, либо на Лагеря Эвакуированных с Сельхоз-Коммунами. А потом эпидемия внесла в планы мародёров свои коррективы.

Уже вскрытые квартиры были удобней всего. Несмотря на, возможно, несколько волн мародёрства, прошедших по ним, в них оставалось немало полезного. Она и не подозревала раньше, сколько нужного для выживания нужно иметь при себе в городе; и сколько этого полезного, «ништяков» как выражался Олег, можно было найти в брошенных и даже уже неоднократно «обмародёренных» квартирах.

Первым делом она сменила свою кожаную сумку от Луи Виттон на студенческий объёмный рюкзачок, чтобы освободить руки.

Вторым приобретением стал ковшик, прекрасный ковшик из нержавейки, с крышкой и длинной ручкой, в котором теперь так удобно было топить снег. Он был несколько тяжеловат – с толстым дном для приготовления пищи на индукционной электроплите; но с этим приходилось мириться – ковшик был всё же много удобнее кастрюлек, которые она так же находила во множестве.

И, конечно, она обзавелась «столовыми приборами»: кухонный небольшой, но удобный ножик; вилка и ложка из нержавейки.

Она старалась, по мере возможности, поддерживать и гигиену – ещё чего не хватало, свалиться с дизентерией или какой-нибудь чесоткой, а то и подцепить какую-нибудь более серьёзную заразу, - кто с ней будет тут возиться, кто вообще о ней узнает?.. Потому она везде, где была возможность, старалась умыться; протереть хотя бы лицо, шею, под мышками, кисти рук и стопы ног чистой водой.

Воду она грела, стараясь вскипятить, в этом вот найденном ковшике, прямо в квартирах. Мельком она вспоминала иногда, как жёстко осуждала Олега и его «стаю» за беспредел в Башне, за вскрытые и «ограбленные» чужие квартиры, - но это было так далеко… К тому же и многое изменилось. Олег сам взламывал и грабил чужие квартиры; она же пользовалась уже давно брошенным имуществом, - так говорила она себе. Это совсем другое дело. Брошенные, уже взломанные, - стало быть ничьи квартиры, - от них ведь не убудет, если она попользуется тем, что не забрали мародёры?

А забрать всё-всё, конечно же, никакие мародёры были не в силах; и потому ночевать в брошенных квартирах было удобно: теперь она спала не на вонючих больничных матрасах, как в первую ночь, а на нормальном диване или кровати; и почти всегда можно было найти чем укрыться – да хотя бы сдёрнутой с окна шторой или пледом, найденным в глубине шкафа.

Конечно, она так и не научилась высыпаться на холоде, и потому днём постоянно чувствовала гнетущую усталость, сонливость.

***

Она немного тяготилась одиночеством; но понимала, что любой человек сейчас – опасен!

Как это разительно контрастировало с прежней её реальностью!

За всё время с того, первого вечера, она лишь однажды встретила и заговорила с человеком.

Это был старик, чистивший снег во дворе поздно вечером.

Она ещё раньше заметила, что все подъезды в том доме были аккуратно очищены от снега – никаких кочек, никаких сугробов. Кажется, даже подметено. И сутулая щуплая фигура, ритмично двигающиеся плечи. И такой знакомый, но уже давно забытый звук: шырк… шырк… шырк. Звук шоркания метлы по асфальту.

Дом, как и все вокруг, чернел тёмными провалами окон, и явно был нежилым. Но старик – шырк… шырк… - подметал очищенный от снега асфальт.

Это было очень необычно. И она, сжимая одной рукой в кармане гладкое яйцо гранаты, решилась подойти к нему.

Да, так и было – старик подметал дорожки во дворе. На неё он не обратил ровно никакого внимания.

Решившись, она обратилась к нему:

- Дедушка… что вы тут делаете? Зачем?..

Небо было светлым, без туч, ярко светила уже взошедшая луна. Она не включала фонарик.

Старик прервал своё занятие; и, явно услышав вопрос, повернулся к ней, ответил скрипуче:

- Как – что? Не видишь??

- Но… зачем?

- Как зачем?? – казалось, старика возмутил столь глупый вопрос, - Как зачем?? Чтобы чисто было, дура!

Не обидевшись на «дуру», она переспросила:

- Нет, всё же… зачем? Чисто?.. Да вы посмотрите вокруг! Ведь нет никого. Никого людей. Не ходит тут никто. И… и не живёт.

Старик задумался, опёршись на метлу; потом ответил:

- Люди-то… вернутся. Придут. Домой-то? Конечно вернутся. Разбежались как дураки. Вернутся. А тут – чисто, порядок во дворе. Подметено, снег почищен. Им же приятно будет вернуться, где во дворе всё почищено, нет?? Вот то-то, дура!

И, видимо решив, что полностью, исчерпывающе объяснил мотив своего, казалось, бессмысленного занятия, отвернулся от неё, вновь взявшись за метлу. Шырк. Шырк.

Он вновь подметал и без того уже чистый асфальт, не обращая на неё внимания и что-то бубня себе под нос.

В сущности, она уже всё поняла; но какой-то бес противоречия всё же толкнул её на ещё одну реплику:

- Дедушка… так не вернутся же никто! Наверное, все, кто ушли, они уже умерли. Раз до сих пор не вернулись, значит и не вернутся. Вы знаете же про эпидемию. Говорят, все умерли вне Мувска-то!..

Сказала – и испугалась. Зачем…

Старик перестал подметать и резко, зло, повернулся к ней:

- Дура!! Вот дура и есть! Эпидемия – эпидемия!.. Как «не вернутся»?? Кто?? Санька с женой не вернётся?? Варька маленькая?? Вероника Павловна? Сергей Львович?? Мальчонка их не вернётся?? Юлия Тимофеевна, Максим Георгиевич?? Да как у тебя язык, у дуры, повернулся такое сказать?! Все вернутся! Все! Вернутся – а тут двор прибран! Им же приятно будет, а?? Как это они могут не вернуться, дура ты такая??.

И даже сделал движение, как будто собирается замахнуться на неё метлой.

Она отступила.

Всё было ясно. В самом деле – что она лезет к нему? Он при деле. Ему… ему хорошо. Он делом занят.

Повернувшись, пошла от этого дома, от старика. Вспомнила, как сама кричала Олегу: «- Что же ты думаешь, - ЭТО надолго???»

За спиной опять послышалось размеренное «шырк… шырк… шырк…»

***

Сначала голод очень мучил её.

Как она ни пыталась растягивать свой небольшой запас продуктов, они вскоре кончились.

Ну что ж, приходилось искать поесть в тех же брошенных квартирах. Чаще всего безрезультатно – мародёры, кто бы они ни были, в первую очередь выносили всё съестное… Ей удавалось найти немного: старую, заледенелую банку со скисшими огурцами на балконе; горсть рассыпанной на полу кухни вермишели, завалившуюся в углу выдвижного ящика ириску, остатки муки в смятом пакете.

Однажды она решилась обследовать днём разбитое и разграбленное кафе на первом этаже дома, в котором она обосновалась на ночь. Обычно так день и проходил: переночевав в выбранном наобум доме, она днём, не рискуя выходить на улицу, обследовала все вскрытые квартиры «своего» подъезда. Переходила от квартиры к квартире, рассматривала разгром, учинённый мародёрами; и сама старалась найти что-нибудь полезное, съестное. Попутно рассматривала чужое жильё, чужую обстановку; подбирала с пола и листала чужие альбомы с фотографиями, стараясь понять, что за люди здесь раньше жили, чем жили, о чём думали. И где они сейчас. Это было занятно, да; и отвлекало от мыслей о еде. О прошлом же она раз и навсегда строго-настрого запретила себе вспоминать.

В этот раз она рискнула днём спуститься в кафе.

В нём, как обычно, царил полный разгром: перевёрнутые столики и стулья с никелированными блестящими ножками; барная стойка с проломами явно от топора; тщательно перебитые зеркала за барной стойкой, обрушенные полки, где раньше стояли напитки; перевёрнутый холодильник.

Это было привычно уже, - более того, она знала, что там, где вот так безумно громили обстановку, всегда есть шанс найти что-нибудь полезное, или покушать, - видимо, погромщики, вымещая весь свой запал на материальных предметах, были менее всего заняты сбором «ништяков».

Так и оказалось: она нашла несколько растоптанных пачек чипсов, вскрытую и замёрзшую баночку оливок, и даже большую, пятилитровую жестяную, хотя тоже и вскрытую и мятую, банку с загустевшей томатной пастой. Томатной пасты было, наверное, ещё литра три; и она с радостью забрала её собой. В последующие несколько дней ей не везло в поисках продовольствия, и она все эти дни питалась почти исключительно этой томатной пастой, выскребая её ложкой. Да, это была большая удача – эта пятилитровая жестяная банка, невесть как оказавшаяся в этом кафе.

Кроме того в этом же кафе стояла кофе-машина.

Подчиняясь непреодолимому позыву, она, сразу как увидела её, подбежала к ней и бессмысленно стала нажимать кнопки, как будто надеясь на чудо. Нет конечно, - реальность, эта мерзкая реальность, лелеемая Олегом, «предсказанная» им ещё несколько лет назад, не отпустила её – кофемашина была мертва. Пуст был и бункер для кофе. Единственно, что она нашла – это несколько использованных фильтров, коричневых от засохших остатков кофе, - она прижала эти ватные кругляши к носу, и, как наркоман, стала вдыхать слабый-слабый, еле ощутимый аромат настоящего кофе… Как же она хотела кофе! Несколько лет жизни! – незадумываясь, за чашку горячего американо! Но нет, - никому не были нужны её годы жизни в обмен; никто не торговался, никто, сатанински хохоча, не требовал душу в обмен на … Нет, душу она бы, конечно, не отдала. Во всяком случае не за кофе. Вот за то, чтобы всё вернулось опять в то далёкое прошлое, когда была и семья, и бизнес, и поездки за рубеж, на курорты и семинары, - за это может быть… хотя нет, при чём тут эта глупость, лезущая в голову, - она была не суеверна. Во всяком случае так она про себя думала; ну, разве что держала иконку в прихожей. Она верила в силу мышления и не верила в предначертание, - хотя вот Олег, он как раз доказывал, что всё у нас по той самой старой формуле: «поступок – привычка – характер – судьба», что, по сути, и есть предначертание. Боже, почему она опять вспомнила про него?? Его нет, нет. Нет!! Всё. Это – из прошлого; а прошлого – нет!

Прижав к груди рюкзак, где теперь добавилось ко всему и банка с томатной пастой, и мятые пачки чипсов с баночкой оливок, она отправилась обратно на этажи, готовить, как она задумала, «томатный суп с чипсами». Это действительно было вкусно… Как жаль, что в кафе не нашлось даже щепотки кофе; хотя если эти фильтры подержать в кипящей воде… да! Да-да, это идея! – она поспешила вверх по лестнице.

Разводить костёр она старалась на самом последнем этаже подъезда, чтобы дым рассеивался, не доходя до земли, и её нельзя было вычислить по запаху.

Сама, постоянно живя теперь впроголодь, она понимала сейчас, насколько обостряется обоняние у голодного человека. В своих вечерних и утренних блужданиях по городу она, кажется, могла уже с точностью до квартиры определить, где готовили пищу, и какую пищу. Не хватало ещё, чтобы и на неё набрёл кто-то такой же голодный, но более сильный. Она больше не верила в людей.

Приготовить щепки для костерка ей теперь помогал кухонный топорик, который, кроме ножа, и, конечно, её основной и последней защиты – гранаты, был теперь её главным оружием и орудием, инструментом.

Им удобно было тихо, не стуча, выламывать из паркета плашки, потом щепить их. Во многих квартирах были паркетные полы; хотя лак, которым паркет был чаще всего покрыт, немилосердно вонял, сгорая. Потому она предпочитала сначала проверить балкон, если он был – у многих балкон был застеклён, и у некоторых был также и обшит изнутри вагонкой – собственно, как и у них, в Башне… (А, зачем опять вспомнила!..)

Вагонка – это было хорошо. Вагонка – это было удобно и экологично; сгорая, она пахла деревом, дымом, а не химической гадостью. Потому, найдя не ободранный ещё от вагонки балкон, она старалась взять оттуда пару досок с собой, в своё следующее обиталище.

Кухонный же топорик она нашла не случайно; а искала по всем посещённым квартирам целенаправленно, осознанно, потроша кухонные шкафчики, пока удача не улыбнулась ей. Прекрасный кухонный топорик с белой полупрозрачной пластмассовой рукояткой занял место среди её амуниции.

Собственно, на мысль о топорике её навела одна из «находок», если можно назвать находкой труп.

 ***   НАХОДКИ

***   РЯДОВОЙ

***   БЕЗ ГРАНАТЫ – НИКАК!

***   РАСЧЁТ ПО-ПОЛНОЙ

***   ТЯЖЁЛЫЕ РЕШЕНИЯ

***   «ДИМА, ДИМА, ЧТО ЖЕ ТЫ ОПЯТЬ НАДЕЛАЛ??»

***   НЕОЖИДАННАЯ ОПАСНОСТЬ

***   СОРВАННОЕ ПОКУШЕНИЕ И РАСЧЁТ ЗА НЕГО

***   НИКОМУ-ТО ОНИ НЕ НУЖНЫ…

***   РАЗГОВОРЫ ОБ ОТВЛЕЧЁННЫХ МАТЕРИЯХ

***   СБОРЫ В ДОРОГУ. СНАРЯЖЕНИЕ И ОРУЖИЕ