|
|
Павел
Дартс. pavel.darts@mail.ru
Часть 3. Регион
***
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ***
ОПЯТЬ ДЕВИЧЬИ РАЗГОВОРЫ ***
ШЕРШНИ В ПЧЕЛИНОМ ГНЕЗДЕ
СМЕРТЬ КРАСОТКИ МЭГГИ Артист
обмёл веником от снега сапоги, потопав, вошёл по-хозяйски, не стуча, в
дом. Навстречу просунулась толстуха, родственница старухи-хозяйки. Вернее это раньше она была пышной крикливой толстухой, по приезду в деревню; теперь же это была блёклая рыхлая баба неопределённых лет, с тёмными кругами вокруг глаз и трепыхавшемся под подбордком кожистым мешком, прежде вмещавшим три её подбородка, плавно переходивших в шею. Всё
в прошлом: престижная ненапряжная работа в пенсионном фонде, хорошая зарплата,
«устойчивое положение в обществе», «соответствующий муж», машина и дача под
самым Мувском; ежегодные поездки на заграничные курорты; дом – «полная чаша» и
«уверенный взгляд в будущее». Всё это кончилось, вместе с ясным и
прогнозируемым будущим. Положение в обществе, родной офис ФСЗН и квартира,
«обстановка» - всё осталось в Мувске; и сердце сжималось от мыслей, что там со
всем этим… не с офисом, конечно, гори он три раза, - с домом, с квартирой. С
обстановкой. Не исключено, что и то же, что с загородной дачей, дочиста
разграбленной и сожжённой ещё в начале лета. Приехали… «Отсидеться в глуши,
пока «там» всё не нормализуется». Стереосистему привезли – старую, бабке в
подарок (« - Нафиг она нужна, сейчас всё с интернета, через компьютер!»), -
лучше б зимние сапоги взяла, не на каблуке которые, и рейтузы ещё тёплые… и ту
дублёнку, ну, что немодная и третий год на антресолях… кто ж знал, кто ж знал,
что это всё так повернётся и затянется… А
тут ещё эта… квартирантка. Ведущая себя, правда, так, как будто не то что старый
бабкин домик, но и вся деревня – её. Наглая гадина, проститутка балетная. Но
страшно её до жути. Потому что… Потому что многое что поменялось за эту
осень-зиму. Другие расклады, другое «общество»; и, соответственно, «положение в
обществе». Да, в этой затруханной деревне тоже своё «общество» и своя «элита»,
в которую, увы, она с мужем не входила. Сына, сына не было – если б был сын, да
в дружине – это было б большое подспорье, к таким семьям и отношение особое. А
муж… куда ему, дураку неуклюжему, в дружину!
и попросился б - не взяли. Дочка ещё подросток; так-то если б… если б
как Кристинка – та, говорят, живёт!.. С самим Хроновым! Ни в чём не нуждается,
говорят. А нам жрать нечего… Да ещё сдуру сдали почти весь свой прод-запас –
побоялись Хронова, обещал расстрелять, у кого найдёт сверх им же установленной
нормы… А теперь всё украли эти, с пригорка, с которыми война. И есть нечего.
Только и остаётся что в заснеженном огороде да в поле копаться в поисках
невыкопанной, оставленной осенью картошки. Хоть бы уметь самогонку гнать, да
иметь оборудование… Ничего не имеем, ничего не умеем… Отрезвление от
«цивилизации» пришло быстро, и было оно страшным. Ой, жизнь-жизнь; и с каждым
днём как в сказке – чем дальше, тем страшнее… -
Здрассьте, Борис Андреич! – залебезила та, - Хорошо, что вы так быстро. Я уж
доче грю: « - Беги скорей к Борис Андреичу, может не успеть-то!» Мэгги-то уж
больно плоха! Совсем-совсем плоха, - ну, вы ж понимаете… в живот… Мы-то за ней
как за родной; да нет – лучше чем за родной! Уход, всё такое… Хотя питание, вы
же понимаете… Артист,
войдя, снял шапку, расстегнул и скинул не глядя куртку – бывшая толстуха
подхватила её, метнувшись. Хорошо ещё что догадалась – могла бы куртка и на пол
упасть… не дай бог, не дай бог! – Борис Андреич мог это воспринять как признак
неуважения. А с неуважающими власть ясно что – вон, семья бывшего здесь «царя»,
директора лесхоза, убитого, говорят, Хроновым, сутками вкалывает в поле, на
рытье окопов и «укреплении позиций», без всякой смены. Очень сейчас всё стало…
жёстко. Толстуха
опасливо поглядывала на кобуру с большим пистолетом на ремне старосты. -
Где все? – бросил в пространство вошедший. -
А я только, да бабушка! – её Виктор прогнал мешки шить, толку, говорит, от ней
на земляных работах нету! И дочка. Мы с дочей за Мэгги ухаживаем, вы не
подумайте! Всё самое лучшее! А Дима, Дима – вместе со всеми, на работах.
Согласно распоряжению… -
Мэгги где? – прервал староста. -
Здесь, здесь, проходите! Мы ей самую лучшую комнату выделили… самую тёплую…
уютную самую… Артист
открыл низенькую дверь и шагнул в маленькую комнатку. Сразу
в нос ударил жуткий запах. Вонь гниющей плоти, смешанная с запахом испражнений.
Он даже остановился на секунды, прикрыв нос и рот ладонью. Ну ничего ж себе…
Это «уход и забота», как выразилась эта курица. Дышать же нечем… какая-то смесь
запаха морга и помойки. -
Эта… эта, мы проветриваем, - но вы же понимаете, Борис Андреевич, тепло уходит,
если часто проветривать! – затрепыхалась за его спиной толстуха, - Да Мэгги и
не жалуется; правда, Мэгги? Главное, мы думаем, чтобы тепло было… Про
себя она пожалела, что не сообразила перед приходом старосты проветрить комнату
и побрызгать из баллончика с освежителем воздуха для туалетов – в нём ещё
оставалось немного. Ну как староста «предъявит за условия»… Старенький
платяной шкаф; стол, застеленный рваной клеёнкой и заваленный всякой всячиной.
Банка с водой и гранёный стакан. Два стула. На полу – обувь, самая
разномастная; от босоножек до зимних сапог. Гвозди в стене вместо вешалок, на
гвоздях одежда – всё её, Мэгги. Свет падает через маленькое окно над столом; на
узеньком подоконнике чахлый столетник с частично отломанными мясистыми
листьями. Кровать и табурет возле неё, напротив окна. А
рядом с окном, на стене – большой постер-афиша. «Остров погибших кораблей». На
переднем плане – она, красотка Мэгги, в цвете лет и профессии, в эффектной
позе. Артист
перевёл взгляд на кровать. Там,
утонув головой и плечами в большой пуховой деревенской подушке, укрытая пуховым
же одеялом, лежала та, чей образ был изображён на афише. Сейчас
она очень мало походила на ту победительницу мужских сердец, что гордо
рисовалась на фотографии. Разметавшиеся по подушке слипшиеся от пота волосы,
запавшие глаза, щёки. Размазанная косметика, - чувствуется, что с того дня, как
её сюда перенесли, из дома, где чокнувшийся мужик посредством двустволки с
картечью вдруг решил разом решить все свои и чужие проблемы, её так толком и не
умыли. А хороша была. Очень хороша. И не только на сцене, а… а вообще. Умелая
была. Очень. Даже жаль где-то. Впрочем,
почему «где-то»? Просто жаль. Кроме того, с Мэгги можно было не прятать свою
натуру. Уж она его знала как… как облупленного. Знала, боялась – и уважала. С
ней вместе удавили её подружку, Вальку, надумавшую шантажировать… Помогла и с
Ромой, с «золотым буратиной». И с ней можно было говорить откровенно. Ну,
почти. Тоже… артистка. С кем теперь общаться?.. С Попрыгайлой этим, с
ополоумевшим в деревне Мунделем?.. Артист
вздохнул. За
его спиной так же вздохнула толстуха. Но у неё был свой повод. Что Мэгги скоро
умрёт, это и так понятно. Главное, чтобы не подселили никого. Целая отдельная
комната освободится! – можно будет перебраться сюда с мужем; а дочка с бабкой
пусть там; а то ютимся все в одной комнате, а она тут роскошествует!.. Да,
одеяло опять-таки можно будет забрать; и подушку. И перину; только постирать
всё. Она же проссала там всё; и течёт с неё… а пришлось отдать своё – ах, так
больно и обидно было отдавать бабкину хорошую перину, и подушку, и одеяло… а
что делать? Сказали – всё самое лучшее, а то пожалеете. Понятно, что «пожалеть»
не захотелось… Ну ничего; она уже скоро – ну, день, ну два. И можно будет
забрать. Хорошее одеяло; а подушка какая! Лучшая бабкина подушка. А она на неё
розовых слюней напускала; и тушью своей ещё умазюкала, дрянь опереточная. Ну
ничегоооо… скоро уже. Скоро. Услышав
вздох за спиной, Артист лишь чуть повернул в сторону подбородок и вполголоса
скомандовал: -
Форточку – открыть. И – пшла отсюда. Будешь подслушивать – пристрелю. От
потока свежего воздуха, разогнавшего прелую вонь, Мэгги открыла лихорадочно
блестевшие глаза. Артист
прикрыл за вышедшей толстухой дверь; подвинул стул, сбросив с него какое-то
барахло, к кровати; уселся на него. -
Н-н-ну? Как ты? Мэгги
растянула губы в резиновую улыбку: - Fine. -
Я вижу. Бывало и лучше, а? Звала? Мэгги
выпростала из-под одеяла дрожащую руку, указала на пустой стакан на табурете
рядом с постелью: -
Будь добр, налей воды, вон, с банки… у этой твари не допросишься, хоть вся
изорись. Только что дочка её… Он
налил, подал ей; Мэгги взяла стакан, взяла с табурета же небольшой пузырёк и
отсыпала из него немного в стакан белого порошка, заклубившегося в воде. Залпом
выпила. -
Кокаин. – ответила на его незаданный вопрос, - Не знал? Да. У меня был… есть.
Вот… видимо, на такой вот случай. Как знала. На нём только и держусь… пока. Но
сегодня – всё. Надоело. Да и смысла нет… -
Хорошее дело! – одобрительно кивнул Артист, одобряя непонятно что: то ли
наличие кокаина, то ли решение наконец уйти из жизни, - Нужное дело. Правильно.
Ты запасливая, Мэгги. Молодец. Та
опять слабо улыбнулась похвале: -
Да. Я запасливая. Деревенские привычки. Ты же помнишь, что я – Маша… -
Для меня ты навсегда останешься Мэгги! – напыщенно произнёс Артист, -
«Признак истинного чуда Мэгги
опять улыбнулась, уже чуть веселее – кокаин начал действовать. -
Ишь ты. Неплохая… эпитафия. Именно что – «мглистый мрак и камней груда», только
и остаётся… Артист… жалеть обо мне будешь? Тот
пожал плечами: -
Конечно. Я уже жалею. -
А конкретно? -
Ну, ты что… Столько страсти и огня!.. -
Ты тоже был неплох… особенно в роли Ричарда Львиное Сердце… -
Он в крепкую броню стальную
одет, -
Да-да-да… Как же ты теперь, Львиное Сердце… опять девочек будешь к себе
таскать?.. и резать… Артист
пожал плечами. Разговор пошёл ни о чём, и начал уже ему надоедать. Ну,
попросила прийти, он пришёл. Что дальше-то. -
Скорее всего. Почему нет. Ты же знаешь. -
Знаю… -
Слушай… что хотела-то… я… я уйду сегодня, - я так решила. Днём раньше, днём
позже – не роялит. -
Ну. И что? Вон, порошочек у тебя есть – закинься, да и… Кстати. Что останется –
я у тебя заберу… пригодится. Хороший кокс, говоришь? Есть ещё? -
Не сомневалась в твоём ответе… Хороший… Есть. Там всё, в саквояже, под
кроватью. И деньги там. И золото… правда немного, в основном баксы. Камни. Всё… -
Хм!.. – Артист довольно осклабился, - Клад опереточной дивы? Спасибо… -
Не за что… Попросить тебя хочу. Всё же… - она тяжело дышала, на щеках проступил
лихорадочный румянец, глаза блестели, - Всё же мы с тобой… помнишь?? Неплохо
было, а? Ты был очень хорош, да, очень! Лучше всех! Артист
опять улыбнулся. Нет, понятно, что лесть – грубая, неприкрытая, - но всё равно
приятно. Привстал со стула, опустился на колено, пошарил под кроватью, - сразу
попалась под руку ручка саквояжа. Вытащил его – плотный, тяжёлый! Мэгги
следила за его манипуляциями: -
Ключик… потеряла. Но это неважно. Откроешь… как-нибудь; у себя; переложишь. Там
всё. -
Так что хотела-то? Что могу – сделаю. В память о былом, так сказать; ну и в
благодарность… за клад. Мэгги
прошептала: -
Артист. Я не хочу уходить, наевшись порошка, в блевотине… и вены резать не хочу
– глупо и пошло, как гимназистка из дешёвой пьесы. Уйти хочу… красиво. Дашь? -
А что хочешь-то? – Артист заинтересовался. Тема смерти всегда его волновала;
тема смерти «красивой» - тем более. -
У тебя пистолет… дай мне. Потом заберёшь. -
Ого!.. – Артист усмехнулся опять же заинтересованно, - Такого я что-то не
припомню… Укус ядовитой гадины, как Клеопатра; пронзить себя мечом или
кинжалом, как Антигона… это понятно, - но стреляться?? Как-то это не по-женски,
нет?.. -
По-женски, по-женски! – криво и болезненно улыбаясь, заверила его Мэгги, -
Нормально… красиво даже. И быстро. Кинжала ведь нет у тебя, достойного?.. Да и
сил у меня нет сейчас, чтобы… пронзать себя. Только намучаюсь. Вот на спуск
нажать сумею… Египетской гадюки ведь тоже здесь нет… не водятся. Да и пОшло это
– Клеопатру дублировать… -
Ну смотри… - Артист пожал плечами, достал из кобуры массивный Стечкин,
подбросил его, взвешивая, на ладони, - Может и правда в этом что-то есть.
Только ты смотри – это ж не игрушка. Тоже… можешь не суметь. Думаешь, прижала
ствол к виску, как в кино – и всё? Скосишь – пуля не через мозг пройдёт, а
снесёт часть лобной кости, - только хуже будет. Стреляться – это тоже, навык
нужен, хы. И некрасиво это – дыра в виске. Разворотит череп выходным. Мозги на
стене и всё такое. Уж я видел такое… -
Я смогу! – заверила Мэгги, - Я умею. Стреляла, приходилось. Был у… у этого
козла пистолет; ездили в тир, учил. Надеюсь, его сейчас арабы уже поджарили на
его вилле на Майорке. Вместе с семейством. И – в висок не хочу. В грудь, в
сердце. Ну и… если вдруг не получится – ты добьёшь потом… Но всё получится – я
знаю. -
Ну смотри. – повторил Артист, - Сейчас, я так понимаю? Или там… рюмка коньяка,
сигарета?.. Впрочем, коньяка не осталось; и у тебя, насколько понимаю, тоже.
Сигарета? Кокс? Только учти, мне идти надо – дела! -
Деловой… - скривилась Мэгги. Опираясь на локти, повыше выдвинулась из-под
одеяла на подушку; так, что теперь она полулежала. -
Мог бы и подождать. Не чужие люди. И я ведь… у тебя пистолет всего на несколько
минут… арендую. И – один патрон. Покупаю. И много плачу. Очень много. -
Нууу… - Артист усмехнулся, - Ты уже заплатила. Авансом. Он
кивнул на стоящий теперь посреди комнаты саквояж. -
Его я полюбому забираю. Так что относительно тебя всё остальное – чисто моя
добрая воля. -
Но ты же честный человек?? – Мэгги вдруг испугалась и спросила умоляюще, - Что
тебе стоит?.. -
Да… честный. – Артист усмехнулся, - Иногда. -
Ну?.. -
Ладно. Давай… - он вынул магазин; затем оттянул кожух-затвор и заглянул в
патронник, - Вот. Так тебе полегче будет – тяжёлая машинка. Патрон в стволе. Он
взвёл курок. -
Вот, взведён. Только нажать. Кстати, я посмотреть хочу. Интересно. -
Да?.. Как знаешь. Давай. Он
осторожно подал ей тяжёлый пистолет в трясущиеся руки. Она
приняла его обоими руками, прижала к груди, искоса наблюдая за Артистом. Потом
положила рядом с собой. Артист
сделал шаг в сторону, назад – и уселся на один из стульев. Выражение лица его
было непонятно. Немного торжественное, да. Немного. Мэгги,
опираясь локтями, ещё немного приподнялась на подушке. Взяла пистолет. Смотрела
только на него; губы её шевелились – но что она шептала понять было нельзя.
Нет, не молитву – она не верила в бога, и молитв не знала. Да и не с её грехами
обращаться к богу – это она тоже понимала. Артист наблюдал за ней с
непроницаемым лицом. Подняла
пистолет. И,
вместо того чтобы развернуть его дулом к себе, резко, быстро, как смогла, держа
его обеими руками, повернула на Артиста… тут не нужно было целиться – он сидел
двух шагах. Всё
произошло быстро. Щёлк!
– клацнул спущенный курок. Выстрела
не было. Лицо Артиста на мгновение исказилось гримасой страха, но лишь на
мгновение; и вновь стало непроницаемым как у индейца. Щёлк!
Щёлк! Щёлк! – курок пистолета, направленного на Артиста, самовзводом впустую
клацнул ещё три раза. Потом
она выпустила пистолет из рук, и тот тяжело громыхнул о доски пола. В
изнеможении откинулась на подушку. Одеяло открыло её до пояса, обнажив верх
живота, перевязанный разномастными тряпками в бурых пятнах. Опять запахло
гнилью и мочой. Губы
Артиста как резиновые разъехались в ухмылке, хотя глаза оставались всё такими
же холодными. -
Я так и думал. -
Ду-мал… он!.. Сволочь! – прошептала Мэгги, глядя в потолок. -
Только я полагал, ты перед «этим» скажешь что-нибудь… эээ… многозначительное.
«Умри, несчастный, за свой грех проклятый!» - что-нибудь такое. А ты, видишь,
молча! Напрасно. Мы же с тобой артисты, в конце концов. Всё ведь надо делать по
возможности красиво. А ты всё попыталась опошлить… Мэгги,
глядя в потолок, тяжело дышала. По щекам её катились слёзы. Впервые за те шесть
лет, когда её обманул и бросил её любимый. С тех пор, как она поклялась себе
никогда в жизни больше не плакать. Сцена – это одно. Не плакать – по жизни. -
…ну хотя бы так… - Артист продекламировал: -
Серой мглой, да туманом зловещим Потом
наклонился, поднял пистолет. Вынул из кармана магазин, со щелчком вставил.
Щёлкнул затвором, досылая патрон. -
Всегда всё получалось… а тут… что с ним… с Владимиром.. что сейчас… проклятая
деревня, проклятое время… - шептала Мэгги. -
Что ты там бубнишь? – осведомился Артист, сделав шаг, и теперь возвышаясь над
ней, держа в руке пистолет стволом вверх. -
Ты… знал?? -
Предполагал! – он опять резиново ухмыльнулся с видом превосходства. -
А если бы я… в себя?.. -
Тогда пришлось бы повторить! Мы ведь с тобой артисты в конце концов! Тебе,
полагаю, к неудавшимся дублям не привыкать. -
Это… не тот дубль, который можно бы… снова сыграть… Он
стал опускать пистолет, продолжая как ни в чём не бывало беседовать: -
Вот интересно, зачем?.. Что я тебе плохого сделал? Сволочь? А кто сейчас хорош?
Убийца? Так все!.. Не удивлюсь, если вон, Хронов, на дорогах побольше моего
убил. Григорий опять же. Нет – ты на меня. Окрысилась. Не понимаю. -
Ты не должен жить! – следя за медленно опускающимся стволом пистолета,
убеждённо сказала Мэгги, - Не должен! – и обеими руками потянула одеяло к шее. -
Вот так вот: «Не должен!» и всё! «Какой артист умирает!» - так, кажется, сказал
Нерон перед смертью?.. Тоже, впрочем, был ещё той сволочью. Родственная душа,
хы. Дура ты, Мэгги – Маша. Дура и бездарь. Тебе не то что Джульетту, тебе
Пастушку не сыграть! Даже тут сыграть не смогла. Это тебе не оргазм
симулировать, тут талант нужен! Как у меня. А ты – бездарь. И дура, как все
бабы… -
Только не в голову! – Мэгги крепко зажмурила глаза; лицо её было всё мокро от
слёз. Глуховато
стукнул выстрел; дуло стечкина было почти прижато к одеялу, там, где под
одеялом у Мэгги должна была быть грудь. Звякнула о стенку отлетевшая гильза,
стукнуло под кроватью. Тело
Мэгги дрогнуло от выстрела; она как бы в изумлении вновь раскрыла глаза.
Напряглась… Ещё
выстрел, уже намного громче, - Артист чуть отодвинул ствол от неё. Ещё одна
чуть дымящаяся дырка в одеяле; пуля чмякнула в пол, прошив тело и кровать
насквозь; и вновь гильза отрекошетировала от стены. Мэгги
откинулась на подушку; в полуприкрытых веках стало видно белки закатившихся
глазных яблок. Несколько раз судорожно дёрнулась. Замерла. -
Видишь. Я благородно с тобой, Маша. – Артист поставил пистолет на
предохранитель и принялся заталкивать его в кобуру, - Не как ты со мной. Мог бы
и в лоб. Мог бы и так – оставить подыхать. А я – благородно! Убрав
пистолет в кобуру, Артист подхватил с пола саквояж с «наследством» Мэгги, и,
больше не оборачиваясь на её тело, вышел из комнаты. У
стены стояла толстуха и тряслась. Подслушивала, конечно, дрянь. Такие всегда
подслушивают. Чем ты им не грози. Впрочем, наплевать… Не
глядя на неё, он прошёл к выходу, поставив саквояж, одел куртку, шапку… -
Ээээ, Борис Андреич… - проблеяла толстуха, - Мэгги… -
Умерла. И
он, не прощаясь, вышел. Он
уже почти дошёл до калитки, но ощущение чего-то недоделанного остановило его.
Подумав, он вернулся. Не
отряхивая на этот раз снег с сапог, он, как был, одетый и с саквояжем, прошёл в
комнату – толстухи там не было, - затем в маленькую комнатушку, где он только
что был с Мэгги. Тело
Мэгги, как большая голая грязная кукла, валялось… именно не лежало, а валялось
навзничь на полу, бесстыдно раскинув голые длинные ноги. По-прежнему пахло
гнилью и нечистотами; теперь к этому примешивался ещё запах крови и сгоревшего
пороха. Над
телом Мэгги стояла толстуха, и с негодованием рассматривала пуховое одеяло,
держа его на вытянутых руках. С внутренней стороны оно всё было в бурых и
жёлтых пятнах, ужасно пахло – это не отстирать… И ещё две дырки. И ещё кровь,
пятна. Свежие. Нет, не отстирать. Никак… Увидела
вошедшего Бориса Андреевича и обмерла от страха. Не
глядя на неё, не глядя на тело Мэгги на полу, неживым голосом он распорядился: -
Похороните. Сами. На кладбище. Толстуха,
прижав вонючее одеяло к груди, мелко-мелко закивала. -
Я Хронову скажу – твоего мужа отпустит с земляных работ. За завтра чтоб
сделали… Он
перевёл наконец взгляд на неё. -
Вот в это и завернёте. Могила чтоб была как полагается – не мельче полутора
метров… знаю я вас, сволочей. И – прибрать здесь всё. Вот – эту афишку дай-ка
сюда… - он указал на постер с Мэгги на стене. Бросив
одеяло на тело Мэгги, толстуха суетливо кинулась снимать афишку со стены; руки
тряслись, оборвала край, обмерла; и уже второй раз – первый когда сейчас вошёл
староста, - описалась. Сняла,
свернула в рулончик, подала – руки её тряслись. -
Поняла? Она,
не в силах что-либо сказать, лишь мелко закивала. Поняла, что за сброшенное на
пол тело Мэгги её сейчас не застрелят… боже, какое счастье! Поворачиваясь
к выходу, староста сказал ещё: -
И два бойца из Григория отряда у тебя теперь будут жить. Приготовь на чём им
спать. Вечером придут. И
вышел. *** Дома,
у себя, поставил на стол саквояж. Чёрт
побери, опять нетоплено. Сволочь Мундель, ничего не делает, трепло чёртово; и
Джим куда-то слинял… После того, как после недавней «кровавой новогодней ночи» пропала его «жена» - причём пропала не одна, а вместе с обеими девочками: своей и Максимовых, которую Артист держал как заложницу, в доме стало пусто и неуютно. Холодно. Есть – нечего… Пропавшую
суку и детей искали по всей деревне, но так и не нашли. Артист
пытался «пригласить» к себе жить какую-нибудь женщину, возможно – с семьёй,
возможно – из пришлых, бесправных; но к нему отказывались идти жить… Даже на
самых лучших условиях. Даже под угрозами. Предпочитали быть убитыми на месте –
но не ночевать с ним под одной крышей – такой суеверный ужас Борис Андреевич,
вернее, тот, кто таился в глубине его души и временами выглядывал наружу,
внушал всей деревне. Приходилось
выкручиваться. Печку топил Мундель, дрова таскал Джим, поесть приносила
соседка. Неудобно всё это, чччёрт… Поковырялся
ножом с хитрым никелированным замочком саквояжа. Слесарных навыков у него не
было, и открыть не получилось, лишь порезал палец. Озлился,
и воткнул нож в тугой бок саквояжа, как в спину Громосеева – по рукоять.
Подумал, что не стоит так делать – в саквояже валюта, можно её порезать. Уже
аккуратно вспорол бок саквояжа, вырезав в нём большое прямоугольное отверстие.
Откинул отрезанную кожу, сунул внутрь руку… Вытащил содержимое, сколько смог. Тугие
пачки старых газет. Туго перевязанные, тяжёлые. Ещё и ещё. Вскоре он выгреб из
саквояжа всё содержимое. Кроме старых газет в нём ничего не было. ***
ПУТЬ В ОРШАНСК. БОМЖИ ***
БОМЖОВСКОЕ СЧАСТЬЕ ***
ПУТЬ В ОРШАНСК. МЕНТЫ ***
ЖИЗНЬ НА БАЗЕ «НОРА» ***
ЗАКОНЫ СТАИ ***
ЧЁРНАЯ МЕТКА ***
КРЫС И ЗУЛЬКА ***
ГОРОДСКИЕ НЕЯСНОСТИ ***
КОМПЛЕКС НЕПОЛНОЦЕННОСТИ ***
ТУЗ БЬЁТ КРЕСТА ***
УДАЧНОЕ ЗНАКОМСТВО ***
ВОЯЖ НА ОКРАИНУ ***
ДИСПОЗИЦИЯ ДЛЯ НАЛЁТА НА БОРДЕЛЬ ***
ШТУРМ БОРДЕЛЯ ***
НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА ***
МНЕ ОТМЩЕНИЕ, И АЗ ВОЗДАМ ***
РЕЗУЛЬТАТЫ УДАЧНОГО НАЛЁТА ***
ЕСЛИ НЕ ВЕЗЁТ ПО ЖИЗНИ – ТО НЕ ВЕЗЁТ ДО КОНЦА
О
ВРЕДЕ ЛЮБОПЫТСТВА Завтрак подходил к концу. Олег без аппетита ковырялся вилкой в жареной картошке и размышлял. Перед ним лежал раскрытый блокнот и карандаш; и, отрываясь время от времени от еды, он делал в нём пометки, составлял своего рода план на сегодня. Сделать нужно было много; всё, наверное, и не успеть, но надо постараться. С тех пор как прошла та неделя, что он отвёл мысленно на возвращение «экспедиции за Элеонорой», потом ещё неделя, потом десять дней, - он постоянно старался быть занятым, чтобы работой отвлечь себя от тяжёлых мыслей. «Экспедиционная команда» ушла, и как в воду канула! Последнее сообщение по радио было что «прибыли на место; маскируем машину; выдвигаемся через лес к деревне, пока всё идёт по плану» - и всё, как обрезало! Что могло пойти «не так», почему за столько времени они не то что не вернулись, но и не дали о себе знать? – он терялся в догадках. Картины возможно произошедшего с ними рисовались перед внутренним взором одна диче другой: вот они набрели на минное поле… откуда там, чёрт побери, могло быть минное поле?? – но всё-так… а вдруг? Вдруг деревню обнесли минами? Валя говорила, что у них там жёсткая конфронтация с местными. Но Толик – тёртый калач, он не сунулся бы так вот, надурняк, на мины, будь хоть какая-то опасность. Опять же, миной, одной, не могло накрыть ведь всех, - кто-нибудь бы вернулся к машине и сообщил, запросил бы помощь. Или нарвались на засаду? Какая, к чёрту, в зимнем лесу может быть засада, против кого? Тем более что шли они не сами по себе, а с проводником; с этой самой Валей; которая сама, считай, местная; знает все расклады и на местности ориентируется. Не могла же она сама быть заслана к ним в Башню с целью выманить самую боеспособную часть гарнизона «под молотки», как говорят блатные – это было бы уж совсем фантастично! Нет, понятно, что «засада» - это был, в принципе, возможный вариант, - мало ли какие у них там, у местных, разборки; могли и угодить; но опять-таки – Толик далеко не мальчик, и с ним совсем не пацаны… хм, с другой стороны, - ну как не пацаны; Серый вот ещё по всему так конкретно пацан… да и Бабах тоже – в жопе ветер играет временами! Но всё же – не желторотые юнцы; дисциплину знают; с оружием обращаться умеют; да и вооружены по нынешним временам превосходно! – как можно так попасть… Хотя, конечно, скажем, пулемётной очереди всё равно и сколько вас, и как вы вооружены… Или, может, кто-то из них ранен, и они отлёживаются у местных, не рискуя транспортировать? Тогда логично было бы послать кого-нибудь к машине, чтобы сообщили о произошедшем, - ведь прекрасно понимают, как он тут с ума сходит! Нет, обязательно сообщили бы! В результате долгих, всесторонних и мучительных раздумий и догадок, Олег решил, что он нашёл единственно возможный ответ на загадку: что-то случилось с машиной! Да, это тоже было маловероятно; но всё объясняло: всей группой, вчетвером, они выдвинулись к деревне – и в это время, пока они отсутствовали, что-то и произошло! Что? Ну, например, машину угнали. Кто-то, бродя по лесу, нашёл машину и угнал… Хм… Толик не такой дурак. Оставленную Толиком машину без очень специальных знаний и специфических деталей было не угнать. Нууу… тогда мог, скажем, снять рацию как несомненную ценность, а машину со зла уничтожить! Это действительно многое объясняло – и почему не сообщили о очередном этапе операции; хотя бы – нашли или нет Белку, что планируют делать в дальнейшем; и почему не вернулись до сих пор в Башню. Да, это всё объясняло! – без рации и без машины они, даже находясь в полном здравии, не могли бы ни сообщить о произошедшем, ни вернуться так быстро. Они вынуждены бы были искать местную машину – и далеко не факт, что это было бы легко! – или выбираться пешком; а это, что ни говори, через пусть и дырявую, но «линию фронта», было нелегко и заняло бы немало времени! Конечно, зная брата, Олег не сомневался, что никакие моральные соображения не удержали бы того от очередного гопнического угона любого транспортного средства, на котором можно было бы добраться домой; начиная от малолитражки и кончая БМП; и, если бы при этом пришлось бы кого-то убить – тоже за этим дело бы не встало. Но какова там реальная обстановка? – в последнем разговоре с братом Олег всячески просил его не рисковать без необходимости; особенно – не рисковать жизнью Сергея! – Толян клятвенно обещал… Так может быть сейчас они, не желая рисковать, пешком, понемногу, и выходят на Мувск? Это многое объясняло. Во всяком случае отгоняло мрачные мысли о том, что что-то случилось непоправимое. И потому Олег, сам убедив себя в том, что ничего фатального не произошло, а имеет место быть лишь незапланированная задержка, всячески старался отвлечь себя от мрачных мыслей работой. Работы было полно. Новые, «вольнонаёмные» пеоны разгребли завалы ломаной мебели на лестничных пролётах, той, что прежде представляла собой баррикады, так успешно преградившие путь боевикам СтаршОго; но Олег решил на этот раз не сосредотачиваться на возможности чисто боя в самой Башне, поскольку и фокус, однажды исполненный и разоблачённый, уже не фокус; и огневая мощь Башни существенно возросла. Теперь можно было думать о том, как дать бой потенциальным врагам «на дальних подступах», то есть до проникновения в собственно Башню. Для этого Олег разрабатывал несколько своих оригинальных идей. Пеоны были отправлены в подвал, в помощь Кроту; а сам он больше недели делал и опробовал разного рода варианты реализации этих своих идей. Первое, с чего надо было начать, это, конечно, обезопасить себя от проникновения в Башню через бассейн, через внутренние переходы, загодя пробитые ещё бригадой Ибрагима-Бруцеллёза, из которой на сегодняшний день не осталось в живых ни одного человека, - прогноз что « - Вы тут, уроды, на отсрочке смертного приговора, только!» был реализован самой судьбой в полном объёме. Люди, похитившие Белку из бассейна, пробили лаз во внешней стене бывшего Дома Физкультуры, к которому принадлежал бассейн, затратив на это чёртово количество сил, но обойдя таким образом поставленные Олегом на двери самодельные мины. Первым делом нужно было этот пролом заделать, что и было выполнено пеонами – сначала «из говна и палок», как выразился Олег; потом капитально, заложив кирпичом на растворе. Благо что кирпича осталось много от развороченной взрывом печки, – Олег теперь планировал создать что-нибудь более технологичное, возможно – сварное. А также ещё в период пробития проходов в стенах строительный мусор не выбрасывался весь, а сортировался: хорошие, целые кирпичи складировались отдельно, и даже половинки кирпичей. Теперь всё это пригодилось. Конечно, Олег отдавал себе отчёт, что если один раз проломили стену, то ничто не помешает сделать это повторно; «заклеить» же минами все стены, где можно было бы сделать пролом, было положительно невозможно. Бассейн же был стратегическим источником воды, пока не организовали себе другой вариант водоснабжения; и он же был опасен как возможный путь проникновения в Башню. Тут нужно было быть очень тщательным… Одно время Олег думал установить в бассейне что-нибудь наподобии охранной системы, реагирующей на объём. Чтобы проникшее не санкционированно «тело» объёмом близкое к человеческому вызывало сработку системы, по выбору оповещающую его, Олега, и гарнизон Башни; либо уничтожавшую вторгшихся направленным взрывом. Либо и то и другое. Мыслей, идей было много – вплоть до сейсмодатчиков, реагирующих на микросотрясения пола, как у системы минирования «Охота»; но останавливала сама техническая сложность задачи. Нет, надёргать датчиков объёма в бывших, теперь разорённых магазинах и банках было несложно; сложно было всё это скомпоновать в единую систему, надёжно запитать электричеством из независимых источников; сделать всё это безопасно, чтобы не угодить самому ненароком под «раздачу» из-за какого-нибудь технического сбоя. Олег был технарь; и руки у него росли откуда надо, но он был отнюдь не электронщик и не электрик; его знания и умения в этой сфере ограничивались способностью переставить розетку, заменить выключатель – в прежнее, мирное время; теперь же он вполне грамотно мог соорудить мину «на замыкание» или «размыкание» контакта; даже на наклон или сдвиг; мог и протянуть простейший телефон; но вот доверять свою безопасность и саму жизнь самостоятельно переделанной электронике он бы поостерёгся; и Миша тут также ему был небольшой подмогой. Нужно было находить более простые, как говорили политики на заре БП, «ассиметричные» решения. И, после долгих раздумий и перебора вариантов это решение было найдено; и заключалось оно в том, чтобы заставить самих вторгшихся активировать систему охраны, параллельную с миной; а именно – в создании мин-ловушек. Современный человек, далёкий от такой специфической сферы истории, как история минно-взрывной техники, ведь даже не представляет себе сколько и чего выдумало человечество за свою историю чтобы ловко, ненавязчиво «пригласить» оппонентов к воротам в ад… А вот Олег всегда с живейшим интересом читал всё, что ему попадалось на тему военных технических хитростей, начиная от вьетнамских «ловчих ям» с кольями и до хитрых минных устройств, используемых террористами. Идея ему пришла, когда он вспомнил об одном курьёзном способе минирования, который применяли изощрённые в хитростях немецкие сапёры, отступая под напором союзников, высадившихся в Нормандии, и оставляя за собой множество минных сюрпризов, призванных и задержать рвущихся в глубь Европы американцев и англичан, и нанести им небоевой, но существенный урон в живой силе. Освобождали, скажем, союзные войска какой-нибудь французский городок. Располагались в нём на ночлег, или на постой. Офицер входил в облюбованный им дом, квартиру, - и что же он видел? Всё в порядке; всё целое и аккуратное: мебель, посуда, даже обеденные принадлежности. Только – вот недосмотр! – картина на стене несколько скособочилась. Непорядок! Американский, а ещё чаще склонный к порядку и аккуратности английский офицер, осматривая своё новое обиталище, непременно поинтересуется что же изображено на картине, и непременно её поправит – чтобы висела ровно. Это нормально, и вполне в духе современного человека – стремиться к симметрии и балансу в обстановке. Поправит, - при этом замкнув контакты мины-сюрприза, - взрыв! – одним врагом рейха стало меньше! А может и несколькими врагами. Или в пустой квартире жалобно мяучит котёнок, каким-то образом попавший в шкаф. Но стоит отворить дверцу… В общем, идея сработать на человеческой психологии показалась Олегу вполне плодотворной, и он занялся делом. В бассейне, и по пути следования через лазы и переходы из бассейна в Башню, им были организованы несколько ловушек, непременно привлёкших бы внимание людей, не столь изощрённых в военных хитростях. Все, кто занимались поставкой воды из бассейна в Башню, а были это теперь только обои Васильченки и Миша, были строго проинструктированы, и даже сдали своего род зачёт на тему «что не трогать и к чему не приближаться даже», только после которого получили «допуск» на самостоятельную работу в этой сфере – сфере водоснабжения. Надо сказать, что идея Олега оказалась плодотворной, если так можно назвать идею, вскоре после своего воплощения в жизнь собственно и отнявшую жизнь у двух человек; и подсократившую количество людей, селящихся в последнее время вокруг Башни, как в средние век крестьяне, в расчёте на защиту, селились вокруг рыцарского замка. Однажды рано утром на столе в комнате у Олега, где он спал, затрясся и завибрировал трелью тот самый конечный выключатель дистанционного звонка, который в своё время Олег приспособил как сигнальное устройство в сарай в подвале второго подъезда, используемый им в до-БП-период как склад всякого барахла и съестных припасов. Теперь всё содержимое склада перекочевало давно уже на этажи Башни; а дистанционный звонок Олег приспособил как сигналку на несанкционированное вторжение в бассейн. А вернее – на подрыв любого из зарядов. Надо же! Он не услышал никакого взрыва; впрочем, этой ночью, как бывало довольно часто теперь, в городе и даже неподалеку что-то бухало, взрываясь; постреливали; и, очевидно, уставший сепарировать звуки мозг дал слабину, приняв негромкий из-за удалённости и стен, взрыв в бассейне за просто один из череды свидетельств того, что «город ещё живёт, город ещё за что-то бьётся». Но факт был фактом: девайс дёргался и бренчал, сигнализируя, что кто-то где-то как-то как минимум разомкнул контакты. Может быть, конечно, это был просто тот самый технический сбой – где-то просто окислились контакты, но проверить всё равно стоило – ведь ради того и делалось… К тому же Олег, проснувшись, взглянул на светящийся циферблат наручных часов – было половина шестого утра; и вот тогда он решил, что это точно не ложная тревога – если уж кому-то понадобилось бы вторгаться тайно на чужую территорию, то «по классике» это стоило делать именно ранним утром, когда сон наиболее крепок. Кто это мог быть? Ещё кто-то из «мстителей»? – воспоминание про собственноручно пристреленного мальчишку неприятно кольнули, и он постарался их побыстрее отогнать. Да кто угодно. Вот сейчас и посмотрю… Плохо, что ни Толяна ни Крыса нет, - подстраховать. Крот вообще от автомата шарахается; на Васильченко и Мишу надежда слабая, брать их в прикрытие – только рисковать: если сами в переполохе не пальнут в спину, то уж точно подставятся под чужой огонь, - не их это, участвовать в «скоротечных огневых», как выражается Толян… но предупредить полюбому нужно! Отзвонившись обоим; первым делом успокоив что ничего экстраординарного не случилось – если и бухнуло в бассейне, то это точно не налёт, не силовой наезд, как это уже ни раз бывало; это чья-то «шпионская вылазка», к тому же пресёкшаяся, судя по всему, в самом начале. Закипишевавшие на том конце провода Миша и Саша – слишком свежи ещё в памяти были последствия недавнего нападения, - мало-по-малу успокоились. Дав им инструкции; а вернее, велев собраться вместе и сидеть возле рации, - вторую маленькую «уоки-токи» Олег всегда брал с собой, он, напевая - Двадцать второго июня… Ровно в четы-ыре часааа… Киев бомбили, нам объяви-или Что началася война! - поёживаясь, оделся; взял и автомат, и полный боекомплект с гранатами, – с люгером он не расставался даже когда спал, - нацепил и трофейный бронежилет; поверх его «лифчик» с магазинами; надел и включил налобный фонарь, и отправился «на происшествие». «Проверять» было два варианта – или с улицы обойти дом, осмотрев возможные места проникновения, - по снегу-то это было б сразу видно; или идти обычным путём, через проломы. Выбрал второй путь – хоть и риск; но вылазить на мороз категорически не хотелось. В выстуженном здании тоже был не курорт, но тут хоть не было ветра… Квартира с забитым наглухо досками окном – где в своё время отправился на тот свет предводитель гопников Ибрагим-Бруцеллёз. Кресло в углу, закрывающее дыру в стене – лаз; - отключить находящуюся внутри мину с активацией «на сдвиг», отодвинуть в сторону кресло – чисто. Следующее помещение – первым делом посветить на «маячки», которые были бы сдвинуты, проникни туда кто-нибудь чужой, - чисто. Следующее… чисто. Следующее, следующее, следующее… Чисто-чисто-чисто!.. Мысленно уже жалея, что не надел наколенники, и, напротив, что напялил на себя этот неудобный жёсткий и тяжёлый броник, от «присел-пролез-выпрямился» уже и немного даже вспотев, добрался хорошо знакомым путём до самого зала бассейна; вернее, до небольшого помещения – ни то тренерской, ни то администраторской, от которого бассейн отделяла только хлипкая незапертая дверь. Собственно, через этот «кабинет» воду не таскали – лаз сюда пробили дополнительно, уже после похищения Элеоноры. Организовал это Олег и по своей привычке перестраховываться, и чтобы пеоны дурака не валяли, чтоб им жизнь на хозяйских харчах совсем уж санаторием не казалась. Прислушался у двери – в гулком зале отчётливо кто-то всхлипывал, шептал, вскрикивал негромко, - словом, шла какая-то движуха. К тому же в морозном воздухе отчётливо пахло сгоревшим тротилом, - ну ясно, муха или мухи попали в паутину, и сейчас судорожно бьются, ожидая визита паука-хозяина. Ну-с, посмотрим… Примерно сориентировавшись, откуда исходят звуки, он пинком распахнул дверь, одновременно включив мощный Толиков фонарь, направив на источник звуков и свет, и ствол автомата, и зычно скомандовал: - Всем лечь лицом вниз, оружие перед собой; кто не подчинится – стреляю! Он и в самом деле был готов прошить очередью любого находящегося там в случае если команда не будет мгновенно выполнена; но две фигуры, передвигавшиеся поодаль ни то ползком, ни то на четвереньках, тут же послушно шлёпнулись на обледенелый кафель, лишь что-то вякнув испуганно. Олег вошёл в зал; мельком мазнул светом на фигуры – судя по всему безоружные; лежат, как он скомандовал, лицом вниз, руки за головой и, судя по всему, прямой опасности не представляют, - и тут же, сместившись в сторону, и ещё дальше вбок отставив руку с фонарём, быстро осмотрел зал – нет ли спрятавшихся. Вроде бы нет – сваленные в углу пластиковые стулья, стоявшие одна на одной скамейки, резиновые коврики и кафель – всё покрывал иней, истоптанный только там, где они обычно ходили, таская воду; да где оставили следы проломившие стену пришельцы. А, нет! – вот и ещё следы! С другой стороны чаши бассейна были видны отпечатки, которых раньше не было, они вели вокруг бассейна, и начинались… начинались они от окна. Бассейн имел большую площадь остекления; часть его, как водится, кто-то для чего-то в период бардака в Мувске, побил; а часть сохранилась. Заделывать выбитые окна они здесь не стали вообще: во-первых, чтобы не обнаруживать, что бассейн посещаем, во-вторых окна всё равно были высоко, значительно выше человеческого роста, и заглянуть в них никто не мог. А тут – ну надо же! – кто-то, а скорее – эти вот двое, если их никто не ждут снаружи, - озаботились каким-то образом выдавить стекло и залезть в бассейн через так высоко и так открыто расположенное окно… Те-то, что ломали стену – ломали её, во всяком случае, под прикрытием портика и колонн, с фасада; в закрытом от просмотра месте, - а тут так нагло, в открытую… Кто же это такие шустрые у нас? Всё же страхуясь, осматриваясь по сторонам, Олег стал обходить бассейн, чтобы приблизиться к лежащим. Вот, в ярком свете фонаря стал виден ярко-кровавый, как на хорошей киноплёнке, след, тянувшийся за этими двоими; вот и место, с которого он начался: ловушка номер раз, он на неё больше всего и рассчитывал, да. Скамейка чуть поодаль от бортика бассейна; на ней примёрзшее ведро с куском верёвки, - не то, которым набирали воду из чаши, а другое. Рядом на скамейке старая куртка на синтепоне, из-под неё торчит, вернее, торчал ствол и приклад автомата. Очень ясная картина: пришли за водой; набирая воду, положили автомат на скамейку, сверху бросили куртку – да так и забыли за делами. Наверное, вспомнили уже в Башне, и решили не возвращаться, не лезть обратно, - ничего с оружием не случится, полежит до завтра, или до следующего похода за водой. Башня сейчас богатая на оружие, это все знают; автомат какой-то проблемы не составляет. Как не поднять такую ценную находку?? С какой бы целью не проник злоумышленник в бассейн – неужели не возьмёт он явно случайно забытый в бассейне автомат?? Конечно возьмёт. Вот только под автоматом специально и тщательно насторожённая граната РГД-5 с подготовленным на мгновенное срабатывание взрывателем, без чеки, с рычагом взрывателя, придавленным тяжестью автомата и куртки. Ловушка! Собственно, и сам автомат – дефектный, с мятой ствольной коробкой; из тех, что попали под каменную шрапнель во дворе при наезде на Башню номер два. Но под курткой этого не видно, видно только ствол и приклад – казалось бы автомат и автомат, как же не взять такую ценность? Вот и «взяли». Скамейка расщеплена и ещё курится сизым дымком, автомата не видно – куда-то забросило взрывом; не исключено, что в бассейн; от куртки – клочья... А те кто попытался взять – прочертили эту ярко-алую в луче фонаря дорожку от скамейки к... А куда, они, собственно, перемещались-то вокруг бассейна – опять, что ли, к окну? И как они собирались туда лезть – тут метра три… Ага, вон и верёвка с узлами висит, - это по ней они спустились. А залезли бы они по ней обратно, раненые-то? Но – живые, ты поглянь-ка!.. Хотя граната должна была взорваться буквально чуть ли не в руках! Наверное, значительную часть осколков приняла на себя куртка; они ведь у наступательной РГДэшки мелкие; а то, что пошло – пошло по ногам… Это мой недосмотр, надо было это предусмотреть! – по привычке оценивая ситуацию и делая себе мысленно выговор, подумал Олег, уже практически без опаски направляясь к лежащим. Один из них, что характерно, скорее всего женщина… Оба стонут, но один – явно женским голосом. - Ну-ка головы подняли! – скомандовал он лежащим, - Живенько засветили свои личики! Сказал, и с неудовольствием подумал: вот, Толян, брат, уехал; а я между делом его лексику перенимаю! «Личики» да «засветили живенько». Тьфу! Лежащие подняли искажённые страданием лица, и Олег тут же узнал их: это же Граневичи, Андрей, как его… Константинович; и жена его, Тамара Павловна. Те, что не так давно переселились в пятиэтажку напротив, к кому он ещё думал по примеру Спеца телефонную ветку прокинуть, чтобы были «смотрящие за фронтиром», то есть за другой стороной двора. А они – вон что! – ночью, через окно, влезли в чужую, блд, собственность!.. – Олег вполне серьёзно и обоснованно давно уже считал и бассейн, и, собственно, всю Башню, своей собственностью. А как же! Так сказать, по первому закону новой парадигмы: «Что ты защитить можешь, то, стало быть, и твоё». Не больше, но и не меньше. Башню и бассейн с прилегающей территорией гарнизон Башни защитить мог, - что и продемонстрировал неоднократно; из-за чего под стены Башни и начал сползаться народ. И эти двое тоже, собственно говоря. И вот – на тебе! – такая нелояльность к… к сюзерену. Нехорошо! Ишь ты, и сам залез, и жену потащил… Тамара Павловна, прям акробатка какая-то, в окна лазить; нехорошо, нехорошоооо… в чужой дом ночью через окно! Он присел возле них на корточки, положив автомат на колени. Ишь ты, на корточках уже неудобно – колени болят, суставы, мать их, артрит, что ли, старость не радость… - Как же вы так, Андрей Константинович?.. Ведь когда разговор с вами был, я вам чётко обрисовал особенности проживания около Башни; в том числе – в бассейн не лазить! И вообще – любое действие кроме обыденных – спросите предварительно. Таковы были мои условия, и вы их приняли. А сами?.. Лежащий только стонал, неудобно задрав голову чтобы видеть Олега. Правая рука его была изуродована взрывом: на кисти уцелели только два пальца, большой и мизинец, остальные оборваны. Запястье перетянуто какой-то тряпкой, явно чтобы остановить кровь; но только бесполезно – всё одно кровь брызгает струйками с кисти руки. Рядом также жалобно стонала его жена. Судя по всему, ей досталось существенно меньше, если вообще попало; и это она тащила мужа к окну. - Женщину ещё с собой потащил… - Она сама… меня одного не отпускала. Сама захотела! – произнёс первые членораздельные слова раненый, - Простите!.. - А как это вы в окно-то? Там же высоко, с улицы так и вообще метра четыре? - Лестница… По лестнице. Сделали… - Рукоблуды, нет бы на что-то нужное энергию потратить… Вот какого чёрта?? – продолжал вслух размышлять Олег, - Жили бы рядом как добрые соседи; нет, - вам надо было на свои задницы искать приключений! Чего ради? Что вы рассчитывали тут найти – склад Госрезерва? - Мы думали… мы думали, что раз из-за бассейна была такая битва, то, может, тут что-то ценное… Мы не брать, мы только посмотреть!.. Простите! – стонал раненый. - Из-за бассейна… идиоты! Как подростки, честное слово! – сказал Олег, поднимаясь и перекладывая автомат в левую руку, - И оружие, - чужой автомат, не ваш! – тоже схватил только из любопытства, да? - Простите! Прос… В помещении бассейна гулко хлопнули два пистолетных выстрела. Цокнули по обледенелому полу гильзы. Раненый уронил простреленную голову на пол, рядом затихла его жена. Олег тяжело вздохнул и принялся заталкивать люгер обратно в кобуру. Их тоже можно понять: сейчас каждый ищет любую щелку чтобы что-то урвать; но правила есть правила. Нельзя давать слабины; да и что с ними делать, с нашпигованными осколками – лечить что ли? Чего ради, и почему именно их, воришек бесчестных; в городе полно других, нуждающихся в помощи… Оборвал свои мысли – что это я, сам себя уговариваю, что поступил правильно? А какие сомнения? А никаких… Ладно. Надо будет днём тут опять всё восстановить в исходную. Вообще что-то я по мировоззренческим установкам всё больше с Толяном сближаюсь, хорошо ли это?.. А почему нет… А, ладно, потом додумаю эту, несомненно, не самую актуальную на сегодня мысль. Олег опять проделал весь путь через проломы обратно в Башню; уже там включил рацию на передачу: - Миша, как слышишь, приём. В динамике зашуршало, раздались взволнованные голоса одновременно Миши и Васильченко: - Да, да, Олег, слышим! Что там?? Вторжение опять?? Помощь нужна?? Мы выдвигаемся?? – и прочее, не относящееся к делу. - Миша, Саша… - отстранил рацию от уха, чтобы переждать взволнованное кудахтание соратников; наконец вклинился: - Так, слушать меня! Не перебивать! Сколько раз говорил: переговоры по радио коротко, сжато, информативно! После передачи информации оповестить «Приём!» и ждать ответа! Что за крики?? Приём. Из динамика послышалось уже спокойнее: - Мы, это, от волнения, Олег Сергеевич, думали… ну, ладно. Слушаем. А, да, - приём! Сотрудники, едрёна вошь… Сколько не учи – в экстриме всё равно всё из головы вылетает! Наверное, это нормально – люди они полностью гражданские; впрочем я сам гражданский… то есть не заточенные на выживание, а это важно. Все навыки «в процессе», а это медленно, и, надо сказать, бесит того, у кого с навыками, хотя бы с самыми базовыми, всё в порядке. А, ладно! Кто уж есть… - В бассейне сейчас всё в порядке. Была попытка проникновения, но… неудачная. Для них. Два двухсотых. Миша, сейчас можно не суетиться; ложитесь снова спать; а утром я мины с охраны сниму, возьмёшь двух пеонов, носилки – и в бассейн. Естественно, соблюдая все меры предосторожности, как обычно. Там заберёте двухсотых, и перетащите их в морг. А, да, перед этим сходИте к наружной стене бассейна, где остекление – там к стене лестница должна быть прислонена, по которой они забрались; лестницу – в Башню… Отметил про себя, что надо будет самому днём сходить в квартиру пятиэтажки, где было обосновались Граневичи; да вот, из-за своей глупости, жадности и неумеренного любопытства превратились в безымянных «двухсотых». Забрать что там у них было из ценного и полезного для Башни. Не то что «мародёрка», а чего добру пропадать, - родственников, детей у них вроде как не было. Был ведь у них – вроде не бедствовали; видел как сейчас выживают и много хуже, - нет, потащились искать приключений… Вот – нашли. Ладно. Продолжил: - Как закончите – мне сообщишь по радио, я там займусь восстановлением. Всё. Приём. - Поняли… Да куда уж сейчас снова ложиться спать, - все ж на нервах… Думали опять… Понятно, понятно, Олег Сергеевич; спокойной ночи… а, да, приём! - Всё, до утра. Связь кончаю. Отключился; отправился снова переходами в свою «берлогу», квартиру, где последнее время ночевал. Спать и правда не хотелось, - перебили весь сон эти «вторженцы». Понятно, что напрягает, - один, считай, здесь. Как тогда Серый. Где-то они сейчас, чем заняты?.. Ладно, придётся мучиться, валяться в постели до утра, пока не рассветёт…
***
ОЛЕГ: ТЯГОТЫ ОЖИДАНИЯ. «АВИАБОМБЫ», ФЛЕШЕТТЫ,
МИНЫ-ЛОВУШКИ ***
НЕПРИЛИЧНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ***
СТАЛКЕРША И ДРУГИЕ. КРОВАВЫЕ ПЛАНЫ *** В ОСАДЕ *** ВАЖНЫЕ РЕШЕНИЯ
конец 3 части
|
| |||||||
