|
|
КРЫСИНЫЕ ГОНКИ © Павел
Дартс. Крысиные Гонки pavel.darts@mail.ru Охраняется
авторским правом. © Любое
тиражирование, распространение
без согласия автора запрещено. Часть
первая. ГОРОД ЗДРАВСТВУЙ,
РОДИНА! ЧТО-ТО ТЫ МНЕ НЕ РАДА… - Да, ласково Родина встречает!.. –
пробормотал Владимир, одной рукой зажимая разбитый, обильно кровоточащий нос, а
другой наощупь ища по карманам носовой платок. Где-то должен тут быть туалет… Инцидент
произошёл сразу по прилёту, когда он только-только прошёл паспортный и
таможенный контроль, и не имея багажа кроме ручной клади, привычного и
необременительного студенческого рюкзака на плече, пробирался через толпу
встречающих рейс Франкфурт – Мувск к выходу.
На таможне не трепали нервы, как он опасался, не пытались по обыкновению
слупить денег с одинокого соотечественника, прибывшего из-за бугра; шмонали
как-то торопливо-лениво, и он совсем было расслабился и даже стал неосознанно
искать взглядом в галдящей толпе встречающих родных-знакомых: габаритную фигуру
отца в неизменном тёмном пиджаке и при галстуке и сестрёнку-переростка, которых
не видел уже три года. Но тут же вспомнил, что о его прилёте они не знают. Ещё
в самолёте он вновь попытался дозвониться – и опять безрезультатно. Да,
встречать некому, и добираться домой придётся самому. Люди шумели и
толкались, вытягивали шеи, стараясь разглядеть своих – встречающих-прилетевших.
Всё было как везде и как всегда, только что вместо английской или немецкой речи
вокруг звучала порядком уже подзабытая русская. Уже пробравшись через толпу, и
направляясь к стеклянным дверям вестибюля зала прилётов он столкнулся с группой
южан, галдящей стайкой направляющихся туда, откуда он только что выбрался – к
толпе встречающих. Он шагнул в сторону, уступая им дорогу, они-то явно никому
дорогу уступать не собирались, - и задел своим тощим студенческим рюкзаком
одного из них. Их было шесть человек, и один тут же, пОходя, как бы между
делом, дёрнул его за рукав, и, когда он обернулся – ткнул выставленной ладонью
ему сильно в лицо, в нос… Сильно и беззлобно, по-хозяйски, как
прогоняют-наказывают пинком надоевшую домашнюю псину, опять некстати попавшую
под ноги. Так быстро и буднично. Он схватился за
нос, на мгновение ослепнув от резкой боли и сразу почувствовав под руками
мокрое и горячее, а они пошли дальше, продолжая что-то обсуждать на своём
гортанном языке, на своём гыр – гыр, как будто мимоходом разбить нос просто
проходящему мимо было не только в порядке вещей, но и надоевшей обыденностью;
один только удовлетворённо хмыкнул, уже пройдя несколько шагов, обернувшись и
увидя как он зажимает нос, и сквозь пальцы у него сочится кровь. А стоящий у
входа в аэровокзал полицейский, у которого это произошло на глазах, в грязноватом сером бронежелете поверх форменной
рубашки с коротким рукавом и с АКСУ на ремне, скучно отвернулся в сторону – ну
не видел он ничего, вообще ничего не видел, много тут туда-сюда народу
проходит… И вот теперь он, наклонившись, чтобы не
залить кровью футболку, одной рукой зажимая нос, другой шаря в карманах в
поисках носового платка, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, пробирался
к повороту за угол, на котором увидел пиктограмму – обозначение мужского
туалета. Через несколько минут с помощью холодной
воды кровь удалось остановить. Затолкав в кровоточащую ноздрю свёрнутый в
трубочку мокрый край носового платка, он постоял у зеркала, запрокинув голову.
Вроде как остановил. Вот, значит, как теперь на Родине принято. Сразу в морду.
В фейс. Запростотак. Посмотрел на себя в зеркало: несколько небольших капель
крови попало на футболку, хорошо что она не белая, - тёмно синяя, с чёрной
эмблемой Нью-Йорк Лэйкерз. Дома нужно будет переодеть. Да, дома… До дома ещё
добраться нужно. Судя по тому, что разбили нос пока ещё за двери аэровокзала не
вышел – это может быть проблемой. Интересно, если так всё дальше пойдёт –
просто стрелять в лицо будут, что ли? За взгляд, за то что просто на пути
попался? Профессор Лебедев вот считает что да, будут. А, да, я ж на Родине,
тут, в отличии от Штатов, со стволами не так свободно, пока, во всяком случае.
Так что какая-то фора по времени у меня есть… - с такими невесёлыми мыслями он
достал окровавленную сосульку носового платка из ноздри и стал смывать кровь с
лица. Против ожиданий добраться до дома
получилось просто и без приключений. Один из стайки дежуривших у аэропорта
частников сразу согласился отвезти в коттеджный посёлок, правда заломив бешеную
цену, - «А чё ты хочешь, с бензином щас проблемы, пять заправок объедешь пока
заправишься!» - и, причём учитывая что рейс был из Франкфурта, - в евро. - Евро у меня нет, есть доллары, -
оговорился Владимир. - Американские? – на всякий случай
уточнил таксист, - Так оно того и лучше! Это новое евро не поймёшь, - чо там,
Италия уже, - или «ещё»?.. А Америка – она Америка и есть. Поехали! Сидя на заднем сиденье, как привык в
Штатах, а не рядом с водителем, как принято на Родине, он рассмативал в окно
пролетающие мимо виды: биллборды, рекламирующие какие-то вклады в каких-то
банках, бытовую технику, опять какие-то финансовые услуги… Машин за три года,
вроде, стало поменьше, или кажется? А, да, опять «финансовые услуги»… Вспомнился сосед в самолёте, с которым
летели из Франкфурта, - коммуникабельный такой дядечка, с вкрадчивыми манерами
шулера и привычкой заглядывая в глаза спрашивать «Надеюсь, вы меня
понимаете?..» Тоже… Финансист. Выведав у Владимира, что его отец в том числе
занимается и фин.операциями, он стал разливаться соловьём, расписывая какое
сейчас удачное для финансовых спекуляций время, да какие выгоды можно поиметь
сотрудничая вот именно с ним, - как его?
Яков Михайлович, кажется. Что нынешние «качели» на фондовых рынках, совершенно
непредсказуемое поведение фондовых индексов – «…это самое оно! Это как раз то
время, когда и создаются настоящие капиталы! Нет, не в мирное время создаются
капиталы, молодой человек, - а именно, как говорил барон Ротшильд: «Настоящие
капиталы создаются когда гремят пушки!» Ну, «пушки гремят» пока что, слава
богу, от нас вдалеке – что там, опять китайский фрегат потопили на рейде Тайваня?..
– но сама ситуация, сами скачки курсов валют, бешеные колебания цены коммодитиз,
- всё это создаёт просто невиданные возможности! Возможности! – надеюсь, вы
меня, молодой человек, понимаете?.. Я вам, молодой человек, прямо скажу – если
эта тенденция продолжится ещё хотя бы полгода – через полгода ваш покорный
слуга, - то есть я, ха-ха! – буду уже скромным владельцем особняка на полсотни
комнат с соответствующим земельным участком где-нибудь в Испании! Или совсем уж
нескромным – но тут, в окрестностях Мувска, - понимаете меня, молодой человек,
не правда ли?.. Так и передайте своему папе: дескать, Яков Михайлович, являясь
непревзойдённым специалистом в финансовых операциях с валютой, и имея широкие
возможности, обеспечит невиданную доходность… вы меня понимаете?.. Еле от него отвязался, пришлось и
пообещать, и взять визитку, отказаться от предложения подвезти. «Финансовая
доходность!» Как обоснованно считал профессор Лебедев мир стоит накануне
гигантского финансового коллапса – а этот всё про «финансовую доходность»… Кому
будут интересны эти нулики в компьютерах, когда… Впрочем, пока за валюту тут,
на Родине, вполне себе… ага, вот и знакомый поворот, пост полиции на въезде, скучающий
мент с автоматом – копия того что в аэропорту, что это они все с автоматами? вон
и наш коттедж виден! Неприятные
предчувствия, возникшие ещё в Штатах, когда он не смог порядка двух недель
связаться ни с отцом, ни с сестрой, подтвердились: двухэтажный коттедж красного
финского кирпича выглядел необитаемым. Пыльные окна, несмотря на день, были
плотно зашторены; дорожка к входной двери явно не подметалась около месяца.
Расплатившись с таксистом, он без особой надежды понажимал кнопку звонка на
кирпичном же столбе возле входа на участок, и, не дождавшись ответа, скинул с
плеча рюкзак, стал рыться в нём в поисках ключей от дома, которые по настоянию
отца – видимо, небеспочвенному, - взял с собой уезжая в Штаты ещё три года
назад. Замок на калитке знакомо щёлкнул, и Владимир прошёл к входной двери.
Тоже, конечно, заперта. Куда они все подевались – и не предупредили же! Ну
ладно, отец – тот после последнего их разговора, когда он, подкрепляя свои
доводы авторитетом профессора Лебедева, в очередной раз настаивал на своём
возвращении домой; - он просто рявкнул, как за ним водилось: -Ты, дурак, просто не соображаешь каково
сейчас ЗДЕСЬ! Ситуация обостряется с каждой неделей, - ты хоть новости-то
читаешь, политолог хренов?? Я сам сворачиваю производство, и подумываю куда
сунуться «на переждать», а ты «вернуться хочу, вернуться хочу!» - как мальчик,
чёрт побери! Сиди в своём кампусе и не отсвечивай, и благодари судьбу что ты за
тысячи километров от нашего назревающего в очередной раз бардака! А на попытку возразить что «Папа, ты
сам-то знаешь что ЗДЕСЬ-то творится, что здесь назревает? Ну почему ты
считаешь, что здесь будет лучше, почему ты считаешь что Америка и в этот раз
останется в стороне?? Я хочу в это время быть с …» обрезал: - Потому что ТАМ – порядок! Потому что
там – нацгвардия и не цацкаются с кавказоидами! Потому что Америка –
самодостаточный ОСТРОВ! Ею управляют вменяемые люди – и там всегда всё будет
как всегда - окейно! Всё, разговор закончен! Петру передай, что он за два
десятка лет отсутствия на Родине оторвался от наших реалий, забыл что есть
«русский бунт, бессмысленный и беспощадный»; пусть не лезет со своими
академическими выкладками в реальную жизнь! Скажи, что я забросил ему на счёт
дополнительно полтинник, и ты имей ввиду – тебе брошу столько же, - но сиди и
не рыпайся! Чтобы нас с Элеонорой ЭТО не коснулось – я сам прослежу! – и
отключился. И вполне мог потом просто не брать
трубку или не отвечать на запросы через интернет, но Элеонора-то, рыжая
взбалмошная модница и любимая сестра, – она-то что?? Впрочем, в последние
недели и телефонная связь, и Скайп с Родиной работали из рук вон плохо, мог и
просто не дозвониться, или заняты были… - так утешал он себя, открывая входную
дверь своим ключом. Неужели правда куда-то уехали? Не предупредив? Невероятно… Он ещё надеялся, что отец с Элеонорой
просто где-то в гостях, у Виталия Леонидовича, к примеру, и просто задержались…
Ну, дорожка неметёна – так прислуга могла забить на обязанности в отсутствие
хозяев, - всё объяснимо! Ага, объяснимо… - подумал он, открыв дверь, вдохнув
явно нежилой запах дома, скользнув взглядом по вялым, давно неполиваемым цветам
в холле, - Оно всё объяснимо. Когда сильно хочется что-то объяснить… Вопреки
очевидности. Да, в коттедже явно давно никто не жил,
хотя и видны были следы не так уж и давнего присутствия хозяев. В комнатах было
неприбрано, в раковине на кухне горкой стояла немытая посуда, тут же, на столе
лежал детектив в цветастой обложке, заложенный проволочной заколкой –
«невидимкой». Явно Элеонориной. Он повертел краны – в них даже не шумело. Света
не было тоже. Полный самых мрачных предчувствий, он прошёлся по комнатам. Всё,
в общем, было как всегда – вернее, как он помнил. Ну, добавилось у отца папок с
документами в стенном шкафу, а в Элеонориной комнате вместо девчачих журналов
валялись стопками «Космополитен» и «Фитнесс-гёрл». Пропали телевизор и
стереосистема из каминного зала, не заводился генератор – сходив в подвал,
Владимир обнаружил, что баки для горючего пусты. И ни записки, ни какого-нибудь
послания, ни намёка… А! Вот ещё что надо проверить. Быстро
вернувшись в отцов кабинет, он подошёл к книжному стеллажу, всему сплошь
заставленному книгами по финансовому менеджменту, вынул пару книг и, запустив
палец за стенку, зацепил им проволочную петлю. Потянул – за стенкой негромко
щёлкнуло, шкаф с книгами чуть заметно вздрогнул. Теперь он чуть толкнул в шкаф
в край – и тот пружинисто подался настречу, слегка выставив навстречу боковую
стенку. Толкнув в неё ладонью, он отодвинул шкаф, легко и беззвучно
повернувшийся на шарнирах, открывая за собой вделанный в стену сейф. Вряд ли
отец менял пороль-комбинацию, не для этого этот сейф тут стоит… Нажав
комбинацию цифр и букв, он открыл сейф. Бумаги, бумаги, бумаги… Всё
второстепенное, в общем неважное, хотя и солидно выглядящее – договора, отчёты,
соглашения о сотрудничестве, расчёты и подсчёты; суть-то не в них. Нетерпеливо
сунув под ворох бумаг руку, он нащупал металлическую планку, ничем не
выделявшуюся металлическую пластинку, деталь внутренней стальной обшивки сейфа.
Только она была с хитростью, собственно как и весь этот сейф – «сейф-обманка»,
ничего в нём, несмотря на замаскированность, никогда ни особо ценного, ни
важного не было; сейф «на-всякий-случай» и «для тех кто ищет», - если будут
искать, нужно же ИМ что-то и найти? Желательно что-то «хитрозамаскированное», -
а как же! Все мы смотрим детективы! Сейф и должен быть где-нибудь за книжным
шкафом или за зеркалом! Искали? – вот он. Наслаждайтесь своей удачей и своей
проницательностью. А кто будет искать – налоговая полиция или бандиты (отец
сделал свой первый миллион в 90-е и помнил тогдашние нравы) не суть важно. Как
говорил он, когда мама ещё была жива: «Умный муж позволяет жене знать, где у
него заначка. Это повышает доверие в семье, женскую самооценку и безопасность
ОСНОВНОЙ ЗАНАЧКИ». Вот пружинная планка в сейфе-«заначке» и была ключом к «заначке
основной», - Владимир нажал, опять что-то негромко щёлкнуло, он подошёл к
противоположной стене и подцепив ногтём, потянул на себя квадрат полированной
дубовой стенной обшивки. Он легко поехал вперёд, выдвигаясь как ящик
письменного стола на салазках. Он, по сути и был ящиком, - но тяжёлым, с плитой
впереди, - хоть ты простукивай стену – звук везде будет одинаков, - не дураки
делали, отец приглашал специалиста издалека. Нажатая же в сейфе-подставе планка
освобождала механическую защёлку, и ящик можно было выдвигать… Так. Что там? Бумаги, бумаги, опять договора и отчёты – теперь уже те, что
отец считал важными и не для чужих глаз, балансы… Толстая пачка долларов, ещё
более толстая новых евро. Пара увесистых банковских слитков золота в банковской
же пластиковой опломбированной упаковке. Какие-то договора на долевое
строительство – отец что, реэлтерской деятельностью решил заняться?.. С чего бы
вдруг. Сертификаты на акции. Всё. Часы ещё должны бы быть. Часы, запонки, портсигары из
драгметаллов – подарки папе, и заготовленные им на подарки кому-нибудь;
впрочем, они обычно лежали в стенном сейфе, Элька про него знала, - а про
тайник-ящик, - нет. Во всяком случае три года назад не знала, - зачем это
соплюхе, у которой на уме только моды, мальчики да спорт. А вот Владимиру отец
показал – на всякий случай. Владимиру – продолжателю отцовского бизнеса, как он
рассчитывал; не оправдал Володя папиных ожиданий, пока, во всяком случае, ой не
оправдал… Тяжело вздохнув, Владимир задвинул ящик обратно в стену; закрыл стенной
сейф, закрыл книжным шкафом, вернул всё в исходное. Чего бы ещё?.. О, точно! Он прошёл в ванную. What the hell, нефига не видно… А был у нас какой аккумуляторный
светильник, или нет? О, чёрт, не помню. Отец слишком полагался на
автоматическую систему электроснабжения от генератора, - но вот что в баках
вдруг не окажется топлива - это он, наверное, не предполагал. Ага, в каминном
зале же были подсвечники с декоративными свечами… точно! Они там и стояли – на
полках по сторонам огромного камина со всевозможными мраморно-бронзовыми
изысками. Взял подсвечник, каминными длиннющими спичками зажёг все три свечи,
пошёл в хозяйскую ванную – на втором этаже была ещё одна, гостевая. Так. Одна
зубная щётка в наличии. Одна. Отцовская или Элеонорина? Отцовская бритва,
россыпь флакончиков со всякими туалетными ингридиентами. Трусики – стринги,
висящие на холодном сейчас полотенцесушителе. Скрюченный выжатый тюбик зубной
пасты. Всё. Что нового узнал? Ничего. Хотя… Ясно, что обитатели коттеджа не
исчезли мгновенно, - тогда зубных щёток было бы две. Ладно, не будем играть в
Шерлока Холмса, хотя, если честно, хочется. Проявить эдак дедукцию-индукцию, и
сразу это всё выяснить. Профессор Лебедев вот говорил, что хоть в
криминалистике, хоть в политике, хоть в быту любое действие оставляет след, -
нужно просто уметь его различить. А вот как его различить – это и есть опыт и
искусство. Опыта у меня… откуда бы, да. Ну ладно, восполним тщательностью. Прошёл в свою комнату. Всё как оставил три года назад: дартс на
двери; даже, кажется, расположение стрелок то же. Плакат с Хидехико Йошида на
стене, тогдашний кумир. Россыпь грамот, медалей, кубков и жетонов в углу за
победы и призовые места в соревнованиях по дзю-до, юношескому моему увлечению.
Отдёрнул штору на окне, постоял рядом, коснулся кончиками пальцев металлических
пыльных кружочков… Вот, за первое место в областных, в десятом классе, - как
тяжело далось, кто бы знал! Соперник был на шесть килограмм тяжелее и
несравненно опытнее, на первой минуте взял вазаари на подсечке, - чего стоило,
как говорится, вырвать очко у соперника, дааа… Впрочем, отец знал; да и Элька,
сеструха, порывалась со зрительской трибуны чуть ли не вписаться за брата на
татами… Отец потом хотел эту медаль у себя в кабинете повесить – очень того…
проникся тогда; я не дал, сам с этой медальки тащился. Отец гордился той
победой чуть не больше меня, - чисто я тогда выиграл, на последних секундах он
на подхвате у меня полетел, «на иппон», аж весь зал встал, аплодировал, Элька
аж визжала от восторга, коза… Чёрт… на глаза навернулась слеза, - нифига себе,
это я таким сентиментальным стал, стоило только домой вернуться? Даром что три
года за океаном. Открыл шкаф: костюмы, костюмы, - модный я бой был перед
отъездом; на полке свёрнутое не соревновательное, тренировочное кимоно, - взял
с полки, прижал к лицу, - кажется до сих пор потом пахнет, дааа… Стянул
футболку, скомкал, бросил на нижнюю полку, взял из стопки глаженых первую
попавшуюся… ого! Это что, меня за три года так разнесло? Реально ведь в плечах
тесно, как девке на выданье в подростковом лифчике. Снял, бросил, порылся в
стопке, выбрал самую балахонистую, с надписью «Хургада» и рисунком оскаленной
акулы, - вроде как эта нормально. В каком году мы в Хургаду ездили? Уж и не
помню. Вспомнил, что кроме завтрака в самолёте сегодня ничего не ел. В
огромном холодильнике на кухне не было вообще ничего. Что ж они тут так
жили-то?.. При наличии солидного пресса валюты в сейфе-тайнике. Ничего не
понятно… И элькиного компьютера нет. Уехали? Куда? Почему не забрали валюту и золото? Владимир в
задумчивости потёр нос, и чуть не вскрикнул – больно!.. Он было совсем уже
забыл про происшествие в аэропорту. Вот
и напоминание – про то, что отец говорил, про то, что «всё у нас тут очень
быстро меняется!» Действительно, меняется… И полицейский, гад, golliwog, только
рыло в сторону отвернул, типа он ничего не видел, и вообще – не его это дело. А
форма и автомат – это наверное, чтобы его самого не обижали, не больше. О, что
это, я брюзжу? – поймал он себя на мысли, - Я что, недоволен что дяденька-полицейский
не кинулся меня защищать?.. Владимир рассматривал свою физиономию в небольшое зеркало на
стене: опухает нос-то, оно и неудивительно. Ещё мне синяка не хватало… - он с
огорчением потрогал кончиками пальцев переносицу. Повернулся в профиль, скосив
глаза, постарался рассмотреть нос сбоку, - а может и ничего, обойдётся, надо
только чем-то перехватить зарождающуюся гематому. Хорошо бы настой бодяги, -
нету, конечно. Свинцовой примочки тоже… Тогда зубную пасту, из тех, что
«жгучие», - тогда, глядишь, обойдётся просто желтизной и опухать не станет,
наложить толстым слоем – и пусть жжёт, пока не засохнет; кажется у меня такая в
рюкзаке, сейчас и надо сделать, некому меня сейчас видеть, похожу с белой
нашлёпкой на переносице… Он не то чтобы был влюблён в свою внешность, «Нарциссом» он отнюдь не
был, но вполне сознавая свою привлекательность для слабого пола, не считал
нужным к внешности относиться наплевательски… а то ещё девушки любить не будут,
хы! А девушки в его жизни занимали отнюдь не последнее место. Занимаясь сейчас своей переносицей, он всё вспоминал это
дурацкое происшествие, - ну не ожидал, не ожидал, что вот так вот, совершенно
неспровоцированно, походя… потому и не уклонился, не ушёл нырком, - с реакцией
всё было в порядке. Раскис, домой приехал, расслабился, здравствуй Родина,
обними своего блудного сына. А она, рукой этого чурки, - н-на в нос, - не
расслабляйся, отымеют! Ну и на том спасибо, в смысле и за напоминание о
бдительности спасибо, постараюсь соответствовать и больше не попадаться на
дурняк; и за то спасибо, что сразу не пристрелили, вот в Штатах так вполне бы…
Что, в Штатах это было бы невозможно?.. Да сколько угодно! Нарваться где-нибудь
в подворотне на группу ниггеров – вполне могли и порезать, и пристрелить;
просто за то что белый, за то что в чистое одет; за то что за Нью-Йорк Лайкерз,
а не за Вашингтонских Ястребов, за то что «чё в этом районе делаешь??», за то
что один, а их много; за то, что на кокс не хватает; да просто новый краденый
ствол опробовать… Вспомнил – представил: тьфу! Как говорится, ненавижу две
вещи: расизм и негров! Да, в Штатах ситуация тоже накаляется, могли и
пристрелить «за просто так», а здесь только в нос дали чтоб не расслаблялся;
пока что Родина ведёт, один-ноль, хы, посмотрим что дальше будет… Впрочем,
где-нибудь в Кеннеди вооружённый коп не стал бы отворачиваться, типа «он ничего
не видел», не дошли они ещё до такой степени национального позора, там коп –
это коп, а не придаток к кокарде, пока во-всяком случае, надолго ли… Интересно,
если бы уработал тогда я этого южанина, там, в аэропорту – чем бы это
кончилось?.. Чё-то даже непонятно. Неясно с обстановкой в Мувске, совсем пока
не ясно – и рассказать-то некому, придётся самому – методом тыка, ага. Так, ну
с переносицей покончено, не забыть на ночь смыть, а то увазюкаю подушку;
кстати, где я спать буду? А, да, я ж дома; у себя и буду, надо же, отвык. Не
мешало бы пожрать чего, что там у меня
было – сникерс? С этими мыслями он прошёл опять в кухню, порылся в шкафчиках –
ага, чай есть… Сахар… остатки. Крупа какая-то… ну, это я не буду. Надо будет
купить чего, интересно, магазин в посёлке работает, или придётся в город ехать?
И берут ли валюту, или придётся на рубли менять? Впрочем, валюту пока везде
берут. У кого бы спросить? С соседями мы никогда не контачили, недаром отец
такой забор по периметру отгрохал. Без особой надежды вновь покрутил краны – в
них, против ожидания, зашумело и вскоре полилась чахлая струйка воды. Хорошо.
Подставил банку набираться, - теперь жить можно. Пока, во всяком случае. О, вот
ещё что нужно проверить! Оставив банку под краном, торопливо вышел из кухни, пройдя
биллиардную, «курительную» («О, а тут телепанель на месте…»), через коридор
прошёл к железной двери, - внутренний проход в гараж. Открыл, шагнул, мельком
подумал: да там же темно, придётся за свечами возвращаться, - но рука сама,
автоматически, нащупала на стене выключатель – и свет, помигав, зажёгся. Оп-па,
это как называлось? «Воду ДАЛИ, свет ДАЛИ» - так, что ли? что-то из далёкого
детства вспомнилось, какие-то «советские», неуклюжие выражения, когда и свет, и
воду могли «дать» или «не дать», о чём рассказывал отец; а не были они как
данность, как непреложный спутник существования цивилизованного человека, как
солнце и дождь - всегда. К хорошему быстро привыкаешь, ага; вон те же ниггеры в
Штатах, да что ниггеры – подавляющее количество населения может себе вообразить
что и бензин подорожает, и квартплата, и продукты, и медстраховка, и даже что
фуд-стампы отменят, - но чтобы света не было, или там воды в кране, - не, это
невозможно, это выше их понимания, чему свидетельство голливудские фильмы про
катастрофы: пусть ВСЕ сдохли, или все в зомби превратились, и недели-месяцы
прошли, - а электричество как было так и есть! И непременный хэппи-энд. А как
же… Как говорит профессор Лебедев: люблю, говорит, голливудские фильмы –
комета, эпидемия, война, все умерли – НО В КОНЦЕ У ВСЕХ ВСЁ ХОРОШО! Хм. Что,
«жизнь налаживается?..» В обширном гараже отцовской машины, надёжного всепогодного
работяги-мерседеса не было. Не было и джипа. И представительского Порш-Кайенна
тоже не было; гараж вообще был пуст. Это плохо. Плохо и непонятно. Дом пустой.
Есть нечего. Топлива нет, машин нет. Связи – он опять проверял – тоже нет…
Кстати, надо бы местную симку поставить, набирать здешние номера через
американский роуминг – это не по деловому… Хотя денег на счету на ближайшие
семьдесят-сто лет хватит, спасибо папе за заботу, покойному Стиву Джоббсу за
технику и другу по кампусу Джонни, хакеру-самоучке, за почти вечный счёт у
телефонной компании. Оп-п… А городской телефон? Работает? В конце концов есть
ведь папины друзья-партнёры, есть Элькины подружки, есть Виталий Леонидович, а
он депутат! Кстати, Виталию Леонидовичу он звонил ведь несколько раз и из
Штатов, и последние полгода так можно даже сказать, что и часто… честно говоря
не столько ему, сколько его дочке, - девчёнка неожиданно быстро подросла, стала
настоящей красавицей, и не дура, поболтать с ней по скайпу через видео было
интересно и как бы того… волнующе, что ли. Чёрт, я может из-за этого ещё из
Штатов припёрся?? Он прислушался к ощущениям. Не, сказал он себе с облегчением,
до такого у меня не дошло, и, смею надеяться, не дойдёт никогда, я в папу, а у
папы всегда эмоции в чётком подчинении у рассудка; ну, красивая, ну, Виталий
Леонидович папин друг, ну поболтать с ней приятно… Не в этом дело. Ну, или «в
этом», - но не больше чем на 5% от «всего комплекса причин», как сказал бы
профессор Лебедев. Вскоре он сидел в отцовском кабинете, в отцовском кресле и
напрягал телефон. Торопясь, пока было электричество, прослушал автоответчик на
факсе – ничего существенного и наводящего на след исчезнувших обитателей
коттеджа не было; пролистал телефонную
книжку и выписал последие десяток номеров. Тут свет мигнул и потух, тут же и
факс икнул и выключился. «Электричество кончилось». Ненадолго тут балуют
благами цивилизации, да. Но слаботочка-то должна работать, надо только найти
аппарат, что не надо подключать к электророзетке. Кажется, в комнате у прислуги
был такой. Обычный телефон-трубка, без изысков и потребности в
электричестве из розетки, действительно нашёлся в комнате прислуги, рядом с
кухней. Владимир перенёс его в отцовский кабинет, воткнул штепсель в телефонную
розетку вместо факса, и занялся обзвоном. Сначала Виталию Леонидовичу. Очень удачно получилось, его дома
не было, трубку взяла его дочь Наташа. Очень мило с ней проболтали почти час. - Вовка, паразит такой, ты когда
приехал?? Давай сразу к нам! Папа будет рад, и я… ну, тоже. Нет, где Евгений
Павлович я не знаю; и отец тоже не знает; точно-точно, вчера только с ним об
этом говорили, уже около месяца не связывались они… А Элеонора – да, звонила,
недели три назад, тоже про него спрашивала. Папа через полицию пробивал – нет,
никаких следов, может в другую область уехал? Ты когда к нам? Ну чем занимаюсь,
чем занимаюсь – каникулы же! Нет, в Мувске давно не была, мы же в Оршанске
давно уже живём, папа обломил в этом году молодёжный лагерь, говорит, в
молодёжных лагерях сейчас одни козлы. И козы, хи. Опасно, говорит. Вовк,
прикинь, тут никуда не выйдешь, - дыра-а-а-а… - в голосе чувствовалось
неподдельное страдание, - Папа и из коттеджа-то без лишней необходимости не
велит выходить, только с охранником, - прикинь! А сам это… укреплением коттеджа
занимается, сделал из него уже настоящий Форт-Нокс, прикинь, или скорее,
Бастилию; велел никому не говорить, но тебе-то ясно что можно!.. Вы у себя там
про Бастилию учили, в Америке-то? Вот, Вовк, приедь, спаси меня из темницы!
Хи-хи. С Элькой приезжай?.. Что, и Элеонора пропала??.. Ну вы даёте… Ну,
вааще-е-е-е… Ну тем более приезжай, что тебе там-то делать, в Мувске-то? А, ну
понятно, Оршанск тем более не Мувск, - а меня тебе не жалко?? Вовка-а-а… … и так далее. Не, нормально поболтали, неинформативно только.
Но то, что отец Наташи занимается неким «укреплением» коттеджа, - а тот,
насколько Владимир помнил, и так был отнюдь не аквариум и не витрина; причём
вплоть до нанятой охраны и стальных навесных ставней на окнах, о чём тоже
упомянула Наташа, - а его отец, получается, так вот просто бросил свой дом, с
ценностями в сейфе и с немытой посудой в раковине, - всё это усугубило и без
того мрачные его предчувствия. Явно что-то случилось. Чтобы это понять совсем
не надо быть Штирлицом. Ладно, продолжим. Другу детства Вовчику – не отвечает… Дальше: «Не знаю; не видел; давно не появлялся; занято, занято, не
отвечают; не имею понятия; опять не отвечают; а вы кто такой, молодой человек,
и с какой целью интересуетесь; сами его ищем уже три недели; занято, попробуйте
спросить у Петра Адамовича, он с ним много в последнее время общался; ничем не
могу помочь, опять занято…» Никаких результатов, если смотреть правде в глаза. Что
делать-то, а?.. Он бросил трубку на рычаг и развалился в кресле, в глубоком,
роскошном кожаном отцовском кресле, «директорском», которое теперь, насколько
он его помнил, было уже несколько потёрто, обшарпано, но всё равно роскошно и
удобно. Положил по американской привычке ноги на край стола, полюбовался
носками кожаных туфель. Ни-ка-кого результата. Никто давно не знает, никто
давно не видел. Офис – не отвечает. На вахте сказали, что никто не появляется
уже с месяц. Не, что делать-то?? Покачался в кресле, - давно забытое ощущение, - любил в него
залезть, и представлять себя боссом, главой огромной какой-нибудь промышленной
империи, типа того же Джобса, или, не к ночи будь помянут, Гейтса; а отец,
когда ему не надо было дома работать, в общем, не препятствовал, даже поощрял,
- давай, сынок, давай, присматривайся, обживайся, ты же мой наследник, ты моё
дело продолжишь; прочувствуй: босс, хозяин – это хорошо, это здорово, привыкай…
Правда, американской манеры класть ноги на край стола он бы вряд ли одобрил…
Привыкай, да. Ага, привык. Наделал делов, что пришлось аж в Штаты сматываться,
благо отец поспособствовал; хреновый из меня получился продолжатель отцовского
дела, не надо мне это тогда было, одни таски на уме, хорошо хоть профессор
Лебедев мозги на место поставил, не зря я три года этих потратил, не зря; а
отец небось считает что я всё тот же оболдуй... Ну ладно. Это всё поправимо.
Это стратегия, нужно на тактическом уровне определиться что делать. Проще всего
сидеть в коттедже на жопе, ожидая что отец или сестра вот-вот вернутся, благо
найденных в сейфе денег более чем, да и свои на карточке… Владимир, продолжая
рассматривать носки туфель, всячески обкатал эту мысль – и она ему
категорически не понравилась. Если, как следует из осмотра и коттеджа и обзвона
знакомых, отец с сестрой пропали уже
порядка месяца как, то и нет никакой гарантии, что они объявятся со дня на день.
Уехали всерьёз и надолго? Не сообщив ему? – нереально. Да и коттедж, так
сказать, «не законсервирован», - та же немытая посуда в раковине… Скорее что-то
случилось, какой-то форс-мажор; и надо принимать меры. Кому принимать? Да вот
ему же и принимать! Вздохнул. А ну-ка, - по друзьям… Кого я тут помню… «О, привет,
чо, приехал?.. Не, не знаю, не видел, немогу, сам тут скоро того… уезжаем, да».
«Не, Вован, не могу, занят; Вовчик-то? Вроде в городе, давно не видел; извини,
некогда» Ещё несколько телефонов просто тупо не отвечали. Так. С чего начнём; вернее – чем продолжим? Насчёт «пожрать» -
это дремучие пещерные инстинкты, мы их сейчас благополучно подавим, и сникерс
мне в этом подмога. Потом, в городе пожру… Ага. Я значит, уже решил, что надо
ехать в город?? Ну да, получается, решил. Недаром профессор Лебедев говорил,
что у большинства людей разум лишь обслуживает уже принятые подсознанием
решения. А куда это я решил ехать? А вот попробую уцепиться за первую
попавшуюся ниточку – что там говорили: некий Пётр Адамович, метрдотель в
центровом ресторане, что уж там у отца с ним за дела; хотя всё может быть,
мэтры люди зачастую весьма информированные, сегодня он мэтр, а завтра директор
какого-нибудь холдинга… Попробую его найти. А что сидеть? День прошёл, а
впереди ещё целый вечер и ночь, как раз ресторанное время; в самолёте я
выспался, переносица почти уже и не болит… а, да, надо эту белую нашлёпку
смыть, а то глупо буду выглядеть… неправильно… не полюбят меня девушки с этой
нашлёпкой на носу, а как я без любви… да, любовь… - мысли плавно отъехали в сторону,
и он всё так же, с ногами на краю письменного стола, утонув в кресле, уснул. Проснулся когда уже конкретно вечерело. Затекли ноги на столе,
ломило спину. Некоторое время не мог сообразить, где это он оказался, даже
ляпнул вслух «Джонни, what happened, чё за нах?..» - но тут, наконец, всё
вспомнил. Одновременно и обрадовался – наконец-то дома!, - и расстроился, -
дома дела, судя по всему, обстояли не здорово; и сейчас придётся, вместо того
чтобы принять ванну и поужинать в кругу семьи, чесать на перекладных в город,
искать этого Петра Адамовича в попытке выяснить что же произошло с отцом и
сестрой. Встал, подвигал конечностями, потом решил размяться – получилось
коряво; поподворачивался, имитируя бросок через спину, ударился коленом о край
стола, тут уже всерьёз озлился на себя, разулся, и тут же, в кабинете отца,
благо площадь позволяла, на ковре качественно провёл разминку, вплоть до
шпагата и кувырков, до падения с самостраховкой. Вспотел, но настроение реально
улучшилось. Сбегал на кухню: банка в раковине была полной, вода ещё еле
капала, но чтобы толком помыться речи не шло. Взял банку, пошёл, прихватив и
подсвечник, в ванную комнату; там, намочив полотенце, тщательно им растёрся,
промыл лицо, причесался, оглядел себя в зеркало – и остался собой доволен: из
большого зеркала ванной комнаты озарённый романтичным светом свечей смотрел
мускулистый красавец – тёмный блондин слегка с рыжиной, с насмешливыми умными
(как хотелось верить ему) серыми глазами, несомненно волевым, как у Клинта
Иствуда, подбородком, небольшим розовым шрамом над левой бровью – следом победы
команды Университета в чемпионате по регби год назад, и трёхдневной щетиной в
стиле «обаятельный мерзавец». Поскрёб кулаком подбродок и решил что и так
сойдёт, женщинам это нравится, а я к тому же и по делу, и с дороги, и бриться
под холодной водой вот никакого удовольствия… Перекрыл слив в джакузи, огромной
как бассейн, оставил открытыми краны – авось что-нибудь наберётся за время
отсутствия; подмигнул себе в зеркало и, прихватив подсвечник, направился
переодеваться; попутно отметив для себя что нужно бы в городе купить
какой-нибудь фонарик, а лучше – кемпинговый светильник раз тут с освещением
такая ерунда творится, а то ходишь тут со свечами в канделябре как привидение в
родовом замке… Переоделся в свой самый большой по размеру летний льняной
костюм, благо никогда не любил вещи в обтяг, и костюм, когда-то сидевший
балохончиком, был сейчас почти что впору. Так – теперь деньги кэшем и карточку
переложить. Документы во внутренний карман на всякий случай – отец говорил, что
в Мувске сейчас не то вечером-ночью у всех полиция документы проверяет, не то
вообще комендантский час ввели; он не верил конечно этим страшилкам, считал что
отец сгущает краски, - но судя по
событиям по прилёту такая ситуация вполне казалась возможной, вполне! Ну, там и
посмотрим. Вперёд – ловить тачку и в город! «ДИКИЙ ЗАПАД» В МУВСКЕ И не так и не в мать! Doggoned, отец-то, видимо, совсем даже и
не сгущал краски, скорее наоборот! Такого оборота событий он не ожидал даже после
сегодняшнего утреннего происшествия в аэропорту – это какой-то Дикий Запад,
эпоха салунов и пьяных перестрелок, чёрт меня сюда сегодня понёс, хотя может
быть это тут каждый день? Может это я реально оторвался от действительности, и
сейчас это в порядке вещей? Даже как-то неудобно выходит – все палят друг в
друга, а я без кольта, - может это теперь в Мувске неприлично как без штанов?..
– такие мысли вихрем проносились у Владимира в голове, пока он лежал снаружи у
дверей фешенебельного (как он раньше считал) ресторана, прикрыв, как это
принято при перестрелках в Штатах, голову руками, и стараясь не делать резких
движений – да вообще не делать движений! Ещё не хватало схлопотать шальную пулю
от чего-то неподеливших в ресторане гангстеров! Всё начиналось вобщем вполне благопристойно и по плану,
единственно что поймать машину в город удалось очень не сразу, потом ещё
попетляли по городу, словом к ресторану он прибыл когда обычно веселье уже в
разгаре; впрочем он ехал совсем не веселиться. Отпустив кар, он прошёл к
освещённым дверям ресторана; жрать хотелось зверски, но сначала решил
переговорить со швейцаром. Потом он решил, что наверное это была большая удача
что он не сунулся сразу в вестибюль – мог и нарваться на шальную пулю. Швейцар,
стимулированный к разговорчивости зелёной двадцаткой, поведал что Пётр Адамович
здесь не работает уже порядка месяца, что где искать его он не имеет ни
малейшего понятия, что вряд ли кто скажет точнее, поскольку за этот месяц
персонал обновился почти полностью, но если нужны доступные девочки, то он
может… Владимир, слушая болтовню парня в ливрее, озирал ярко освещённый
вестибюль, по которому прохаживались дамочки, судя по нарядам как раз те самые
«доступные», которых и имел ввиду швейцар; и иногда проходили в зал из
биллиардной или наоборот очень довольные собой кавказцы, ведущие себя как
хозяева – они хлопали дамочек по задницам, подмигивали и гогоча делали
недвусмысленные жесты, на что дамочки реагировали на удивление спокойно и даже
благожелательно - куда катимся?.. И это приличный в прошлом ресторан… Кавказцы
раздражали, но отец говорил что сейчас их везде полно, и Владимир решил было
всё же здесь поужинать, и даже уже собрался было пройти в зал, когда там что-то
произошло. На улице не было слышно, но находящиеся в вестибюле женщины
вдруг оживились и быстренько переместились ко входу в зал, образовав
полукольцо, в то же время совсем не стремясь туда заходить. Что-то там
происходило, что-то одновременно и интересное, и опасное, и, в то же время не
очень-то и необычное; во всяком случае особого испуга они не выказывали.
Швейцар же сразу погрустнел, замолк, и, просочившись в вестибюль, занял место у
входной двери, но уже изнутри. Владимир не испытывал такого интереса к
происходящему чтобы пойти в свою очередь вовнутрь; более того, он стал
прикидывать где тут есть поблизости ещё что-нибудь застольное, чтобы и не
мешать южным гостям Мувска и не участвовать в несомненно интересных делах,
которые так возбудили любопытство дам полусвета, столпившихся напротив входа;
но тут события понеслись галопом. Столпившиеся полукругом девки ахнули и отпрянули – то есть что
ахнули слышно не было, но это можно было понять по их одновременному движению,
две так сразу вообще быстренько ушли в сторону, к туалету, оживлённо
переговариваясь. А к двери в зал из биллиардной направился высокий нарядный
кавказец, - Владимир обратил внимание, что он был в шикарной ярко-рыжей кожаной
курточке по пояс, с какой-то текстовой вышивкой по трикотажному воротнику. Лицо
его румянилось и лоснилось, - видно, что
с аллахом насчёт употребления спиртного он, как и остальные кавказцы, сегодня
успешно договорился. Немного неверной походкой он прошествовал к толпящимся у
входа в зал «дамам», бесцеремонно хапнул горстями обоих рук двоих из них за
задницы, обтянутые мини-юбками, так что от неожиданности те шарахнулись в
стороны, - и важно прошествовал в зал… И тут же продолжавшие ещё, любопытно
вытягивая шеи, толпиться у входа девки стали разбегаться. Наблюдать как
«разбегаются доступные девочки» в узких-узких юбках и на высоченных каблуках-шпильках
было достаточно смешно, находясь за стеклянной стеной ресторана Владимир
чувствовал себя в безопасности и потому задержался, ожидая увидеть что-нибудь
неформальное из ночной жизни Мувска. И увидел. Видимо, кто-то из девок позвал кавказцев, из биллиардной
выбежало несколько агрессивно-озабоченных представителей славного племени
крючконосых южан, вооружённых биллиардными киями; а у нескольких, в том числе и
нёсшегося впереди как авианосец во главе эскадры сопровождения толстого
кавказца, чьё выпирающее под белой рубашкой брюхо поддерживали чёрные подтяжки,
в руках явно были пистолеты. Владимир дёрнулся было в сторону, но любопытство
оказалось сильнее и он остался досмотреть представление. У входа в зал уже
никого не было, но видеть что творится внутри мешали портьеры на входе. Оттуда
вдруг показался средних лет седой мужик в мешковатом бежевом пиджаке, таща за
собой кого-то за руку, увидел спешащих от биллиардной южан, и, не успели они
вскинуть оружие, отступая назад в зал вытянул в их направлении руку, откуда
ударила в их направлении полупрозрачная быстро слабеющая струя газа… и тут же
скрылся обратно за портьерами. И тут же,
пока кавказцы, гомоня, рассыпались полукругом обтекая стороной облачко газа, из
зала, из-за портьер с кувырком вылетел, сразу оказавшись посередине обширного
вестибюля, высокий парень в чёрных джинсах и чёрной же куртке. Умело
перекатившись через плечо он сразу миновал линию прицела нескольких нацеленных
на вход в зал стволов, оказался стоящим на одном колене и в руках его тут же
оказался револьвер. Часто грохнули выстрелы – стрелял парень; шарахнувшись в
стороны, стреляли кавказцы в него, но, кажется, безрезультатно, - тот тут же,
выпустив только две пули, вновь перекатился в сторону, и вновь уже оттуда
открыл огонь. В начавшейся в вестибюле сутолоке стало ничего не понять; вопя,
размахивая руками, бросая биллиардные кии, южане бросились врассыпную, в
основном обратно, в биллиардную. Отстрелявшись парень метнулся назад, в зал, и тут же показался
вновь, за ним спешил тот, седой, в бежевом пиджаке, - уже тоже с пистолетом в
руке, и ещё кто-то, - да тут целая банда! поняв, что они сейчас «пойдут на
прорыв» к автостоянке и что он стоит как раз у дверей, Владимир не долго думая,
как советовали в постоянно крутящихся по американскому телевидению полицейских
информационных роликах, кинулся в сторону на асфальт, лицом вниз, и прикрыл
голову руками… В ресторане вновь приглушенно стукнул выстрел, и через несколько
секунд послышался топот нескольких пар ног: отстреливавшиеся от кавказцев явно
тоже гангстеры спешно покидали ресторан, устремляясь, как Владимир и думал, к
автостоянке. Они пробежали буквально в двух шагах от него, он не поднимал
голову; и только когда судя по звуку они отбежали метров на сто, и на
автостоянке хлопнула автомобильная дверца, он рискнул приподнять голову и
бросить взгляд в их направлении: несколько человек спешно занимали места в
старенькой легковушке, причём, кажется среди них была женщина. Хлопнули дверцы,
ещё раньше взвыл мотор. «Ловко это у них получается, прямо как отработанно, -
спаянная и тренированная, видать, группа!» - мельком подумал он и, вскочив,
быстро перебежал за угол здания. На улицу вслед за убегавшими высыпали
кавказцы, воздух сотрясали явно проклятия на гортанном наречии, и ещё более
экспрессивный русский мат, особенно экзотично звучащий в их устах. Хлопнул
выстрел. Из уже тронувшейся машины, с переднего пассажирского сиденья, вдруг
распахнув дверцу, высунулся давешний седой мужик, и, прицелившись в яростно
орущую и жестикулирующую кучку у входа зычно закричал: - Давай, бегом, сюда! Ну!! Кому жить
надоело?? Жить явно никому из присутствующих ещё не надоело, и, не
воспользовавшись приглашением седого они, пригибаясь, рванулись в стороны…
Хлопнула автомобильная дверца и машина бодро вырулила со стоянки, и вскоре
напоминала о себе только удаляющимся фырчанием мотора и огоньками задних
фонарей. Разбежавшиеся было кавказцы опять подтянулись к входу в ресторан и
яростно заспорили, - видимо кто-то требовал мчаться в погоню, а кто-то
возражал. А кто-то, видимо, вообще не понял что произошло и из-за чего весь
сыр-бор, - им с надрывными криками и густо пересыпая гортанную речь русским
матом, объясняли. Ну и делааа… Дикий Запад да и только, а я тут как школьница на
ринге рестлеров, без пистолета но с документами, ага. И с деньгами. Надо менять
восприятие действительности с мирного на околовоенное, как советовал профессор,
- и Владимир с пронзительной грустью вспомнил уже ставший в Штатах родным Сентеньал
от Смит-Вессон, - но не тащить же его через океан и три таможни… Пришлось
оставить профессору, благо что у него и своего арсенала выше крыши; собственно,
через него и прибрёл. Ах ты чёрт!.. Во внутреннем кармане неожиданно громко завопил Кенни Вест;
вздрогнув, Владимир сунул руку в карман и достал трубку, ещё полсекунды ушло на
то чтобы включить… ну, Нэнси, кто ж ещё, она как всегда невовремя! - Хау ар ю, дарлинг! Ты уже приехал? Почему ты не звонишь? – как
ни в чём не бывало, вот ведь сука, ведь разругались с ней перед отъездом
вдрызг, швыряла в меня пиццой и вопила что я тупой и самодовольный идиот, как
все русские, что чтоб я сдох скорей в этой своей фром Сайбериа, что… много что
орала, а чего ради? – только что в преддверии больших потрясений в мире
собрался домой, а не остался выполнять её хотелки, чёртова Барби! С собой ведь
звал – ну, как же! К медведям, из благополучной Америки, «где никогда ничего не
случается!»; stupid chicken,
painted sheep!.. - Что надо, Нэнси? Я занят сейчас!.. – автоматически перешёл он на
английский. - Чем занят? Ебёшь свою очередную тёлку?? – тут же пошла на
обострение она. Владимир не успел ответить – как бы подтверждая, что Нэнси как
всегда не вовремя, из-за угла ресторана показался кавказец… Среднего роста,
плотный, в чёрной обтягивающей водолазке и с красным вспухшим лицом, на котором
сквозь щетину моргали и слезились заплывшие узкие как щёлочки глаза. Вдобавок
ширинка у него была расстёгнута, и вся принадлежность – гордость джигита, -
наружу, явно собирался на свежем воздухе обоссать угол ресторана, и пофиг что
тот на одной из центральных улиц, и пофиг что ещё недавно в него без галстуков
и костюмов не пускали… Пока он моргал сквозь слёзы, соображая, Владимир тут же
узнал его – это был тот самый, что мимоходом двинул ему в нос сегодня в аэропорту,
- просто так, пОходя. Что-то сообразив, хотя и явно не узнав утреннего потерпевшего,
он тем не менее раскрыл рот, и, продолжая держать руки на гениталиях, заорал: - Магомет! Салман! … Владимир и так сразу понял, что тот
сейчас совсем не сбирается извиняться за своё поведение утром; сунув трубку
обратно в карман, он действовал быстро и энергично: схватив кавказца за голову
обоими руками, он с силой, разворачивая его лицом к стене, приложил его лицом
об штукатурку, качественно, изо всех сил, так, что у того в лице что-то хрюкнуло,
и отлепившись от стены тот повалился на спину, широко раскинув руки. Владимир
по дзюдоистской привычке автоматически поймал его за рукав и подстраховал падение,
не дав тому грохнуться затылком об асфальт, - и тут же себя за это выругал:
нашёл, типа, кого страховать!.. Субъект теперь лежал на спине, раскинув руки и
не двигался, из расстёгнутой ширинки торчали гениталии, а на разбитом вспухшем
лице из приплюснутого ободранного носа в две струи хлынула кровь, чёрная в
свете фонарей, и струями каждая в карандаш толщиной, быстро заливая и лицо, и
шею, и грудь лежащего. «Самбиста обидеть может каждый – не каждый успеет извиниться!» -
вспомнилось откуда-то глубокомысленное изречение, и, повернувшись, он бросился
бегом за ресторан, и дальше, вглубь двора. Продолжение знакомства с Магомедом и
Салманом сегодня в его планы совсем не входило, да и завтра тоже. Потому он
мчался, стремясь скрыться в сумерках; но на удивление погоня была. Высыпавшие
за угол кавказцы, загомонив, перепрыгивая через недвижимое тело своего земляка,
устремились за ним в погоню, явно собираясь взять реванш за такой неудачный для
них вечер. Но продолжение вечера было для них столь же неудачным. Легко
лавируя между автомашинами, которыми был заставлен двор жилого дома за
рестораном, он бежал легко и свободно, вообще не чувствуя дыхания; они же
ломились галдящей толпой, спотыкаясь и сталкиваясь с препятствиями в сумраке.
Пробежав двор, он нырнул в арку и теперь бежал по улице, время от времени
оглядываясь на преследователей, - что догонят они его он не опасался, не с их
физухой; он опасался пистолетов. Но то ли пистолеты были только у тех, кто
остался у ресторана, то ли у них кончились патроны, но никто не стрелял, только
бежали, хрипло матерясь и обещая всяческие экзотические кары. За что,
собственно?? Пробежав ещё немного и в очередной раз оглянувшись, он отметил
что преследователи растянулись на добрые двести метров, видимо в порядке
персональной тренированности. Ближайшим бежал длинный кавказец в нарядной
кожаной курточке, которого Владимир видел в вестибюле, с появлением которого в
зале собственно весь экшн и начался. Теперь, страшно вытаращив граза и
выхаркивая на ходу ругательства, он делал героические усилия чтобы настичь
беглеца, - а Владимир, собственно, пока даже ещё и не вспотел. Мимоходом подумал,
что в силу изменившихся в Мувске условий существования надо бы кожаные туфли от
Миотти сменить на кроссовки, причём желательно с прочными носами; что на
центральных улицах, - ты подумай – ни одного полицейского! Прячутся они при
происшествиях, что ли? Что пора эту гонку прекращать, - нет, сделать вечернюю
пробежку всегда полезно, но и одеваться нужно соответствующе, и такой эскорт ну
совсем ни к чему, нескромно, пАнимаИшь… И потому он внезапно остановился, и
развернувшись, ринулся навстречу к пытавшемуся его настигнуть кавказцу.
Неожиданно для того расстояние сократилось почти мгновенно, он только успел
выдохнуть: - Я… твою… маму… , - как получил мощный пинок в промежность,
согнулся и зажимая пах обоими руками по инерции ещё пробежал несколько шагов,
всё больше наклоняясь вперёд, - и тут же отступивший на несколько шагов
Владимир коротко и сильно врезал ему коленом в считай подставленное вперёд лицо, да ещё и придержав его за
затылок. Удар получился, парень тушкой повалился на спину; отставшие преследователи
ещё громче загалдели и наддали темпа; а Владимир, развернувшись, также
ускорился в прежнем направлении. Хамьё, быдло, скот, ишак горный, обязательно
маму нужно помянуть… Когда метров через пятьдесят он обернулся, его уже не
преследовали, догоняльщики кучковались возле своего лежащего товарища, сквозь
разноголосицу проклятий слышалось отчётливо только - Автамат, автамат нада! Стырылять всех, всех!! Аааа!!! Шайтан,
… - и дальше на своём, неразборчиво. Ну и ладно. Прогулка по приезду – новое знакомство с родным
городом получились ничего себе, тут было о чём подумать. Дальше шёл уже шагом,
выбирая неосвещённые улицы. Отойти подальше, и можно ловить машину. Авто поймалось через полчаса, - с транспортом было совсем туго.
Ночной Мувск больше не радовал световой рекламой, не зазывал сияющими витринами
дорогих магазинов, улицы освещались почти только светом из окон, уличные фонари
не работали. И это в центре! – что же на окраинах? Более того – многие витрины
оделись в решётки, как было, рассказывал отец, в 90-е. Ну, это не новость, в
Штатах вот предпочитают стальные жалюзи… Впрочем, здесь жалюзи тоже есть, ага;
решётки – это видимо повседневный и бюджетный вариант. С калымящим на извозе частником-бомбилой сторговались на такой
сумме, что раньше за такую можно было съездить в Оршанск, - а что делать? Сел
рядом с ним, пора привыкать к отечественным заположнякам, тем более что пожилой
водитель и явно опасался ночного пассажира. Но желание подзаработать было
сильнее. Зато таксист по дороге к коттеджу поведал все последние новости: что
некоторое время назад был путч, вернее – «восстание народных масс, возмущённых
произволом насквозь коррумпированного режима», как с сарказмом выговорил он;
что после переворота немного получшело с бензином: пусть за большие деньги и не
везде, но заправиться можно; что ввели карточки… нет-нет, не карточки для
нормированного отпуска, контроля и во избежание спекуляции, а именно
продуктовые карточки по прописке, по которым выдают продукты. Бесплатно. Да,
как в войну. Военный коммунизм, во-во. Только выдают нечасто, не везде и с
такими очередями что многие, у кого подкожный жирок хоть какой-то сохранился,
предпочитают не связываться, - себе дороже, для здоровья вредно. Почему для
здоровья? А ты попробуй часа четыре отстоять на жаре за литром растительного
масла, - там уже не о здоровье, а о жизни речь пойдёт… И, бывает, мрут в
очередях, а как же! Стоит какая-нибудь старушка, стоит, потом брык – и
перекинулась. Может специально так делают, чтобы поменьше на талоны люди
рассчитывали. То есть на карточки. Даже наверняка специально так делают! А как
же. Распоряжение
Нацбанка — приостановлена деятельность всех коммерческих банков, вклады
заморожены. Банки обязаны выплачивать только пенсии и заработную плату. Но вроде как обещают улучшения – вот уже
центральные маршруты запустили, атобусные. Говорят скоро метро запустят. Как
думаю? Не знаю я… Хотелось бы верить, конечно. А, называется сейчас «Новая
Администрация». Или «Народная Администрация», - и так и так правильно будет.
Да, на них сейчас большие надежды, - всё же вояки, у них порядка должно быть
больше. Главный – генерал армии Родионов. Крутой мужик! Могут… не, должны
наладить, да! А тож это было невозможно! Сегодня так, завтра эдак, не жизнь
какая-то, а пляски на вулкане! Сейчас наладят. Предприятия, те которые
«жизнеобеспечивающие», перевели на казарменное положение, - теперь семьи
работников при предприятиях живут… Зато у них паёк усиленный, и охраняют, это
большое дело по нынешним временам. От кого охраняют? А от гопников, не слышал
что ли? Вот я и вижу что издалека. Собирается шантрапа в стаи да и
бесчинствуют. Что хотят то и делают. Я как-то научную передачу смотрел, там
даже теоретическую базу под это подвели: во-первых, говорят, смена модели
социального поведения всвязи с изменившимися моральными установками общества;
во-вторых вспышки на Солнце, электромагнитные эти выбросы, индуцирующие,
значит, социальную агрессивность. Не, не учитель, автомастер я, просто
запомнил. По-моему так просто распустили их. Распускали, распускали – и вот
распустили вконец. При Сталине-то, небось… Да, у меня самого сын. И дочка, да.
Не, дома в основном сидит, в компьютерные игры дуется, - я уж и рад, пусть хоть
так, чем в стаях шакалить. В этот играет… в Варкрафт. Шляются стаями… Главные у
них эти – «авторы» называются, от слова «авторитет», тьфу! Но сейчас за уличный
разбой ввели, говорят, смертную казнь. Администрация ввела, Новая. И правильно.
И, говорят, за перепродажу-спекуляцию тоже введут… тут я не знаю. Кто это
решать будет? Если я, к примеру, тебе бутылку водки продам не по магазинной
цене – а в магазине водки давно нету, - это спекуляция или нет? Вот и я не
знаю. Так что, меня расстреливать за это?? Кстати, надо водки? А девочку, в
смысле – женщину? Тоже нет? Ну как знаешь. Покушать? Ну, где ж сейчас… Не, ночных
магазинов нету. Почти. Позакрывались. Если только Парадиз… Но там цены! Пофиг,
говоришь? Ну, крюк получится, доплатить… Договорились. Фонарик? Тухлый номер,
не ищи сейчас – нигде не найдёшь! Точно тебе говорю. Ты чё! В мире же что
творится? Всё – встала и забуксовала мировая наша фабрика – Китай! И только
сейчас дошло, что всё промпроизводство у нас – китайское! Сколько этого барахла
лежало, да тех же фонариков! – никому не надо было! И стоили копейки. Как свет
начали отключать – так они сразу в магазинах и кончились. Новых поставок-то
нет! Днём ищи – или на рынке, на вещевом, но там дорого. Или в «Гекторе»,
говорят, есть, - но там ещё дороже. Или у знакомых поспрашивай, - некоторые
догадались нахапать во-время. Или у меня купи. Мой. Да, недёшево, а я о чём?
Ну, смотри сам. Точно девочек не надо? В смысле – женщин? Дома, подсвечивая себе всё же купленным у предприимчивого
таксиста фонариком, прошёл в зал, зажёг свечи. Дрянной китайский фонарик давал
дрожащий сиреневый свет, хотя обошёлся как фирменный «Маглайт». Решил что будет
им пользоваться только на войти-выйти-пройти; кстати и батарейками нужно будет
где-нибудь затариться. Да, дорого обходится непредусмотрительность, вот и отец
так всегда говорил; правда и сам… Слишком он понадеялся, видать, на свои
социальные связи и деловую хватку в ущерб банальной запасливости. Кстати, о
запасливости – нужно будет обязательно завтра дозвониться до Вовчика, вот уж
кто запасливый, - ну точно хомяк. У него наверняка и лишний фонарик найдётся, и
не один; если только не слинял уже куда по своим лесным базам – схронам; чёрт
его знает как он нынешнюю ситуацию рассматривает, может уже счёл что «пора»?
Хотя я ж ему звонил, говорил что собираюсь возвращаться… Поужинав всухомятку наскоро у себя в комнате купленным в городе
печеньем и соком, постелил постель, как-то автоматически проверил чтобы шторы
были плотно задёрнуты и огоньки свечей не были видны с улицы. Ничего себе,
здорово сегодняшние происшествия настроили на серьёзный лад, если уже
подсознательно конспирацией на бытовом уровне занимаюсь… Раздеваясь, заметил
что брюки в области колена испачканы засохшей кровью – хачиковой, конечно,
здорово я ему приложился. И тому тоже, не, тому можно бы было и ещё добавить,
тот особенно заслужил. Ну, может ещё встретимся, увижу - опять извиниться не успеет, я уж
постараюсь, хы. Брюки – в стирку, хотя какая сейчас стирка? Ладно, всё равно
нужно будет взять что-нибудь потемнее, неброское, и не столь пафосное, - ишь, в
ресторан намылился, - без пистолета! Тут, видать, теперь так не принято… Кстати, об оружии. Таксист рассказывал, что на собраниях было
доведено, что оружие положено сдать. Под роспись. Под угрозой и всё такое.
Жалко что у папы не было оружия, нечего несдать под угрозой. Разбежался бы я
сдавать, ага. Вспомнилась надёжная тушка Смит-Вессона, как ездили вчетвером –
он, Нэнси, Джонни и Тина на стрельбище, откатывали там начальные упражнения
IPSC; Джонни безбожно мазал и злился, Тина, промахиваясь, только смеялась,
Нэнси вообще относилась к этому как к поездке на пикник… и потом он уже ездил
сам, один; профессор Лебедев, кстати, одобрял.
Долго лежал, глядя в темноту, вспоминая происшествие у ресторана
и разговор с таксистом. «А тож это было невозможно! Сегодня так, завтра эдак,
не жизнь какая-то, а пляски на вулкане! Сейчас наладят…» Вот и отец раньше
говорил: - Знаешь почему многие ждут кризиса? Нет прозрачных, понятных
правил игры. Старые правила уже перестали действовать, а новые не только не
сложились, но даже не просматриваются. Впереди полный туман. Что делать?
Что развивать? Во что вкладывать? И все эти вопросы на фоне непрекращающихся
потерь большинства инвесторов, накрывающей волны банкротств, безумной налоговой
политики и дорожающих энергоресурсов… Да, отец… РАЗГОВОР С ОТЦОМ Тогда они сидели здесь же вот, в комнате; он на диване, отец на
стуле, казалось, нависая над сыном всем своим тяжёлым, с крупными чертами
лицом. - И что теперь будем делать? – с отвращением вопрошал он.
Владимир молчал. - Нечего отвечать? Или не хочешь? Каков ты видишь алгоритм твоих
дальнейших действий, ааа?? Что молчишь? Серьгу в ухо вставил тоже молча.
Теперь, значит, машину угнал – и тоже молча? - Так получилось… - Получилось так у него! - Я не хотел… - А кто хотел? Она сама, я правильно понял? Угналась. И сама
восемьдесят километров по загородным дорогам от полицейского преследования
отрывалась?? - Я думал удастся… - Удастся ему!! А если б они по колёсам стреляли?? - Они стреляли… Не попали. - Мне не сказали что стреляли… Ну, с этим разберёмся. Серьга
зачем в ухе, ааа?? - Пап, ну при чём тут серьга, серьга-то при чём? - А при том! Что серьгу в ухе носят или пираты, или пидоры! И
что-то пиратского корабля я под окном не вижу! Выгляни – может ты видишь? - Байкеры носят серьгу. Рокеры ещё. - И пидоры!! - Так сейчас не говорят… сейчас говорят – геи… - Ты меня поучи ещё. Я говорю – пидоры! И спрашиваю – что дальше
делать намерен?? - … - На зону пойдёшь?? - Па-а-ап… (за дверью отчётливо всхлипнула подслушивавшая
Элеонора) - Что «па-а-ап»? Оно мне надо – тебя отмазывать? - Надо. - А зачем? - Ну… лояльность к родному сыну и всё такое… - «Лояльность»?.. Едрёны пассатижи, как говорит мой механик,
откуда ты только такой термин вытащил?? «Лояльность». Да зачем нужна эта
лояльность, если мой сын ростёт оболдуй оболдуем, кроме понтов и девочек
никаких интересов! Серьгу в ухо, - тебе ж вырвут ухо-то, на татами вырвут, в
первой же схватке! - Я не занимаюсь… давно уже. - Знаю! Оболдуй! Такие надежды подавал! Такие потенции! Первое
место на области! Второе место на физико-математической олимпиаде! Ведущий
КэВээН в школе! Староста диспут-клуба! - Ты ещё бальные танцы вспомни. В шестом классе… - Не возникай!!.. (за дверью хихикнула и тут же испуганно
заткнулась сестра) Надо будет – вспомню! Ты мне скажи – какие у тебя сейчас
интересы? Сейчас, а? Какие? В интститут ты не ходишь. - Неинтересно там. - А по твоему жизнь состоит только из интересного? Это твоя
сестра может думать об интересном и гламурном, ей простительно – она баба! (за
дверью протестующе пискнуло) А ты – мужчина! И должен иметь чувство
ответственности! А ты… - Папа! Ну почему вот жизнь считается
удавшейся-неудавшейся только по достигнутому, причём – по достигнутому
материальному или социальному уровню??? Я вот не хочу ничего достигать. Я хочу
просто жить, созерцать, наслаждаться бытием и не хочу созидать. Я не хочу
участвовать в этих «крысиных гонках», которые ты называешь «жизнью».
Давай-давай, быстрей-быстрей, успевай, отстал – всё, ты лузер!.. Вот чёрта ли
мне в этих «первый здесь да победитель там?» Всё что у меня получалось –
получалось только потому что мне это было интересно, и не нужно мне было
каких-то «достижений!» А тут гонят, гонят, - сначала зачёты, экзамены,
коллоквиумы всякие; потом будет, я знаю, борьба за рынки сбыта, за реализацию, обскакать
конкурентов, заключить выгодный контракт… Ведь это крысиные гонки, папа! Я не
хочу в этом участвовать! - Сына, а ты задумайся над тем, что уже
то, что ты имеешь возможность рассуждать «хочу-нехочу», - это оттого, что я,
твой старый папка, в этих «крысиных гонках» вовсю участвую… И поэтому ты, за
моей спиной, можешь задумчиво ковырять в носу и рассуждать – это нравится, это
– не нравится, не буду участвовать… Это я не свою значимость в твоих глазах
поднимаю, ты меня знаешь, - мне это не надо; это я для внесения ясности... А
ведь большинство, да что большинство – все люди в этих гонках участвуют, и не
задумываются о том, хотят они это или не хотят – вынуждены! Это – нормально,
это – жизнь! Люди цепляются и карабкаются, чтобы получше устроиться в этой
жизни, любыми путями. Ну и что, что критериями успеха стали цацки, - машины,
особняки, звания разные… Самки выскостатусные… хм… Да, у многих «успех»
сводится к этому к внешнему – дом повыше чем у соседа, машина покруче, женщина
помодельней, - тут согласен, это всё счастья не приносит. Но зачем
ориентироваться на ценности быдла? А ведь и особняк, и «Бентли», - это быдлячьи
ценности, если их воспринимать как самоцель. Для нормального человека –
слышишь, сын, для НОРМАЛЬНОГО! – эти «сверхценности» толпы всего лишь… Как там
у самураев в Буси-До сказано? Ты же и зачитывал: «Для настоящего самурая победы
не самоцель, победы для него как красивые придорожные цветы, - приятно их
видеть, но они не повод сойти с пути», - так, кажется? «С Пути!» - вникаешь?
Путь – у каждого свой. Так вот, - если ты правильно выбрал Путь – то и всё у
тебя получится. Само собой. Приложится. Цацки все эти, что считаются признаком
«успеха». Но! Но, сын! Для этого нужно ведь чем-то увлечься, чему-то посвятить
себя! Приложить себя к делу! Проявить
настойчивость. Я вот видел тебя в финансах… - Я не хочу во всём этом участововать!
Все эти твои поездки, «встречи с партнёрами», переговоры, вся эта суета… Не
хочу! - Ну так прямо и сказал бы: дескать,
лень мне, не вижу необходимости, мол, и так всё имею, зачем напрягаться! А ты
мне тут про участие в «крысиных гонках» начинаешь втирать!! Отец разъярился, мясистое лицо его
покраснело, на лбу выступили капельки пота. -
Так и скажи: цели в жизни, мол, не вижу, не имею; а материально, напротив, всё
имею! Уже. От рождения. И потому, чтобы скрыть свою пустоту, разыгрываю эдакого
разочарованного Печорина! Не знаешь кто такой?.. Ну, кто бы сомневался! А для
всех людей эти вот пресловутые «крысиные гонки» и есть жизнь. ЖИЗНЬ, понимаешь!
И участвуют они в этом не оттого что хотят – нехотят, а потому что хотят каждый
день кушать! Иметь свой дом, свою машину! А для тебя это изначально
естественно, как для горожанина вода из крана или поссать в чужом подъезде! И
ты выпендриваешься!!.. Он начал задыхаться, бисеринки пота на
лбу превратились в полноценные капли; он оттянул пальцем воротник сорочки с
дорогим галстуком. -
Вот твоя сестрёнка тоже не хочет «участвовать», ей больше ночные клубы да
фитнесс-залы по нраву, так она хоть не выпендривается, не пытается клеймить… за
это вот самое, за участие в «крысиных гонках», - определение ещё нашёл какое
паскудное, …! Значит, если я производство в пригороде Мувска открываю, - это
«крысиные гонки»?? Да это просто жизнь, жизнь, - понял ты, оболтус, жизнь! –
то, что мне делать нравится, что я делать умею; что, наконец, приносит доход,
который позволяет тебе, бездельнику, рассуждать о «бесцельности существования»…Что ты из себя разочарованного жизнью Печорина изображаешь? Типа
«жизнь понял и ею разочарован??» - Понял. Но не разочарован. Каждый
исходит из своего интереса, только и делов. - Ну… Ну это нормально. Хорошо хоть
это понял. И ничего в этом плохого нет. Трудно представить человека который
поступал бы против своих интересов. - Па-а-а-ап! Я ж… Я ж, может, вот как
ты говоришь, свою дорогу ищу?.. - Да ищи, кто не даёт, но почему через
угон полицейской машины?? Да, склочный разговор тогда вышел,
поругались. Причём Владимир-то в общем и признал потом, что батя, как и всегда,
был прав… - но признал очень в глубине души. Теперь этот разговор вспомнился.
Он почесал мочку уха, где когда-то была вдета серьга. «Байкеры, рокеры и
пираты…» И геи, ага. Отцов довод оказался действенен. Препирались тогда больше часа. В конце концов устали и разговор
получился, в общем, конструктивный. Вот после того разговора он и очутился в
Штатах, сначала в доме профессора Лебедева, давнего товарища отца, а потом и в
кампусе Университета, в общем неожиданно для себя на факультете философии и
политологии… Где, как однажды высказался профессор, «русские профессора учат
китайских и индийских студентов, - в этом суть американского образования». - Делай что нравится, к чему лежит душа,
- и деньги сами придут. Или не придут… Но тебе это будет неважно – ты всё равно счастлив будешь. Постарайся
только себя найти, сын. И тогда происходящее вокруг не будет восприниматься как
«крысиные гонки», - это будет просто жизнь, ТВОЯ ЖИЗНЬ, понимаешь? Ты будешь
этим жить и будешь этим счастлив, - и неважно насколько трудно это будет тебе
даваться! И ещё. Если
удача повернулась к тебе задом, не расстраивайся и пни ее, - она объязательно
повернется, чтобы увидеть кто это сделал! РОЖДЕНИЕ ДЬЯВОЛА Он опять
проигрывал. Он это прекрасно чувствовал, поскольку играл в Варкрафт уже не
первый год. И тем не менее, чувствуя неминуемый проигрыш, он, в отчаянной
попытке переломить ход игры в свою пользу, бился и бился, елозя мышкой, метаясь
по всей карте, всему полю боя, пытаясь то убежать от наседающих прокачанных орд
орков, то контратаковать, и непременно убить вражеского героя - но всё было
тщетно: противник в очередной раз увёл своего героя от атаки, когда
жизни-здоровья у того оставалось, казалось бы, всего ничего; а толпа зелёных
рыкающих орков-пехотинцев окружила уже его героя с войском, и принялась
методично уничтожать его солдат. Артиллерийские расчёты превращались в кровавые
кляксы, хрипло вскрикивали, погибая, пехотинцы; гибли не имеющие вообще никакой
защиты лекари; эротично-протяжно вскрикивали и падали, похабно раскинув ноги,
волшебницы; - он всегда играл за хуманов, то есть за людей. Оппоненты
предпочитали всякую нечисть: рыгочущих орков, стремительных эльфов или, того
хуже, эту поганую нечисть, нежить, - чёрт бы побрал создателей игры, создавших
эту расу: идиотских героев как нарочито сошедших с эпизодов фильмов ужасов,
войска: пауков-трупоедов, мясников с огромными ножами и опять же нарочито
торчащими внутренностями, труповозки… какой только дурак-извращенец играет за
эту расу?? Но кто-то же и играл, и чаще всего выигрывал у него… В этот раз
он бился с орками и проигрывал. Добраться до чужого героя не удалось, войско
его погибло, приобрести телепорт своему герою он забыл, - и герой, а с ним и
партия, был обречён. Из динамиков раздавался хруст, лязгание оружия, хриплые
взрёвывания орков… сейчас прикончат! Восстановить героя, конечно, не даст – по
манере игры видно что играет парень агрессивный и бывалый; сейчас пойдёт со
всем войском на базу, сомнёт ополчение, пара сторожевых башен его не становит…
партия! На экране
высветилась надпись – послание от оппонента, он торопливо захлопнул крышку
ноутбука, выходя из игры, он не хотел читать что там пишет этот «победитель»,
этот, несомненно, самодовольный идиот, - но, тем не менее, непроизвольно
прочитал. Ну, что ОНИ обычно пишут, в запале и адреналине, победив? Ну конечно,
как всегда: Leave, noob! – Выходи, чайник. У этого
словечка из сетевого слэнга было несколько значений: новичок, неумеха, разиня,
лапоть; но наиболее точно подходило, как он считал, именно презрительное
«чайник». И практически каждый урод и дебил, выигрывая, пусть даже и после
длинной и равной игры, писал это словечко, стараясь, ликуя, опустить оппонента…
Ненавижу! Сволочь! Сам
он старался вообще не вступать в переписку при игре: во-первых это отвлекало, а
он не так уж быстро двигал мышкой, не обладал отменной реакцией, за счёт чего
обычно и побеждали его оппоненты, сам он выигрывал в основном за счёт тактики,
продуманной хитрой тактики и стратегии; во-вторых это было просто ни к чему.
Даже в начале игры, когда соперник писал ритуально «GL» - гуд лак, удачи, - он никогда не
отвечал, потому что прекрасно знал по опыту, что этот же, желающий ему сейчас
удачи, как пожимающий руки сопернику боксёр перед началом первого раунда,
оппонент будет в конце игры его чуханить, поносить, обзывать, - и «нуб» было
отнюдь обычно не самым обидным; и это в общем-то независимо от того, будет он
выигрывать или проигрывать… Редко кто писал в конце «GG» - гуд гэйм, «хорошая игра», - причём
проигрывая, как бы благодаря оппонента-победителя за удовольствие от игры, и
отдавая должное его мастерству; «гуд гэйм» же от победителя тоже воспринималось
как оскорбление, как «нуб», как поглаживание самого себя по голове: «Вот я
какой молодец, выиграл, и потому это была хорошая игра!» - во всяком случае он
это воспринимал именно так. Он встал
из-за стола, подошёл к окну, прижался пылающим лбом к прохладному стеклу.
Нашарил чуть дрожащей рукой на подоконнике пачку сигарет, зажигалку, закурил.
Теперь, когда жена ушла и забрала детей, он курил прямо в комнате. Во дворе
беззаботно бегали друг за другом малыши, гуляли надзирающие за ними мамаши,
прошаркала к подземному переходу на свой попрошайничий пост старушка-нищенка; с
деловым видом прошла группа… студентов? По виду вроде как – но ведь сейчас
лето, какие студенты? Точно гопари, небось, подломить какой ларёк пошли, или
наехать на торгашей, - подумал он, провожая их глазами, - много этой плесени
развелось, полиция не справляется, да и не видно последнее время этой полиции,
по домам, небось, сидят, пока в верхах власть делят… Он был
актёр, Артист, как он любил себя называть, - но театр закрылся, и труппу
распустили на неопределённое время в неоплачиваемые отпуска. Какие сейчас
театры? Кому эта Мельпомена сдалась? Кризис, чёрт бы его побрал. Все выживают,
кто как может; а он вот не может, потому и жена ушла, и забрала дочек.
«Неудачник, лузер!» - звучало у него в ушах. Может, конечно, она это и не
говорила, он сам это выдумал одной из бессонных ночей, - но сейчас эти слова, и
именно её голосом, звучали у него в ушах: «Неудачник, лузер!» Нуб, как только
что написал этот гад, торжествуя победу. А что делать?? В грузчики идти? В
сторожа? Там нет вакансий, все хотят работать грузчиками и сторожами, да,
получать хоть какую зарплату в эти кризисные времена – а говорят, что будет ещё
и хуже, что посевной почти что и не было, - что жрать будем осенью? Пока что
талоны, продукты по символическим ценам, а дальше? Вот, норму на сливочное
масло опять урезали. Какой театр, к чёрту! – а больше-то я ничего делать не
умею, только лицедействовать, - в очередной раз признался он себе. Да и как
артиста его не очень-то ценили, - главреж на первые роли выдвигал всё своих
любимчиков, с кем, практически не скрываясь, попеременно и сожительствовал,
чёртов педик; хорош такой педрила-Гамлет с накрашенными губами, и шпагу
держащий как член… Сволочи! Он глубоко затянулся сигаретным дымом, опять прижался
лбом к стеклу, выдохнул дым себе под нос, в стекло. Что делать-то? Ему,
Артисту? Сейчас, в это проклятое время? Вот и остаётся только играть целыми
днями в сетевые игры, в тот же Варкрафт, представляя себя вождём большого
племени, Героем… И чувство силы и ощущение победителя – в случае победы в
поединке. И чувство собственного ничтожества, отвращения к себе – в случае
проигрыша. Он сменил уже несколько сетевых ников, варьируя тактику, пытаясь
нащупать удачу – но реакция… Те, шустрые и молодые, как он считал, просто
быстрее реагировали – а это ведь не шахматы, не шахматы! – это намного сложнее!
– как кричал он жене, в очередной раз упрекавшей его в том, что он заменил
реальную жизнь на виртуальные поединки в сети. Шахматы – но с большей
вариативностью, и, самое главное – с учётом фактора времени. Ни один
гроссмейстер, привыкший иметь время на размышления перед каждым ходом, не
сможет играть… «Да зачем, зачем вообще играть? Тебе не пятнадцать лет, что ты
как мальчик играешь в эти игры??» Прекрасно
понимая, что она права, что сетевая игра стала для него уходом от мерзкой
действительности, в страну, где подчинённые ему юниты на его повелевающий клик
мышкой отвечают тут же «Слушаю и повинуюсь» или «…», готовы по его приказу
убивать и быть убитыми; где он чувствовал себя, пусть на время, Властелином,
Повелителем; он тем не менее кричал ей «Ты ничего не понимаешь! Я развиваю в
себе тактические и стратегические навыки, я оттачиваю реакцию, я…» - Ты дурак,
ты лучше бы оттачивал навыки в переноске ящиков в работе грузчиком, было бы
больше толку, Гамлет ты недоделанный! У нас двое детей, ты это помнишь?? О чём
ты только думаешь? - Я Артист!
Я не могу работать дворником, мне это претит! Я не стану унижаться перед
торгошами на рынке! И вообще! Нужно просто выждать! - Ты… - Я не хочу
ничего слушать!! – он надевал мультимедийные наушники и вновь слышал «Что
прикажете, Ваше Величество?» Кажется, когда она ушла, он так и был – в
наушниках, повернувшись к монитору. И пусть. Он сознавал – ему нечего дать ей.
Но – придёт, придёт время, когда он станет Артистом, и не просто актёром в
довольно среднем театре – а именно Артистом, Повелителем, Героем!.. В жизни
Героем, чёрт побери, В ЖИЗНИ! Никому не признаваясь, в глубине души он мечтал
быть тем, чьи образы были описаны в великих пьесах: Королём Лир, Макбетом, да
тем же Гамлетом или …, чувствовать, а не изображать большие душевные движения,
переживать сжигающие страсти, вершить большие дела! Повелевать не юнитами в
мониторе компьютера, а живыми людьми; как подобает властелину вершить их
судьбы… Почему нет?.. Он читал про такое. Та же Гражданская Война, Мамонт
Дальский… Троцкий. Почему нет? Он докурил,
раздавил окурок в блюдечке под давно неполиваемым вялым цветком, где уже лежала
кучка вонючих окурков, и покосился на компьютер. Чувство обиды за столь
бесславный проигрыш было ещё сильно; хотя дрожь в руках понемногу уже
проходила, и перестало пылать подожжённое выбросом адреналина лицо. Ещё, что
ли, сыграть? Помедлил. Так и не получается пробиться выше девятнадцатого
левела; только-только, казалось бы, подходил к двадцатому, - и тут, как назло,
попадались один за другим сильные, ловкие противники, и не помогал опыт, не
помогала продуманная тактика, знакомые до мельчайших деталей карты… И он
сливал, сливал раз за разом, - и читал «комментарии» от оппонентов: «нуб!,
нубяра! Как ты до 19-го левела-то добрался, ты же играть не умеешь!» и прочую
обидную чушь. Он прекрасно понимал, что пишут это такие же как он неудачники,
осатаневшие от игры геймеры, никчёмные в Большом Мире; пишут, реализуя своё
чувство неполноценнсти, стремясь заместить его чувством превосходства над
«поверженным врагом», но тем не менее это было очень обидно, и самооценка,
только-только поднявшаяся после нескольких побед, опять падала, стукаясь о
пыльный плинтус. Особенно бесил,
просто до дрожи, один из оппонентов – с труднопроизносимым ником Архант;
однажды он изменил своему правилу не отвечать на обзывательства и написал,
быстро и с ошибками набивая слова оскорбления ему, пока тот добивал его базу,
успевая ещё и печатать язвительные комментарии. «Сука, тварь, ублюдок, я бы
перекусил тебе горло, мразь, если бы мог до тебя дотянуться, и я загрызу тебя,
гадина, обязательно когда-нибудь загрызу, сволочь, тварь» - он успел напечатать
это, как последний плевок в лицо палачу от казнимого, - и вдруг лязгание и
грохот в наушниках стихли, - он увидел, что тот оттянул свои войска с его базы,
а снести-то оставалось всего ничего до полного выигрыша, - но, конечно же,
оттянул не для того, чтобы дать шанс – тут никакого шанса быть уже не могло, -
а для того чтобы поиздеваться над уже поверженным врагом. «Беседа»
получилась мерзкая и ещё более обидная, - ещё раз описав всё ничтожество своего
оппонента, Архант перешёл к старой игре в «слабо»: да ты слабак, да ты чмо, ты
нуб, даже живи я у тебя в соседнем подъезде ты бы ничего мне не сделал, просто
потому что ты тварь и нуб, и не можешь и неумеешь ничего в жизни, даже играть
ты не умеешь, ты – нубяра! И каждое
слово жгло как раскалённая кочерга; и прекрасно сознавая что этого он и
добивается, но, тем не менее, ничего не умея с собой поделать, он вступил с ним
в переписку, в свою очередь набивая потными пальцами по липким клавишам все
возможные оскорбления и обещания жестокой расправы. Вскоре перешли на конкретику. Высказывания «да если бы
ты жил в том же городе!..» и «да нахрен бы ты мне сдался ехать тебя мочить в
твой Замухыринск» вдруг закончились конкретикой – оказалось что оба они из
Мувска. Видимо, тоже доведённый до каления оппонент забил стрелку, намереваясь
как минимум набить морду «поганому нубу, который не только не умеет играть, но
и не может честно проигрывать!» Он
представился студентом Мувского пединститута, просто навскидку, без каких-либо
планов, ляпнул что пришло в голову, хотя его студенческий возраст остался уже
только в воспоминаниях. Студенческим жаргоном он оперировал легко, недаром он
был актёром. Договорились
о встрече, чтобы «пощупать друг другу лицо», как ни смешно это казалось потом,
когда отошёл от выброса адреналина, остыл. Смешно – набить друг другу морду, а
то и дать чем тяжёлым оппоненту по голове – из-за чего? Из-за проигрыша в
онлайн-игру? Нет, не из-за этого! – он осознавал это; - он хотел бы кусать,
рвать на части оппонента за свою, в очередной раз растоптанную самооценку, -
вот за что! За насмешки, за издёвки, за то что у него, как тот старался
показать, «всё в шоколаде!», включая молодость и успех у девушек… Встречи как
таковой не получилось – оба обманули друг друга: Архант, оказавшийся
действительно, как он и представлялся, студенческого возраста парнем, привёл на
стрелку трёх таких же, нагловатого вида, друзей, хотя договаривались
встретиться один на один; а сам он вообще не пришёл. Во всяком случае так
решили гогочущие, плюющиеся во все стороны студиозусы, - «Зассал, зассал твой
противник, я ж тебе говорил, Харя, все геймеры в реальной жизни ссыкуны, и ты
тоже ссыкун, а-га-га-га!!..» - и никто из них уж не обратил внимания на
сидевшего рядом на скамеечке дедушку в очках, сосредоточенно читающего газету,
- всё же он был Актёром. А потом он издалека проводил Арханта-Харю до дома, и
даже квартиру его повезло ему узнать. И теперь,
когда вдруг геймерские баталии сводили его с Архантом – тот обязательно
издевался, всячески упражняясь в оскорблениях, и по тактике игры, и по
неудавшейся встрече, - конечно же неудавшейся из-за трусости оппонента! – «Ты и
в жизни такое же чмо и нуб, как и в игре, ты…» - читать это было очень
неприятно, хотя сам он уже не отвечал, и всеми фибрами души ненавидел его,
Арханта, и всячески стремился у него выиграть, - но тот и знал уже все его
тактические уловки, и сам, что уж кривить душой, играл лучше, - но потока
грязных оскорблений он не мог ему простить – «Сопляк, дешёвка, никчемность! Кто
он такой чтобы оскорблять меня??», - и в очередной раз проигрывал, и в
очередной раз вожделел реванш, а ещё больше – вмять проклятому гаду переносицу
ударом тяжёлого лома, - и бить, бить, превращая самодовольное чмо в кровавое
вскрикивающее месиво. И только потенциальная возможность такого финала игры,
возможность поквитаться вне игрового поля, давала ему силу сдерживаться на
очередные оскорбительные его выпады. Он скрежетал
зубами, проигрывая очередному оппоненту, - но представлял перед собой этого, -
Арханта, несомненно прыщавого урода (он толком его не рассматривал), и вожделел
поквитаться в реале. - За всё
ответишь, гад; и за всех! Придёт, придёт этот час, посмотрим как ты будешь
хохотать и оскорблять меня, глядя мне в глаза – в реале, мне!.. Кому, кстати,
мне?.. Актёру второго разряда Мувского Театра Драмы? Неееет… Он сел опять
к компьютеру, откинул крышку, нажал пуск. Ткнул в
иконку. Под воинственную музыку открылось начальное меню Игры. «Вся наша жизнь
– игра…» пробормотал он банальность и задержал руку, готовую ввести пароль на
вход в его прежний аккаунт. Со статусом, безнадёжно и давно замершем на 19-м
левеле. «Начну… Да.
Новая жизнь. Я начну новую жизнь. Всё будет по-новому. Новая судьба. Новая, в
конце концов, личность. И новый акк. И уж щадить никого не буду. Все сволочи.
Все уроды. Не понимают меня, все сосредоточены только на своих мелких делишках.
Мухи. Клопы. Микробы. Людишки. И они ещё будут оскорблять меня?? МЕНЯ???» Решение пришло само собой. Он нажал
«регистрация» и в открывшемся окне напечатал как положено, латиницей, свой
новый акк: Diavol. ДЬЯВОЛ –
ПЕРВАЯ ЖЕРТВА Жрать дома уже было нечего. Хотя на
коммунальные платежи он не тратился, собственно, как и почти все теперь жители
кризисного Мувска, кушать что-то было надо. По талонам ничего не давали вторую
неделю, хотя, как говорили в очередях, продукты в городе были, вон – в «Гекторе»,
или в «Парадизе», «Гиппо», в «СанРемо» говорят, есть всё что угодно, - и икра,
и коньяк, и торты… и колбаса. Плати только. Валютой. Кризис, говорят,
преддефолтное состояние, или что ещё они там выдумают. Наличие в продаже тортов
– для тех кто может себе это позволить по «сильно коммерческим» ценам больше
всего бесило. Озлобление накапливалось, откладывалось,
нарастало как гора шлака; нет – как сложенные одна на одну неровно бетонные
плиты, угрожающе кренящиеся, чудовищно тяжёлые и опасные, - а беззаботный
крановщик всё добавлял и добавлял их в стопку; и ясно было что когда-то это всё
рухнет, погребя под собой случайно оказавшихся рядом. Хорошо что ушла жена. Хорошо что забрала
детей. В его новой сущности у него не могло быть детей, семьи, привязанностей.
Каждый день он старался врастать в новый образ, - образ «Врага рода
человеческого», - существа хитрого, коварного и безжалостного, - а самое
главное, - успешного. В конце концов он ведь был актёром. Входить в образ было
его профессией, - но на этот раз он хотел, чтобы образ вошёл в него, стал его
сущностью, его плотью и кровью, - образ Диавола. В бога он не верил. Он просто сложил
этот образ, свой новый акк, свою новую понравившуюся ему сущность из обрывков
детских страхов, впечатлений от фильмов ужасов, кусков характеров из
драматических ролей – сыгранный или просто прочитанных. Как ни странно, образ
получался цельным; он постепенно врастал в него, замещая своей могучей и
беспощадной цельностью жалкие трепыхания нищей актёрской душёнки, - это не было
оскорблением, он сам так думал о себе, и сам всячески, старательно,
культивировал в себе этот новый, цельный, нравящийся ему образ. Но до сих пор
новая личность никак не проявляла себя внешне, хотя – он заметил, - в игре во
всё ещё временами, хотя и с перебоями и лагами работающем интернете, он стал
заметно более уверен в себе и более агрессивен… Однажды он с удивлением
обнаружил, - он давно уже как-то не смотрел на свой левел, ему теперь это было
просто неинтересно, - что он давно уже играет на двадцать первом левеле, вот
ведь!.. И периодически ему опять попадался в играх Архант, и опять тот, как
обычно, сыпал оскорблениями и издёвками, в том числе и над игровым ником - «Много вас тут таких, «Дьяволов», ты, дебил,
возьми себе ник поскромнее, ты же играть совсем не умеешь, нубяра!», - хотя он
не знал что под новым ником скрывается прежний его сетевой знакомец, не
пришедший на стрелку (как он считал), чтобы «пощупать друг другу морду», а
потом и вообще исчезнувший, как он думал, с игрового сервера, - или вообще бросил
играть, нуб неисправимый, или подался на другой сервер, чтоб со мной не
пересекаться, - так он думал. Он не представлял, сколько раз, в очередной раз
проигрывая ему, теперь уже Diavol представлял
как он рассчитается со всеми своими обидчиками, - в его лице, рассчитается
холодно, злобно и кроваво. Не мог он это знать. И потому по-прежнему сыпал
оскорблениями, выигрывая раз за разом, - он был хороший геймер, с отличной
реакцией, и тоже поправлял в сети свою самооценку… Новая личность
выросла, сформировалась, стала цельной и самодостаточной, - как казалось
Артисту, - но тело банально хотело жрать… А жрать было нечего, - он никогда не
опускался до столь низменных вещей как делать запасы. Приходилось стоять в
очередях, на отоваривание талонов, хотя продуктов давали всё меньше и меньше; а
продавать что-то из обстановки он брезговал, считая дешёвкой, недостойным себя.
Однажды только сумел заставить себя сходить на рынок и там у не то армян, не то
азербайджанцев сменять немного макарон, картошки и крупы на своё золотое
обручальное кольцо и забытые женой на серванте её золотые серёжки. Он всё ждал,
когда появится ВОЗМОЖНОСТЬ, - он верил, что она придёт, театр по-прежнему не
работал, кинотеатры, собственно, тоже; всё чаще стали веерные отключения
электричества, а с падением интернета и новости стали только официозные, - и
такие приглаженные, такие глянцевые, что ежу ясно было что в мире творится
что-то настолько страшное, что и говорить людям об этом невозможно открыто,
только иносказаниями. А возможности – возможности, золотой
возможности круто изменить свою опостылевшую жизнь всё небыло, хотя он уже был
совсем, совсем готов – к любому действу, к подвигу или злодейству; а то, что
теперь постоянно хотелось есть и слухи о том что в супермаркетах по-прежнему пекут
торты «для тех кто может себе это позволить», конечно же больше подвигало к
злодейству; и он даже снял с полки и стал перечитывать «Преступление и
наказание», особенно сцену где Раскольников с процентщицей… Ставя себя на место
Родиона, он не чувствовал в себе ни грамма описанных Достоевским душевных мук
после двойного убийства, - устарел, устарел Фёдор Михалыч, думал он, ну какая
такая сейчас достоевщина, какие душевные терзания, - ну кокнул Родион двух никчёмных старушенций, а уж столько
вокруг он переживаний навертел… Прислушиваясь к себе, он представлял, как
сыграл бы это – и муки совести, и терзания от загубленных душ, - сыграл, сыграл
бы! и несомненно талантливо, - но лишь сыграл бы, в себе он не чувствовал
никакого запрета на «душегубство». Подумаешь! Мрази и падаль, клопы и тараканы
– вот кто есть люди, озабоченные своими мелочными проблемками, чего бы он
должен был жалеть, что кто-то раньше отведённого ему срока сдох?? Даже если и я
к этому руку приложил? – не переживают же рабочие на заводах, изготовляющих
снаряды-бомбы, что от их изделий, за которые они получают, кстати, заработную
плату, покупают подарки детишкам, гибнут люди где-то в чужих странах? Так
какого чёрта?.. Вернее, какого Диавола?.. Нет, устарел, устарел Фёдор Михалыч,
пора ему на свалку, - думал он. Но не было у него знакомой процентщицы… А кушать хотелось. Случай представился однажды. Не
ВОЗМОЖНОСТЬ, - просто случай, случай увидеть как всё это рядом, - просто
протяни руку; вернее – просто сделай что хочешь и возьми что пожелаешь, - если
можешь. «Возьми себе всё что хочешь, - и дорогое седло, и сбрую для коня, если
ты силён и смел», - вспомнил он почему-то слова одного отрицательного, но очень
цельного персонажа в старом революционно-патриотическом фильме. Очередь на отоваривание талонов на
макаронные изделия была большая и склочная. Как-то он быстро понял, что ничего
он сегодня тут не выстоит. Но стоял просто по инерции, - интернет сегодня
«лежал», и заняться больше было тупо нечем. Выкрики «Вас тут не стояло!» и «Да вон
за той лиловой женщиной, а она за той, - с розовой сумочкой, - что вы мне
говорите, я только на минуту отошла!...»
сливались в тугой рассерженный гул, в котором вязло как в патоке любое
сказанное слово; и видимо поэтому на периодические выкрики продавщицы «Не
стойте, не занимайте, всё равно всем не хватит, сегодня мало завезли, заходите
через три дня!» никто почему-то не обращал внимания. Нахальный парень, с рыжим хаером, как
это стало модно у новой генерации молодёжи – гопов, сделал попытку сразу, от
дверей магазина, не тратя времени на оценку обстановки, ввинтиться в очередь и
проложить себе путь к прилавку, - и поначалу ему это удалось: и так все
толкались, а его нахальные беспардонные тычки локтями налево и направо
почему-то были восприняты как должное – раз так нахально лезет, значит имеет
право?.. И он ввинчивался, раздвигая людей налево и направо, и добрался уже
было до самого прилавка, когда нарвался на неуступавшую ему в упорстве тётку. - Куда ты прёшь?? Нет, куда ты прёшь??
Ты чего это толкаешься?? Ты кто такой – иди отсюда, говнюк, пока я полицию не
вызвала!! – заголосила рыхлая мадама в вязаной кофте несмотря на летнее время.
На носу у неё поблёскивали капли пота, она уже была возле прилавка, и вожделела
долгожданные макароны, или там вермишель, - и совсем не была настроена
пропускать вперёд кого бы то ни было. Вслед за ней, как после щелчка
выключателя, включилась почти вся остальная очередь; особенно те, кто стояли
недалеко от прилавка и рассчитывали что уж им-то макарон хватит… «Пошёл вон!
Вот молодёжь пошла! А ну вали отсюда! Как только совести хватает! Мы тут уже
два часа стоим!..» - разгневанные реплики немедленно стали сопровождаться
действиями; рыхлая потная дама в кофте, послужившая инициатором возмущения,
постаралась огреть нахала сумкой по рыжему хаеру, но промахнулась; тот тут же
плюнул ей на плечо, но очередь уже, как живой организм, задвигалась, сокращаясь
и вспучиваясь, и этой своей перистальтикой тут же выдавила нахального парня
обратно к дверям магазина. «Говнюк!» - ещё раз визгливым фальцетом выкрикнула
тётка в кофте, и тут же обратилась к прилавку, совая столь же почти потной как
она и усталой от гвалта продавщице свои талоны. Выдавленный из очереди парень нехорошо
обвёл очередь взглядом, пробормотал «Ага, полицию вызовешь? Ща я тебе вызову
полицию, сука!», сплюнул под ноги и вышел за дверь. Через пару человек после упорной тётки в
кофте макаронные изделия кончились. Разочарованно галдя, поминая нелицеприятно
и Президента, и Парламент, и «всех этих гадов, которые обжираются, когда народ
голодает!» очередь стала понемногу рассасываться. Собственно, что всем не
хватит все и так уже давно поняли; а штурмовать магазины, снося к чертям
прилавки, тогда ещё не было принято, это начнётся месяцем позже. Немногие счастливчики, и в их числе
тётка в кофте, кому удалось отоварить талоны, торопливо толкали свои
приобретения в сумки и пакеты, и один за другим исчезали на выходе. Постояв
немного, посмотрев на пустые полки магазина, направился к выходу и Артист,
вернее – Дьявол, как он стал называть себя уже про себя. Он видел произошедшее от начала и до
конца, наглядно, как если бы смотрел на сцену своего театра, сидя в первом ряду
партера. Как только тётка в кофте, с сумкой макарон и вермишели вышла из дверей
магазина, к ней тут же в пару шагов приблизился давешний наглец с рыжим
хаером. - Ты, морда, ты меня «говнюком»
назвала?? Ты полицию звать собиралась?? – проорал он ей в лицо. Выходящие
следом за ней из магазинных дверей шарахнулись в стороны. Тётка не успела
раскрыть рот, как парень наотмаш взмахнул рукой, - и кусок велосипедной цепи,
намотанной у него на руку, хлёстко и тяжело опоясал ей лицо, оставив
моментально вспухший кровавый рубец. - Аааа-вввввввввввввввв!!.. – дико
завыла тётка, тут же уронив сумку и хватаясь за лицо, - а рыжий гопник,
размахнувшись ещё раз, с оттяжкой полоснул ей по голове цепью ещё раз, зацепив
и руку, которой она схватилась за лицо. Тётка грузно брякнулась на колени,
продолжая выть, и стоящий чуть поодаль Дьявол почему-то подумал, что сейчас
гопник бросится бежать, - ведь вокруг были люди, много людей, они образовали
кольцо в метров в десять, и теперь кто с возмущением, кто с ужасом, и все – с
жадным интересом следили за происходящим; но гопник как ни в чём ни бывало
продолжил экзекуцию: упавшей на колени тётке он с маху зарядил цепью по затылку
ещё раз, вырвав ударом клок крашеных волос, потом с размаху заехал ей в лицо
ботинком; а когда она, всплеснув руками, упала навзничь, подскочил и несколько
раз приложился ей по груди и по животу каблуками. Он пинал её сильно и умело,
бил носками ботинок и каблуками, - но без какого-то азарта, просто как казалось
выполняя задачу, - и всё это происходило буквально в трёх метрах от стоящего у
стены магазина Дьявола. Конечно же, у него не возникло и мысли
вступиться за неё - только что, в магазине, он про себя от души пожелал и ей, и
другим счастливчикам, кому достались макароны, сдохнуть этими макаронами
подавившись; а сейчас он вдруг с жадным любопытством впитывал яркие детали
избиения. И никто из стоящих кроме него мужчин тоже не сделал ни движения чтобы
помешать избиению. Это было совсем не так, как он, они – его коллеги – актёры
изображали на сцене и даже где-то в кино, - мордобой, пусть жестокий, но
зрелищный и «красивый»; здесь же зрелищного было всего ничего: утробно воющая
тётка, не отрывающая руки от залитого кровью лица, и хэкающий как дровосек
парень, лупящий в неё ногами как в подушку. Но это всё было настолько просто и
наглядно, настолько доступно!.. Взял – и отделал как захотел! Просто так – без
красивых слов на публику, без позы и напыщенных монологов, грубо и жестоко, -
этот, несомненно подонок, бил сейчас ногами
эту, несомненно добропорядочную даму; возможно – домохозяйку, возможно –
мать, или даже бабушку; бил сильно и жестоко, возможно даже собираясь забить её
насмерть, - и никто не вступался, хотя это уже продолжалось достаточно большое
время, пару минут; и никто не кричал «Полиция – полиция!», и никто не пытался
оттащить его, и никакой полиции… Взял – и избил. За то что не пустила его к
продавщице за макаронами. И, возможно, убъёт сейчас. А из противодействия ему –
только вскрики и взвизги нескольких женщин среди окружающих, да «Что же это
делается??» И ещё вполголоса «За что это он её так?..» И никаких полицейских. Когда парень уже даже порядком
запыхался, кто-то из женщин пискнул «Мужчины, что же вы смотрите!» - пискнул, и
тут же затерялся в толпе; а толпящиеся вокруг женщины, с интересом и ужасом на
лицах следящие за избиением, сразу стали шарить вокруг взглядами, отыскивая в
толпе мужчин; он и на себе сразу почувствовал несколько гневно-осуждающих
взглядов, как будто это он ответственен за то что происходит, что нет милиции,
что нормы по карточкам всё время сокращаются, что макарон на всех и в этот раз
не хватило, а в «Гекторе», как говорят, по прежнему есть в продаже свежие торты… Несколько мужичков тут же попятились из
первых рядов, смешиваясь с толпой глазеющих на избиение, вроде кок будто кто-то
мог их заставить вступиться за воющую окровавленную тётку, ОН же не сдвинулся с
места. Наконец мужской неуверенный басок где-то сбоку выкрикнул: - Ты что это делаешь, гад?!.., - и гад
тут же перестал пинать тётку, отскочил от неё, набычась обвёл окружающих
оценивающим взглядом… Кроме этой реплики ничего больше не воспоследовало, и
тот, как ни в чём не бывало, подобрал с асфальта тёткину потёртую хозяйственную
сумку, из которой высыпалось немного вермишели, и, помахивая велоцепью, уже не
смотря на лежащую тётку, пошёл на толпу зрителей, - и те сразу расступились перед ним,
пропуская… «Вот ведь, как легко, как просто, всё
можно, всё можно, всё можно, всёможно!» - бормотал про себя ОН по пути домой, к
неработающему интернету и пустому, давно разморозившемуся холодильнику. Он
старался запомнить это новое чувство, которое он уловил, следя за избиением –
«Всёможно!», запомнить и внедрить это чувство в себя, в свою натуру, где уже
прочно угнездился Дьявол, он теперь был уверен – что вот оно, вернее – она, эта
«возможность», - стать другим, и взять что хочешь, - так, оказывается, легко и
просто, и никто слова против не скажет, а я, а мне жрать нечего… Дома он первым делом полез в ящик, где
лежали инструменты, которыми он не умел пользоваться, но где, как он знал,
есть… ага, вот он! – старый молоток, ржавый, насаженный на ручку, сделанную из
обломка хоккейной клюшки, сверху прибитый чтоб не вихлялся ржавым же дюбелем, -
не инструмент, а одно название, но ему теперь было в самый раз, вполне
достаточно. Сунул его за пояс, так что холодный металл неприятно ужалил в
живот, и прикрыл рубашкой навыпуск. «Тварь я дрожащая или право имею»,
говоришь??» - пробормотал он, озираясь. Сидящий в нём Дьявол наблюдал за ним с
одобрительным прищуром. Куда?? Кого?.. Он знал – она постоянно стояла в этом
подземном переходе. В любое ремя года, и сейчас – летом, она была одета в
старенькое серое польто на синтепоне, тёмный платок, надвинутый на самые глаза,
из-под длинных пол польто виднелись носки войлочных ботиночек класса «Прощай
молодость». Дряхлая старушёнка, божий одуванчик, она ходила сюда как на работу;
стояла на своём посту в переходе каждый день, как у станка или у прилавка, весь
световой день, держа перед собой смешной вязаный беретик, куда ей время от
времени бросали или мелкие деньги, или, что в последнее время было чаще,
что-нибудь поесть: сухарь, полпачки печенья, пару леденцов… Кажется, она стояла
тут без выходных, в любой сезон, хотя сейчас, в последнее время, народу
проходило мимо совсем мало, а подавали и того меньше; а как-то однажды он
видел, как проходящие мимо две полные женщины… одна при виде старушонки сделала
движение достать из сумочки кошелёк, но вторая возмущённо дёрнула её за руку:
«Да ты с ума сошла, ты знаешь, сколько эти нищие зарабатывают?? Да она
миллионерша наверняка, придуривается просто!» - и они прошли мимо, гордо глядя
на редкий пробор в волосах кланяющейся, как будто что-то клюющей нищенки. Вот она и была нужна теперь ему
во-первых. Она стояла на том же месте, и так же как
всегда, заслышав шаги, низко наклонила голову, так что из-под платка стал виден
мышиного цвета пробор, чуть протянула вперёд вязаный беретик, в котором «для
затравки» лежали какие-то цветные бумажки и конфетка в яркой обёртке, - молоток
уже был у него в руке, и вокруг – никого, он заранее проверил. Некоторое время стоя напротив он не
двигался, не то чтобы он собирался с духом, - просто он старался запомнить, прочувствовать
момент, - момент «до того как», - а потом ещё будет время прочувствовать
«после», - обязательно просмаковать, как ценитель смакует вкус дорогого
коньяка, - только ублюдки пьют ценный напиток сразу и залпом, ублюдки и быдло;
а он – Артист, Дьявол меня забери! Видя что стоящий напротив человек не
двигается, старушонка наконец подняла голову, - со сморщенного личика
вопросительно-непонимающе блеснули старческой слезой выцветшие серо-мутные
глаза, - и кто-то шепнул рядом «Не сможешь!», - и кто-то испуганно пискнул
сзади «Нельзя, нельзя, что ты!..», и кто-то каркнул из-под ног «Легко, легко,
всё можно, всёможно!» - и это сработало как детонатор для бомбы, как нажатый
спусковой крючок давно заряженного пистолета, - Дьявол вышел, вышел – и взял
всё в свои руки, - а Артист шарахнулся в уголок сознания, с облегчением уступая
тому место и власть. Широко размахнувшись, он с силой ударил
старушонку чуть выше левого виска, - он был выше её, - около уха, прямо по
чёрному выношенному шерстяному платочку, - и от удара её лёгкая головёнка
мотнулась в сторону, и она лёгким снопиком тут же и упала набок, выронив из рук
вязаный беретик для подаяний. Дьявол постоял над ней, смакуя новое
ощущение… Грома оваций не было. Света софитов тоже. Не было зала - был
заплёванный подземный переход, давно не видевший уборки, с кучками мусора;
теперь тут серой ещё одной кучкой лежала мёртвая нищенка. Только что убитая им.
«Забавно» - пробормотал он, наклонился и поднял выпавшую из беретика конфету.
Это был дешёвенький соевый батончик в пёстрой обёртке. Он развернул его, куснул
за край, - батончик был старый, совсем засохший. Засунув его в рот целиком, он
захрустел им, старясь разжевать. «Забавно» - вновь пробормотал он, теперь
рассматривая боёк молотка, - крови не было. Он сунул его вновь за пояс, прикрыл
полой рубашки. Надо будет найти себе что-нибудь понадёжнее, со временем,
конечно. А сейчас, сегодня – или завтра, надо навестить Арханта. Как, говоришь?
Нуб и лузер, да? Нубяра, играть не умеешь, проигрывать не умеешь, чмо? Ну-ну… Хорошо
бы чтоб открыл дверь не он, его сразу бы не хотелось, есть у нас с ним что
обсудить, - уже буднично, как о деле решённом, подумал он, - и сумку нужно
будет с собой взять, вместительную сумку. Должно же там быть что пожрать?.. ВОВЧИК – ХОРЁК Вовчик был
другом детства. Ещё с детского сада. Их, тёзок, так и различали: Вовка и
Вовчик. Трудно было найти больших противоположностей: Вовка всегда был
заводилой, душой компании, его всегда любили девочки – ещё с того же детского
сада, потом в школе и институте – девушки, и трудно было не влюбиться в
высокого светловолосого голубоглазого красавца с обаятельной улыбкой, да ещё
склонного к здоровому авантюризму; Вовчик же носил гордую фамилию Хорь,
переделанную сверстниками в «Хорька», по жизни был мальчиком болезненным и
далёким от физкультуры, зато много читал, много рассуждал, - но за рассуждения
ведь девушки не любят… Вполне среднего роста, далеко не крепыш, он постоянно
находился в тени своего яркого друга. Впрочем, за Вовчика Вовка всегда охотно
вписывался, и череда расквашенных носов и «набитых морд» за одно только
обзывание того «Хорьком» тянулась через школу ещё с детского сада; хотя, надо
признать, Вовчик на «Хорька» реагировал вполне индифферентно, - привык. В Вовчике и
правда было что-то от хорька – небольшой и суетливый, запасливый, с постоянно
опасливым выражением на лице, недоверчивый и неверящий ни в какую любовь кроме
материнской, и ни в какую дружбу кроме как с Вовкой, он напоминал хищного
маленького зверька. Его воспитывала мать-одиночка, она одно время работала у
отца, мальчики ходили в один детский садик и через это были знакомы. Неудачи в
личной жизни мама Вовчика реализовала в воспитании маленького сына, всячески
вкладывая в него недоверие и опаску перед жизнью, и он вырос таким – опасливым
и недоверчивым, готовым спрятаться в норку при первом признаке опасности или
куснуть при опасности явной. Девушки его не любили за неброскую внешность и
постоянную готовность к обороне, не важно от какой опасности, настоящей или
мнимой, готовность ощетиниться при любом шутливом замечании, и он платил им в
ответ напускным презрением, хотя в глубине души невыносимо страдал от
отсутствия внимания сверстниц. Но товарищ он был хороший и друг надёжный. Три года
назад, когда Владимир собирался спешно отчалить в Штаты чтобы сразу убить двух
зайцев: уйти из-под статьи, подождав пока уляжется шум после наглых гонок с
полицейскими, сопровождаемыми к тому же стрельбой, что отец через адвакатов и
местную прессу постарался раздуть чуть ли не как полицейский произвол и расстрел
мирных граждан; и «изучать историю и политологию» под руководством профессора
Лебедева; у Вовчика нашлось новое увлечение, полностью соответствующее его
хорьково-хомячьей натуре – он увлёкся сюрвивализмом. Сюрвивализм,
то есть по-русски «выживание в БП», - «А что такое, Вовчик, «БП?..» - Ну как же,
что ж ты не знаешь, этот термин сейчас повсеместно принят – БП он и есть БП,
это «Большой Пэ», ну, это… большой пизд.ц, иногда ещё для стёба говорят
«Большой Писец» или просто «полярная лисичка», - видно было что уж чём в чём, а
в терминологии сюрвайверов он уже поднатаскался. Вовчик с горящими глазами
поведал другу что наша цивилизация доживает последние дни, что нужно готовиться
спасаться, а стало быть – запасаться! От чего спасаться? Да я же говорю, - от пизд.ца!
Чем запасаться? Хо-хо! Да вот! – и он продемонстрировал распечатанный длинный
список «необходимого», тщательно отобранный во время серфинга по
сюрвивалистским сайтам; который многозначительно-непонятно назвал «списком
ништяков»; вдобавок заверив, что «это не всё, это далеко не всё, это я только
начал, чтобы потом восстановить цивилизацию надо, Вовка, очень-очень многое!..» Владимир
взял список и пробежал глазами. Чего там только не было! Продукты питания,
инструменты – от походных ножиков до столярных и слесарных наборов,
верёвки-тросы, аптека с кучей наименований, всевозможная туристская шняга,
одежда и обувь, домик в деревне… внедорожник… отсюда поподробнее, Вовчик, -
зачем внедорожник? А, чтобы эвакуироваться в домик в деревне, конечно… А в аптеке
ты разбираешься, в медикаментах? Что, уже на курсы первой помощи записался? А
что такое «пила джингли?» Нефига себе, тоже нужно?? Ну ты даёшь!..» Зато через
месяц, когда перед отъездом Владимир на папины же, естественно, деньги,
устраивал для однокурсников и, естественно, однокурсниц «отвальную» на природе,
Вовчик продемонстрировал свои первые успехи на ниве сюрвивализма: он явился на
место сбора в камуфляже и высоких шнурованных ботинках – берцах, ловко поставил
палатку («Дома тренировался, Вовк, прикинь! Прямо посреди комнаты!») и уже
менее ловко, но упорно занялся разведением костра. И тут же получил первые
«бонусы» от однокурсниц: «Вау, Вовчик, ну ты прямо «коммандо!», Шварцнеггер со
Сталлоне в одном флаконе прям, хи-хи, а лицо чёрными полосами мазать будешь?» и
сдержанное одобрение от парней: - Вовчик, а
штопор у тебя есть? Есть? Класс. Давай. А консервная открывалка?.. Зашибись.
Вино будешь? Костром пока займёшься? – а, ну как хочешь…» Толком объяснить, отчего должен прийти
конец цивилизации Вовчик не мог, на прямые вопросы нёс что-то уклончивое, где
были и атомная война, и «тектонические процессы в земной коре» или падение на
землю кометы, и всякие природные катаклизмы типа наводнения, торнадо,
землетрясений и отключения канализации. Но что «готовиться» нужно – он знал с
полной определённостью! Немного со временем научившись разбираться в сущности
поведенческих реакций хомо сапиенсов, Владимир сделал вывод, даже как-то
сформулировал: что
это своего рода позиция таракана: сублимация отсутствия безопасности по причине
перенасыщенности негативной информацией и небезопасных/хреновых условий жизни,
невысокого социального положения. Вроде «вот я соберу полную коллекцию вещей и
мне ничего не страшно.» Так же негативная
позиция по отношению к обществу, социофобия и своего рода обреченность
вследствии собственного бессилия компенсируется накапливанием ништяков и
забиванием на других. Ибо БП всех уровняет и сделает мир справедливым.
Нежелание быть в коллективе - опять же социофобия вследствии постоянного потока
негативной информации с экранов телика/монитора. Компенсационный
психологический механизм, можно сказать. Больше всего его удивило, что сам профессор Лебедев в Штатах,
седой худой дядька примерно отцова возраста, по виду – типичный «профессор»:
очки, костюм-тройка, трость, академический апломб, - оказался тоже в чём-то «не
чужд». Побывав в подвале его дома, он был поражён, с какой продуманностью там
были собраны те «ништяки для выживания», о которых вожделел на далёкой Родине
Вовчик: тут были и запасы консервированных и сублимированных продуктов, не
просто стоящие в банках и упаковках на длинных стеллажах, а подуманно
расположенные на наклонных полках, чтобы осуществлялась естественная ротация:
взял снизу – а свежий, только что купленный продукт заложил сверху; средства
фильтрации и обеззараживания воды и воздуха, устройство принудительной
вентиляции, даже противогазы - и всевозможные средства освещения и готовки пищи
– от газовой барбекюшницы до наборов одноразовой посуды и стопок упаковок
салфеток и пипифакса; арсенал же престарелого профессора, живущего только с
ровесницей-женой, весьма средний, как он заметил, по американским меркам, не
оставил бы равнодушным ни одного мужчину. Тогда ещё профессор только присматривался к новому студенту,
хотя бы и сыну старого друга; тогда ещё Владимир не получил неофициальное
звание «любимого ученика», и профессор отговорился тем, что «в Америке так
принято, это страна путешественников и эмигрантов, иметь запас автономности на
полгода – год вполне нормально; напротив, недоумение вызывает человек, запаса
не имеющий». Это, как потом понял Владимир, были только отговорки, далеко не
все в Америке запасались, далеко не все имели дома оружие и уж точно далеко не
все бы разделили теорию профессора Лебедева о «самоочищении земли», - хотя,
дорожа местом в престижном университете, профессор и не обнародовал свои выводы
из наблюдений за ситуацией в мире, боясь прослыть параноиком и несерьёзным
человеком, - а «выпасть из социума», это, как вскоре понял сам Владимир – самое
страшное, что может случиться в Америке с человеком… С тех пор Володя стал относиться к увлечению Вовчика-Хорька с
некоторым пониманием, и за три года переслал ему из Штатов немалое количество
выживальщицких ништяков, на коих тут, действительно, процветала целая индустрия.
А вот отец такой подход не разделял, и в беседах по скайпу всё это запасание
называл не иначе как барахолкой, делая упор на социальные связи и социальную же
адаптированность. Потому и фонарик пришлось покупать втридорого у таксиста, не
было топлива в автоматически запускающемся при выключении света генераторе, не
было запаса консервов… Впрочем, подумал Владимир, фонарики-то должны быть, -
куда делись? Спёрли? Кто? И свечи в подсвечниках, кстати, были начатые, уже
кем-то зажигаемые раньше, - сразу-то не обратил внимания, - отец точно не стал
бы держать в парадных подсвечниках уже траченые свечки… Набрав утром без особой надежды номер Вовчика, и уже прикидывая,
что к нему придётся ехать чтобы выяснить обстановку лично, он с радостью
услышал что гудки прервались, и после паузы осторожный голос спросил: - Кто?.. - Да я, я это, Вовчик, - Вовка! Чёрта ли у тебя мобильник
отключен, на городском трубку не берёшь?? - Вовка!!! Вован!! Ураааа!!! Приехал!! – радость у Вовчика была
глубока и искренна, как у Кота Матроскина при виде Дяди Фёдора в известном
мультфильме, - А я жду-жду, думал ты передумал!! А мобильник мой пропал! Спёрли!
Ты где?? В коттедже? Туда же давно воду не подают, по радио говорили, и света
нет. Про отца? Нет, ничего… А что с Евгением Павловичем? Элька? Нет, не
звонила. Так ты один там сейчас? Давай ко мне! Что тебе там делать! А здесь
вместе и поищем! И с пожрать у меня всё в порядке, ты же меня знаешь, хы!.. Не,
я не могу. Не могу квартиру надолго оставить, у меня тут… Словом, авария с
входной дверью, приезжай, сам увидишь! Давай-давай, приезжай! Вовчик был так настойчив, что Владимир и в самом деле решил
остановиться на этом варианте: перебраться к нему в город. Как заверил тот, в
городе работал водопровод и было электричество, как и открыты некоторые
магазины («Ненадолго это, Вовка, точно тебе говорю, ненадолго, не верь ты этим
сказкам про «Новую Администрацию» что сможет шестью хлебами накормить всех
страждущих! Говорил ведь я, говорил! А ты не верил – а вот он, БП на подходе!»)
- Вовчик явно ликовал, что сбылись его мрачные, хотя и невнятные ожидания. Мама
его полтора года назад, когда Владимир уже давно был в Америке, умерла, и
Вовчик жил теперь в однокомнатной квартире один; так что стеснить кого-то
Владимир не опасался. Привыкнув быстро воплощать свои решения, он тут же попрощался с
другом, заверив что прибудет в самом скором времени, и тогда Вовчик лично и
наглядно всё расскажет и покажет. Собрался, сменив льняной костюм на практичную
джинсовку, туфли на кроссовки, благо что размер ноги не увеличился; взял запас
белья, на всякий случай плотную куртку-шотландку, посовал в огромную
хозяйственную сумку-баул, с которой ездили по супермаркетам, остатки купленных
вчера продуктов, фонарик, ещё всякие полезные мелочи; в отцовском кабинете из
стенного тайника взял из пачек долларов и евро прилично денег, приклеев на
каждую оставленную пачку по стикеру с отметкой о дате и взятой сумме –
аккуратность в финансовых вопросах была не только перенята от отца, но и
воспитана на начальном курсе финансового ВУЗа. Огляделся. Опп! А где семейные
фотографии? Точно! Исчезли не только альбомы, но и стоявшая раньше у отца на
столе в рамке общая их, ещё с мамой, фотография. Это показатель, да, это
показатель! Чужим бы их семейные фотографии точно бы не нужны, стало быть взял
кто-то свой – папа или сестра; стало быть они не внезапно и непостижимо где-то
сгинули, а достаточно планово куда-то переместились. Это внушало надежду – раз.
И два – исходя из этого ждать их в коттедже не было смысла. Скорее как смогут
позвонят на мобильный; судя по вчерашнему звонку Нэнси мобильная связь
временами ещё работает, хотя мобильник и отца, и Элеоноры устойчиво «вне зоны
действия». Воспрянув духом от таких мыслей, Владимир положил в настенный
сейф лист бумаги с крупной надписью «Я приехал. Сейчас у Вовчика», - и телефон,
и адрес Вовчика знали и отец, и сестра. ВОВЧИК – ПЕЧАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ Вовчик был
несказанно рад. Он высмотрел его приезд из окна и выбежал встречать как только
машина остановилась и Владимир открыл дверцу. Радостные вопли начитанного
Вовчика «Барин! Из Америки! То есть из Моршанска!» сменились объятиями и
гулкими хлопками по спине ладонями и в крудь кулаком, - причём сам Вовчик от
попытки в ответ шарахнуть его в грудь предусмотрительно закрылся вытащенной из
багажника шофёром Вовкиной сумкой, - получить в грудь увесистым кулаком друга
ему явно не улыбалось. Три года –
не шутка! Сражённый таким явным проявлением дружеских чувств Владимир чуть не
прослезился, - он всегда был несмотря на всевозможные победы и общую успешность
несколько чувствительным и сентиментальным, - а Вовчик ликовал! Он давно уже
по разным признакам решил для себя что долгожданный БП вот-вот наступит, что
наконец-то сбылись его давние ожидания, и, не будем стесняться этого,
вожделения: вся старая действительность вот-вот осыпется как высохшая
скульптура из мокрого речного песка под порывом урагана; и впереди новая
действительность и новая жизнь, в которой он, конечно же, благодаря своей
предусмотрительности и знаниям-умениям займёт подобающее ему место, - и место
это будет не у чертёжной доски или монитора компьютера со скучными графами
финансовой отчётности, а поболе, повыше!.. В ночных
мечтах Вовчик видел себя то героем, спасающим прекрасную незнакомку не то из пламени
пожара, не то от лавы извергающегося вулкана;
то отважным Бертом Гартом из «Дрожи земли», расстреливающим из
крупнокалиберной винтовки каких-то подземных гигантских тварей; то ковбоем,
скачущим по бескрайней прерии на быстроногом мустанге и отстреливающимся от
настигающих бандитов из огромного блестящего кольта… Впрочем какие вдруг прерии
и мустанги? Откуда бы? – он всё же не терял связи с действительностью; - и он
вносил коррективы в мечты: вот он уже на мустанге, но не лошади, а в
автомобиле, 120-сильном «Мустанге-120» кабриолете с открытым верхом, мчит по
бескрайней автостраде типа героя из «Бешеного Макса», так даже лучше – рядом
есть место для очаровательной девушки, или даже двух – трёх; ну конечно –
две-три оно значительно лучше! и непременно гикающие бандиты, гопники в косухах
и с цепями, мчат следом на тюнингованных багги, и печёт солнце, и в умоляющих
взорах девушек читается что вся надежда только на него, и управляя бешено одной
рукой мчащимся мустангом он с бесподобной меткостью разит гопов из обреза… к
чёрту обрез, обрез был в «Бешеном Максе», он – из Калашникова; к чёрту
Калашников – из него одной рукой стрелять не получится, - из израильского Узи;
разворачивается и косит гопов короткими очередями, и чётко стучат выстрелы, и
горячие гильзы сыпятся на головы и в откровенные декольте восхищённых им
красоток… Ему было
стыдно и неудобно перед самим собой за эти мечты, и он никогда и никому бы не
признался в них, даже и другу Вовке; но мечты были настолько сладостны и
настолько диссонировали с окружающей нудной действительностью, с необходимостью
ходить в институт и постигать скучные бухгалтерские истины, стоять в очередях
за «пайком по карточкам»; видеть, как незамечая, как по пустому месту, скользят
по нему на улице взгляды мувских длинноногих красоток… нет, он скорее дал бы
отрезать себе правую руку, но не расстался бы с ожиданием и надеждами на
«совсем другую жизнь». Впрочем нет, правую руку – нет, как же тогда стрелять из
Узи?? И девушкам будет сложно полюбить однорукого. Правда, не
случалось ни кометы, ни астероида, даже пришельцев как в «Шестом районе» или
«Войне миров» Спилберга не было; даже «каррингтоновского события», пропажи
электричества по всей земле, чего он ждал с нетерпением, тоже не случилось; что
уж говорить про зомби-апокалипсис… Оооо, зомби-апокалипсис, - это была бы
вкусняшка! Он
просмотрел неоднократно всего Джорджа Ромеро, а что касается «Добро пожаловать
в Зомбиленд» вообще был его любимым фильмом, с фрагментов которого начинался
его день. Раз за разом он представлял, как по улицам бродят воющие и стонущие
живые трупы, готовые растерзать каждого действительно живого; как он
отстреливает их из винтовки с крыши наполненного ништяками супермаркета
«Гектор» (а рядом обожающе смотрят на него Вика со второго потока и Анжела с
третьего курса). Или он в институте, в руках у него отточенный
ледоруб-гвоздодёр на длинной рукоятке, а руки защищены кожаными крагами, на
лице – стеклянный щиток от брызг завирусованной зомбячьей крови, - всё это,
кстати, давно приготовлено, он как-то наткнулся на любимом выживальщицком
ресурсе в сети на статью некоего Plombir-а, в
которой тот с неподражаемым апломбом и нахальством вещал о мерах по рукопашной
борьбе с зомби, как будто сам пережил уже пару зомби-апокалипсисов! – но он
кое-что оттуда взял, да, несомненно… Он так это и представлял: знакомый до
тошноты институтский коридор, и навстречу выходит сволочь-декан… конечно же,
уже зомби, он и сейчас-то… а за ним проректор по учебно-воспитательной работе,
тоже… гад и зомби. И староста группы. И… А сзади, за спиной, визжат и молят
спасти длинноногие первокурсницы, и вот он, единственная защита и надежда, - и
с размаху ледорубом декану между стёклами позолоченных очков, получи, гад! - он
валится; и проректору по лысой башке, - ты забыл, гад?.. впрочем, уже неважно,
- тоже валится; и староста Ольга Мамонова тоже тянет к нему свои покрытые
язвами руки, вылупляет белые без зрачков глаза и мычит… как пропуски ставила –
помнишь?? И по башке её, и чёрная кровь сгустками брызжет в щиток на лице, и
сзади уже благодарно визжат первокурсницы; а потом домой, разобраться со
сволочами-соседями, тоже ледорубом, первокурсниц можно взять с собой… Тоже всё не
случалось. Нет, он был совсем не психом и не наивным, и прекрасно понимал, что
если случится – всё будет не так здорово и красиво, ту же зомбячью кровь нужно будет
чем-то смывать, а чем, если на станции водоочистки тоже уже весь персонал
зомби? Нет, он не зря учился в финансовом ВУЗе, и просчитывать последствия и
неочевидные на первый взгляд детали его тоже мало-мальски научили, - тот же
любимый «Добро пожаловать в Зомбиленд» коробил повсеместным наличием в
зазомбяченых городах электичества, и даже Луна-парк с аттрационами там
функционировал… Но пусть не так гладко, но может же быть?? Вот и учёные не
отрицают, и в Америке, пишут в интернете, были уже случаи, когда… впрочем,
неважно. Да, как ни жалко, но на зомби-вариант БП рассчитывать не приходится! А
так здорово было бы, как в «Я – легенда» рассекать на опять же красном
«мустанге» по безмолвным, пустым улицам Мувска, и бесплатно «отовариваться» в
любом брошенном магазине… Только чтоб вместо собаки рядом была длинноногая
красотка; впрочем если ещё и собака – тоже можно! Но – облом.
Зомби не бывает. Во всяком случае «как у Ромеро». Зато вдруг
случился финансовый кризис, плавно переросший в финансовый коллапс. Как так
получилось - преподаватели, маститые и казалось бы опытные финансисты, зубры
валютных джунглей и бизоны бухучёта, объяснить не могли, да особо и не
пытались. Вовчик чётко понял, что вся их опытность и все их знания действенны
только в строго определённой, устоявшейся системе отношений; они занимали свою
нишу – но чуть вне её, - и они были столь же беспомощны как акула на песке
пляжа. Последние недели перед летними
каникулами они ходили с вытянувшимися лицами, точно чувствовали что их
финансовой синекуре приходит конец, и вскоре будут цениться совсем другие
знания и умения нежели свести годовой отчёт. Поняв это, Вовчик вовсе перестал
посещать институт, высказав по телефону позвонившей старосте что в гробу он её
видал… и на её возмущённо-угрожающее кудахтанье посоветовал запастись простынёй
и белыми тапками. С закрытием
предприятий и каникулами по летнему времени немеряно развелось всяческих
молодёжных «неформальных формирований», в народе попросту именуемых гопниками.
От подростков до студентов по возрасту. У некоторых даже образовались некие
политические программы, как его просветил сосед с верхнего этажа, Хронов
Витька, «Харон» по сетевому нику, анархист, как он себя гордо называл. Все они
моментально перессорились между собой, и, на фоне повсеместного бездействия
полиции, стали представлять реальную угрозу, - всё это Вовчик тоже учитывал.
Некоторые из них разительно напоминали ромеровских зомби, но до того чтобы
пускать в ход свой ледоруб дело ещё не дошло, хотя газовые баллончики и
перцовый «Удар» Вовчик теперь носил с собой даже вынося мусор к мусоропроводу,
ну а уж с ножом он не расставался даже в ванной. Сюрвивалистские
сайты сначала ликовали, расписывая в красках «что будет», а потом постепенно
стали безлюдеть… Действительность с очередями, веерными отключениями и
непонятками с будущим многих настроила теперь уже на серьёзный лад, и люди ушли
из интернета в реальную жизнь – как подозревал Вовчик, кто-то куда-то драпал,
менял работу и место жительства, переезжали на «загородные базы», на
сюрвивалистском слэнге называемые «Джокервиллями», и все, безусловно,
запасались… Но толком запасаться уже не получалось: многие магазины закрылись,
на продукты сначала ввели нормирование, а вскоре простое распределение по
карточкам, но с обязательной отработкой на общественных работах; а в
коммерческих магазинах, где по-прежнему было всё включая икру и торты, цены
стали ну уж совершенно нереальными. Раньше, раньше думать надо было! – иногда
прорывались вопли отчаяния на форумах, а потом и интернет стал гаснуть, выключаясь
целыми сегментами. Хорошо ещё что народ в подавляющем большинстве не
воспринимал надвигающийся БП как… как БП. «Ну, переживём, бывает, было уже в
истории и ещё будет, нечего отчаиваться, вот автобусы уже в центре пустили, а
ты талоны на макароны получил? А на молочные? А сколько дают? А где
отрабатывать? Не, не смертельно – всё наладится. Вот и по телевизору говорят…» Конечно,
говоря одно, они в действительности и думали, наверное, и уж точно делали
совсем другое – из магазинов постепенно исчезли все осветительные автономные
приборы – от фонариков до светильников; генераторы стали редкостью и
чудовищными по цене; в хозмагах размели свечи… Но соображалки у народа хватало
только пока на эти, совсем очевидные вещи; никто не думал о «совсем уж плохом»,
и Вовчик вполне задёшево скупил на барахолке ещё несколько пар столь же
крепких, сколь и страшных на вид рабочих ботинок, спецовки и рукавицы,
втаривался сигаретами хотя сам не курил… Таскал, таскал на загородную «базу», и
всё выжидал – когда, когда же «будет сигнал» драпать в деревню, в давно
оставшийся в наследство от бабки, брошенный и забытый, а теперь регулярно по
возможности посещаемый «домик в деревне». Вернее, не «драпать», а «осуществлять
драп-бросок», как это именовалось в сюрвивалистской теории. А сигнала
всё небыло и небыло, магазины пусть криво-косо но работали, свет то отключали,
то он был целыми неделями, газ был… Даже остановившиеся предприятия некоторые
вновь пускали – во всяком случае об этом сообщали по телевизору. По телевизору
вообще пошла сплошная благодать и оптимизм: бодрые репортажи « с мест»
сменялись музыкальными комедиями, посмотреть – так вся страна, весь мир
погрузился в праздник, всё равно что в рождественские недели… Принять волевое
решение и совершить драп-бросок в далёкую деревню на краю мувского района, где
уже всё было готово к «выживанию» было положительно трудно решиться. Как сигнал
он воспринял происшествие у продовольственного магазина, когда явный гопник
избил ногами какую-то толстую тётку – и никто не вмешался. Он проходил мимо,
принципиально не считая нужным стоять в диких очередях за пакетом риса или
пачкой крупы, - всё это было во-время запасено; но обратил внимание на
небольшую толпу зевак, преимущественно женщин, наблюдавшую за чем-то
интересным, происходящим у магазина, и несущиеся оттуда вопли. «Опять гопники
подрались» подумал он, и внедрился в толпу, - он считал что посмотреть на
реальную, не киношную драку всегда интересно и поучительно. Но там не
дрались. Явный гоп с крашеным гребнем на голове бил ногами лежащую пожилую
тётку, та только охала уже и стонала, - а люди стояли и смотрели на это как в
ступоре. Бил зло, во всю силу. Было это настолько мерзко и страшно, что он не
выдержал. Вмешиваться в какие бы то ни было уличные разборки – это было
категорически не по-выживальщицки, но он решился: прячась за спиной какой-то
тётки и сжимая сразу ставшими потными ладонями два газовых баллончика, Вовчик
каким-то не своим голосом вдруг выкрикнул: - Что же ты
это делаешь, гад?? – и тут же пожалел об этом, когда гоп, тут же оставив
лежащую и стонущую окровавленную тётку, вдруг вперился взглядом в толпу, явно
выискивая крикнувшего. Вовчик обмер, руки и ноги его несмотря на жару
похолодели. Он уже мысленно увидел, как озверелый гоп вытащит его сейчас из
толпы и, повалив рядом с этой тёткой, так же примется пинать ногами, - и не
по-киношному, когда героя бъют-бъют, а он как резиновый, потом встаёт живой и
здоровый, - а по-настоящему, когда удар тяжёлым ботинком в лицо – это выбитые
зубы, выбитый глаз, порванная щека, а то и тяжёлое сотрясение мозга. Это если
один удар… Тётка-то, хотя её больше не били, даже не делала попыток встать, а с
тяжёлым клокотанием в горле тяжело дышала, лежала, и сквозь полуприкрытые веки
были видны голубоватые белки глаз… Он тут явно не один!! – предельно ясно понял
вдруг Вовчик и обмер, зажатые в потных руках баллончики показались смешными
детскими игрушками, неспособными остановить кого бы то нибыло; как и
находящийся в чехле под рубашкой «Удар», как и отточенный в бритву «Кондрат» -
икона ножевиков-самооборонщиков в ножнах-лопухе за поясом штанов… Если бы гоп
сейчас потащил его из толпы, он бы, наверное, даже не сопротивлялся; но тот
вдруг отвернулся, наклонившись что-то поднял с асфальта – и быстро скрылся в
сразу расступившейся толпе. Охая и переговариваясь, толпа стала рассасываться в
стороны, лишь пара тёток подошли и наклонились пытаясь помочь лежащей, а та всё
так же ни то клокотала, ни то хрипела, и в прорехе порванной кофты и порванного
платья была видна большая мягкая грудь с кровавой на ней ссадиной, а глаза были
всё так же полуприкрыты, и радужки было не видно, только белки… Это было
настолько страшно и непохоже на виденное в кино, что Вовчик, раньше
благоразумно избегавший участия во всяческих уличных потасовках, был потрясён;
он плохо спал в эту ночь. Мерзкая сцена – здоровенный, как показалось ему, гоп
бъёт ногами лежащую женщину ногами по лицу и в грудь – и никто, никто не то что
не заступился, но даже слова против не сказал; это испуганное, потрясённое и в
то же время заинтересованное сопение вокруг… И сам он. Тоже. Оказался ни на что
не годен кроме как крякнуть «Что же ты делаешь?» - ну точно бабушка у подъезда,
осуждающая выносящего мусор мальчика, у которого ветром снесло на дорожку из
ведра мятый пакет из-под молока. Он предельно чётко понял, что если бы и его
били – никто бы не вписался. И он тоже валялся бы там, на асфальте, так же
закатив глаза, и вполне возможно бы умирал… и умер бы, или стал калекой, и
никому бы он был не нужен, и мама не навещала бы каждый день в больнице, как
когда он лежал в детстве с воспалением лёгких; и никто не приносил бы любимую
ряженку и пирожки с рисом, не щупал бы лоб и не спрашивал, что сегодня сказал
доктор… Мама ведь
умерла. Огромное,
всепоглощающее чувство одиночества навалилось на него, одиночество и безысходность.
Пронзительное понимание того, что то что случилось сегодня с той тёткой, могло
и может в любой день случиться и с ним, мгновенно как мокрой тряпкой со старой
школьной доски смыло из сознания всех этих Бешеных Максов, Крепких Орешков, Кобр
и Коммандо, легко и с удовольствием
выживавших на экране в одиночку. Он почувствовал себя маленьким и беззащитным
перед огромным безжалостным миром, и все его «приготовления» и «умения» теперь
представлялись не более чем игрой в Фоллаут, - всё это было смешно и понарошку;
а вот синеватые белки глаз в щелях век избитой тётки и залитый кровью рот с
явно выбитыми зубами – это было всерьёз, это была действительность. Он заплакал. С перерывами
он плакал всю ту ночь. Ему не жалко было ту тётку, хотя он и сознавал, что если
бы он не крикнул, не одёрнул гопника, тот продолжал бы её пинать, и, вполне
возможно, запинал бы насмерть. Ему даже не жалко было себя. В числе прочей
выживальщицкой литературы он читал и про самураев, про их умение приучить себя
к мысли о собственной смерти через ежедневное представление себя уже умершим, -
и он пробовал эту практику, он вполне мог допустить свою смерть, и совсем не
чувствовал при этом отчаяния как чувствовал его сейчас, - он плакал от
одиночества. «Зачем
выживать, если не для кого и не для чего выживать?» - наконец сформулировал он
эту выплаканную мысль. И тогда он
понял для себя, что «выжить ради того чтобы только выжить» - это ни о чём. А на
следующий день он поехал на рынок и купил маленького белого декоративного
кролика. Совсем маленького, не больше двух кулаков, с тёмными кончиками ушек и
тёмным пятном вокруг носика. Зачем он его купил он сам толком не знал. Ему
просто нужно было о ком-то заботиться, если некому было заботиться о нём самом. А потом
позвонил со Штатов Вовка и сказал что скоро приедет. ОБУСТРОЙСТВО - Ну давай,
Вовчик, показывай, как ты живёшь! – отобрав обратно сумку, и отпустив машину,
обратился к нему Владимир. - Да там же,
куда ж я… Айда, что стоим. Блин, я страшно рад тебя видеть! А чё у тебя с
носом? - С носом…
Машина резко затормозила, я и стукнулся. А вообще у вас тут в Мувске весело…
как в Гарлеме накануне Дня Благодарения, хы. Ну, пошли? О, а это что? Только
заметил… Уже было
направившись к подъезду он остановился и кивнул на явные следы от пуль около
подъездной двери. В самой железной крашеной шаровой краской двери подъезда тоже
было несколько аккуратных отверстий с отшелушившимся вокруг них покрытием. - Это ещё
что. Это ж со двора. Ты ещё со стороны Проспекта дом не видел. А внутри –
вообще абзац… Да сам сейчас всё увидишь. - А… - Так путч
ведь был. Установление народной власти. В смысле «новой-народной», антинародной
же не бывает; та власть тоже была народная. Айда. Сейчас сам увидишь
последствия «почти-мирного» установления. Они
поднялись на четвёртый этаж к квартире Вовчика. Владимир, остановившись, только
присвистнул. Дверь в Вовчика квартиру, как принято, металлическая, была
разворочена. Как будто гигантской кувалдой ударили в край, вмяв замки и изорвав
в лохмотья вокруг стальной лист, отколов значительный кусок стены около, смяв
стальную облицовку дверного проёма. Смяв дверь – а потом выдрав её наружу, так
что она торчала теперь на лестничную площадку, конечно же, не закрываясь.
Крашеные светлой краской стены лестничной клетки также имели следы мощного
взрыва, вмявшего вовчикову дверь. Хотя всё было давно и чисто подметено, на
площадке не было никакого мусора, последствия взрыва производили сильное
впечатление. - Ни-че-го
себе!.. Как это тебе так?.. – только и смог сказать Владимир, а Вовчик же,
только махнув рукой «Потом расскажу!», стал открывать дверь… За измятой внешней
стальной была ещё одна, тамбуром, старая деревянная, массивная, и взрыв только
выбил у неё замки и порвал дермантин, но не сорвал с петель и не расщепил; вот
эту-то дверь, немного подшаманив, вставив новые замки и починив подручными
средствами косяк, Вовчик и закрывал
теперь снаружи на ключ. - Не, это не
как в Гарлеме, неправ я, это у вас жизнь намного веселее… Во я приехал! - Что, уже
жалеешь что ли? - Не, ты чё.
Я ж домой вернулся. Просто констатирую что хотя одно веселье я пропустил, но
всеобщий «праздник», чувствуется, ещё впереди… -
Поучаствуем, Вовк, поучаствуем, куда денемся, хоть издалека, но поглядим на
веселье. Ты проходи, проходи. Я сейчас отодвину. -Осторожно, за вот эти вот торчащие железины
не зацепись. Наклоняйся. Давай сюда сумку. Они
оказались в квартире. Небольшая прихожая была неярко освещена падающим из окна
кухни через коридор светом; старые сальные от времени и вытертые обои, вешалка
на стене. - Не, не разувайся.
После этого экшна я завязал разуваться, как и делать большую приборку. Всё
равно теперь это только временно всё. Но жить можно, ты не опасайся. Я отвечаю.
Эта вот, входная дверь, хоть и деревянная, но прочная; я ещё засов-перекладину
приспособил – она же внутрь открывается, потому её взрывом только и распахнуло,
а не вынесло как внешнюю, так что нормально… Ну а если до взрывчатки дело
дойдёт – тут уж, как я убедился, вообще никакая дверь не поможет. Сам видишь. Пока он
говорил, закрывая дверь на здоровенную балку-засов, Владимир огляделся. Всё
было как он помнил, как когда тётя Маша, мама Вовчика, была жива. Сам Вовчик,
казалось, совсем не изменился: всё та же короткая стрижка, неуверенно-робкая
улыбка. Балахонистые светлые штаны с большими карманами на бёдрах, выстиранная
бледно-голубая футболка. Перед отъездом Владимира в Штаты он носил только и
исключительно камуфло, включая футболку; сейчас видимо что-то изменилось в
предпочтениях. Хотя обут в неизменные берцы, - но брюки навыпуск, сразу и не разберёшь.
Оп-п… - Вовчик… Я
вроде не пил последние дни; хотя носом и треснулся, но вроде не должно бы у
меня быть сотрясения… Мне показалось – там что-то пушистое пробежало? - А. Это
Джордж – в голосе Вовчика прозвучала нежность. - Белочка? - Кролик.
Декоративный. - Это хорошо
что не белочка, значит мне ещё рано белочек видеть… Что у тебя делает дома
декоративный Джордж? Тоже последствие становления Народной Власти? - Нет,
Джордж вне политики. Я его купил. На рынке. - Вовчик.
Давай ты мне расскажи по-порядку, как ты за эти несколько недель, что мы с
тобой не общались, дошёл до жизни такой, что у тебя новая власть дверь выносит,
а по квартире бегает пушистый Джордж? Это было ещё
«до Джорджа» и до происшествия у продуктового магазина. Когда случился путч, Вовчик
был дома. После того как умерла мама он, помимо своей обычной подработки
сторожем на стройке и помошником бухгалтера, стал подрабатывать ещё и
корректором в издательстве, беря работу на дом. Незадолго перед путчем на
стройке платить перестали окончательно. Поругавшись с начальством, и, так и не
получив задержанную за три месяца зарплату, сторожа, скооперировавшись, однажды
ночью загрузили какому-то частнику из пригорода все стройматериалы, которые ещё
оставались на стройке: кирпич, шифер, опалубку, остатки цемента – за наличный
расчёт. А после того как смогли продать кому-то и вагончик-бытовку, посчитали
что взаиморасчёты с работодателем закончены. У Вовчика осталась только
корректура да бухгалтерия нескольких мелких фирмочек, рассчитывавшихся
нерегулярно и в основном всякой натурой, благо что недорогими продуктами он
затарился на протяжении этих трёх лет вполне достаточно для индивидуального
выживания. Вот и в этот
день он сидел на кухне и на стареньком компьютере внимательно вычитывал текст.
Текст был длинный, тупой и скучный, но за него платили, и Вовчик внушил себе
как обычно, что это и не работа, а тест на волю, усидчивость и внимание. Это
удалось, и работа продвигалась споро. На улице
грохнуло и затарахтели выстрелы. Подскочив как ужаленный, он сбросил наушники
через которые в процессе работы слушал музыку, и из-за которых раньше не
услышал отдалённой стрельбы. Подскочив к окну, он увидел как по проспекту
перебежками передвигаются фигуры в камуфляже, с оружием. Увешанные амуницией,
всеми этими «разгрузочными желетами» да «разгрузочно-подвесными системами», про
которые он до этого не только читал на сайтах, но и даже сам сшил себе что-то
подобное на старенькой маминой швейной машинке; они прятались за стенами,
влипали в проёмы окон, растекались в нишах домов, и всё целились, целились в
что-то, находящееся в другой стороне Проспекта. «Началось??!»
- вихрем пронеслось в голове, - «Опоздал?..»
Он метнулся
к телевизору и включил его на полную мощность. Ещё не появилось изображение,
как телевизор запинающимся голосом дикторши сказал: - … просит
сохранять спокойствие. Происходящее в городе контролируется, и вскоре ситуация
будет… эээ… будет взята под контроль. В город выдвигается дивизия внутренних
войск… Он смотрел в
окно: там, куда целились перемещающиеся по проспекту военные, что-то произошло,
сквозь речитатив дикторши донеслось рычание мощного мотора; фигурки засуетились
и начали палить в том направлении, дробно застучали автоматные очереди, а с той
стороны им ответило тоже очередью что-то большое и несравненно более солидное:
«тра-та-та-та-та!»; потом прямо напротив окна из прохода между домами выбежал и
встал на одно колено человек в камуфляже с гранатомётом на плече, тут же сильно
грохнуло, так, что дрогнули отчётливо стёкла, спереди и сзади гранатомётчика
фыркнуло пламя, взлетели в воздух бумажки, листья, обрывки, - и в той стороне
откуда было «тра-та-та» тяжело грохнуло… «Что же я тут стою, это ж не кино
снимают!..» мелькнула мысль в голове у Вовчика, и он ринулся в ванную. Упал там
на пол и постарался вжаться под холодный жёсткий надёжный, как казалось, бок
ванны… «Вот она какая, война!» мелькнуло в голове. Смотреть «на войну» из окна
не появилось теперь ни малейшего желания, стало понятно что с улицы может
прилететь что-то жизнелишающее, и очень просто; и потому он принял решение
оставаться в ванной. Но стрельба и глухие удары взрывов продолжались так долго,
что, наскучив, он всё же сделал две вылазки: затащил в ванную из комнаты
спальный мешок, чтобы было не холодно на кафельном полу, прихватив там же и свой
«ТЧ», «тревожный чемодан» в виде рюкзака со всем необходимым для выживания на
пару суток; и второй раз, вспомнив что в кухне остался включённый комп, несомненная
и самая большая дома ценность, и сползал туда на четвереньках, забрал его со
стола. Телевизор в это время вещал уже мужественным мужским басом: - … все,
кому дороги демократия и законность. Все здоровые силы общества как один
человек поднимутся на защиту от посягательств… А потом
война пришла и непосредственно в квартиру Вовчика. На лестничной площадке
затопало, и в железную внешнюю дверь загромыхали чем-то железным же.
«Открывай!!» - донеслось с лестничной площадки. Чуть высунувшись из двери
ванной, Вовчик обмер, так что, казалось, отнялись ноги. «Я-то тут при чём??» -
заполошно подумал он; а в дверь ещё несколько раз ударили чем-то, и послышался,
как ему показалось, соседский голос: «Он там, дома должен быть. Вы постучите.
Самая удобная позиции и есть, - я сам военный. А у нас на проспект только кухня
выходит, никакого обзора!» - и вновь в дверь вдарили, видимо, пинками и
прикладами. Вовчик, конечно же, не сделал ни малейшей попытки открыть дверь, он
молился выживальщецкому богу, чтобы они ушли, пусть к другой квартире, но
вместо этого на площадке гаркнули: - Тищенко!
Давай эту дверь к чертям! Все – вниз! Поняв, что
сейчас случится что-то страшное, Вовчик спрятался обратно в ванную, затворив за
собой дверь, и завернувшись в спальный мешок, постарался вдавиться под ванну, и
ему это почти удалось… На входе грохнуло так, что несмотря на закрытую дверь в
ванную заложило уши, по квартире затопали; кто-то рванул дверь ванной и
заглянул, в щель потянуло вонючим дымом, Вовчик опять привычно уже обмер, но на
него не обратили никакого внимания; в комнате рывком распахнули окно, и на
кухне тоже, причём и там, и там стёкла лопнули; и вскоре из комнаты и кухни
послышались оглушительные вблизи очереди – пулемёт и два автомата. Стрельба
продолжалась, как казалось, бесконечно, перемежаясь в перерывах забористым
армейским матом. Военные матом, как понял Вовчик, не ругались, они матом
разговаривали, при этом прекрасно друг друга понимали. Слушая дробное
грохотание пулемёта за стеной, Вовчик с ужасом ждал, что в пулемёт сейчас с
проспекта залепят из гранатомёта или пушки, и он тут накроется песцовым хвостом
за компанию с военными, причём даже не зная кто это такие и за какие идеалы они
строчат сейчас из окна его кухни. Но в пулемёт ничем не залепили; через
некоторое время в квартиру опять кто-то забежал, грохоча коваными каблуками по
паркету, в комнате последовал краткий диалог, весь сплошь состоявший из
нецензурщины, и военные застучали каблуками, уходя из вовчикова дома. Никто из
них больше в ванную и не заглянул. Стрельба и взрывы на Проспекте не утихла,
она просто переместилась туда, ближе к комплексу Дома Провительства. От военных
осталась сорванная входная дверь, разбитые и растоптанные горшки с цветами, выбитые
стёкла и горы стреляных гильз. Мобильник с обеденного стола, впрочем, пропал… Когда
Вовчик осмелился наконец выползти из ванной, телевизор на кухне по-прежнему
работал, только на этот раз на экране была просто заставка. Как сообщили на
следующий день, «здоровые силы общества победили». Два дня
наводил порядок. Через неделю всем, у кого были выбиты стёкла в окнах на
проспект, застеклили централизованно – очевидно, чтобы центр выбитыми окнами
поменьше напоминал место боевых действий. Насчёт взорванной двери только пожали
плечами, - с какой бы, типа, стати? Её с проспекта не видно! – возмущался
Вовчик. - И что
теперь с дверью думаешь? – поинтересовался Владимир. - Ну что
думаю. Ничего не думаю. Вот как есть так и будет. Всё равно я тут надолго не
задержусь. Всё это не надолго! Как только опять назревать станет… - А ты перед
путчем это «назревание» чего, не чувствовал? - Не, не
чувствовал… - готовя на кухне чай, виновато сообщил Вовчик, - Или, вернее,
чувствовал, но… Сигнала как-то не было… Как-то всё казалось что зачем сегодня,
лучше завтра или через неделю… Здесь, типа, ещё жить можно… Вот и тянул. Ну а
теперь!.. Тем более ты приехал! Вместе мы... Сила! Теперь всё с нуля и
по-новой! «С нуля. По-новой…» На старт новых «крысиных гонок»? Владимир
вспомнил, как говорил профессор: «Какого «сигнала о начале» ждут люди? Пожалуй,
никто и не почешется пока инструкция не появится в виде гигантского табло в небе, видимого
на всех континентах, и непременно со спецэффектами!» Он огляделся по сторонам. После коттеджа, даже после студенческого
кампуса обстановка квартиры у Вовчика поражала бедностью. Чёрт, как же он
трудно живёт… Владимир почувствовал укол совести. Сам-то он никогда не думал о
таких мелочах как зарабатывание на жизнь, не пил чай из треснутой чашки,
предпочитал за чаем крекеры или тосты, а не высушенные бог знает когда
самодельные сухарики; у него никогда не было таких выцветших зановесок на
окнах, при жалюзи зановески вообще не нужны; лет двадцать не менянные обои… Что
же я, сволочь и эгоист, не мог помогать другу? Впрочем, сам-то… Всё за счёт
отца, а выступал ещё… - … эти сволочи ещё виноваты!
– продолжал между тем Вовчик. - Так… какие сволочи?.. Правительство? - Ну, это само собой, но ни о них речь. Я о соседях. Вовка, это
была самая моя большая ошибка, когда я им всё рассказал! Ну, когда стал
интересоваться выживанием. Я с ними со всеми беседы провёл! Объяснял, доказывал,
рассказывал как правильно запасы делать! Что ты!.. смеялись. Пальцем у виска
крутили. На, Вовка, сахар. И вот карамель. Ага, всё из запасов… За психа
держали! А потом, как пошло это… ухудшение… ну, помнишь, с чего всё началось –
что там, конфликт на Тайване, в Иране когда всё по-крупному закружилось, да
Китай объявили агрессором, да попёрли из Совета Безопасности, - когда всё пошло
вразнос, многие на жопу сели… Вон, Ирина Павловна, - была старшим инспектором
по кадрам, Алёна – главный бухгалтер, Валентин Ильич диспетчером на аптечном
складе, все без работы остались, и это… без средств к существованию, как
говорится. Ну, то есть их не уволили, - не знаю, ты знаешь, нет, - тут же ввели
мораторий на увольнения, чтобы поддержать типа электорат - только толку
никакого, в натуре – что толку если обязали выплачивать только минималку, а и
ту задерживают по нескольку месяцев, вот за счёт талонов-карточек и выживают…
пока. И тут же ко мне: Вовчик дай то, Вовчик дай сё, и ладно бы если, скажем,
по-соседски соли или спичек. Нет. Риса дай ребёнку сварить. Сахару. Молока нет
– сухого молока дай, Вовчик, у меня ведь есть, они знают. А что ты, говорит,
талоны не получал – я расписывалась, гляжу, только напротив твоей фамилии
росписи нет? Масла, говорит, дай?.. Вовчик распсиховался и, вдруг вспомнив, открыл холодильник с
прикреплёнными на нём магнитиками – рыбки, верблюды, непременный «бутерброд» с
красной и чёрной икрой – символ успеха для малоимущих, в том числе и с фигуркой
Статуи Свободы, присланной Владимиром из Штатов, и, порывшись, достал и положил
на стол начатую пачку масла: - Мажь на сухари, Вовка. Не тушуйся, у меня есть, в морозилке
сохраняю, в своё время затарился. Сейчас консерву открою. Холодильник – он,
понимаешь, чем больше в нём замороженных продуктов, тем дольше размораживается
когда свет отключают. Так, от отключения к включению и перебиваюсь, -
нормально! У меня, считай, битком, так что не размораживается, не успевает. Ещё
можно масло просто в воде хранить, мне ещё бабка говорила, масло ведь главное
что? – чтобы не окислялось, вот в воде и… ну ладно. Так вот, раз да два, а
потом повадились как в супермаркет! Я ей, Ирке, говорю: - Ты что такая
загорелая? В отпуск ездила? Ну и как там?.. Я знаю, что «волшебно», вернее,
предполагаю; а ведь тебе говорил – не время сейчас для отпусков, ты мне что?
Что «ничего», - да, пальцем у виска не крутила, как Олег, но посмотрела как на
пыльным мешком ушибленного! Я что, не помню?? И ты не помнишь – а как в отпуск
поехала помнишь?.. На-фи-га?? Чо я не поехал? «Надо жить здесь и сейчас!» -
скривившись, передразнил кого-то Вовчик, и продолжил, открывая консервную
банку, как отметил Владимир, открывашкой с мультитула, который на клипсе висел
у него незаметно на поясе. Знакомый мультик – Владимир его со Штатов по
Вовчикову заказу и присылал… Закончив с банкой, Вовчик тут же вернул инструмент
за пояс. - Жлоб, говорит. Ребёнка кормить нечем, говорит! Я ей говорю: ты
как раз за отпуск на море проездила запас еды на полгода. Для всей семьи. А она
говорит – ты меня не лечи, ты дай масла. Ребёнку. Если ты, говорит, такой гад,
можем пойти вместе – я при тебе кашку с маслом Лёне скормлю, сама не стану
есть, - ты проверишь! Или, говорит, ты сможешь спокойно тут у себя масло
трескать, а в соседней квартире будет маленький ребёнок от голода плакать?
Сможешь, говорит, так?? - Ну, а ты что? – с интересом спросил Владимир, при этом
тщательно намазывая масло на сухарик. - Что… Я в тот раз не нашёлся что сказать. И опять дал ей.
Масло. - Ну и дурак. - Знаю что дурак. Не могу только сформулировать почему. - Легко, - заверил Владимир, с хрустом откусывая от
импровизированного бутерброда и запивая горячим сладким чаем, - У ребёнка есть
родители… - Вот. И я говорю. - Если родители ребёнка непредусмотрительные дураки, то это не
твоя забота и проблема. Это проблема самих родителей и их ребёнка. Если совсем
уж дело плохо – то это становится проблемой более дальних родственников этого
ребёнка, а за неименеем оных – государства, гражданином которого этот ребёнок
является. У которого к этому ребёнку, и к его родителям, кстати, есть счёт – обязательство
платить налоги, защищать это государство в армии, соблюдать законы и так далее.
А у тебя к этому ребёнку счётов нет. И обязательств соответственно перед ним
нет. Так что… Хотя… - Что? Хотя? - Если, к примеру, ты берёшь этого ребёнка к себе, усыновляешь,
типа… - Вовчик поперхнулся чаем и уронил с вилки кусок рыбы, с брызгами упавший
обратно в консервную банку, и с изумлением уставился на друга, - Это я так, к
примеру. Вот в этом случае и у тебя возникают перед этим ребёнком некие
обязательства, и у ребёнка… как его, у Лёни? тоже возникают обязательства перед
тобой, как перед опекуном и попечителем, - потом, когда он вырастит. В первую
очередь моральные. А пока что… Ты им не предлагал этого Лёню усыновить? - Хы. Классное построение. Видно что не зря ты в Штатах в
Универе вращался! Я б так не сообразил. Не, я не предложил, конечно. Но я
чувствую, что это косяк, что так дальше нельзя. И говорю ей: всё, лавочка
закрыта! Так на следующий день муж её пришёл, Олег. Ты, говорит, что вчера моей
жене наговорил, что он вся в слезах? Ты, говорит, какого хера мою жену
оскорбляешь? До слёз доводишь?.. - Тоже пожрать ему в результате переговоров дал? – с интересом
переспросил Владимир. - Ага… - виновато кивнул головой Вовчик, - Но сказал что в
последний раз! И вообще больше на стук в дверь не реагирую! - Они тебя следующий раз, как оголодают, просто придушат. Тут
же, на лестничной площадке. Причём с полной уверенностью в своей моральной
правоте, - они же не для себя – для ребёнка! И будут где-то правы. - Не. Они уехали потом. Вроде в деревню. - Ага. Ну так другие придушат. И тоже с полным правом. Раз ты
так засветился. - Да знаю я… - Вовчик опустил голову, - Водку будешь? - Потом. Вечером, Вовчик. Давай пока день попробуем что-нибудь с
твоей дверью сделать. Нельзя так. - Пытались уже как-то залезть. Но я ж почти всегда дома – так
что не рискуют. - Сидишь тут как Кащей на сокровищах. Обязательно ведь найдётся
добрый молодец, что тебя раскулачит! Или молодцы. Вовчик подмигнул: - Тут уже мало что осталось. Я всё в основном в деревню
переправляю. В бабкин дом, там подвал хороший, и того… около. Потом расскажу –
и, заметив взгляд Владимира на обстановку, торопливо добавил: - Вовк, ты не подумай, что я тут чуть ли не нищенствую. Я бы тут
давно ремонт сделал, ты ж меня знаешь – у меня руки не из жопы. Только смысла
нет. Всё равно рано или поздно, завтра или через месяц-два, но из города линять
надо будет. Гиблое место – город! Так что пускай. Ты не думай, - у меня с
деньгами нормально. Было. Просто я всё на ништяки. Да ты увидишь. Ты ж это… -
он помялся, - Ты ж в курсе, что твой папа за моё обучение в институте платил? С
прошлого года, как мама умерла, да. Потом, говорит, тебя к себе на фирму
возьму, - но я думаю это он так, чтобы я себя обязанным не чувствовал. Что,
совсем никаких следов?.. - Я буду искать, буду искать, Вовчик, - сказал Владимир, вставая
из-за стола, - Спасибо, дружище. Но пока мы тут, надо себя чувствовать хотя бы
в относительной безопасности, благо в Мувске, думаю, двери взрывают значительно
реже чем просто стреляют. Телефон работает? Местная рекламная газета есть?.. Приехавший по вызову мастер с фирмы по металлоремонту только
покачал головой увидев исковерканную дверь, но, не задавая дальнейших вопросов,
всё замерил, осведомился «Вот на эту выбоину сделаем квадратную накладку из
листа-пятёрки, на шпильках стянем – устроит?..», заверил что дверь завтра
привезут, упомянул про доплату за срочность, и, взяв предоплату, убыл. Перед
этим, оговаривая стоимость замены двери, Владимир чуть не выпал в осадок: - Это за одну эту, или у всех на лестничной клетке?? Вы может
перепутали – это всего лишь квартира, а не банковское хранилище… Всё верно?..
Ну и расценки! Ну ладно, ладно… Объехав и обойдя за остаток дня пару намеченных мест в поисках
следов отца и сестры, Владимир вечером вернулся в квартиру к Вовчику. Света
опять не было. Сидели в «зале». Пили водку, закусывая «фирменным
выживальщицким» блюдом Вовчика: гречкой с тушёнкой. - Её не надо варить, Вовка! – пояснял Вовчик, - Достаточно
просто залить кипятком и закрыть в посуде минут на пятнадцать. У меня для этого
термос из нержавейки есть с широким горлом. И специи с солью. Потом, как
разбухнет, - туда тушёнки, - одновременно и жир, и тушёнка согреется, и гречка
немного остынет. Перемешать, и!.. Главное – специи! И тушёнка. И гречка. Гречка и правда была хороша. Два молодых здоровых желудка
быстро, под бутылку водки, уничтожили содержимое выживальщицкого термоса; у
Вовчика нашлась и бутылка коньяка (довольно дешёвого, как сразу определил
сведущий в этой сфере Владимир; но это тебе не Сен-Тропез, сказал он себе), -
и, держа в руках каждый по бокалу с янтарным напитком, таинственно мерцавшим в
свете стоящих на столе свечи, кемпингового маленького светильника и фонарика,
направленного в потолок, друзья продолжили утреннюю беседу, время от времени
пригубляя прекрасно идущий, после гречки с тушёнкой да под водочку, благородный
напиток… Владимир сделал себе в уме пометку, что не подумал посмотреть в
отцовском баре… - Они дураки и сволочи! – продолжал жаловаться Вовчик, - Когда у нас в подъезде случился пожар, горела проводка, у
меня у одного был огнетушитель. Я тушил, - а они меня потом спрашивали: а откуда у тебя
огнетушитель? Купил, говорю. Купиииил? За своиии? Огнетушитель?.. Не верят. Так
и сказали – наверно спёр где-то. Это они ещё не знают, что у меня и противогаз
есть, и ОЗК, и самоспасатель флотский, - и тоже купил! За свои. Дураки и
сволочи, одно слово! - Вовчик! Тут, в Мувске, можно купить
пистолет, не знаешь? Отвык я от местных реалий. Как-то неприлично сейчас в Мувске
без пистолета. - Не, Вовк, не знаю. Зачем? У меня
пневматичка «Кроссман» есть, - ты же и высылал, помнишь? - Это не то. Помню я, помню – по цене
как хороший пистолет, а по сути… Это, знаешь ли, на птичек охотиться. - Ты чтооо??.. 5.5, «папский» калибр,
знаешь как шьёт?? - Ну, это всё так… Не, не то всё равно,
Вовчик. Слушай, а чего у тебя нормального охотничьего ружья нету? - Ну, эта… согласно концепции… - с
трудом уже переключился на новую тему Вовчик, - Видишь ли… Как-то я это по
другому всё представлял. Бэ Пэ этот. Одномоментно, что ли. Чтоб бац – и все
поняли: случилось-началось. И тогда уж… Ну, должны открыть армейские арсеналы,
раздавать населению оружие… Его ведь много, оружия-то! И… Ну, должно появиться
нормальное оружие, так везде описано! Ну сам посуди, охотничий гладкостовол
сливает армейскому нарезняку вчистую! А денег на него надо… И засветка опять
же! В ЛРО. Ну, регистрация. А выживальщик должен быть незаметным. Я ж даже
кмуфло теперь не ношу! – ну, говорил тебе уже… А если там охотиться, на мелкую
дичь, или там по зомбям – так пневматичка вполне себе!.. - Всё так, всё так, Вовчик. И всё же
пока что… Во-всяком случае пока мы в городе. А то ведь до периода «раздачи
оружия» можно ведь и не дожить! Вообще, конечно, главное оружие – голова, если
пришлось оружие применять, - значит ты что-то не то делаешь… - начал было
Владимир, но спохватился что почти слово в слово повторяет слова отца; вспомнил
перестрелку в ресторане, как бежал, оглядываясь, по улице, опасаясь пули в
спину, и тут же поправился: - Но когда в городе, пока ещё мирном, вдруг
понадобится оружие – лучше если это будет
пистолет. Или револьвер. - «Короткоствол!» - со знающим видом
кивнул захмелевший Вовчик. - Короткоствол, - согласился с ним
Владимир, - Только взять неоткуда. Если только отобрать у кого. - У кого? - У кого есть. - Ты совсем в Америке гангстером
заделался. - Не. В Америке с этим всё в порядке, - завалившись
спиной на широком вовчиковом диване, положив ноги на табуретку, он вытянул руку
с бокалом коньяка в сторону светильника, прицеливаясь в него сквозь напиток, и
на память процитировал: - «Ни один раб не должен хранить или переносить оружие, если
только у него нет письменного приказа хозяина или если он не находится в
присутствии хозяина» - во! Билль о
рабах, Вирджиния, 1779 год, прикинь. А мы не рабы. Рабы – не мы. И так
далее. И потому в новых реалиях нужно оружие. Вот и профессор то же самое говорил…
У гангстеров вот есть оружие. Вот у гангстеров бы и отнять. Нет у тебя знакомых
гангстеров? Я вот вчера чуть не познакомился, но обстановка не располагала, не
успели друг другу представиться. Кстати, что за оригинальный у тебя диван?.. –
он поёрзал спиной на диване, постукал в него локтём, - Хрустит там что-то… - Сейчас покажу. Но насчёт короткоствола
– вряд ли. Сейчас за оружие знаешь как взялись!.. - Слышал что-то. На грудь ему откуда ни возьмись из
темноты прыгнул пушистый кролик, так неожиданно что он вздрогнул. Попытался его
поймать, но тот резво ускакал куда-то за диван. - Он меня до непроизвольной дефекации доведёт,
твой Джордж. - Вот если травматик… - Не. Резинострел, что ли? Не, не надо.
Вредная это штука. Вселяет ложное чувство уверенности с минимальной
эффективностью. Недаром в Штатах резиноплюи гражданам запрещены, только
полицейским. Но тех специально учат, да и в случ-чего они больше Тайзером… - Я тебе завтра нож дам. У меня
небольшая коллекция образовалась. Увидишь. - Нож – это хорошо-о-о. Как говорится,
за неименеем горничной имеем дворника… Будь у меня тогда нож… А не позвать ли
нам с тобой «доступных девочек»?.. Тьфу, чёрт, вроде немного выпили, а уже
заговариваюсь! - Нож на короткой дистанции выигрывает у
пистолета – точно-точно, я ролики на ю-тюбе смотрел! И сам теперь тренируюсь.
Без Кондрата теперь – никуда! Давай я тебе конструкцию дивана покажу. Хрустит,
говоришь?.. Он взял со стола фонарик, и отогнул край
матраса. Владимир сразу обратил внимание, что фонарик у Вовчика не чета тому ноунэймовому
китайскому изделию, что он сам вчера втридорога купил у таксиста – маленький,
но с ярким белым лучом, видимо с разными режимами, с клипсой – цеплять за
карман… Широкий диван у Вовчика был тоже
специальный, выживальщицкий. Одинаковые двухлитровые бутылки из-под минеральной
воды были связаны скотчем в квадратные пакеты по девять штук – три ряда по три
штуки. Каждый такой «пакет» был обтянут, обшит от руки материей, и, стоя на
стороне с пробками, представлял из себя своего рода небольшой пуфик. Четыре
ряда по шесть таких «пуфиков» в ряду в деревянной раме на ножках образовывали
основу дивана, сверху накрытого плотным поролоновым матрасом и застеленного
покрывалом. Практически всё – чисто самоделка, сделанная руками самого Вовчика.
Вот и всё, если не считать того, что пластиковые бутыли были наполнены водой, и
потому диван Вовчика представлял собой кроме места отдыха ещё и пол кубометра
стратегического запаса воды в квартире, чем Вовчик немало гордился. Его
гордость диваном дошла до того, что он великодушно позволил Владимиру спать на
нём, сам привычно устроившись на полу в спальном мешке: «Надо привыкать к
трудностям и лишениям, Вовка!» - Знаешь… - уже засыпая, проговорил
Владимир, - Пока суд да дело, не замутить ли нам в Мувске какой-нибудь
бизнес?.. Чисто для убийства времени, наработки социальных связей и
материальной поддержки штанов?.. Надо будет подумать… НОЖЕВЫЕ
УРОКИ Сон Владимира на диване был некрепок и
насыщен сновидениями: сначала его качало
на волнах; ухватившись за края дивана, который, как спасательный круг, держал
его на поверхности, он боялся упасть в тёмную пучину, при взгляде в которую у
него кружилась голова; волны накатывали одна за другой, подбрасывая
диван-поплавок, он вцеплялся в края матраса и ждал когда же этот шторм, эта
бешеная качка закончится. Он просыпался, он осознавал, что это сон, - но
комната продолжала кружиться перед слипающимися глазами, потолок качался, под
матрасом что-то скрипело и хлюпало, - и он опять вцеплялся в матрас, боясь
свалиться в качающуюся пучину. Потом качка вдруг закончилась, и он
оказался среди пустыни. Яростно палило солнце, и нужно было непременно куда-то
идти, проваливаясь по колено в раскалённый песок, который противно и громко
скрипел; и во рту всё спеклось и ссохлось от жажды, еле ворочался высохший
язык, и зачем-то нужно было тащить с собой большой тюк, на котором было
написано крупно «ништяки»; он был очень тяжёлый, но бросить его было совершенно
невозможно; а потом, когда он окончательно выдохся и решил всё же бросить тюк с
ништяками, тот вдруг превратился в вовчиков выживальщицкий диван; и он с
радостью вспомнил, что диван-то состоит из бутылок с водой!.. Спасён, спасён! –
с радостью он перевернул диван набок, отвинтил пробку с одной из бутылок и
оттуда весёлой струйкой забулькала вода. Он попробовал пить, но диван был очень
большой и неловкий, было неудобно, и он стал подставлять под струйку ладонь лодочкой
и жадно пить из горсти, но жидкость вдруг оказалась вонючей и солёной, наверное
во время шторма в бутылку попала морская вода… он проснулся. Солнце уже взошло, было уже светло, но
утро явно было ещё ранним. Владимир поднёс к лицу руку с часами – отцовским
подарком, Брегетом, и сквозь слипающиеся глаза постарался рассмотреть циферблат
– было пол седьмого. Рука была почему-то мокрой. Вспомнив, что этой рукой он во
сне набирал воду из бутылочного дивана, он лизнул её – она была солёной. К тому
же явно пахла чем-то непрятным… Что за чушь… Он повернулся набок, под матрасом
опять привычно хрустнуло-булькнуло. На краю дивана сидел беленький пушистый и
очень чистенький Джордж, и умывался, загибая лапкой ушко. Опёршись, положив
руку на диван, Владимир почувствовал под
ладонью какие-то сухие и лёгкие шарики… взял один, поднёс к глазам, туго
соображая откуда они взялись на диване. Потом до него дошло, в том числе и
насчёт солёной воды на руке. Кинул кроличьей какашкой в Джорджа, и тот
моментально юркнул за диван. «Эх, Джордж, Джордж, большая ты стерва!» Встал с прощально хруснувшего дивана и
пошёл в ванную умываться. Вода в кране была, но, естественно, только холодная. Прополоскал
рот, жадно напился из-под крана, умылся, тщательно вымыл руки и почистил зубы –
во рту была по ощущениям форменная конюшня; потом наклонился над ванной, изогнулся
под краном и облился по пояс холодной водой. Бодрило. Посмотрел на себя в
зеркало, подмигнул, попробовал боксёрскую двоечку. Дзю-до вещь хорошая, но
бывает нужно иной раз и ударную технику применить… Растёрся привезённым из дома
полотенцем, кинул его на верёвку под потолком и вернулся в комнату. Вовчик
безмятежно спал в спальном мешке, с головой на надувной подушке. «Глянь, Вовк,
она с ручкой, непромокаемая и, если не надувать, может использоваться как
мягкое ведёрко! Спецназовская!» - вспомнилось ему вчерашнее. Рядом с ним на
отвороте спального мешка, откинув в сторону лапы, безмятежно дрых и Джордж.
Владимир стащил покрывало с дивана, стряхнул на пол пригоршню кроличьих катышков,
понюхал пятна, - и понёс его в ванную,
застирать с мылом хотя бы частично и в первом приближении. В комнате отчётливо
пахло перегаром, недоеденной консервой и скотным двором. - Да, я забыл тебе сказать, что Джордж
любит спать со мной на диване, - сообщил Вовчик за завтраком, - Ну и не без того… он же животный! Воняет
конечно, особенно когда я клетку не чищу несколько дней. Ничего-ничего, он
экологически чистый, хы. Вообще у него клетка есть, вон, видишь, стоит? Только
она для него маленькая; он хоть и декоративный, но всё же кролик, ему движение
нужно, мне его запирать жалко… Во! Во, видал?! Как бы подтверждая что кролику нужно
движение, Джордж стрелой промчался через комнату, в центре лихо высоко подпрыгнул,
перевернувшись в полёте так, что только задние лапы мелькнули в воздухе, и, в
процессе прыжка изменив направление движения на 90 градусов, скрылся под
сервантом. - Во даёт! Вот так вот и носится время
от времени. Ну и гадит, конечно. Я подметаю. Как спалось, кстати? - Фигово, Вовчик. Перебрали вчера,
кажись, с горячительными напитками. Всё качало, тонул, голова кружилась… - «Вертолёты» поймал! Бывает, - со
знанием дела сообщил Вовчик. - Потом по пустыне твой диван тягал…
Странно ещё что Джордж не приснился! Диван так скрипит… Наверное, на нём трахаться
неудобно, а? Скрежещет ведь! - Не знаю, не спрашивал. Я тут мало
общаюсь, честно говоря… Каким-нибудь гламурным девушкам, так и действительно,
наверное бы не… - Вовчик-Вовчик, зачем обязательно
гламурные? Простая
девушка и гламурная, это как простой сотовый телефон и смартфон. Понтов и
наворотов много, а основная функция у них одна. - Наверное. Да, кстати! Давай тебе нож
подберём! Вовчик выложил на обеденном столе свою
небольшую коллекцию. Перебирая одну за другой блестящие или чёрно-матово
отсвечивающие железки, он рассказывал про каждую: - Вот это, ты наверное знаешь, Боуи.
Здоровенный кесарь покорителей Дикого Запада, когда без ножа было как без рук. Был
Ка-Бар, тоже здоровенный, я его продал – совсем бестолковый, хотя и сильно
выглядит. Вот – Спайдерка, его на карман. Вот мой Кондрат – всегда со мной, -
он выложил причудливо изогнутый клинок, на первый взгляд показавшийся просто
кривым. Владимир взял его в руки – против ожиданий клинок буквально как влитой
лёг в руку. - Не холодняк! – заверил Вовчик – А вот
этот называется «НДК-17», Нож Диверсионный Кочергина, длина лезвия изначально
17 сантиметров была, потом они его укоротили до 15-ти, но в названии осталось,
- он показал странный инструмент с обмотанной шнуром ручкой, немного похожий не
то на кухонный топорик, не то на изогнутый шпатель, кроме того действительно
напоминающий маленькую кочергу. - Тоже не холодняк, можно свободно
носить, сертификат на него есть как на «нож для резки картона», хы. Но страшная
вещь в опытных руках. Ну, этот ты, наверное, знаешь – это современная реплика
на тему ножа разведчика времён второй мировой; этот вот так и называется –
«Штрафбат». Не, тоже не холодняк, толщина лезвия меньше 2,3 мм… но конечно,
если патруль с таким прихватит – замучаешься объяснять что просто погулять
вышел, и сертификат не поможет, уж очень вид злодейский. В лучшем случае просто
отберут… Вот с НДК меньше возможностей вляпаться, он на оружие вообще не похож,
и собственно на нож – тоже. «Для резки картона», фигли! Если ещё и рулон
линолеума для комплекта с ним носить… Хы. А вот это – «вишня», тоже по мотивам
второй мировой. Вот этот – очень известный нож. Глок-78. Его предком был
штык-нож от австрийской автоматической винтовки, но вообще он сам по себе очень
востребован. В узких кругах. Хотя резать-строгать им не очень удобно. Вот этот…
Ну? Какой нравится? Выбирай по руке. Учти – оружейные магазины и охотничье-ножевые
отделы в универмагах позакрывали, сейчас фиг что купишь толковое. А я всё не
соберусь перетащить коллекцию в бабкин дом, уж очень того… душой прикипел к
этим железкам… Опять с грустью вспомнив арсенал у
профессора Лебедева, свой Смит-Вессон карманной носки, компактный же вальтер,
Владимир поперебирал ножи, и остановился на хищной спайдерке с клипсой для
фиксации за пояс или за карман. - Это «на пока», Вовчик, для города.
Чтоб не пугать обывателей и полицию, а злобно поцарапать можно и таким… Потом,
если… Ну, если и в самом деле придётся нам, как говоришь, драпать из города, -
вот этот возьму – Боуи. - Почему этот? Вовка, большой нож – признак
чечако, ты не знал? Чё ты им будешь делать?? - Он солидный. Надёжный. Прошёл, так
сказать, испытание временем. Знаешь, у американцев говорят: «one life — one knife» и «rock solid knife», а им в своё время до-фи-га выживать
приходилось. Доверяю их опыту. - Угу. Смотрел «Водопад Ангелов». Но всё равно ты – че-ча-ко,
хы! - И пускай. Они у тебя точёные, я
погляжу? - Ну а как же, Вовк! Ты поосторожней в
натуре, все отточены «в бритву», что ж тупые железяки держать?.. Кстати, знаешь
критерий хорошей заточки? - Ну… Чтоб острый. Какой критерий? - Чтоб брил! Вот, волосы на руке –
попробуй. Чувствуешь?? А у меня и брить уже нечего, всё посбривал, шерсть
вырастать не успевает, хы, разве только в паху… Знаешь, это классная медитация:
сидишь так дома вечером, и точишь, точишь… На камне, потом на водяном камне,
потом на другом номере, потом на ремне с пастой гоей доводишь… что ты! Думаешь
легко? Не, это целая наука! Зато… Хочешь покажу класс? - Давай! Вовчик взял из серванта исписанный с
одной стороны лист писчей бумаги, тщательно свернул его в трубочку; потом
пристроил его столбиком на краю стола, за которым они вчера пьянствовали. Лист
немного развернулся, но остался стоять. Вовчик взял свой Кондрат, примерился…
Он коротко и точно взмахнул клинком, - и лист упал, распавшись на две трубочки. - Вот! – довольный, сообщил Вовчик, - Вот
это называется «острый». «Остро ножик наточил – сделку с чёртом совершил»! – он
рассмеялся. - Круто, - Владимир рассматривал
разрезанный лист. - А то ж! Вот, гляди: нужно работать «по
уровням»… - польщённый Вовчик встал в стойку и стал демонстрировать выпады,-
Вот так, вот так, и вот так! Видишь? Верхний уровень, средний – нижний. И всё
почти одним движением, змейкой. Раз – раз – раз! Порезы. По рукам, по рукам!
При обоюдном ножевом бое в первую очередь нужно стремиться порезать противнику
кисти рук, чтобы не мог держать оружие, и чтоб свою кровь почувствовал. Вот
так, вот так! Коротко! И – укол. Резанул – уколол – отскочил. И… - Учился где? - Не. По роликам из интернета. Самоучка,
так сказать. - Ничё, ловко у тебя… Надо будет тоже
потренироваться. Потом. А это вот у тебя что?.. - Это? Верблюд. Он снял с пыльной полки серванта, где
среди посуды, сервиза, которым он не пользовался давным-давно, стояли всякие
безделушки, бронзовую небольшую фигурку одногорбого верблюда и подал Владимиру. - Вижу что не слон… - Давно тут стоит. Кто-то давно, кажись,
подарил маме. Не помню уж когда. Владимир покрутил его в пальцах, потом
сжал в ладони, так, что длинные ноги верблюда торчали вперёд из кулака, а голова
вытарчивала вниз… Неплохо. Как кастет, и придраться трудно. - Вовчик, у тебя где-нибудь цветная
бумага есть? Ну, типа в какую подарки заворачивают? И ленточка? Пакетик? Давай.
Нет, никому дарить не стану, сам поношу пока… - Хочешь – баллончик дам? - Не, не надо. Вовчик снабдил друга и хорошим, ярким
маленьким фонариком. - Нафиг ты этот покупал, да ещё так
дорого? Ты ж знал, что у меня с этим нормально. И с батарейками нормально, со
сроком годности ещё в четыре года, а литиевые так и вообще... Но дорогие, чёрт!
Они в основном не здесь, конечно. Вот, держи, этот хороший. Чего «спасибо», это
тебе спасибо, ты же за заказы из Штатов деньги и не брал почти, вот и есть из
чего выбирать. Знаешь, я на хороших вещах не экономлю, хотя и тут всегда можно
взять вещь дешевле почти что без потери в качестве, что с фонариками, что с
ножиками. Дорого
брать Шурфайр и Бенчмейд - есть Феникс, Петцель, Бирд и Мора с Опинелем,
наконец. А денежный вопрос относителен. Я вот ни олигарх ни разу, однако
стараюсь брать хорошие вещи, пусть даже в конце месяца придется трескать пустую
гречку на ужин. ПОЛИТИЧЕСКИЕ
РЕШЕНИЯ Совещание у президента шло уже около
часа, но до сих пор ни толковой оценки обстановки, ни дельных предложений не
было, - время, как вода в песок, уходило на разбор текущих вопросов, перебранки
между присутствующими и прочий неконструктив. Президент нетерпеливо взглянул на часы.
Всё это было нужно и важно - и вопрос с химикатами для водозабора, и вопиющий
некомплект в правоохранительных органах, невыплаты зарплат и пенсий,
галопирующая инфляция, и многое, многое другое
- но в соседней комнате ждали силовики, люди, из среды которых вышел он
сам; там ждали решения ещё более важные, и – что уж греха таить, - привычные
вопросы: нужно было планировать войсковую операцию для приведения к согласию
ставших вдруг строптивыми регионов. Но именно потому что здесь было непривычно,
многое непонятно, но явно очень важно – он и терпел эту говорильню, повторяя
про себя, что ТЕПЕРЬ его сфера деятельности не ограничивается только армией. Очевидно было и то, что вся эта
говорильня происходит от значительной доли некомпетентности. Они были очень разные, его соратники: кто-то сразу и с радостью
принял новую власть, пришедшую в Мувск под грохот пулемётных очередей; кто-то
переметнулся после длительной оценки обстановки и расклад политических сил;
большинство же были просто чиновниками, хотя и работающими «по профилю», но
второго-третьего эшелона: замы и начальники отделов, - бывших министров он
вычистил сразу, опасаясь саботажа и предательства. Кроме военных – он сам был из их среды и
знал кому можно было доверять без оглядки; да ещё вот этот… Эта очкастая
штатская рожа – директор некоего Экспертного Центра, как оказалось – владеющий
всей полнотой информации и ходивший в негласных советниках у ещё прежнего
президента. Этот – да, этот компетентен. Генерал Радионов ни раз уже убеждался,
что его суждения безошибочны – но лучше бы он ошибался… да, лучше бы он
ошибался и был вопиюще некомпетентен – хотя Эксперт был внешне сер и
непримечателен, на совещаниях он выступал ярко, говорил образно, и обычно
предсказывать такое… такое, что не сбывайся оно через некоторое время – его бы
стоило расстрелять за паникёрство и измену. Но его «предсказания» сбывались,
чёрт бы его побрал. Потому и этот «министр без портфеля»
сидел рядом, по правую руку, сейчас молча; и, как казалось, ехидно рассматривая
препирающихся «министров» через толстые линзы очков. «А ведь он линзы не носит, чтобы
выражение его глаз было нечитаемо!» - подумал вдруг Радионов. Странный тип. Опасный даже. Но нужный… Да, сам он до сих пор не привык к тому
что его называют «Господин Президент», как и к гражданскому костюму вместо
формы. Да и какой он «президент»! Глава хунты, взявший власть, если говорить
прямо. Ну и что что «там признали», ну и что что «единственная власть» - ни
выборов, ни инаугурации, вступления в должность, всех этих милых сердцу
либералов демократических фенечек. Но надо, надо… Он хлопнул ладонью по столу, обрывая
полемику. - Так. Время идёт. – он строго оглядел
присутствующих, - Кто-то может подняться над частными, узкими интересами своего
ведомства и озвучить своё понимание общей обстановки?.. Наступила полная тишина. Только что
азартно спорившие «министры» потупили взгляды в стоящие перед ними мониторы
ноутбуков, как будто рассчитывали там прочесть что-то об этой самой обстановке
– но на мониторах бесстрастно стояла заставки с государственным гербом. Только
Эксперт продолжал буровить лицо Президента взглядом через стёкла очков. - Так и думал. Итак. Озвучу я. Самое
основное и болезненное что сейчас происходит – это остановка хозяйственной
жизни страны. Да, как бы напыщенно это не звучало. Мы больше практически ничего
не производим и не добываем, и, соответственно, ничего не продаём и не
покупаем… Он вновь обвёл молчащих министров
строгим взглядом. - Поганые газетёнки и интернет-вонючки,
пока мы их не позатыкали, пытались
выставить дело так, как будто происходящее – следствие перево… следствие
произошедших событий, в результате чего к власти пришли мы – Новая Администрация.
Вы все здесь присутствующие знаете что это не так. Наши действия – лишь
адекватная реакция на полную импотенцию бывшего правящего режима, бессильного
что-нибудь противопоставить случившимся в мире буквально тектоническим сдвигам
в экономике и, соответственно, политике… - поймав себя на том, что он вроде бы
непроизвольно оправдывается, генерал оборвал фразу. Повисла пауза. Сидевший по
правую руку Эксперт деликатно откашлялся и, казалось, хотел что-то сказать.
Остановив его жестом, генерал продолжил: - Вы все знаете с чего всё это началось,
и потому повторяться я не буду. Сейчас, если коротко: в результате глобального
финансового кризиса, который с лёгкой руки журналюг стало принято называть
«коллапсом», прекращены все взаиморасчёты, остановлено кредитование, не
работают крупнейшие мировые финансовые центры. В результате произошёл быстрый
паралич промышленности, невиданный рост безработицы, повлёкший… эээ…
радикализацию политической жизни. Он замолчал, отхлебнул из стоящего перед
ним стакана с минеральной водой, и, непринуждённо, по армейски, пояснил: - Другими словами, передрались все со
всеми. Сепаратизм и местечковость, чёрт бы их побрал! – он пристукнул кулаком
по столу. - И, к сожалению, эти явления
повсеместны. Это коснулось не только Корсики, Ирландии, Квебека и Курдистана,
это коснулось и нас… - он дал знак офицеру, дежурившему в углу у столика с
электронной аппаратурой, тот щёлкнул тумблером, и экраны компьютеров перед
сидящими в помещении погасли. Он продолжил: - Я не буду вдаваться в эту тему,
поскольку вы все здесь находящиеся в первую очередь хозяйственники. Сразу после
нашего совещания я провожу встречу с главами регионов – с теми, кто соизволил
явиться по вызову, - и с представителями силового блока нашего правительства.
Заверяю вас, что всё необходимое для сохранения целостности страны и
управляемости регионами будет сделано. Но! – он поднял палец, - Если бы это
было всё и если бы только у нас… Небольшая политинформация, товарищи. - Как известно, в результате масштабных событий на Ближнем
Востоке и Азии практически прекращена поставка энергоносителей в Европу и
Китай. США де-факто распались на Техасскую республику, Северную Федерацию и ещё
три-четыре не столь значительных образования, хотя это и отрицается
Вашингтоном. Но наши источники сообщают: управляемость страной из федерального
центра потеряна. Кроме пожалуй Техаса,
бывшие уже Штаты, как и Европа, также испытывают жесточайший топливный
кризис. Основные поставки нефти, шедшие из Венесуэлы, прекращены всвязи с
приходом там к власти ультра-левых. Война с Колумбией привела к разрушению
нефтепромыслов. В ответ на объявление Китая страной, спровоцировавшей
финансовый кризис, и исключения его из Совета Безопасности ООН, КПК объявила
США агрессором. Встречные поставки продукции и сырья прекращены. Китай,
де-факто, закуклился в своих границах и ведёт ожесточённую борьбу с
сепаратистами в Сеньзянь-Уйгурском автономном округе, а также на Тибете.
Согласитесь… Согласитесь, очень «во-время» начинается сепаратизм у врагов
Соединённых Штатов, как по заказу, если не сказать больше… - … Валерий Сергеевич! – он братился к сидевшему поодаль
министру печати, недоумённо крутящему в руках свои дорогие часы - Я понимаю,
что вы всё это, возможно, знаете; но прежде чем подвести черту я хочу свести
воедино факты… а ваши часы будут вновь идти, как только покинете совещание,
заверяю вас. Включена аппаратура антипрослушивания и противозаписи, потому
оставьте в покое ваши часы и мобильные телефоны… Так… О чём я? Да. Так вот.
Кроме того, как вы знаете, произошли масштабные террористические акты на
крупнейших нефтепромыслах мира. Теракты с применением так называемых «грязных
бомб», с заражением огромных территорий долгоживущими радиоактивными изотопами.
Это не озвучено в СМИ, потому попрошу сохранять эту информацию… Эээээ… Одним
словом, информация строго конфиденциальна! «Авторы» терактов до сих пор не
установлены, несмотря на все проводимые оперативные мероприятия, а также не
установлено происхождение самих радиоактивных материалов. Мы предполагали бы,
что это дело рук… Ну, вы понимаете. Но – подобные же теракты произошли на
нефтепромыслах Канады, откуда… Впрочем, ладно. Процесс дезактивации займёт,
вернее, занял бы, очень много времени; но, к сожалению, всвязи с озвученными
финансовыми неприятностями – и это мягко сказано, - невозможно даже приступить
к его началу! Окончательный удар топливному бизнесу нанёсла неуклюже начатая
прежним правителством национализация отрасли… Тем более сепаратизм… - он вновь
отпил из стакана и продолжил: - Итак. Резюме.
Посевная компания практически не проводилась. Большая часть предприятий
остановлена. Мы перешли на внеэкономические методы распределения – проще говоря
перешли к практике «военного коммунизма», то есть к бесплатному снабжению
населения продовольствием, отменили фактически плату за коммунальные услуги… -
он повелительно махнул рукой министру
продовольствия, который встал и что-то начал быстро говорить, - Сядьте,
Валентин Иванович. Ваши трудности мы знаем, сейчас речь не об этом. Нам нужно
выработать стратегическую линию поведения в данной ситуации. Полагаю, вы все
понимаете, что если сейчас не предпринять самых решительных шагов – на которые,
кстати, совершенно оказалась неспособна администрация прежняя, - то зимой нас
ждёт голод. И это ещё не самое страшное – жёстко нормируя имеющиеся в нашем
распоряжении госзапасы, мы могли бы продержаться до следующего урожая, - но!
Безработица и социльная нестабильность вызвала явление, которое в научной среде
(слово «научной» он сказал с плохо скрываемым омерзением) получило название
«смена модели социального поведения!» Другими словами, то, что так долго и
любовно взращивалось нашими «друзьями» с Запада, дало плоды – ныне каждый
предпочитает быть сам за себя! Сепаратизм и местечковость! Дезертирство из
вооружённых сил и из правоохранительных органов! Особенно в регионах. Бандитизм
и так называемое «гопническое движение» среди молодёжи! Он обвёл
взглядом министров. Все почтительно, и где-то даже испуганно внимали, один
только министр печати по прежнему недоумённо крутил в руках свои часы. Он
продолжил: - Мы получили
то, о чём нам твердили товарищи из старшего поколения: атомизацию общества!
Патриотизм, верность присяге, долгу превратились в ругательные понятия! Никто
никому ничего не должен! Люди не имеют идеи и потому не желают работать «за
так». Понимаете? Нет Корчагиных, способных построить узкоколейку в замерзающий
город! Все невольно
взглянули на окна, где в слаботонированные стёкла яростно жгло летнее солнце.
Впрочем, в кабинете благодаря кондиционеру было даже прохладно. - Да, мы
предприняли энергичные шаги, и они уже дают свои плоды. Мы провели
национализацию ритейлеров, сетевых магазинов, оптовых продовольственных фирм,
ввели госмонополю на внешнюю торговлю. Благодаря этому мы отодвинули время
распечатывания складов Госрезерва по продовольственным позициям на несколько
месяцев… Мы прекратили работу бирж и отменили конвертацию рубля. Мы не допустим
распыления ресурсов и чтобы кто-то наживался на трудностях в снабжении! Мы
занимаемся проблемами переработки, но тут серьёзными трудностями являются
падение исполнительской дисциплины и отсутствие высокотехнологических
комплектующих из Европы и Америки. Но это всё полумеры… - он тяжело вздохнул, -
Региональное начальство, несмотря на наши заверения, опасается чисток, и потому
саботирует наши распоряжения, ищет «второй полюс силы», которым, возможно,
станет, как они считают, администрация Региональная. Конечно, мы постараемся
этого недопустить, но… Товарищи! Аудио-видео записей, ровно как и стенографии
не ведётся, потому все можете не стесняться в выражениях. История вас не
осудит… История вообще не судит
победителей, и очень жестка к побеждённым, насколько бы благономеренными они ни
были. Прошу высказывать мысли и предложения. Наконец-то
началось конкретное, компетентное обсуждение ситуации. Поступили дельные
предложения, которые были тут же приняты большинством голосов: - Отменить
юридически (фактически они уже не действуют) прежние Уголовный и
Административные кодексы. Отменить рассмотрение уголовных дел в судах. Ввести в
действие Временное Положение о гражданской ответственности. («И к стенке их,
сволочей, к стенке!» - потирая руки, пробурчал министр МВД). - В целях недопущения попадания оружия в
руки преступных элементов обязать население сдать всё имеющееся оружие, включая
гладкоствольное охотничье и гражданское травматическое, в местные отделы
внутренних дел на хранение. К уклоняющимся применять меры предусмотренные
Временным Положением о гражданской ответственности. - Усилить охрану военных складов оружия
и боеприпасов. В воинских частях усилить контроль за личным составом.
(«Усилить… Укрепить… Улучшить… Как дети, честное слово…» - проворчал министр
обороны, - «А чем и кем усилять?») - Надо очистить тюрьмы! Тех, кто
задержан ещё прежней Администрацией за уголовные преступления – расстрелять! За хозпреступления – расстрелять. Преступных
авторитетов… - Генерал довольно оскалился, - Как думаете, проявим гуманизм,
пригласим адвокатов?.. – все засмеялись. - Расстрелять! Всех! И хорошо бы
вместе с ихними, с бандитскими адвокатами. - Вот ещё что – поручение министру
внутренних дел. Тщательно отслеживайте, кто будет инересоваться судьбами этих
подонков – особенно из властных структур. Ну, подавать запросы, выспрашивать.
Всех на карандаш! Мы не потерпим дальнейшего сращивания власти с преступностью.
На карандаш – и… недельки через две, - туда же, в камеры! К своим протеже.
Потом – в ров! - Отвлечём
много сил и средств… - Это окупится! Мы сохраним стабильность
в обществе. Людям и так сейчас несладко приходится, а если их сейчас начнёт – а
уже начинает! – терроризировать эта уголовная сволочь… Причём самое опасное –
уголовная сволочь организованная! Это как рак – если во-время не отсечь
поражённый орган, он съест организм изнутри! («Онколог доморощенный, что бы ты
понимал» - подумал министр ВД, но всем видом показал полное понимание,
одобрение, и готовность тут же выполнять порученное). Генерал встал и
походил по кабинету. - Широко это афишировать не надо, даже
вообще сообщать об этом не надо – но слухи пойдут. И хорошо! Народ поддержит!
Люди должны знать, что Новая Администрация вырывает заразу с корнем, несмотря
на уровень, несмотря на старые заслуги! - Итак. Поручить министерству внутренних
дел внесудебными методами изолировать всех преступных авторитетов, числящихся в
картотеке; а также глав национальных диаспор. - Внесудебными методами» - это какими? –
непонимающе переспросил министр печати и информации. - Читайте Временное Положение. Оно не
для печати, но там всё сказано - пояснил министр МВД, а сидящий рядом с ним
Ответственный по связям с общественностью залихватски подмигнул и
недвусмысленно чиркнул себя ладонью по горлу. - Людей не хватит. Квалифицированных
кадров… - опять возразил министр ВД, - Это ж ювелирная работа должны быть! А у
нас некомплект! Сами же говорили – «падение исполнительской дисциплины». А они…
Там же всё схвачено! Вы думаете там будут ждать?? - Используйте силы и средства Внутренних
Войск! – рубанул по воздуху ладонью президент-генерал, - В конце конецов, как я
уже говорил, излишняя «ювелирность» нам тут не нужна. Если в народе пройдёт
слух, что мы круто взялись за организованную преступность – это только добавит
нам очков. Народ поймёт и поддержит! Кстати! – он остановился возле стола и
взял из папки лист бумаги, бегло пробежал по нему глазами. - Вы говорите, что не хватит сил и
средств. Так не надо мешать инициативе снизу! На меня тут вышли с предложением
о регистрации и функционировании некоего нового патриотического объединения,
ставящего себе целью охрану общественного порядка и предупреждение
правонарушений. Некие «Чёрные Квадраты» - кто-то слышал про них?.. В наступившей тишине кто-то схохмил: - Последователи Малевича, что ли? – но
шутка не была поддержана. - Нет, скорее последователи Чёрной
Сотни! Историю в школе учили? Было в период после первой русской революции в
начале прошлого века такое патриотическое объединение – Чёрная Сотня. Сыграла,
между прочим, немалую роль в подавлении революционных выступлений и охране
правопорядка! Здесь я вижу аналог! (При этом Эксперт негромко, но отчётливо
насмешливо фыркнул, но на него никто не обратил внимания) - Предлагаю поручить министерству ВД
зарегистрировать эту организацию и не чинить препятствий с её
функционированием! Ну а если народ в их лице где-то и перегнёт палку в
отношении всякой мрази – так на то он и Народ – носитель высшей власти в
стране! Нужно будет отнестись с пониманием. Министр согласно покивал и сделал запись
в блокнот. «Разрешить – это можно, на это людей отвлекать не нужно» - подумал
он – «Ну а там, дальше – посмотрим чего они тут с преступностью навоюют… А «с пониманием»
мы завсегда…») - Мы должны продемонстрировать мировому
сообществу что мы полностью контролируем ситуацию! – продолжил президент, -
Должен вам сообщить, что несмотря на тяжёлую ситуацию в самом Европейском
Союзе, нами ведутся переговоры о поставке крупной партии гуманитарной помощи, в
первую очередь – продовольствия! Но поставка, естественно, будет зависеть от
того, насколько мы сможем контролировать ситуацию внутри страны! - Взять под
стражу «правозащитников» и прочих смутьянов! – выкрикнул кто-то. - Хммм… Дельное
предложение. Предлагаю МВД рассматривать эту категорию граждан наравне с
лидерами преступных сообществ! Тем более, что и вреда они приносят пожалуй что
и ещё больше! - Взять под стражу, а лучше
ликвидировать лиц, засветивших свои негативные взгляды в интернете - готовых
коллаброционистов... - Товарищи, вы прямо Варфоломеевскую
ночь какую-то планируете! - А вы представляете, какой вред они
наносят нашему общему делу?? В Великую Отечественную таких расстреливали – но
тогда один паникёр и мерзавец не мог нанести такого вреда как сейчас один
блоггер! Арестовывать и негласно ликвидировать! Народ поддержит! - Интернет отключён… - Но ведь они готовые паникёры! Эти
шептуны и крикуны! Я знаю, в отделе «Р» есть и списки, а адреса… - Товарищи, товарищи, давайте всё-таки
расставлять приоритеты. У нас на оргпреступность сил не хватает, на изъятие
оружия вооружённые патрули с участковыми посылать планируем – а тут блоггеры!
Да пошли они!.. - Не дальновидно это, ой, не дальновидно
рассуждаете! - Водоснабжение должно работать, хотя бы
и с отключениями, иначе город потонет в нечистотах. Ввести казарменное
положение для городских коммунальных служб… - Сотовая связь должна работать! Любой ценой! Народ воспринимает отключение
связи как признак нестабильности, начинают множиться самые дикие слухи! - А что это наш главный эксперт всё
молчит? И только скептически улыбается. Ааа?? если правительству надо срать на мозги
народу, то электричество дадут в первую очередь и по телевысеру будут гонять
ток-шоу и Сердючку, в магазинах будет дешевая водка (благо стоит гроши в
производстве). все грехи тв-эксперты будут валить на старую администрацию и
показывать сытую жизнь в колхозе. вижу как-то так. Наступила тишина. Все взгляды
сосредоточились на очкастом Эксперте. Тот встал, опёрся обоими кулаками о
стол. Обвёл всех взглядом через линзы очков. Пауза подзатянулась. В его
компетенции не сомневались – его суждения всегда были остры, резки, но
безошибочны. Недаром несмотря на неуживчивый нрав и «неумение строить отношения
с вышестоящими» он бессменно оставался главой Объединённого Экспертного Центра
уже много лет, - органа, дающиего рекомендации в самых тяжёлых и запутанных
ситуациях. Когда пауза
стала уже неприличной, он наконец проговорил: - Здесь было сказано много интересного и
полезного, но, видимо в силу кругозора присутствующие так и не смогли подняться
над частностями… - Это кто это «не смог подняться», ты… -
начал было министр МВД, но президент жестом остановил его. Эксперт продолжил
тираду: - … да, не смогли подняться над
частностями. Все те же набившие оскомину рецепты: хватать и непущать.
Расстреливать ещё, да. «Чёрная Сотня» на охране правопорядка – это вообще
анекдот! Хотя это был конкретно камень в огород
президента, тот промолчал, только стиснув кулаки, - сейчас не время было
показывать характер. «Расстреляю урода очкастого! Как только не нужен станет –
туда же его, к уголовникам и блоггерам; сволочь какая!» - только и подумал он,
продолжая сохранять на лице внимательно-серьёзное выражение. А тот продолжал: - Расчёты показывают, что быстрое
восстановление поставок энергоносителей в прежних объёмах невозможно. И не в
прежних» - тоже. – Он обвёл взглядом замолкших присутствующих, и выражение его
глаз было непонятно за толстыми линзами очков. - Мы задействуем резервные мощности… На
полигонах Госрезерва находятся законсервированные полевые электростанции, способные
работать на различном топливе: отходы деревообработки, щепа, опилки! Опять же,
паровозы! Да, - паровозы! Вы знаете, что паровозы до сих пор сохраняются для…
Это же… - начал было один из присутствующих. - Да бросьте вы… Какую долю
энергопотребления мы перекроем этими «полевыми электростанциями», даже и с
учётом подачи энергии только на жильё? И паровозы. Вы знаете в каком состоянии
это всё сейчас находится?? А то же «альтернативное топливо», та же щепа – где
её брать, если деревообрабатывающая отрасль стоит? Тратить энергию на
производство щепы, чтобы потом её жечь в топках, и получать ту же энергию? Нет,
не вариант, не вариант… - возразил министр промышленности, по совместительству
заведующий и Госрезервом. А Эксперт продолжал: - Вы пытаетесь сделать вид, что ничего
особенного не происходит – ну, подумаешь, мелкие неприятности… перекроем
Госрезервом?? Как будто вот-вот всё наладится! Вы же сам сказали – восстановить
поставку энергоресурсов нереально – не только в ближайшей, но и в среднесрочной
перспективе; посевная провалена, и даже самые оптимистические расчёты
показывают, что и при полной конфискации у крупных оптовиков, и централизации
продовольствия и уравниловки в распределении его тупо не хватит до следующего
урожая, - а далеко не факт что он будет; финансовый коллапс и топливный кризис
отнюдь не закончились! – и он уставился очками на президента, слова которого он
только что опроверг. Теперь его слушали в гробовой тишине. - В обществе нарастают протестные
настроения, и только, как справедливо было сказано, атомизация населения,
неспособность его из-за узкокорыстной направленности личностей объединиться для
масштабных организованных действий, предотвращает кровавый бардак в стране и
мире, подобный тому, что происходил в Российской Империи в начале прошлого
века, и, кстати, привёл к её гибели… - Вы прямо как народный трибун! –
язвительно сказал министр промышленности, - Вам бы на броневик! Или на танк. Вы
не могли бы вспомнить, что вы в первую очередь глава экспертного центра, и быть
более конкретным?.. На него зашикали. - Всё что я говорю, является следствием
анализа полученной Центром информации… Просто, снисходя к уровню аудитории, я
опускаю фактические выкладки и озвучиваю только выводы в понятной лично для вас
форме! – Эксперт не остался в долгу. «Снисходя к уровню аудитории», вот
сволочь, точно расстреляю!» - вновь подумал генерал, но вслух сказал: - И всё же, Даниил Иосифович, вы не
могли бы быть ближе к делу? Что, на ваш компетентный взгляд, должна бы
предпринять Новая Администрация для исправления положения?.. - А положения уже не исправить. –
Эксперт улыбнулся, - Я вас огорчу. Уже не исправить. Нет даже теоретически
такой возможности. Корабль тонет, и время пересаживаться в шлюпки. Пытаясь
«накормить всех страждущих», мы распыляем имеющиеся в распоряжении ресурсы;
пытаясь удержать власть везде, мы прогрессивно её теряем; в итоге не выживет
вообще никто, мы будем поглощены соседями, которые не столь щепетильны в
вопросе сохранения излишнего населения, и потому сохранят боеспособное ядро. - «Излишнего»?? Как это население может
быть «излишним»?? Ах ты… - послышалось от собравшихся. - Ваши предложения?? Конкретно! - Если коротко, то надо сконцентрировать
силы, улучшить снабжение силовиков и их семей чтобы пресечь дезертирство;
переселить их в Зелёные Зоны, создав высокозащищённые анклавы; охранять только
стратегические объекты, склады, Зелёные Зоны, остальным – только идеологическая
накачка. Понять и принять, как бы это ни было непривычно и «недемократично»
понятие «элитарность». Элита должна преуспевать. Все остальные должны или
работать на элиту, или быть предоставлены сами себе. Всё. - На подножный корм?? - Да, если хотите. Если вам нравится
именно такая формулировка. Но я бы назвал это… - Это люди… Это НАШ НАРОД!! Эксперт, как показалось, нагло
ухмыльнулся: - Ну и кого вы предлагаете на
броневик?.. Ведь сказано же – тут нет ни записи, ни стенограммы, к чему этот
пафос? Как справедливо сказал Ерахмил Кугель, «Этика не числится среди отраслей
экономики». Если мы говорим в критериях политэкономии, то тут не может идти
речь ни о народе, ни о людях – просто о народонаселении. О популяции, если
хотите. Так вот: корабль уже тонет. Я могу предоставить выкладки, из которых
безупречно следует, что поддержать потребление даже на минимальном уровне для всех
мы сможем не дольше чем на восемь – десять месяцев, - а дальше? Причём это в
идеальных условиях – если бы все ресурсы были сосредоточены в наших руках, и
была сохранена полная управляемость, но вы сами знаете что это не так, и
положение, только ухудшается! Расчёты показывают, что если мы будем
продолжать содержать всех – то популяция сапиенсов нашей с вами страны
сократится на 80% и выживет отнюдь не элита – выживут сволочи, способные
сожрать соседа. Если мы прекратим играть в господа бога, способного шестью
хлебами накормить тысячи человек – то тогда, безусловно, выживет основа, костяк
народа, то, что называют, что говорится «элита»… И с некоторой степенью
вероятности выживут те, кто будут полагаться на себя, а не на государство. - А остальные?? - Остальные – умрут. Как сказал однажды
некий экономист, которого вы хорошо знаете: «Они не вписались в рынок». Теперь
можно сказать «они не вписались в текущую ситуацию». - Это конец стране! Конец суверенитета!
Конец всего! - Вовсе нет. Напротив. Видите ли – население
перестало быть ресурсом. Население как таковое. Ресурс страны – это элита,
люди, способные, когда пройдут тяжёлые времена, поднять экономику. Науку.
Производство. Специалисты по анальному
массажу и офисные хомячки, даже если их всё это время кормить и всячески
охранять, всё равно не смогут ничего сделать; а будут лишь постоянно ноющим,
бунтующим, протестным массивом, на борьбу с которым опять же придётся отвлекать
силы и средства! - Какой-то чудовищный бред… - расстроено
сказал министр соцразвития. «Соцразвития» как такового не было и не
предвиделось, от распределения материальных благ он был оттёрт силовиками; он
прекрасно понимал, что всё его присутствие здесь – просто дань тому, что он «в
команде», - Кто «не ресурс»?.. Пенсионеры? Учителя музыкальных школ? Менеджеры
по торговле видеотехникой? Я не спорю, пусть так. Но у них – дети, и их дети
станут инженерами, врачами, металлургами… солдатами. Великими композиторами
наконец! Если их сохранить, спасти. Как их разделить, ааа??? - О чём и речь идёт, что «спасти всех»
мы не сможем на данном уровне потребления при всём желании. Люди должны спасать
себя сами, благо сейчас не война. - То есть… то есть вы предлагаете…
устраниться от проблем большинства?.. - Да. Но не нужно забывать, что сто
тысяч хомячков вполне способны загрызть одного льва. И потому нами, Экспертным
Центром, разработан план по перемещению населения в сельскую местность. Этим мы
добиваемся нескольких целей: во-первых, люди получают навыки ручного труда по
производству сельскохозяйственной продукции. Во-вторых, мы распылим протестную
часть населения, и их будет проще контролировать. В третьих… Приоткрылась дверь, и адъютант сделал
знак президенту. - Продолжайте обсуждение, я сейчас
вернусь. Он вышел. Когда он вернулся, обсуждение уже переросло
в склоку. Эксперт напоминал медведя, отмахивающегося от атакующих со всех
сторон собак. Впрочем, у него нашлись и сторонники. - Это деиндустриализация! Мы погубим то,
что создавалось поколениями наших предков! - Деиндустриализация фактически уже
произошла, разве вы этого ещё не заметили?? И что, у вас есть альтернатива? - Пока же мы даём людям рыбу, вместо
того чтобы дать возможность им научиться её ловить самостоятельно, - министр
экономики. - Конечно! Кто бы говорил! – ведь
экономика как явление кончилась! – выкрикнул министр по соцоразвитию. - И что предлагаете?? Распределять то,
что ещё осталось – а дальше?? - Топливо – только армии, администрации
и спецслужбам! - А сельское хозяйство?? - В войну на коровах пахали – выжили! - Сейчас почти нет коров. И люди другие. - Значит, людям придётся перестроиться!!
Или сдохнуть, если не хотят! Нет бензина! Влез министр МЧС: - Вот и я говорю:
государство должно сбросить с себя эту обузу. Пусть сдохнут. Или выживут – всё
одно это лишь балласт для страны! Самые приспособленные – выживут. А то уже
несколько поколений людей заботливо оберегают от естественного отбора, вот и
выросло целое поколение инфантилов, кресложопых менеджеров, заведующих
персональным компьютером и только! Трактористы или доярки и без техники выживут!.. - И это говорит МЧС!! - Мальтузианство какое-то… Приговорить
большинство, чтобы выжило меньшинство! - Никто никого не приговаривает! Речь
идёт только о перераспределении товарных потоков... - Болтовня! - Кугель. Кугель!! Это ваш родственник,
или это, соплеменник, аааа??.. - А себя вы… - Я знал, что этот вопрос обязательно
будет поднят, - Эксперт засмеялся, - Это школьное «А сам-то!..» Отношу ли себя
к элите? Безусловно. Ведь это я обобщил и сформулировал стоящие перед нами
проблемы. Но дело-то не во мне! Я стараюсь дистанцироваться от
эмоционально-личостного восприятия, не знаю, насколько это удаётся, но я
стараюсь… Так вот – я не вижу другого выхода. Вы видите? – предложите. С
интересом послушаю. Поняв, что без него тут так ничего, как
и следовало ожидать, не решили, президент хлопнул ладонью по столу, призывая к
тишине. Все замолкли, ожидающе уставясь на него. - Только что я разговаривал по спецсвязи
с председателем Евросоюза. Там также ситуация далека от стабильности, и это
мягко сказано. Азиатско-Ближневосточный конфликт обрушил финансовую систему, а
с ней и экономику; ситуация там сейчас не лучше чем у нас… - Что не может не радовать… - буркнул
кто-то из присутствующих. - … но, несмотря на их трудности,
Евросоюз рассматривает возможность поставки нам крупной партии
сельскохозяйственной продукции, которая …. Поднялся шум. Раздались выкрики: - Это неспроста, неспроста! - Что это они такие добренькие?? - Что они хотят взамен? Редкоземельные
металлы? Топливо? Золото? Открытые границы для беженцев? - Что это, новый ленд-лиз? С чего бы? - Их можно понять – они не хотят
нестабильности на своих границах. А мы всё же не Бантустан, наша
«нестабильность» им может дорого обойтись! - Нет, что они требуют взамен?.. Перекрыв армейским рыком, как на плацу,
генерал погасил реплики с мест: - Ти-хо!! Тихо! Они настаивают, чтобы мы
продемонстрировали управляемость. Мы должны предоставить план действий на
ближайшие полгода и решить вопрос с сепаратистами – хотя бы локально, на
ближайшие пару месяцев. Должны обеспечить охрану складов вооружений. Вот, в
целом, и всё. Все замолчали. Он повернулся всем
корпусом в сторону сидевшего уже эксперта: - Как я понял, «там» уже принят план,
подобный вами озвученному. Города расселяются. Это общая тенденция. Тот кивнул: - Другого выхода нет. Дважды два везде
четыре… - Скорее, как говорила моя бабка, «между
тремя и пятью» - съязвил кто-то. - В общем… в общем, я предлагаю
заслушать детально план Экспертного Центра, и, в случае, если он не будет
вызывать резкого негатива, принять его за основу. В конце концов, мы можем
менять его на ходу… - Эээ, нет, товарищ генерал,
«мобилизация – это война», как говорил наш военный теоретик. Не получится «на
ходу»… - Ладно. Там будет видно. Итак… Через час, уже окончательно выдохнувшись
в полемике, сдержанно заканчивали обсуждение деталей. - Ожидаемую гуманитарную помощь – чисто
на питание лагерей беженцев, тьфу – коммун. Обещали прислать наблюдателей,
чтобы ни килограмма, ни банки в города и на чёрный рынок! Проследите. - Сделаем. - Расселение должно проводиться
организованно… - Рекомендовать ли брать зимнюю одежду? - Возможны панические настроения, акции
протеста… Эксцессы. Если люди поймут что это не «на сезон». С другой стороны,
не озвучив этот вопрос, мы обрекаем… ээээ… обрекаем… -Эксцессы недопустимы! Я повторюсь кто
не понял: мы ожидаем крупную партию гуманитарной помощи из-за рубежа; любое
подозрение что мы не контролируем ситуацию вызовет приостановку поставки, что,
в свою очередь, усилит эксцессы! - Давайте называть вещи своими именами.
Для нас сейчас первоочередное – это расселить людей из мегаполисов и крупнейших
городов, и сделать это по-возможности без, как вы выражаетесь, эксцессов!
Предупреждение о необходимости брать зимнюю, тёплую одежду практически
гарантирует нам эти эксцессы. Потому давайте обойдёмся без «предупреждений»,
озвучим так: «Взять одежду по сезону», - про какой сезон идёт речь пусть
догадаются сами… Ещё лучше: «Взять сезонную одежду», - как вам, а? - Да, неплохо. Кто сообразит – тот
возьмёт. Ну а остальные… В конце концов, государство не может быть нянькой для
всех, когда-то нужно и своей головой думать… НОВЫЙ
БИЗНЕС, НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА Намеченное Владимиром постепенно
реализовывалось. Получилось с небольшим бизнесом. Погуляв по городу, побывав на
рынке, ещё раз порасспросив Вовчика, он из актуальных видов небольшого бизнеса
остановился на видеозале. Несомненно, самое выгодное сейчас было
влезть в товарные цепочки, занимающиеся поставками продовольствия, но там
работала своя мафия, и так вот, с улицы пришлых туда не пускали, а на «врастание»
он посчитал глупым тратить такое дорогое сейчас время: понятно было что это
внекоммерческое распределение продуктов долго длиться не может, да и за
частников круто взялась «Новая Администрация» - вышли указы о «национализации»
крупных оптовых фирм, занимающихся поставкой и переработкой продовольствия, и
хотя середнячков и мелкую рыночную оптовку пока не трогали, никто бы не
поручился что это не случится в любой момент. Поставки нефтепродуктов вообще были
взяты под госконтроль Новой Администрацией. Стремительно нищающее поколение ипотеки
и кредита при прекратившихся поставках дешёвых шмоток из Китая и Турции стало
вынужденно не покупать новые, а чинить старые вещи; к тому же эти вещи, заранее
видимо рассчитанные чуть ли не на одноразовое использование, как-то внезапно,
причём у всех, стали рваться и изнашиваться очень быстро… особенно обувь! Как
специально, обувные магазины, как и большинство одёжных, стояли закрытыми –
ходили слухи, что коммерсанты просто не знали какой ценник ставить на свой
товар. Поставки прервались, собственное производство стояло, и они предпочитали
«сидеть на товарных запасах», нежели продавать продукцию за быстро дешевеющие
фантики. Бурно расцвели всевозможные частники,
занимающиеся починкой; но Владимир счёл, что это тоже не подходит: нужен
постоянный контроль или личное участие, а он всё же рассчитывал найти сестру и
отца, и много времени посвящал именно этому. В конце концов, он остановился на
варианте с видеосалоном, рассчитывая запустив дело поставить во главе Вовчика; к
тому же и отец, переживший бурные 90-е, рассказывал, что в своё время это было
повсеместно… Но тогда это было связано с тем что ни видеомагнитофонов, ни
кассет с видеофильмами у населения не было или было очень мало, а посмотреть на
«красивую заграничную жизнь» без телецензуры хотелось. Сейчас ситуация была зеркальной:
видеотехники и фильмов у населения было в избытке, особенно с «красивой
заграничной жизнью» – но зачастую и всё более часто не было электричества; или
напряжение так скакало, что горели все электронные устройства, не имевшие
защиты. К тому же неожиданно стали пользоваться спросом не фильмы-катастрофы,
не ужастики с кровожадными монстрами, которыми последние десятилетия Голливуд
переполнил экраны, а старые добрые комедии и простовато-наивные советские
фильмы наподобии «Кубанских казаков» или «Девчат», - люди, звереющие в
очередях, не желали видеть ужасы и на экране, они хотели забыться в чёрно-белой
дымке старого кинематографа, где царили честные и благородные герои, где зло в
конце фильма всегда наказывалось, а добро торжествовало. Людям нужен был
экранный наркотик – надо было его дать. За наличный расчёт или услуги, можно
было брать и бензином или продуктами. Несколько дней ушло на подготовку. Арендовали
несколько помещений в давно пустующем в центре административном здании, вернее
– просто договорились с управляющим о продовольственном его спонсировании. Старые фильмы на дисках и электронных
накопителях нашлись и в коттедже, в отцовской видеотеке; и покупались на рынке,
превратившемся в банальную толкучку, где продавалось всё и всем. Вопрос с электричеством Владимир решил
просто: перевёз в город генератор из коттеджа. Из коттеджа же привёз и один
большой жк-телевизор; другой, во второй «кинозал» (а начинание имело успех,
генератор вполне тянул два больших телевизора и два дивиди-плеера с добавочным
звуком), проекционный, недорого купили с Вовчиком с рук, совершенно новый –
явно ворованный. В коттедж за генератором приехали на
наёмной машине. Тогда и оказалось, что на отцово наследство претендует он не
один… У открытого въезда уже стоял
микроавтобус, и это сразу не понравилось Владимиру. Дверь в пристройку была
открыта, там копались двое мужчин. Они уже закончили демонтаж генератора, и
готовились как раз переносить его к открытой задней двери в машину, когда
друзья появились перед ними. - Трудитесь?.. – доброжелательно спросил
Владимир, и переступил поближе. С другой стороны, сурово насупившись,
многозначительно сунув руку в карман, подступил Вовчик. Поставив генератор на
выложенную плиткой дорожку, мужчины довольно растерянно уставились на парней.
Им было лет по сорок, и они не очень напоминали грабителей, скорее – просто
работяг. Один растерянно оглянулся на дверь в пристройку, где в открытой двери
на полу была видна монтировка и гаечные ключи. Дверь была целая, не сломанная.
И замок на воротах – тоже. - Кто такие? – опять осведомился
Владимир, готовясь поймать за рукав всё кидающего косые взгляды на монтировку
мужика. - А вы кто? – агрессивно спросил второй. - Тебя спросили – ты не ответил…
нехорошо! – вмешался в разговор мрачный Вовчик, изо всех сил изображающий
«бывалого». Но тут открылась дверь в коттедж и
оттуда поспешила средних лет женщина: - Владимир Евгеньевич, здравствуйте!
Приехали? Мы так рады, так рады вас видеть!.. – это была их домработница, Люда,
Людмила Петровна. Владимир тут же отругал себя за то, что не догадался по
приезду позвонить ей, - она работала у отца ещё когда он не уехал в Штаты и
наверняка должна была знать хоть что-то про прежних обитателей коттеджа. Обстановка разрядилась; суетящаяся, явно
неудобно себя чувствующая Людмила Павловна поведала, что: - Евгений Павлович пропал с месяц назад,
просто пропал без вести, не вернувшись с работы, - Элеонора Евгеньевна жила в коттедже
ещё около двух недель, потом ушла, кажется, в Центр Спасения на Центральной…
нет, в тот, что в Мувск-Колизей… - тут она несколько путалась, - Она собиралась
там работать волонтёром. Кажется. Или ехать в деревню… - Да, пешком. Куда делись машины – она
не знает. - Почему ушла? Потому что есть в коттедже
стало совсем нечего; она, Люда, приносила ей покушать из дома, но Элеонора
возражала, ей было неудобно. - Перед уходом Элеонора разрешила ей,
Люде, забрать этот вот генератор… всё равно топлива к нему не было. Куда делись
машины из гаража и кинотеатр из гостиной, она не знает. И бензин из бака –
тоже. Может быть, продала Элеонора. Она, Люда, вообще в последнее время тут
редко появлялась, потому что с исчезновением Евгения Павловича платить ей
перестали – было просто нечем. В рассказе Людмилы Павловны была куча
нестыковок, но, в общем, возразить ей было нечего. Опять же её рассказ вроде бы
подтверждали пропавшие семейные фотографии. Всё могло быть и так, да и соседи,
с которыми Владимир переговорил ещё в свой прежний приезд, говорили что не
видели Евгения Павловича уже около месяца, но по вечерам в окнах время от
времени свет горел – когда он вообще был в коттеджном посёлке. - Ну вот что, - решил Владимир, - Берите
генератор, и грузите, - только не к себе, а в вон в ту машину, - он кивнул на
ожидавшего их частника, - Появится отец или Элеонора, - определимся с их…
разрешениями. А пока так. - Но, Владимир Евгеньевич… -
запротестовала было Людмила, но без особой впрочем настойчивости. - Да, вот ещё. Ключи от ворот и от
коттеджа – дайте сюда. Пока я сам тут похозяйничаю, а потом решим. Через несколько минут генератор
погрузили в машину привёзшего парней частника, и явным облегчением Людмила с
мужчинами уехали. Значит, отец пропал раньше Элеоноры… Что
она не сообщила – непонятно. Пыталась найти сама? Не хотела срывать брата из
безопасной, как считал отец, Америки в бурлящий событиями Мувск? Может быть,
всё может быть… Куда вот сама делась? Почему не уехала к другу отца в Оршанск?
Вопросы, всё вопросы. Что Элеонора вдруг подалась на паёк в Центр Спасения Владимир,
конечно, не верил. Забрали из коттеджа несколько сумок с
бельём и разного рода одеждой, обувь, спиртное из отцовского бара. На кухне
Вовчика привела в восторг кухонная посуда из нержавейки: - Во, класс, какая толстая! Ей же за
века ничего не будет, её только ломом убить можно! Вовка, давай возьмём
кастрюли! И вот эту сковороду! И вот эту!.. Денег пока хватало, стенной сейф был
надёжен, потайной ящик в стене был сделан с таким расчётом, что с содержимым
ничего бы не случилось даже при пожаре в кабинете, и Владимир не стал ничего
менять. Как только за ними закрылись ворота,
щёлкнул замок и машина тронулась на выезд, в коттедже зазвенел телефонный
звонок. Он звенел вновь и вновь, настойчиво и безрезультатно – только эхо было
ему ответом. Это в очередной раз, без всякой надежды, звонила из Башни
Элеонора. Как обычно никто не ответил. Да и кому бы было?.. Вовка был в
Америке, и хорошо – там безопасно. Отец… да, бесследно. Собственно, звонила
просто так, на всякий случай. На выезде Владимир обратил внимание, что
в прошлый его приезд вроде бы функционировавший у въезда в посёлок пост частной
охраны теперь зияет выбитыми окнами и пуст. Многие коттеджи теперь имели вид
самый запущенный, судя по всему коттеджный посёлок постепенно безлюдел. *** Как бы то ни было, но затея с «видеозалами»
пока что себя оправдывала – народ шёл косяком, оба «кинотеатра» работали почти
круглосуточно, ассортимент фильмов был многообразен и устраивал «самые широкие
слои населения»; ставший заведующим видеобизнесом Вовчик ввёл скидки «для
пенсионеров», и залы почти всегда были полны, благо друзья гарантировали
порядок и безопасность, для чего наняли нескольких парней-студентов. Реклама ограничилась объявлениями на
остановках и на рынке, и рукописными «афишами» на входе. Бензин для генератора
покупали там же, на рынке. Кинобизнес процветал, наняли уже в помощь Вовчику девушку
– «менеджера»; пустили в кинозал же продавца самодельных «хот-догов» за участие
в арендной плате; Владимир уже подумывал о покупке ещё одного генератора и
расширении бизнеса в соседнем районе; появились уже и подражатели. Но утомляла
наглая молодёжь, норовившая попасть в кинозал без оплаты, но пока удавалось
разруливать ситуации мирно. Дважды Владимир созванивался с профессором
Лебедевым, однажды – с Нэнси. В Америке обстановка прогрессивно ухудшалась, и
Владимир ещё раз вслух похвалил себя – и про себя профессора Лебедева, - что
во-время уехал на Родину: штаты объявляли суверенитет один за другим, Техас
вообще объявил себя Техасской Республикой, выпустил свою валюту и поднял свой
флаг; Мексика делала недвусмысленные предложения о «вхождении в состав»; федеральное
правительство в Вашингтоне гремело лозунгами и угрозами, но лить кровь ещё не
решалось, справедливо опасаясь гражданской войны. Нэнси связалась с каким-то латиносом,
главарём местной банды, и послала «факинг рашн» куда подальше – Владимир пожал
плечами, и удалил её номер из адресной книжки; профессор же, судя по голосу,
был доволен… доволен не прогрессирующим распадом страны, а своим попаданием в
десятку с футуристическими прогнозами ещё трёхлетней давности. Он забросал
Владимира вопросами, одобрил предложение Вовчика выдвигаться в деревню, дал ещё
несколько дельных советов, и в заключение сообщил, что теперь вместе с семьёй
доктора Ви Чун он окончательно обосновался на своём укреплённом ранчо.
Оптимистично он заверил ученика, что со своим арсеналом и запасами они в любом
случае продержатся не менее года, ну «а если ситуация будет совсем безвыходной,
то есть растущие как грибы банды доберутся и до нас – мы с доктором устроим тут
такой фейерверк, - Ви Чун ведь химик-практик, - что всему штату светло станет,
ха-ха!..» Сюрприз устроил декоративый Джордж.
Вовчик возился с ним как с ребёнком, ежедневно поставляя тому свежую траву с
давно нестриженных в Мувске газонов, которую тот норовил растащить и раскидать по
всей квартире, притаскивал тому вкусняшки в виде листьев капусты и кусочков
моркови, - Джордж, судя по всему, был вполне доволен жизнью, жизнерадостно
носился по квартире, периодически делая на бегу свои фирменные сальто-мортале в
прыжке, ненадолго затихая под мебелью и что-то там сосредоточенно грызя… Заботливый
Вовчик соорудил ему в клетке домик из упаковочного картона, который Джордж тут
же начал с удовольствием также грызть, и за неделю сгрыз почти весь, до
основания… «А что, удобно, зимой его можно кормить картоном!» - заметил на это
практичный Вовчик. Владимир уже попенял другу, что «кроликов нужно было как
минимум пару, и не декоративных, а «мясо-шкурных», как, будучи далёким от
животноводства, он выразился, - можно было бы в деревне завести кроличью ферму! Как-то задумчиво рассматривая брюки, на
которые нагадил в очередной раз Джордж, он же заметил, что «В принципе удобно –
живая консерва… Жарить там особенно нечего, но на супчик на один раз – вполне…
Джордж, хочешь стать супчиком в конце своей земной жизни?.. Вовчик, может его стоит в Супчика
переименовать? Пусть привыкает к своему будущему предназначению, сволочь…» Мысль сделать из Джорджа супчик не
вызвала энтузиазма у Вовчика, хотя к идее кроличьей фермы он отнёсся с
одобрением. Что же касается переименования Джорджа, то это пришлось сделать по
«вновь открывшимся обстоятельствам», как говорят юристы. Однажды, словив беззаботного Джорджа для
водворения его на ночь в клетку («Вовчик, я не могу, когда на меня кто-то ночью
может вспрыгнуть, я нервный!»), и пока что усиленно поглаживая его от ушей к
хвосту, отчего Джордж сделался плоским как коврик и реально тащился, Владимир
спросил Вовчика: - Слушай, а он точно мужик? Точно
знаешь? - На рынке сказали… - Ну, на рынке… Мало ли что там скажут –
маркетинг есть маркетинг, даже и на рынке. Вот ты бы крольчиху купил, или хотел
обязательно парня? - Джорджа хотел. Крольчиху? Пожалуй что
нет… - А вот давай его исследуем! Чтобы быть
в полной уверенности. Кролик, почувствовав что-то неладное,
попытался смыться, но был задержан. - Держи его, Вовчик! Ай, как дерётся!..
За лапы держи, он меня сейчас в кровь уделает! Кролик сопротивлялся гинекологическому
обследованию отчаянно, как если бы предполагал что по результатам оного из него
действительно сделают супчик. Он мощно драл друзей задними лапами и вообще
всячески отбивался, но был зафиксирован. Результаты обследования поразили
обоих: Джордж оказался крольчихой. - Торгаши чёртовы… - только и смог
вымолвить поражённый такой жизненной несправедливостью Вовчик. - Да уж. Что-то я такое за ним замечал,
что-то это… эдакое чисто женское желание нагадить, как в первую ту ночь… -
поддержал Владимир. - Вот зараза… - разочарованно выдохнул
Вовчик, отпуская пушистого; кролик тут же, взбрыкнув, с пробуксовкой по паркету
скрылся за мебелью. - Да ладно. Какая разница! - Оно так, конечно… Пришлось переименовывать. На другой
день, придя с дежурства в «кинотеатре» Вовчик автоматически напевал себе под
нос песенку из какого-то старого водевиля с участием Андрея Миронова: - Вся жизнь моя вами Как солнцем июльским согрета-а-а Жоржетта, Бабетта, Козетта, … О! – Генриетта… - О, точно! Джо-о-ордж! Где там
тихаришься?? Отныне будешь Жоржеттой! Высунувший мордочку с пятнышком вокруг
носа из-под серванта бывший Джордж не выказал ни малейшего протеста, и на этом
порешили. Вовчик познакомил Владимира с со своим
соседом по дому в деревне, - обстоятельным семейным мужиком, главой семьи
состоящей из очень приятной в общении, исключительно доброжелательной жены
Алёны и двух симпатичнейших дочек, - Гузели и Зульфии. Самого мужика звали
почему-то Вадимом, хотя в роду, судя по именам дочек и общей склонности к
традиционному домострою в семье, у него были татары. Жили они довольно далеко,
но Вовчик всячески настаивал на личном визите: - Увидишь, Вовка, он нормальный мужик!
Бывший мент, с военным опытом, был в нескольких командировках в Чечне! Ружья у
него есть, аж три штуки – охотник! Руки откуда надо растут, всё в доме сам
делает, я имею ввиду в деревне. Хозяйственный. Мы с ним в деревне и
познакомились, он мне мотоблок для огорода одалживал, - не взял ни копейки!
Правда, нудный немного, поучать любит, я ему про тебя рассказывал – он
скривился аж, - «не переношу, говорит,
поганых коммерсов и их сыночков – белоручек!» Хы. Ну, это он так, он же тебя
сам не видел. Всё поучает, поучает по-жизни, но вообще – нормальный! Соседями
будем, в деревне, - вот заранее и познакомитесь! Кстати, и выдвигаться будем,
наверно, вместе! - Не знаю – не знаю, Вовчик, я вот ещё
до конца не уверен, что надо в деревню непременно перебираться, нет такой
увереннсти, хотя вот и профессор советует… А что за деревня-то? - Озерье, Оршанского района. - Ага, Оршанского? Это хорошо. Это
где-то меняет дело… Они отправились к соседу по дому в деревне
«в гости», предварительно созвонившись и взяв с собой «на презент» банку джема
и два пакета муки: «Надо раздавать потихоньку как-то, Вовк, у меня тут ещё
много, всё на себе не утащить! А спиртного он типа не пьёт и не одобряет –
косит под мусульманина, хотя сам по татарски ни бум-бум!» - А какие у него дочки – что ты!.. Две у
него. Ну, младшая ещё салажка, учится, я ей по медицине помогаю, в
контрольных; а старшая, Гуля –
така-а-а-ая… Танцует, кстати. В Мувск-шоу-балете, что ли. Я как-то их фото смотрел,
у Вадима в альбоме – там та-а-акие девушки!.. – Вовчик мечтательно закатил
глаза. Собрались. Владимир критически оглядел
себя и друга, и остался доволен. Кстати, Вовчик больше, как оказалось, не носил
ни камуфляжных брюк, ни столь же брутальной армейской куртки, - он одевался
почти «как все», разве что в одежду чуть более милитаризованного покроя, но
вполне цивильную. На вопрос Владимира в чём причина такого изменения в пристрастиях,
Вовчик честно ответил, что прошлое его увлечение «милитари шмотками» было по
сути данью новому увлечению, являлось признаком неофита и чечако; не нужны,
понимаешь, камуфляжные шмотки в городе: брутально слишком, вызывающе – не то военный
непонять какой армии, не то дезертир, словом, все патрули – твои… Что не есть
здорово. В городе лучше не отсвечивать, не выделяться; вот двинем на природу,
вот там – да, камуфло! Всё продумано, Вовк, чо ты думаешь! В очередной раз подивившись
прошаренности друга, Владимир с ним всецело согласился. Вадим Владимиру в общем понравился. От
здорового мужика с бугристыми руками с коротко стриженными ногтями с навечно въевшейся
под них грязью веяло надёжностью и основательностью, хотя производя впечатление
некоего колхозного бригадира, он в городе, как ни странно, подвизался в АйТи
сфере. Теперь, когда его городская специальность стала неактуальной, он как и
Вовчик «сидел на запасах» и перед убытием в деревню ждал когда доучится на
каких-то медицинских курсах младшая дочь, Зульфия; и пока получит расчёт жена,
Алёна. Дочки тоже произвели впечатление на
Владимира, обе на редкость симпатичные, если не сказать – красивые, явно с
некоторой примесью восточной крови, они были общительны и милы; они смеялись,
когда Вовчик рассказывал, как он был разочарован сменой пола Джорджа, тормошили
его, доводя до смущения, - в присутствии девушек Вовчик всегда жутко смущался,
краснел, чем те сразу же пользовались. Потом, пока Алена готовила чай и пекла
пирог к чаю, младшая Зуля, которой недавно исполнилось 17 лет, увела Вовчика в
другую комнату что-то помогать в контрольной, - Вовчик у них считался
определённым авторитетом в области практической медицины, поскольку за эти три
года, как понял Владимир, закончил все медицинские курсы, какие можно было
найти в Мувске; а Гузель-Гуля осталась с Владимиром в большой комнате, жадно
расспрашивая того об Америке, где он был и что видел, - больше всего её
интересовали разные американские танцевальные шоу… За всем этим вполглаза наблюдал Вадим –
«дали свет» и он в общем смотрел телевизор, прыгая с канала на канал, - и
периодически встревал в разговор. Оказалось что двадцатидвухлетняя спортивная
(что сразу отметил про себя Владимир) Гуля работает в профессиональном
танцевальном коллективе – Мувском шоу-балете. Театр танца недавно распустили
«на каникулы», хотя был самый сезон… Девчонки разъехались по домам, лишь
десятка полтора остались в общежитии, те, кому было или некуда, или далеко
ехать, - наивно ожидая что «это безобразие вот-вот кончится» и можно будет
опять заниматься, крутя на сцене фуэте и разить наповал своими статями со сцены
мужчин Мувска и окрестностей. Вадим буркнул, что «хрен они дождутся,
дуры, «когда наладится»; всё сгнило и перегнило, вокруг поганые коммерсы и
коррумпированные политики, и ничего доброго из этого не выйдет!» Взявшейся было спорить что «нам
говорили, что Театр закрыт только на месяц-полтора, что можно переждать…»
дочери он посоветовал не спорить с отцом, а пойти лучше помогать матери на
кухню, «где женщине самое и место!» Гуля показательно надулась «вечно, папа, ты
меня стараешься перед знакомыми парнями опустить!» и на самом деле ушла на
кухню; а придвинувший стул к сидящему на диване Владимиру Вадим тут же поведал
ему, что как говорят эвакуация и
рассредоточение населения по сёлам в новом правительстве уже вопрос решённый,
что составляются списки, что если зарегистрироваться как «расселяемый» то будут
месяц-полтора снабжать привозным пайком, что само по себе выгодно раз уезжать
из города всё равно придётся; что главное договориться чтобы «расселяли» именно
в нужную тебе деревню; что он и сделал, - теперь и с транспортом вопрос будет
решён, доставят централизованно-организованно, не нужно будет гонять машину; к
тому же, как говорят, на выезде за пределы Мувска на постах дорожной службы
сейчас всё более строго спрашивают про цель поездки и ходят слухи, что скоро
будут сливать у частников «излишки» бензина, оставляя только чтобы хватило в
один конец; во-всяком случае уже в канистрах фиг что вывезешь – отнимут при
досмотре, а могут, если будешь сильно протестовать, и шлёпнуть за попытку
спекуляции, - и это правильно, так с коммерсами погаными и нужно поступать… -
он сумрачно-сурово посмотрел Владимиру в лицо, и вдруг неожиданно спросил: - Водку пьёшь?.. - а когда тот от
неожиданности не то кивнул, не то пожал плечами, удовлетворённо сказал: - Я так
и знал. Не вздумай к Гузели клеиться, не потерплю! Владимир, не ожидавший такого поворота
разговора, непроизвольно стал оправдываться: - Да я, как бы… с чего вы взяли?.. - Знаю я вас, коммерсовых сыночков,
насмотрелся! - Да я… - Да ты. Что, плохая девка?? - Очень красивая у вас дочь! – честно
ответил Владимир, на что Вадим тут же заметил: - Вся в меня. А ты говоришь – «клеиться
не буду», так я и поверил! Не моги! - Не буду… - Так я и поверил. Но всё равно, - имей
в виду, я ситуацию отслеживаю, и чуть что – за дочек порву как Тузик грелку, на
британский флаг! Вот Вовчик – нормальный парень. А коммерсовых сыночков я не
переношу… - Учту, Вадим… эээ… - Просто Вадим, - отмахнулся тот; тут из
кухни появились Алёна с дочерью, неся и чай, и пирог, споро стали накрывать на стол;
и разговор прервался. Неожиданно для себя вдруг сам Владимир почувствовал
смущение, непроизвольно он старался не встречаться с Гулей взглядом, а та
понимающе шепнула ему: - Что, опять папа строгость напускал и
строить пытался? Это он лю-ю-юбит! Но на самом деле он добрый. В процессе чаепития свет мигнул и погас,
выключился телевизор; при свете аккамуляторного фонаря чаепитие приняло совсем
интимно-семейный вид. Вовчик начал рассказывать про свою «концепцию» выживания
в деревне: - Объединение в группы Вадим тут же взялся ему оппонировать,
утверждая что лично он не потерпит хоть какой-то попытки влезть в «его
ресурсы», что «бесполезных не бывает, все – люди, и все жить могут и должны!»;
и в то же время вполне одобрил идею «уничтожения асоциальных элементов», что,
как он уверен, «сейчас только государство способствует тому, что столько
развелось этих «гопников», тунеядцев и «всякой гнуси», что как только и где
влияние государства ослабнет – «нормальные люди сразу же сорганизуются и
попередавят всех этих паразитов как клопов!» Слушавший его краем уха Владимир не мог
не отметить аморфность и противоречивость его высказываний, но спорить, конечно
же, не стал. Вовчик рассказал, что в его доме
развелось немеряно бомжей, жить не дают, спят на ступеньках, а недавно
захватили самозахватом две квартиры из которых уехали жильцы, и обосновались
там. Что давно уже думает их гонять, на что Вадим сообщил, что «только
строгостью, строгостью и террором можно справиться с этой публикой».
Посоветовал из своего милицейского ещё опыта: «Это как со стаей оху.вших и одичавших
сцобак, чтобы разбежались по своим подворотням надо максимально цинично
придушить самого оху.вшего. Орать на всю стаю и махать на них палкой
бесполезно, это только ухудшит ситуацию». Алёна рассказывала сколько сейчас в
больницы попадает людей с «колото-резаными», - «Не успеваем чинить!», и всё
хотят персонал на казарменное положение перевести, надо уехать, пока это
законодательно не оформили; Зуля стала терзать ноутбук, ища в нём какую-то
рэп-композицию; сидящая через стол напротив Гуля не перебивая маму дослушала её
до конца, и снова стала расспрашивать Владимира об Америке, при этом коснулась
под столом его стопой ноги, отдёрнула ногу, и, как показалось тому в белом
свете фонаря, покраснела… Во, блин! Это было нечто новое – в Америке такие
девушки не водились; он вспомнил Нэнси, свою белокурую Барби из гёлз-группы
поддержки их университетской команды по регби, оказавшуюся с ним в одной
постели после двух дней знакомства, и подумал что Гузель во всём её полная
противоположность: чёрные как смоль волосы, совершенно не вьющиеся, широкие
скулы, чётко очерченный чувственный, но не пухлый как у Нэнси рот, чёрные глаза
с длинными пушистыми ресницами, точёная шея с тонкой жилкой… мда, кажется, я
слишком на неё уставился, смущаю девушку, вот уже и она на меня с вызовом и
улыбкой смотрит… ещё не хватало чтобы её папа вмешался! А Вадим вдруг сообщил, что он
постарается переговорить в Бюро по расселению, чтобы оставшихся в городе
девчонок из шоу-группы отправили в их же деревню, - всё равно ведь туда кого-то
направят, так пусть лучше это будут знакомые девки, чем какие городские
сухарики или офисный планктон, от которых один геморрой, девки хоть пахать на
тренировках привычные… Его сообщение было принято на ура обоими дочками; Владимир
тоже стал склоняться к мысли, что город-городом, но летом и на природе должны
быть какие-либо тАски, нужно менять время от времени обстановку и всё такое…
оба-на, я что, себя уговариваю?.. Больно надо, я и так уже согласен… Попрощались когда уже совсем стемнело.
Зуля заканючила «Ты что, пап, не подвезёшь пацанов, сейчас ведь опасно ночью
ходить…», Вовчик сказал что ни в коем случае, сами вполне нормально дойдут, не
первый раз, тем более вдвоём, Владимир подтвердил; Гуля молча улыбалась, Алёна
было поддержала младшую дочку, но Вадим, подняв бровь, сказал: - Женщина, ты что, не слышала что
мужчины сказали? Сказали – сами, значит сами, какое к этому их решению имеют
ваши бабские завывания?? - та только
рукой махнула. - Ну как тебе? – спросил Вовчик на
улице. - Нормальный такой мужик, с прибабахами,
конечно, но как сосед – то что надо. И жена у него правильная. - А дочки? - И дочки правильные. Что в правильной
семье и неудивительно. - Вот. И я говорю. - Я вот думаю, что судя по всему
ситуация до зимы не устаканится, а только будет прогрессивно ухудшаться. Если
уж сейчас перебои с водой и электричеством… Зимой в городе будет холодно и
голодно. Это в лучшем случае ещё… - Вот. И я тебе всё время о том же. - Если валить в деревню, то нужно это
делать поскорее. Чтобы успеть что-то там посадить. Что-то же там сажают
хрестьяне? И вообще – обосноваться к осени. Я не большой знаток сельской жизни,
но здраво рассуждая любое хозяйство требует присмотра и подготовки. Надо ещё на
эту тему подумать, и, если решим… свернуть нафиг наш видеобизнес… доходов не
особо много, проблемы растут… кстати, кто сейчас дежурит? Витька и Сашка, ага.
И перемещаться в деревню. Там вода и дрова. Крышу там подчинить, печку… Есть же
печка? Дрова опять же. Когда к осени жареный петух горожан клюнет, и они
побегут в деревни, нужно чтоб у нас самих всё было уже на мази… Тем более
Оршанский район, там рядом Виталий Леонидович живёт. - Ясное дело, - поддержал Вовчик, - Всё
в общем-то уже готово. Коттедж ты закрыл. Квартиру запрём – и… Да, знаешь что я
ещё с города не отсёкся, что держит?.. - Ну? - Хронов Витька считает, что нужно
обязательно поучаствовать в БП-шоппинге, что это не по-выживальщицки –
оставлять столько бесхозных ништяков в городе. - Это какой Хронов Витька? - Тоже выживальщик. Мы с ним через сайт
познакомились, списались, потом в городе пересеклись. Я тебя познакомлю. Он
анархист. - Кто-кто? - Анархист. Как Че Гевара. У него типа
своя группа. - И он типа ждёт свои «казармы Монкада»
чтобы поднять над ними чёрное знамя анархии? - Не. Он ждёт когда можно будет шоппить. - Это что? - Ну, термин такой. Означает процесс
экспроприации временно ничьих материальных и иных ценностей в период временного
безвластия. К чему мы и приближаемся, если отслеживать тренд. - Грабёж, что ли? - Грабёж, Володя, - это открытое
похищение, связанное с угрозой для жизни. А это – благородный бэпэ-шоппинг.
Экспроприация экспроприаторов. - Это он тебе напел? - Не «напел», а довёл до сведения. И
где-то я с ним согласен. Почему бы нам упускать возможность? - Возможности упускать, конечно, не дело…
Но саму технологию, а главное, правовую базу этого действа я представляю с
трудом; ладно, к чёрту «правовую базу», - саму технологию процесса я не
представляю. Как это он видит? - Ну как… Типа «всё вокруг колхозное,
всё вокруг моё!» - пошёл и взял. - И никто против не будет? - Ничьё ведь, если. - Ты это Вадиму расскажи. Он тебя сразу
в раздел врагов народа занесёт, и больше на ружейный выстрел подпускать не
будет! Или подпустит – но только на один раз. - Ну, ты чё… Вадиму!.. Ему это нельзя,
он мент в прошлом и человек старой закалки, у него это в мозгу не поместится. А
мы, как люди широких взглядов, должны более трезво оценивать весь спектр
возможностей… Так мирно беседуя, они вполне спокойно
дошли уже почти до самого дома, когда попались военному патрулю. Сбоку их вдруг осветили фонари и раздался
голос: - Стоять, молодые люди! Руки в стороны,
чтобы мы видели. И не двигаться. Патруль Новой Администрации - проверка
документов. Бежать куда-то было уже поздно, да и фраза
«Патруль – проверка документов» как-то успокаивала. Всё же это не гопническое
нападение, не махновский налёт; хотя Владимир выругал себя – надо додуматься:
бродить по вечернему Мувску, когда все порядочные люди дома сидят… Хотя он себя
и к особо порядочным никогда не относил; и тот случай, когда за ним вечером же
целый квартал гналась шумно сквернословящая толпа кавказцев и никому до этого
не было дела, вселил в него мысль, что и патрулей никаких не бывает уже, всё
это так, пропаганда одна… Оказывается, бывают: из кустов
выламываются, хрустя ветками, три фигуры в полевой армейской форме, все с
фонарями, двое – с насторожёнными автоматами. Во: Бейрут, сектор Газа, Бенгази,
Багдад, Кабул… Мувск! Докатились. Но старший патруля, старлей, был
довольно доброжелателен – он не заставлял лечь носом в асфальт, не бил по
почкам, как можно было ожидать в силу изменений в заположняках в городе, и
вообще был довольно корректен: предложил предъявить ему документы, пролистал их
под фонариком, обнаружил Мувскую прописку Вовчика и удовлетворился объяснением
«Были в гостях, идём вот домой. Вон в тот дом». Лишь оказавшийся среди
документов загранпаспорт Владимира вызвал его недоумение: - Чо, недавно из Штатов? – тыча пальцем
в переливающуюся в свете фонаря американскую визу, спросил он, - И нафига бы?
Сидел бы там, чёрта ли ты в Мувске забыл? - Типа – Родина… - Родина… Арматуриной по голове тут
Родина даст – будешь знать что сейчас «Родина». - Мы ж в центре. Тут же, типа, спокойно.
Опять же вы охраняете… - вставил Вовчик. - Мы не охраняем, вобщем-то, мы
контролируем. Ситуацию. В центре… Чёрта ли с того, что в центре? Ну, в
центре-то ещё ничего… А вообще совсем гопота оборзела, надо бы рейды в
неблагополучные районы устраивать… - … ага, «Эскадроны смерти», как в
Бразилии в 70-е! – вставил начитанный Вовчик. - Я те дам «Эскадроны смерти»! – сразу
постражал старлей, - Ну-ка, руки в стороны – личный досмотр! - И право имеете?.. – ненароком спросил
Владимир, и тут же понял всю глупость вопроса: подошедший вплотную старлей
якобы ненароком наступил ему на ногу, двинул в колено и заверил: - Ясное дело – имеем! В том числе и
стрелять в пытающихся скрыться от досмотра. Хочешь сбежать? А?.. - Да чё вы, товарищ старший лейтенант! –
мы с полным пониманием! – заверил уже начавший въезжать в мувскую ситуацию
Владимир. Ответ удовлетворил того, и дальнейший досмотр прошёл вполне мирно:
покрутив в руках пару вовчиковых баллончиков, тот даже вернул их ему назад,
лишь скептически хмыкнув: «Ну-ну… самообороняйтесь…» Выуженный у Владимира из
кармана красивый пакетик с чем-то увесистым внутри надорвал, выудил оттуда
бронзового верблюда… с удивлением покрутил его в пальцах, спросил: - Это чё?.. Зачем? - Это подарок типа, - пояснил Владимир,
- Хотел в гостях презентовать. А там девушка, - могла за верблюда обидеться.
Непродумал, типа, последствия, - не стал дарить. Патрульные солдаты, совсем ещё салаги,
прыснули, рассматривая верблюда; старлей вернул его с покровительственным: - Ну ясное дело, ты б ещё свиноматку
подарить надумал! Сейчас девушке нужно дарить что пожрать, или лучше – пару
бытылок водки! Эх, студе-е-енты!.. Впрочем, обнаруженные в кармане
Владимира доллары и евро он преспокойно препроводил к себе в карман, заметив: - Запрещено хождение инвалюты. Вроде бы.
Понятно? - Вполне. - Шагайте. Когда патруль скрылся обратно в кустах,
а друзья молча прошли метров сто, Владимир спросил: - Хорь, как думаешь, чем они лучше
гопов? - Ну, ты сравнил, Вовк! Конечно лучше!
Разговаривали вежливо. Хотя и лохи: у меня сзади на ремне в кобуре «Удар», в
штанах на внутренней подвеске Кондрат в «лопухе», - а нащупали только
баллончики… - Это верно… Лохи. А ещё у них оружие
есть. Я вот подумал… Если б этому лейтенанту по башке дать… - Не, рискованно. - Вот и я думаю. - И как бы не за что?.. - Как не за что?! - Деньги жалко, да. Сколько там было? - Да фигня – около тысячи в эквиваленте. - Эти б деньги – да год назад… - Да уж… Слушай. Ты говорил, в
супермаркетах всё есть – только дорого? – Владимир вспомнил недавний разговор
по телефону с Вячеславом Леонидовичем из Оршанска. Тот подтвердил, что о судьбе
отца и местонахождении Элеоноры не имеет понятия, и также настойчиво предлагал
перебираться к нему на коттедж… Владимир обещал подумать. Ещё он посоветовал
все наличные деньги обратить в мат.ценности, пока за бумажки ещё что-то можно
купить. - Давай-ка того… Я заберу всё что у отца
осталось, - и скатаемся, скажем, в Гектор?.. Витька Хронов Владимиру активно не
понравился. Хотя Вовчик характеризовал того как очень дельного и подкованного в
вопросах анархии субъекта, Владимиру сразу показалось, что все его рассуждения
о Кропоткине, бакунинцах и Несторе Ивановиче как «зеркале национальной специфичной
идентичности» носят крайне поверхностный, несерьёзный характер. Он
позиционировал себя как лидера группы анархистов, - но не мог сформулировать ни
программы действий, ни маломальских целей «движения», ограничиваясь трескучими
фразами и уходя от конкретных вопросов. И сам он Владимиру не понравился:
высокий, следящий за собой и производимым собой впечатлением; то, что
называется мажор и «метросексуал»: белые брюки в обтяг с золотистой
строчкой-вышивкой по швам, которая на заднице сходилась в золотистую же
кокетливую пряжечку; тщательно подбритые тонкие как шпагатик
бородка-бакенбарды-усики; нагловатый взгляд и манера перебивать собеседника;
какие-то кольца-перстни на пальцах… чёрт, похоже и маникюр! Но его манера
говорить с напором и безаппеляционно, без сомнения, производила впечатление на
Вовчика, и тот считал его авторитетом и в выживании, и в анархистском движении.
Владимир не стал разубеждать друга, но про себя решил сократить контакты с
гламурным последователем батьки Махно. Но действительность опережала
планирование. БОЛЬШИЕ
ЗАКУПКИ В «Гектор» они успели буквально за день
до того, как он окончательно перестал функционировать и вскоре был подчистую,
по слухам, разграблен мародёрами. Народу в огромном гипермаркете было
совсем немного, как и машин возле него. Почему – они поняли сразу, как их
тормознул на входе нагловато-развязный охранник: - Куда прём?? Деньги есть? - А ты что, налоговая инспекция?? –
резко отреагировал на такую наглость Владимир. За три года в Штатах он отвык от
того, что вахтёрши, уборщицы и охранники «тоже начальство». - Ты побазарь ещё мне, ты, бля,
добазаришься! Деньги, говорю, есть?? Без денег не пускаем, дох.я тут стало
слишком зрителей ходить, надело на выходе вам карманы выворачивать! Деньги
покажи! – или вали отсюда! Вот гад! Ну ведь даже такое простое
требование, как показать деньги можно ведь озвучить и в других интонациях, и в
другом тексте! – нет, этому хаму нужно обязательно продемонстрировать власть! Рожа
наглого скота настойчиво просила коррекции, Владимир с ненавистью уставился на
него. Видимо почувствовав, что высокий
блондинистый парень с удовольствием вмял бы ему нос в затылок, тот засуетился,
непроизвольно потёр себе переносицу, - Владимир отметил, что на руке наглого
охранника красуются часы Traser в чёрном
исполнении, - неплохая машинка, с тритиевой подсветкой, спецы такие любят, сам
в Штатах такие хотел купить, но отец подарил – переслал дорогущий и пафосный Брегет…
- Чо вылупился?.. Есть бабки – проходи,
нет – тоже проходи, тока в другую сторону! Ну?!. - Не нукай, не запряг, - наконец оформил
мысль Владимир и продемонстрировал церберу солидную пачку долларов и евро. Тут
же став скучающе-равнодушным, тот кивнул ему на вход. Друзья вошли. В гипере можно было рассчитываться и
валютой. Грузя продукты в две большие тележки согласно составленному списку,
парни обсуждали детали переправки купленного в деревню. Вопрос со сменой
местожительства был, по сути, решён, - совсем плохо стало с водой, свет давали
на несколько часов в день, кодовый замок на подъездной двери не работал, и уже
утомило вышвыривать на улицу вконец охамевших бомжей, прогрессивно загаживавших
подъезд. Хотя Новая Администрация и обещала что «вот-вот станет лучше», объективных
предпосылок к улучшению не было видно, и, судя по всему, действительно
«пересидеть плохое время» было оптимально у своей печки и своего колодца. «А
вода там какая, Во-овка-а! Ты не представляешь! В городе такой воды фиг
попьёшь! А там – хоть залейся! Я её в лабораторию возил – отличная вода!» - всё
подзуживал до сих пор колеблющегося друга Вовчик. - Вода – она конечно… Корову там
заведём… Или козу… - отбалтывался пока Владимир, но сам напряжённо просчитывал
варианты: уехать в деревню с Вовчиком – это поставить крест на поисках отца и
сестры в городе… С другой стороны все возможные варианты поисков задействованы,
и коли они не привели к результату до сих пор, то нет никакой гарантии, что и в
дальнейшем, «вдруг», они сработают… Оставить записку с координатами деревни в
сейфе… В конце концов-то могут хоть случайно дозвониться по мобильнику, -
Вовчик говорит, покрытие в деревне наличествует, даже вышка сотовой связи в
прямой видимости, даром что деревня дыра дырой… Толкового бизнеса сейчас в
Мувске не замутишь, - ситуация меняется самым непредсказуемым образом, что ещё
Администрация выдумает, может какие обязательные общественные работы введут…
нафиг надо! Смотаться в глушь, и там пересидеть… А? Пока так или иначе не
устаканится? Владимир старался гнать от себя слова
профессора Лебедева, который не раз и не два по полочкам раскладывал ему, что
«общество потребления уже стоит на краю пропасти, и уже занесло ногу чтобы
«сделать шаг»; дорогой мой, кончился этот странный длительный период
благоденствия человеческой цивилизации; нехарактерно это, мальчик мой, такое
длительное благоденствие для человеческой истории; вот и соотечественник наш,
Кондратьев, ты помнишь мою лекцию по Кондратьевским циклам, что такое «кондратьевская
зима» помнишь?..» Понимая и соглашаясь с выкладками умом,
он всей душой сопротивлялся незавидным перспективам человечества, рисуемым
профессором. Энергетический голод, социальные волнения; как спутники –
непременные войны, причём, скорее всего самые ожесточённые и безжалостные –
гражданские; катастрофическое падение уровня жизни, холод, голод и болезни, - а
всё существо не хотело «бороться за выживание»; хотелось ЖИТЬ, дышать полной
грудью, путешествовать, встречаться с интересными людьми, любить девушек –
хороших и разных; потом создать семью, жениться… Он покосился на Вовчика,
сосредоточенно разбиравшего мелкий шрифт на банке с кукурузой: «Не, эту не
возьмём, эта прошлогодняя. Вот сволочи, вперёд ставят, а ещё за такие деньги!
Вон та свежее, а срок хранения тот же!», - Вовчик, судя по всему, давно свыкся
с перспективой именно «выживания», и, судя по всему, находит в этом
определённую прелесть… - Сколько брать, Хорь? - Три упаковки, больше не надо. Давай
лучше сублиматов поищем! – глаза Вовчика алчно блестели. Возможность закупаться
практически не думая о финансовых возможностях ввела его в транс: хотелось
взять и того, и этого; но он окорачивал себя, постоянно повторяя, что машина не
резиновая, и брать нужно только по списку, да, чисто по списку, но сдерживаться
было трудно… - Сублиматов… Вовчик, ну какие тут
сублиматы?? Тут из «сублиматов» одна копчёная колбаса… - О! Кстати, и колбаса! Копчёная…
Покатили-покатили-покатили, это вон там, чо ты встал? Вскоре обе тележки были наполнены с
верхом. Очередей на кассах практически не было, кассирша только бегло
осведомилась «Чем платить будете, молодые люди? Карточки не принимаем. Хорошо,
доллары. Вот сюда составляйте. Неплохой у вас пикник намечается…» - Пикник, ага, – раздражённо пыхтел
Вовчик, выгружая тележку на движущуюся ленту, - За такие деньги можно не
пикник, а банкет для всего института закатить! Раньше… Давай, Вовк, помогай,
фули ты в прострацию впадаешь? Надо ещё пару раз обернуться, - и на оптовку,
остальным там добъём. И масло. Растительное… На стоянке их ждала потрёпанная
Газелька. После круиза по продовольственным точкам Мувска и зачистки запасов в
вочиковой квартире предполагался бросок в деревню; там складирование – и
возвращение с тем же водителем, чтобы завершить в Мувске окончательно все дела.
Владимир сначала всерьёз рассматривал возможность купить какую-нибудь машину,
чтобы «иметь мобильность», но его отговорил Вовчик, аргументируя это тем, что
«бензин трудно достать и он дорогой. Кроме того куда нам по городу ездить? В
центре всё в шаговой доступности, а за город, вон говорят, выпускают машины
только «в один конец», проверяют, чтобы бензином не барыжили… И много ли на
легковушке вывезешь, Вовка? А Гезельку или фургончик какой сейчас очень дорого,
очень! – даже при дефиците бензина. Все ж на них именно и стараются драпать,
барахло вывозить.» - А как мы закупки в деревню перевезём
тогда? - А мы возьмём тачку с транспортной
компании – они ещё работают, правда, по совсем-совсем негуманным ценам… Или
частника наймём с лицензией – их в город и впускают и выпускают, они сейчас все
на этом, на перемещении в деревни, и зарабатывают. Прошлым вечером составляли список.
Спорили. Препирались. Узнав, что состоятельный друг решил
вложить имеющиеся средства в закупки, в «ништяки» по терминологии Вовчика, тот
впал в радостное изумление, и только приставал с расспросами: «А сколько у тебя
свободных? Не, «много» не ответ, ты поближе к реальности – что брать-то будем??
Всё ж надо! У меня и так есть, наныкано, но оно ж так…» - Как «оно так», Вовчик? - Нуууу… Скажем так – всё в бюджетном
варианте. В экономичном. Ты ж не думаешь, что я тут каждый день коньяк пью и
икрой закусываю. Для выжить-то… - подумав тут, что друг может решить, что он
его в чём-то упрекает, Вовчик заторопился: - Не, ты не подумай – запасов
достаточно! Вполне! На двоих! И даже больше! Я ж всегда про тебя, про Евгения
Павловича с Элькой помнил и из этого исходил! Но всё ж по-возможности! Исходя
из личных финансовых реалий! А реалии, Вовка, они… Вот, скажем, крупа, вернее –
зерно. Его дофига. Разного. Или там сахар. Макароны опять же. Ещё там… Но
разносолов, ты ж понимаешь… Не на что! Чисто чтобы выжить! Инструмент, опять
же… - Вовчик, я всё понимаю. Ты давай не
отвлекайся, ты давай список пиши, - и параллельно обсудим. Опять не было света, было душно, в
открытое окно с проспекта доносилась чья-то одинокая пьяная разухабистая песня;
где-то в тёмном углу деловито шуршала Жоржетта, то принимаясь что-то деревянное
грызть, то с треском отрывая остатки обоев. Друзья в комнате, при свете
аккумуляторного светильника, склонились над чистыми листами бумаги. - Давай с основного начнём. Вот, к
примеру, соль. Насколько я историю знаю – а мы её, знаешь ли, достаточно
углублённо изучали, не как в средней школе, хы! – продукт в кризисные времена
архиважный! – как любил выражаться вождь мирового-то пролетариата… А? Как
насчёт соли, Вовчик? - Зачем? - Солить. Консервировать. Барыжить опять
же. - Хы. Плохо обо мне думаешь. Две
двухсотлитровые бочки с солью у меня в подвале. Причём соль крупная! Не эта -
Вовчик скривился – которую в солонки за дикие деньги. Этой солить плохо.
Крупной надо. Я вообще на котельной солью закупился, - она там в цикле
водоподготовки используется; очень дёшево обошлось, не то, что в магазине! И
соль какая крупная, хорошая! - Она ж, небось, техническая? Нельзя её
жрать? - Да брось ты. Соль как соль –
натрий-хлор, пробовал я её. Можно! У меня её мужики для засолки рыбы брали – от
мелкой магазинной, говорят, рыба расползается как манная каша… Давай дальше. - Сахар. - Гы. Такая же фигня. - Тоже – с котельной? - Хы. Нет. Просто сахар. Шесть мешков. - Норма-ально… Ну, поехали дальше… И так по каждому пункту. Выгрузив тележки в фургон Газельки,
снова отправились за покупками. Благо список составили большой, а финансы
позволяли. - Специи. Перец там, красный-чёрный,
всякие хмели-сунели и карри с корицей… Это у нас не выращивают, это будет
дефицитом, хотя сейчас стоит копейки. - Володь, я думаю это не надо. Так-то у
меня есть, - но слишком набирать?.. Вот посуди – если людям жрать нечего, - зачем им будут нужны специи? А всё ведь
именно к этому идёт. - Вовчик, тут не соглашусь. Как всегда в
истории было – не будет уравниловки. Всегда будет человек, или человеки, у
которых чего-то много, - но чего-то не хватает. Вот сидит человек на мешках
картошки, она уже нелезет ему, - а специй, чтобы сдобрить, - нету… Вникаешь?
Или там на макаронах… О! Вспомни – ты же сам говорил, что в твоей
выживальщицкой гречке одно из главных – специи! А?.. Говорил? Не станешь ты без
специй жрать гречку, даже и с тушёнкой. - Нууу… ладно. Хотя специи пакетиками
окупать – жлобство. На рынок заедем, там азиаты на развес продают… Их мало
осталось, азиатов, на рынке-то, домой линяют; а товар нераспродан – можно
задёшево взять. Давай дальше. - Так что вообще надо-то? Я смотрю всё в
общем и целом есть? - Разносолы надо. Чтоб скрасить жизнь.
Раз есть такая возможность. Ну и – для того, как ты сам говоришь – «барыжить». - Ага. Чо дальше – это ты давай дальше.
Мне всегда папа говорил: в специальных вопросах слушай экспертов! Вот ты в этом
вопросе эксперт – и я тебя слушаю! – беззастенчиво польстил Владимир другу, и с
удовлетворением отметил, как Вовчик затащился от звания «эксперта». - Мыло. У меня два ящика хозяйственного,
но можно взять и что-то погламурнее… - Хозяйственное! Блин, Вовчик, ну
конечно надо «погламурнее». И шампунь. Концентрированный. - Зажигалки. Газовые. Пусть даже
одноразовые. Они много места не занимают. Можно переделать на многоразовые. Я
читал, один серб в ихнюю войну имел такой бизнес: заправлял зажигалки соседям.
И баллончики, баллончики для заправки. А огнива – в топку. Возня с ним. - Крышки закаточные… Надо? - Лучше полиэтиленовые, те, которые
пожёстче. Они многоразовые, их стерилизовать можно. - Вовчик, ты, может, и консервировать
умеешь?? - Само собой. Ничего сложного. И ты
умеешь. Все умеют. Только ты не пробовал. - Ага, - я тоже умею, только не
пробовал… Пусть так – это радует. Дальше. Инструменты, может? Всякие. - Вовк, инструменты мы толком в Гекторе
не возьмём, - не их профиль. Это в строймаркет надо; но, по сути, тоже не надо
– у меня основное запасено. Дрель там… ручная. Рубанки, фуганок, уровень, пилы… - Всё-всё-всё, понял. Инструменты
вычёркиваем… По этому, заранее заготовленному списку,
и закупались. Но многого уже не было. Почти не было сигарет, на которые
рассчитывал Владимир, - «табак всегда был ценностью при всех кризисах, Вовчик!»
- хотя сам он и не курил. Не было аккумуляторов, - добирались относительно
дешёвыми китайскими батарейками. Свечи были только сувенирные, да ещё
здоровенные – в метр высотой, с несколькими фитилями. Леска. Крючки. - Ты, может, и рыбу удить любишь, а,
Вовчик?? - Не то что люблю, но как вариант… Там
есть речка, да. У Вадима бредень есть. Это такая сеть маленькая, которой… - О, бечёвка! На много что может
сгодиться, нет? - В общем да… Но у меня… Короче, я
как-то сетку с футбольных ворот срезал – всё равно никто не играет, и расплёл.
В свободное время. Так у меня этой бечёвки… - Понял. Станки
для бритья. - Не, эти
нах. Вот одноразовые – ими можно по месяцу бриться, если не привередничать. Зубные
щётки. Паста. - О, зубной
порошок! Какая древность, ещё зубной порошок кто-то выпускает?.. Спички
охотничьи – пусть будут. Спички каминные… А что, сделаем камин, правда, Вовчик? - Брось ты. Вот скотч… Ага, вон
полиэтилен рулонами. Фольга алюминиевая. Полезная вещь. Клей... Ага, клеи, - пригодятся.
Разные. Это мы не подумали. Чинить что, клеить – не всё ж сшивать да гвоздями…
Потом в аптеку на второй этаж сходим, там доберём кое-что… На втором этаже, пока Вовчик что-то
«добирал» в аптеке, Владимир заглянул в отдел «элитных товаров». С недоумением
он увидел полупустые полки – девчонки в фирменных футболках с надписью «Гектор»
споро перетаскивали товар куда-то в подсобки. «Не собираются продавать, что
ли?» - подумал он, и всё же прикупил, вдобавок к отцовским запасам из
вывезенного уже бара несколько бутылок коньяка, виски; – спирт, как заверил
Вовчик, был уже в запасе; трубочного табака и сигар. Он не курил, почти не пил,
и, в общем, не рассчитывал этим барыжить, но в процессе этих, довольно
лихорадочных закупок, настроение Вовчика передалось и ему; как-то краем вползла
мысль, что возможно это те остатки былой роскоши, которая вот-вот минет, и
будет… как отец рассказывал: голые полки магазинов в 90-е, и консервы одного
наименования – «камбала в томате», в армии называемая «братская могила» за торчащие
из красной жижи рыбные кости, - составленные в горки чтобы только занять место
на прилавках… Да что «будет»! Уже так – во всех магазинах Мувска; вот Гектор,
чувствуется, тоже доживает последние дни… - Белой акации, цветы эмиграции… Девушка
ещё вон, бутылку Бурбона дайте, и бутылку коньяка «ХО». Гулять так гулять. Не
присоединитесь, нет?.. Ну, как знаете. Вовчика он нашёл в отделе праздничной
пиротехники. - Вовк, глянь! Вон, давай петард возьмём
– из тех, что помощнее. Несколько штук. А вот это – знаешь что? – он потыкал
пальцем в витрину, где лежали рядками маленькие картонные трубочки, связанные в
длинную гирлянду, - Это «трещалки», они имитируют автоматную очередь? А, Вовк?
Возьмём? – в голосе дрогнули просительные нотки, Вовчик подумал, что его упрекнут
во впадении в детство. К его изумлению, друг без разговоров
оплатил всё выбранное. Оглядывались уже напоследок. - Ну что?.. Всё, в общем? - Ну… Да. – Уже около кассы, – а друзья
старались каждый раз проходить через разные кассы, «чтоб не примелькаться» как
заметил осторожный предусмотрительный Вовчик, - он цопнул со стойки и положил в
очередной раз почти полную тележку несколько упаковок прокладок и тампаксов. Но
это действие не ускользнуло от внимания Владимира: - Ты ещё памперсы возьми! - Памперсы тоже вещь хорошая, но я так
далеко не загадываю… - Ну, кое-что ты предусматриваешь, а,
Вовчик? – подтрунил над другом Владимир. - Нуууу… Знаешь… Из прокладок можно
делать классные, впитывающие влагу стельки в сапоги. Сапоги-то у меня есть… - А стелек нету, ага. А тампаксы?? - Нууу… - Ладно, Хорь, не выдумывай – надо так
надо! Я тоже постараюсь быть предусмотрительным! И за себя, и за тебя! – и
Владимир сгрёб в тележку все наличествовавшие на стойке разномастные упаковки с
презервативами. Водитель, вполне довольный щедрым
авансом, свозил их и на рынок, где кроме специй закупились ещё и другими
«колониальными товарами»: кофе, чай, орехи, инжир… Всё уже практически «из-под
полы» и по нереальным по прежним временам ценам. - Ну, всё. Сейчас домой, закидываем всё,
что не попрём на себе, оставляем жратвы только на неделю-две, - и за
генератором! Да, зимнюю – тёплую одежду нужно забрать. Не на сезон едем… И заканчиваем
с видеобизнесом. Итак провозились… Блин, Вовчик, ты ж говорил, туда далеко
ехать? Этак мы вообще поздней ночью приедем, нет? - Оно и неплохо – я потом тебе скажу
почему. - Командир! – обращаясь к водиле, - Ничё что поздно в деревню приедем? - Ничего, проедем! На дорогах, вроде,
сейчас не шалят. Чёрт. Владимира тОркнуло. Какое старое,
вернее даже старорежимное выражение вылезло у водилы: «на дорогах шалят»… Не
грабят, не разбой, - «шалят». Так и представил себе ухабистый тракт, верстовые
столбы, тройка, ямщик в высокой шапке, купец в санях… Почему в санях? А если
летом – в чём там ездили, в этих… в каретах, что ли?.. Ну не на телегах же! А,
были же эти – брички, пролётки, как их… тачанки. Но почему-то выражение «шалят
на дорогах» неведомыми ассоциативными связями выводило именно на зиму: тройка с
бубенцами, сани, и те – которые «шалят»: угрюмые бородатые разбойники в этих… в
армяках, да; с кистенями за верёвочными поясами. «Шалуны». А, вспомнил, откуда ассоциация! - из
«Петра Первого» Алексея Толстого, там у него разбойнички с большой дороги
описаны, - непременно с бородами и кистенями… Владимир вздохнул. Бля. Ствол
надо. Надо ствол. От «шалунов». А ствола нет. Попытки «поспрашивать» на рынках
и у всяких тёмных личностей, - во всяком случае у тех, кого он считал «тёмными
личностями, близкими к криминалу», - к примеру у тех же таксистов, -
наталкивались на демостративно-удивлённо-непонимающие лица… Да уж, кто тебе
сейчас будет стволами торговать, совсем разве только самоубийцы; раньше надо
было думать, раньше! Вот как Виталий Леонидович, - Владимир с удовольствием
вспомнил, как бабахал по молодости у него на коттедже из чоповского ИЖа, - да
ни в жизнь не поверю что он всё посдавал! Надо будет к нему наведаться первым
делом, как в деревне обоснуемся. КОНЕЦ ВИДЕОБИЗНЕСА Но
с генератором, и вообще в видеобизнесом получился облом; и хорошо ещё, что не
фатальный – могло кончиться всё значительно хуже. Подъехали
к зданию Дома Ветеранов, где на первом этаже, в Малом Каминном Зале, как он там
пышно назывался, был организован видеозал. -
Вовчик, ты побудь у машины. – попросил Владимир друга, тоже собравшегося идти в
здание, - Знаешь… Мы тут уже столько добра загрузили, и на такую приличную
сумму… Хоть и день, и центр – но мало ли что. Я сейчас там всё отключу, с
ребятами рассчитаюсь и гену вынесем. А телевизоры – потом с ними что-нибудь
придумаем. Куда их… В
здании было прохладно и бесшумно. Старушка вахтёрша проводила его испуганным
каким-то взглядом, и уже подходя к залу, он понял, что было непривычно – не
было слышно отдалённого тарахтения генератора. Впрочем, это бывало – вдруг да
был свет, тогда ребята генератор отключали; в общем, это не насторожило.
Скользнул взглядом по рукописной афише – что у нас там сегодня? «Свадьба в
Малиновке»… Но
когда открыл дверь и вошёл в зал, понимание, что – вот они, неприятности, были
наглядны: шторы на окнах, обычно задёрнутые при просмотре, были частично
раздёрнуты; не было обычных десятка-полтора зрителей, напротив – стулья стояли
или лежали хаотично, как будто посетители покидали зал в спешке. По залу
шарахались несколько неприятного вида личностей, возрастом от 16 до 25-ти,
одетых разномастно, но общим выражением лиц, бесцеремонностью, с которой они
пинали попадавшиеся на пути стулья, чётко вписывающихся в новомодную категорию
«гопники». Опп, у них и железяки с собой! У
нескольких субъектов в руках были арматурные пруты с обмотанными изолентой
«рукоятками» - орудие очень опасное, к тому же крайне дешёвое, в случае чего не
жалко выкинуть и прикинуться ветошью при, скажем, визите патруля… Но патрулей
тут давно уже было не видно. Сейчас
один из них, толстый, наглый, с почему-то плотно, в несколько слоёв проклеенной
лейкопластырем и марлей щекой, стоял около выключенной телепанели и,
жестикулируя плотно перебинтованной кистью правой руки, явно что-то
«предъявлял» Насте, что работала у друзей чем-то вроде администратора-билетёра-кассира-видеотехника.
Судя по её совсем бледному виду – предъявлял давно и с чувством. Увидев
вошедшего Владимира, Настя с облегчением выдохнула: -
Вот он – владелец! С ним и разговаривайте! – с бочком-бочком стала упячиваться
в сторону. -
… ща тут всё ращнесём нах и тя на хруг поставим, бушишь тут ищчто… - не
закончив тираду, которую толстый обращал к девушке, тот повернулся, отыскал
взглядом Владимира: -
Ааа!! Иди щуда, пащкуда! – подойдя поближе, Владимир определил, что, видимо,
морда у него сильно порезана, он и говорил, стараясь не двигать губами; за
главного он у них, что ли? -
Твая шш… шарага швая?? – надвинулся на Владимира толстый. От него противно
воняло потом и медицинской химией. Парни, до этого бесцельно слонявшиеся по
залу, пиная стулья, стали стягиваться к нему. Владимир насчитал шесть рыл
вместе с главарём, вскоре они образовали вокруг него круг – и это не сулило
ничего хорошего. Тихонько стукнула дверь – Настя сбежала, Владимир остался один
на один с шестерыми явно не расположенными к нему типами. -
А вы кто такие, вам что надо? – стараясь без нужды не обострять, задал он как
ему казалось, самый безобидный вопрос. -
Чо?.. Чо, ты наешжаишь што ле, коммерш шраный??? – неадекватно отреагировал
толстый и попытался схватить за ворот Владимира левой рукой, но тот
отодвинулся. Толстый, промахнувшись рукой, покачнулся, и неуклюже сделал шаг
вперёд, при этом нога его чуть не подвернулась и он страдальчески сморщился.
«Чёрт, какой-то инвалид…» - подумал Владимир, - и с ногой у толстого тоже было что-то
неладно, из-под штанины джинсов над кроссовком у него он заметил толсто
намотанный бинт. Но остальные
были вполне себе здоровы, что он тут же и почувствовал посредством болезненного
толчка арматурным прутом между лопаток… - Стой, падла,
как стоишь! - Гуинплен,
ипани ему по чану, штоб понял о чём речь! – тут же послышались слова поддержки
толстому. Припадая на ногу, тот приблизился к Владимиру и, противно воняя изо
рта, стал излагать «претензии». Из шепелявой
речи «Гуинплена» Владимир понял, что он – «шука паршивая», «шукин кот» и
«паханец», что он со своим «паханым видеошалом» находится «на территории» этого
вот толстяка, носящего имя трагического героя Виктора Гюго явно за
травмированную рожу, - вот ведь, начитанные твари… Что он должен платить, платить
и платить, потому что уже столько времени, не спрося разрешения… «…да он вааще
офигел, падла, коммерс поганый, расположился как у себя дома!» – поддержали
главаря подельники, поигрывая железяками и с явной издёвкой разглядывая
попавшегося в круг коммерса. -
Чего бы вдруг? – попытался отмазаться Владимир, но тут же ощутил вновь
болезненный толчок в спину. «Они ведь и пырнуть могут. И очень просто» -
мелькнула мысль, - «Сссука, без ствола как голый на параде!» -
Шы што, патла, платить не хошишь?? – нагнал строгости толстый. -
А если я заплачу – можно будет идти? – наудачу, выигрывая время, спросил
Владимир. -
Хы! – осклабился, забывшись, главарь; и тут же опять скуксился, видимо от боли
в щеке. Подельнички толстого удовлетворённо
зашумели, не давая, впрочем, особых надежд: -
Если слышен денег шелест – это лох идёт на нерест! Гы! -
Ты, падла, давай всё что есть, а потом поглядим на твоё поведение! -
Давай, лошара, доставай всё из карманов!.. -
Мы твоя крыша будем, понял, коммерс! Без нас тут пукнуть никто не смеет! Чё ж их так много-то… Не пробьюсь
ведь… Он резко вытянул руку с зажатым айфоном: - Вы только
что проговорили под диктофон угрозу. Вы совершили преступление! – как в
американском боевичке, чесслово, тут же подумал он; но он особо и не рассчитывал
что сработает, только тянул время. Они
и заржали: -
Ты чо, лох, совсем стебанулся??.. Ты ещё детской комнатой милиции пригрози,
придурок! -
Дай-как сюда телефончик! -
Ты што, хад, тут и так фсё наше! - Ребята, вы
на пустом месте статью поднимаете! – безрезультатно всё, безрезультатно; уже
поигрывают арматуринами, обступая ещё теснее. Смеются. Вернее – ржут и хрюкают.
Да, это не Америка, и не прежнее время, да и ты не детектив, работающий под
прикрытием. Впрочем… - Короче. Мы
уже работаем под крышей – выдохнул Владимир. - Кто ваша
крыша, кто?? Положение
получалось отчаянное, но что-то делать было надо. Жутко не хотелось отдавать и
деньги, и телепанели, а особенно, конечно, генератор, на который так
рассчитывали в деревне. Да и… судя по наглым сбычившимся рожам, обступающим со
всех сторон, вопрос так уже и не стоит: отдай и можешь идти. Эти уроды явно и
отпускать не собираются… Владимир почувствовал, как накатывает адреналиновая
волна, как перед неминуемой отчаянной дракой; как всегда, когда он совершал
опасные, зачастую противозаконные поступки; и в то же время «попёр кураж»: - Бля, пацаны,
вам бы лучше этого не знать… Я ж не зря диктофоном размахивал. Ххх… Хорь наша
крыша! – какого-то чёрта выскочило первое пришедшее в голову, наверное,
сработала ассоциация с майором Майклом Хором, американским «героем» времён
въетнамской войны, садистом и убийцей. - Кто-о-о? - Хорь. Майор
Хорь! – и, не давая рта раскрыть оппонентам, предельно ясно уже понимая, что
всё это так – оттяжка времени, но уж больно много их тут, и тесно, и выход
перекрыли; шестеро – не, даже трое это многовато, не пробиться, чисто время
оттянуть: - Я ж говорю –
лучше вам этого бы не знать! Майор Хорь – он возглавляет спецподразделение по
борьбе с бандитизмом, - Владимира несло, - Это зверь, а не человек! Чудовище!
Если он узнает, что вы наехали на его точку, да он… он не только вас всех убьет,
он ваших родных всех прикончит; это моральный урод, садист, я сам его боюсь!! –
он так вошёл вдруг в роль, что при этих словах сам непроизвольно вздрогнул, что
невольно произвело впечатление на гопов. - Да шё ты
хо-о-онишь, какой «Хорь», какое «спешподрашделение», чё ты… - в пришепётывающем
голосе толстого гопа с порезанной мордой уже не было напора и прежней
уверенности. Неужели удастся съехать на базаре??! – мелькнула шальная мысль… -
Спецподразделение!! Вот такое вот спецподразделение! Недавно сформированное! Не
слышали?? Лучше бы вам и не знать, я сам ох.енно рискую, что вам такую
информацию даю! «Отряд Ж – сто-пятьдесят-один»! – наугад, но очень уверенно
брякнул он аббревиатуру одного из «выживальщицких» сайтов, на котором обычно
пасся в интернете Вовчик, и который он недавно ему показывал, - Отечественный
аналог бразильских «Эскадронов Смерти!» - Там звери –
не люди!.. Да они… - он видел, что ему не верят, что тут бы надо не слова, а
действительно – пару-тройку рыл в брониках и с автоматами, - но это была
возможность оттянуть время неминуемой свалки, в которой, при прочих равных и
без какого-нибудь «стороннего фактора» у него, несмотря на весь опыт в борьбе и
общую физподготовку, будет очень немного шансов… и этими немногими шансами надо
бы умело распорядиться, выбрать время, а для этого надо уверенно нести и нести
пургу, вот так вот, с напором, с апломбом: - … сам был
свидетелем, как они троих вот таких же вот, наехавших на его точку на рынке,
отделали ногами так что… Тут и явился
этот «сторонний фактор», на который рассчитывал Владимир, но совсем-совсем не в
таком виде, как он ожидал: скрипнула дверь, и появился Вовчик, которому надоело
сидеть в кабине, он отобрал у водилы ключи от замка зажигания и пошёл узнавать,
чего это так задерживается друг… Гопы дружно
повернули головы к двери, к вошедшему; Владимир тут же сунул руку в карман,
пальцы прорвали бумагу пакетика, нащупали тёплую бронзу статуэтки верблюда,
сжали… - Ты хто
такой?? – гаркнул толстый гоп, и скривился от боли в щеке. - Я?.. –
быстро оценив обстановку, увидев и арматурные прутья в руках явной гопоты,
почувствовав наэлектризованность обстановки; но увидев и друга Вовку и от этого
воспрянув, Вовчик набычился, и, угрожающе сунув обе руки в карманы курточки,
ответил: - Я – Хорь! И не понял,
почему ответом ему было дружное ржание шести глоток… но дальше всё пошло совсем
быстро. - Да я такого…
- ближайший к нему гоп потянулся схватить его за воротник; руки Вовчика
рванулись из карманов, - и Владимир с ужасом тут подумал, что Вовчик, ни днём
ни ночью не расстававшийся с ножом, сейчас просто-напросто запорет этого ухаря,
вскроет ему пузо, как подушку бритвой… Бац! На
опережение Владимир, коротко размахнувшись, хуком в челюсть зажатым в кулаке
импровизированным кастетом-верблюдом отправил на пол толстого порезанного
главаря гопов, врезав ему точно в повязку на скуле - и вторым движением,
разгибая руку, наотмашь, от души ударил в лицо верблюдом же второму гопу… Оба
обрушились, переворачивая в падении стулья. Они ещё не упали, когда Вовчик выхватил из карманов… но нет, не
нож, а два газовых баллона, - и струи газа ударили из его кулаков в лица
ближестоящих блатняков. Мгновенно началась свалка, в ушах зазвенело от дикой
матершины, загремели падающие стулья. Отбив предплечьем в сторону арматурный
прут, готовый поразить его в голову, Владимир впечатал верблюжьи бронзовые
конечности, выступавшие из кулака вместо шипов кастета, противнику в грудь, - и
тот, взвыв от боли, шмякнулся на задницу… Уклон, нырок, ещё уклон, -
подставлять больше руку под удар Владимир не хотел, да и не мог, - руке было
адски больно, - снова удар импровизированным кастетом во что-то мягкое, подсечка,
толчок, - гоп рушится на спину; следующему удар в перекошенную оскаленную
физиономию так, что отчётливо хрустят и проваливаются внутрь зубы… и дико стало
вдруг драть и слезиться глаза, - отпрыгнув в сторону и чуть не навернувшись на
пол, споткнувшись о стул, Владимир на миг сфокусировал взгляд на происходящем: Вовчик
представлял из себя помесь фонтана с пожарным катером, который Владимир
когда-то видел на праздновании Дня Флота на Чёрном море в Севастополе: из его
рук непрерывными фонтанами извергались струи газа, окутывая чихающих и кашляющих
близстоящих, а теперь, скорее, близползающих подонков. Вовчик скакал вокруг них
в каком-то диком танце, что-то выкрикивая, поливая газом с двух рук и
одновременно стараясь въехать им носком берца то в живот, то в лицо.
Периодически это ему удавалось, и то один, то другой гоп из положения
«согнувшись» или «стоя на четвереньках» обрушивался на пол… Отправив на
пол верблюдом же ломанувшегося на него из расползающегося облака газа ослепшего
гопа, Владимир понял, что пусть временно, но поле боя за ними: среди
перевёрнутых стульев ползали и перхали, а двое недвижно лежали и лишь стонали
только что такие грозные налётчики. Но и им стоило поле боя покидать как можно
быстрее – невыносимо резало глаза, перехватывало дыхание. - Come on, let's go, Вовчик! – по дуге огибая ползающих кашляющих гопав, Владимир, стараясь не
дышать, устремился к двери. Вовчик же вошёл в раж, поливая гопов уже слабеющими
струями газа, он всё пинал их по голеням, по бёдрам, теперь норовя попасть в
пах. Дышать уже было нечем, драло горло и глаза. - Хорь, факинг
шит!! – бешено заорал уже от двери Владимир на увлёкшегося друга, и только
тогда Вовчик, бросив уже пустые баллоны, тоже ринулся на выход. У дверей
Владимир чуть притормозил и, осознав, что «кинотеатр» вместе со всем
оборудованием, и, как ни жаль, с так нужным генератором, «закончился» - не
ждать же, пока газ рассеется, и что делать с этими уродами, а если они тут не
все, что скорее всего? – он развернулся и от души размахнувшись, метнул
бронзового верблюда в широкий экран телепанели, лопнувшей от удара с отчётливым
треском: «Так не доставайся же ты никому!» мелькнула в голове фраза из какой-то
любовной мелодрамы, показываемой здесь же… Из-за его спины тут же просунулся
Вовчик, теперь он сжимал в руках свой «Удар»: со звонкими щелчками он отстрелял
в сторону гопов всю обойму, и «поле боя» вообще заволокло ядовитым химическим
туманом… Владимир захлопнул за собой дверь. Прокашливаясь
и просмаркиваясь друзья устремились по коридору в вестибюль. - Ты, Вовчик…
ты прям какой-то злостный нарушитель международной конвенции о неведении
химической войны! – на ходу заметил Владимир. - А ведь работает!
Работает, Вовка! – ликующе ответил Вовчик, поглядев на друга красными,
слезящимися, но такими радостными глазами, - Жаль, что баллончиков больше нету.
Около выхода на
улицу задержались около вахтёрши, увидев рядом с ней графин с водой, чтобы
привести себя хоть немного в порядок и не пугать водилу. - За лицо руками не трогай… Сейчас в
машине… и там вода должна быть. - Знаю я. - Чё их не резал? Я, сказать по правде, на секунду струхнул –
думал ты их сейчас запорешь, с твоим-то ножом да с твоими ножевыми навыками… - Нееее… Страшно… Оно знаешь – по воздуху да по коробкам махать
одно, а живого человека пырнуть – то совсем другое… Баллончики как-то… А ведь
любители газового оружия ещё до сих пор спорят, что эффективнее при самообороне
- кусок газовой трубы или разводной газовый ключ, хы!.. - Вовчик помолчал, тщательно промокая
глаза носовым платком, и добавил: - Знаешь, Вовк… не будь тебя – я б, наверное,
не рискнул, чесслово… Да что там – наверняка бы не рискнул. А с тобой как-то…
надёжно, что ли… - Вовчик, так для того друзья и
существуют, чтобы чувствовать себя рядом с ними надёжно! Это ж нормально!
Думаешь у меня по-другому? Я вот рядом с тобой почти совсем не волнуюсь за
будущее, что мы будем жрать и чем укрываться – я знаю, что уж в этом можно на
тебя положиться. И спину в драке прикроешь. На то и друг, не?.. Помолчали, переваривая взаимно
услышанное. - Нарушил молчание Вовчик: - А здорово мы им вломили! Будут знать! - Особенно ты! Я думал, ты их тут и
кончишь всех, Хорь! - Гы-гы-гы! А-ха-ха! – друзья дружно
загоготали, вспоминая детали побоища. В отдалении, в коридорах, откуда они
только что прибежали; где был видеозал, так печально прекративший своё
существование; отдалённо послышалась матершина. Старушка-вахтёрша опять
обречённо сняла телефонную трубку, потыкала пальчиком в кнопки, тяжко
вздохнула, и слиняла из своей застеклённой клетки куда-то в недра здания. - Ладно, давай и мы сматываться… Водила-то
не сбежал ещё? - Куда он денется, я ключи забрал… Ну
чо, пошли? Не, мы классно!! Только генератор жалко… - Да, генератор жалко… В машине, уже трясясь по направлению к
дому, на Вовчика опять накатило. Вовчик всё никак не мог избавиться от победного
возбуждения: - Как, а! Нет, Вовк, ты видел?.. Мы ж
их!.. А?!! Рука сильно болела, наливалась
порядочная богровая гематома; Владимир опасался как бы не перелом или трещина –
приложили прутом сильно, - а что делать, не голову же подставлять было… Был бы
ствол, я б всех – не всех, но троих-четверых положил бы в три-четыре секунды,
как мишени на рубеже в упражнении; чёрт бы их побрал, больно как… Он искоса
поглядывал на распинающегося Вовчика и время от времени ему поддакивал: - Ну да… Угу… Да ты вааще монстр, я
думал, ты их там затопчешь всех… Ага. Вовчик пытливо всматривался в лицо друга
– не смеётся ли, - и убедившись что нет, продолжал: - А я ему... Этому – с ходу! Он на
четыре костИ – бряк! А я ему в морду, в морду! Со стороны могло показаться, что они только
что расправились с двумя десятками тяжело вооружённых пехотинцев. Водила только
искоса с уважением посматривал на него. Баюкая отбитую руку, слушая ликующие
возгласы друга, Владимир подумал, что наверно это была одна из очень немногих
побед Вовчика, - вот его и проняло. Да что там «одна из немногих», - очень
может быть, что это первая такая победа и была. Да ещё «над превосходящими
силами противника». Он попытался вспомнить, дрался ли когда
Хорь, ну, в школе, - и не смог вспомнить. Вот он – дрался, и довольно-таки
часто, в том числе и из-за друга; а вот Вовчик, Хорёк, как называли его в
классе, как-то обходился без этого. Но, видимо, в его груди тоже горела такая
мужская жажда битвы и жажда победы; то-то его так проняло… ишь, распинается!
Владимир улыбнулся. - Что ты улыбаешься? - Нормально всё, Вовчик. Я тоже рад, что
мы их так удачно победили! Но генератор – жалко… ДЕРЕВНЯ –
МЕСТО БУДУЩЕЙ ДИСЛОКАЦИИ Вовчиков
«Домик-В-Деревне» у Владимира вызвал двойственные чувства. К деревне
подъезжали уже в полной, глубокой темноте – провозились, пока догружали
«ништяки» из Вовчиковой квартиры, да потом простояли на дороге – куда-то
шпарила бесконечным, казалось, потоком, военная техника – «Уралы» с
зачехлёнными тентами, БМП, даже несколько танков… Военные не были склонны
вступать в дискуссии; одну малолитражку, владелец которой неудачно выперся на встречку, не
вступая в разговоры, просто столкнули боком какой-то бронированной хрени в
кювет, - хорошо хоть владелец и его домочадцы успели выскочить. Хотя техника
шла по одной стороне дороги, перекрыли почему-то и встречное движение. Так и
стояли, провожая глазами рычащие и лязгающие монстры, нюхали густой сизый дым
сгоревшей солярки. - Куда они?.. –
вслух сам себе задал вопрос Вовчик, - Вроде не с кем воевать не собирались? - Это ты не
собирался, - пояснил всезнающий водила, успевший перетереть со стоящими тут же,
на обочине, несколькими дальнобоями, - а Администрация старается навести
порядок. Сейчас у них заруба с регионами, - на «стрелку» едут, пугать друг друга.
А нам тут этой вонью дыши… Деревенька,
Озерье, показалась в темноте совсем маленькой, дворов тридцать, но Вовчик
заверил что «для отсидеться – то что надо, а вообще здесь и мехмастерские есть,
- остались от бывшего колхоза, когда укрупняли, и все службы стянули на
центральную усадьбу». - Тут, даже
вон, - достопримечательность! – видишь?? Собор Петра-и-Павла, видишь? Ну, пусть не собор, - церковь. Но
больша-а-ая. Восемнадцатого века, говорят. И правда, чуть
в отдалении от деревни, на небольшом пригорке, на фоне тёмного неба всё же
читалось капитальное строение с колокольней. - Только она
почти что нерабочая. Ну, службы там так – очень редко, когда батюшка с
райцентра приезжает, типа, там разруха внутри полная. Её восстанавливать в
прошлом году только начали. Пока что, как я видел, только окна поставили – от
осадков, - и крышу разбирают, купол вон… трухлявое всё, старое. Там в прошлом
годе бригада работала, сейчас не знаю как. Там ещё рядом дом, двухэтажный,
кирпичный; службы там… тоже всё старое. Я раньше ходил, думал кирпича натаскать
– ага-ага… Натаскаешь там. Крепко всё, не выскребешь, на века сделано; трухлявое
только дерево, крыша… Да и восстанавливать взялись… - Кто
восстанавливает-то? - Ну эти.
Церковники. Они и восстанавливают. Бригада там жила – четыре человека; как
сейчас – не знаю. Там, - отсюда не видно, это с той стороны, - ещё и три дома
новых поставили, новые жители - они вообще, вроде бы, собирались тут общину,
типа, селить, - но не срослось, вроде, не успели, да. О, подъезжаем! Вон туда. Вот
здесь задом сдавай. Пошли, Вовка. Смотри – вот это мой дом, вернее бывший
бабкин; а вон тот – Вадима. Деревня спала;
когда проезжали по единственной улице даже собаки гавкали, не остервенело, как
обычно днём, а сонно, больше по обязанности. Вовчиков деревенский дом-убежище
скрывался за высоким забором; Вовчик покопался с замком, подсвечивая фонариком,
бормоча «Ага, никто не лазил, вижу-вижу», открыл калитку, и тут же распахнул
изнутри ворота. Владимир помог ему, - и заметил, что ворота-то совсем гнилые, и
держатся в старых петлях только за счёт явно не так давно, и явно Вовчиком
внесённых «дополнений и усилений» в виде скрепляющих брусков и досок, свежими
пятнами, выделяющимися на тёмных старых досках ворот. - Да уж,
хорошо, что скотча много взяли, тут только на шурупах и на скотче что-то ещё и
может держаться… - пробормотал Владимир, подсвечивая фонариком на трухлявые
доски забора. Газельку загнали во двор, Вовчик в
темноте ещё погремел замками на входе в дом, и друзья вошли в жилище. Владимир и
раньше, конечно, бывал в деревенских домах, в отечественных деревенских домах,
и знал, что между сельским домом в Штатах, - и на Родине,- дистанция огромного
размера, но тут уж было совсем… Через тёмные сени, где под ногами громыхнули
пустые вёдра, они прошли в большую комнату; Вовчик подсуетился на полке, и
помещение осветилось аккумуляторным светильником. Собственно, эта комната одна
только и была одна на весь дом, в центре стояла массивная белёная печь, и
только невысокая, по плечо Владимиру, фанерная перегородочка, оклеенная обоями,
отделяла угол, где находилась старинная пружинная кровать – с железными
спинками и «с шишечками». На кровати громоздились несколько матрасов, судя по
очертаниям – и подушек, сверху всё было застелено покрывалом. Видимо, этот угол
представлял собой «спальню». Под окном большой дощатый стол,
застеленный клеёнкой, заставленный разномастной посудой. Полочка сбоку, тоже
чем-то заставленная. Какие-то горшки и кастрюли и на других подоконниках
маленьких окон. У входа на стене вешалка, завешанная, как показалось Владимиру,
всяким тряпьём; у входа же полочка для обуви, на ней непременные в деревне
резиновые сапоги и резиновые же «калоши», из обрезанных же сапог сделанные.
Пахло нежилой затхлостью. - Давай-давай, Вовк, помоги; вон, сундук
надо сдвинуть… Да-да, тут бабка и прожила почти всю жизнь, вот… С той стороны
берись. Тут только Владимир заметил в
неосвещённом углу рядом с большим старым шкафом солидный такой, серьёзный
сундук, почти в пояс высотой, с горбатой простёганной железными полосами
крышкой. Стоял он как-то не на месте, не у стены, а торцом к стене; и оказался
довольно-таки тяжёлым. Чего он стоял так неудобно, стало ясно, когда его
сдвинули – под ним открылся люк в подпол. Или в подвал? Чёрт его знает, как они
в деревне называются. Вовчик откинул крышку, посветил вниз ручным фонариком,
удовлетворённо хмыкнул: - Вот туда всё… и перебазируем. Чо
привезли. Там прохладно и вентиляция. - Не сопрут? - Спрячем. Там… там продумано всё, я
тебе потом расскажу. Не так-то просто у меня тут чо-то спереть, что не на виду;
хотя, конечно, возможно… Но мы ж переедем скоро! Вот что я и говорил, что
хорошо, что ночью приехали – водила нос совать не станет, он, поди, и дорогу-то
толком не запомнил… А иначе… - Вовчик, разговаривая, спрятал свой ручной
фонарик и достал, прицепил себе на голову «налобник», став сразу похожим на
шахтёра, как их изображали в старых фильмах, - … а иначе пришлось бы ево… по
сюрвивалистским понятиям-то, – того… «бритвой по горлу и в колодец», водилу-то!
Хы! Штоб не навёл. Ну, пусть живёт, гы, шутю. Давай сначала в дом перетаскаем,
потом ты мне подавать будешь, а я в подпол ныкать. У меня там своя система. Водила, утомлённый дальней дорогой и по
ночному времени, не зная, что ему «полагалось по сюрвивалистким-то понятиям»,
уже вовсю храпел в кабине. Друзья, подсвечивая себе фонариками, споро
перетаскали содержимое фургона в дом, благо всё было в основном упаковано в
коробки и большие пакеты из «Гектора»; и в 100-литровые плотные пластиковые
мешки, которые Вовчик запас для упаковки всего остального. Заперевшись после
этого изнутри и тщательно проверив «светомаскировку» посредством задёргивания
зановесок на окнах, приступили к перебазированию запасов в подпол. Вовчик
принимал внизу и параллельно просвещал друга о конструктивных особенностях
выживания в деревне: - Светильник на пол поставь, ага… Тут,
Вовк, подпол большой, на весь дом. Там со двора ещё лаз был, бабка туда дрова
даже сгружала, когда много; я потом заделал… Хороший подвал, ёмкий. Сухой, ага.
Почти. Я его потом от грибка прочистил – купоросом и окуриванием… Ты не смотри
что домик старый и маленький – для выживания это само то, что надо! Главное в
нашем деле – не светиться! Сгущёнку давай… Главное – венцы прочные, не гнилые;
и крыша не течёт – я не то что перекрывал, но подшаманил чуток… - Венцы, Вовчик?.. - А, не бери в голову… Тут, в подвале,
знаешь в чём прикол?.. Я тут стенку сложил, из кирпича, на самодельном
фундаменте… Кирпич… со школы. Не показывал тебе, когда подъезжали? Ну, это днём
надо, ночью ничерта не видно. Тут на отшибе немного школа стоит; ну как школа –
недострой. Лет ещё двадцать назад было начали строить, но так и бросили.
Двухэтажная. Ну, второй этаж уже без перекрытий, ага. Местные растащили. Да и
саму разбирали все эти годы помаленьку – кому печку подправить, кому что.
Кирпич, имею ввиду. Там… не прежняя кладка, не как в церкви, там, повозившись,
можно выломать… Ну и я поднатаскал. Вон ту теперь, ага. Вовчик скрывался с очередной коробкой
или пакетом в глубине подвала, освещённого светильником и мечущимся лучом
вовчикова налобного фонарика, и его голос глухо звучал из недр подземелья: - Сам
увидишь. Получилась… крепкая стенка такая получилась, на хорошем растворе, не
как в школе, ага. И дверь, вернее – лаз. Железный. И так расположенный… - снова появлялась его физиономия с сияющим
со лба фонарём и протянутые руки, в которые Владимир опускал очередной пакет
или коробку; и он продолжал: - … что
сломать его довольно затруднительно. А почему… затруднительно? А потому, что он
как бы в тупичке, в кирпич вделан, и там ни кувалдой не размахнёшься, ни лом не
подсунешь… Только что или резать чем, или стенку кирпичную долбить – но тут
тоже не слишком размахнёшься, так что не «долбить», а скорее «грызть», хы. Или
домкрат – выдавливать, но это ж… вряд ли у тех, кто залезет вдруг… Или через
верх, - но там дубовые половицы в двадцать сантиметров… Правда-правда, Вовк, не
веришь; именно что дубовые, и именно что двадцать сантиметров, я сам офигел
когда увидел; оно по сути и не доски, и не брус, а тёсаное с одного боку бревно
– вот так вот строили раньше, да… В общем, добраться до моих… до наших теперь
запасов не так-то просто… Хотя и возможно, конечно. Но пока что для местных
это… неактуально, скажем; приезжим тем более пока что это не фарт, - чо можно
взять в старом домишке кроме плесневелых огурцов прошлого урожая? А потом и мы
приедем, и «сядем на запасы», хы! Всё, что ли?.. Кроме того, у меня в лесу ещё
пара… схронов. Тоже с запасами – в целях ди-вер-си-фи-кации, хы! -
Прошаренный ты, Вовчик! - А то ж! – он
удовлетворённо выбрался из подпола, - Фффу… Запарился. Хотя там, в подвале,
прохладно. Слазишь, глянешь? - В другой
раз, Вовчик. Домой чалить надо. - Ну… По
сути это теперь и будет основной «дом». А в городе – так, временное обиталище…
Пошли к колодцу во дворе, польёшь, в паутине я… Кстати, и воду попробуешь –
говорил я тебе, классная тут вода, тут в округе семь родников… или восемь; у
некоторых так подвалы топит, но у нас – у меня и у Вадима, - не, тут как бы
пригорок. Чаю поставим? Водитель
по-прежнему дрых в кабине, его храпящие рулады периодически сменялись носовым
посвистыванием. Соблазнившись
уговорами Вовчика, Владимир тоже разделся до пояса, и тут же, у колодца во
дворе, приглушенно крякая и гукая от жгуче-ледяной воды, по пояс ополоснулся,
обтёрся принесённым Вовчиком полотенцем. - А вон там
– банька. Была. Ща совсем завалилась, печка-то там, надо будет починить… А в
доме – нет, в доме – нормальная, я на ней готовил. Вовк, в натуре, чаю?.. На
керогазе, мы по-быстрому, а? Вот. Сейчас. А огород какой большой – глянь! Аж к
самой речке. А там – Вадима. Огород. Я весь не засаживал – некуда; так, только
бурьян кошу каждое лето, а Вадим весь свой распахивает и засаживает – во,
куркуль, хы! Но у него машина, ему легче. Чем пахнет, гришь? Черёмухой, нет?
Тут около дома черёмуховые кусты, так разрослась – сил нет. Ничё, а? Не, ты
дыши, - воздух-то а?? Хорошо, Вовк?.. Ночной
летний деревенский воздух, да после пусть даже не тяжёлой физической работы
пьянил… Пока Вовчик
в доме копался с керогазом, готовя чай, Владимир, выключив фонарик, наслаждался
деревенским покоем. И в самом
деле было очень хорошо. Чем-то пахло – не то правда черёмухой, не то травой или
землёй; но пахло приятно и свежо. Ярко, совсем по-городскому, светили яркие,
как в планетарии, звёзды. Время от времени в отдалении погавкивали собаки, -
по-прежнему лениво, по обязанности или спросонья. Опёршись о сруб колодца,
крышку которого, набрав воды, Вовчик предусмотрительно запер на висячий замок, поглаживая
тупо ноющую ушибленную руку, Владимир думал: вот, всю жизнь провёл в городе…
коттедж – это уж точно всё одно не деревня. А теперь… теперь вон оно как
поворачивается – приехал… политолог недоделанный. Отец пропал, сестра –
неизвестно где… Как-то здесь… Нет, неплохо как-то, уютно… да, по-своему. Не
привык только к такому «уюту», всю жизнь всё как-то «на скорости, на моторе»; а
тут, наверно – правильно Вовчик говорил – и время течёт по-другому, и люди
другие, нежели в городе… А чё бы они другие? Не, люди везде одинаковые. Со
своими прибамбасами, конечно. Ну, придётся вростать-постигать. Одобрил бы отец,
нет? Отец ставил всегда на социализацию,
- а тут я что, «в сторону ухожу»?.. Э, нет, не может быть одних рецептов
на все времена. Простой расчёт и наблюдения за ситуацией показывают, что в
городе, в Мувске скоро будет жо… Собственно, уже началась. Не все только
заметили. Уйти от «жо» и осмотреться со стороны – разве это уход от действительности,
«уход от борьбы»? Нет. Просто манёвр. А здесь… Хорошо как здесь, покойно… О!
Именно так – не «спокойно», а покойно – как раньше говорили. В городе так не
бывает, даже и ночью, даже и в коттеджном посёлке, - всё равно окна-в-окна,
где-то мотор фырчит, где-то что-то… Правда, совершенно не ясно, что тут, в
деревне, делать. Вот не спёрлось мне это сельское хозяйство!.. Может, зря из
Штатов уехал?.. Профессор бы не прогнал, конечно – ему бы на его ранчо лишняя
пара рук, умеющая хорошо держать оружие, в любом случае бы не помешала... Да, Владимир
понимал, что «подвигая» его к отъезду на Родину, профессор Лебедев исходил
совсем не из корыстных соображений – не чтобы избавиться от ответственности за
порученного его заботам парня, нет, - напротив, этим он как бы отдавал часть
долга и далёкой подзабытой Родине, и другу – отцу Владимира, да и самому
Владимиру… Профессор хорошо просчитывал ситуацию, и не мог не понимать, что
рано или поздно, когда станет ясно, что «всё – приехали!», - ностальгия и вина
перед далёкими родными может толкнуть парня на безрассудные поступки, - так
лучше раньше, пока ещё летают самолёты, существуют ещё законы и люди не давят
друг друга за банку консервов… Понимал это и сам Владимир. Отец вот не понимал,
в слепом родительском эгоизме рассчитывая, что сын послушно отсидится за
океаном – как будто это мелкая неприятность, как будто это просто какой-то
сраный очередной дефолт; как будто поштормит и уляжется; хотя сам-то отец
должен был представлять масштаб грядущих передряг, - но, видимо, и он, будучи, в конце концов
всё же просто человеком, подсознательно отталкивал от себя мысль, что это… - Пошли,
Вовк, вскипело-заварилось! Не уснул ещё тут? Здоровски тут, правда?? Айда, я с
мятой заварил – а-бал-деть какой аромат, такого в городе не бывает! Айда! - Иду-иду,
Вовчик. Водилу будить будем? - А, пусть
спит. Мы ему в термос нальём, чтоб не остыло. В общем,
деревня оставила у Владимира двойственные чувства, - как у начинающего
аквалангиста, на пятёрку подготовленного теоретически и отлично снаряжённого
технически, - но ещё не пробовавшего самостоятельного погружения в тёмную
пучину. Но что «погружение» неизбежно – это уже стало ясным. «А, будет
совсем хреново в этой сельской идиллии – сбегу к Виталию Леонидовичу на
коттедж, тем более что он и приглашал настойчиво» - отчаянно подумал он,
наблюдая, как Вовчик запирает изнутри трухлявенькие ворота, - машина,
пофыркивая, стояла уже на улице, - «Там цЫвилизация, там Наташка. Хотя в словах
Вовчика и есть прямой резон – «не отсвечивать в преддверии БП»; а что уж может
быть больше «отсвечиванием» чем роскошный депутатский коттедж, пусть даже и
превращённый в крепость? Хотя туда по-любому надо будет съездить: во-первых,
обещал; во-вторых, повидаться, в-третьих – Наташка, в-четвёртых, посоветоваться
по ситуации. В-пятых – ствол хочу… Не, Наташка – это во-вторых, а ствол – в
третьих… Впрочем, что рядить – надо будет съездить, надо, благо отсюда
недалеко; ну а пока – по плану!» Чай и правда
был восхитительным. - Вовчик, а
шмотки ты куда дел? - Вон, в
шкаф. И посуду – в сундук, и в ящики – вон там, видишь? Ободранные такие.
Ничего на виду чтоб не светилось. - Да! –
вспомнил Владимир – Ты что, рюкзак и палатку выгружать не стал? - Не.
Обратно отвезём. - А нафига?? - Ну это же
драп-комплект, как ты не понимаешь?.. С ним и пешком дойдём. Случись что. - А сейчас
зачем возил? - Ну, мало
ли. Вот, к примеру, сломались бы в дороге? - И чё? Полная
машина жратвы и барахла! - Оно так,
Вовк… А если бы топать пешком пришлось с полдороги, а ещё и ночевать? В лесу
возле дороги? Хорошо сейчас лето. Но вообще, концепция… - Не,
Вовчик, ты, конечно, парень прошаренный в выживании – но что-то ты уж палку перегибаешь… - Да ладно,
чё ты. Обратно привезём, зато вот случилось бы, что в дороге… - Не,
по-моему ты пересидел на своих выживальщицких сайтах… Ну ладно. Ну что,
выдвигаемся, Вовчик? - Двинули! ОСОБЕННОСТИ МУВСКОГО БП-ШОППИНГА Они отсыпались целый день после уже
заутреннего возвращения домой, и потому пропустили начало всей той движухи, что
позже стала называться «неделей беспредела». Несколько раз звонил городской
телефон, но молодой сон крепок – друзья его не слышали. «Движуху» они ощутили поздно вечером,
когда лениво переговариваясь собирались только греть чай: на улице хрястнуло и
посыпалось поблизости явно немаленькое стекло, в подъезде захлопали двери, в
дверной глазок было видно как возбуждённо галдящие верхние соседи протащили
мимо вовчиковой двери большой фирменный холодильник; и друзья только тогда сообразили,
что с улицы слышна нехарактерная для последнего времени в Мувске активность. Опять
хрястнуло стекло, заскрежетал отгибаемый металл, где-то поодаль с мерными
перерывами били чем-то в железо. Метнувшийся на шум Хорь проследил за
перемещением соседей по лестничной клетке в дверной глазок, недоумённо бросил
Владимиру «С ума они чокнулись, что ли, самое время холодильник покупать…»;
погремел засовами и просочился в подъезд. Владимир ждал; вскоре Вовчик
вернулся, возбуждённый: - Во, Вовка! Во! Вот оно! Началось! Если
уж это не сигнал!.. - Да что началось-то, Вовчик? - БП-шоппинг начался! Всё как по
канонам! - Чего «начался»?? - Шоппинг! Бэ Пэ! Я говорил тебе!
Непременное сопровождение всякого приличного Бэ Пэ – когда выносят магазины!
Говорят, «Гектор» грохнули, там сейчас такое творится! – он ведь самым богатым
считался. Припомнила толпа «свежие торты за очень особенные деньги», хы! Вовремя
мы скупились, ага. А сейчас там всё берут даром! А мы тут, как лохи, сидим
дома!.. - Вовчик… Ты что – грабить собрался? –
наблюдая за лихорадочно собирающимся другом, переспросил Владимир. - Не «грабить», а «бэ-пэ-шоппить!», я
тебе говорил уже, что означает «брать бесхозное, нужное для выживания в дальнейшем»
- это глобальная разница, Вовка! В теории. - Ах, в теории разница… - Не бери в голову, пошли на улицу,
глянем чо-как. А Ирка-то с Олегом, дураки, уехали; Ирка ещё ныла – холодильник
надо новый… вон они – бери-нехочу! Хотя и дурость это сейчас – холодильник… - Чёрт, Хорь, у меня рука болит, я
как-то не расположен сейчас участвовать в экспроприациях, не моё это… - Нас самих же только что
«экспроприировали», нет? Ну и мы где-то вправе! Да мы только посмотрим,
посмотрим, Вовка, чем социум дышит; ты чо, это ж исторический момент, путч вот
ты уже прозевал, теперь шоппинг незастать хочешь? Ты историк или где?? Довод возымел действие, соблазнённый
действительной возможностью воочию наблюдать «как творится история» Владимир
тоже стал быстро собираться. - Верблюда я выбросил… жалко. Удобный
верблюд был. Боуи возьму, вдруг опять тех наших «друзей» встретим. Вовчик, у
тебя ещё хим-оружие осталось? - К Удару, ага. Монтировку брать? - Хорь, ты прям как заядлый взломщик. А
ну как повяжут нас с монтировкой – это не ножик, тут «самообороной» не
отговоришься. Пошли сначала просто поглядим на обстановку. Ближайшие магазины чернели с сумраке
темнотой на месте прежних витрин. Некие тёмные фигуры корпели над роллетами,
закрывающими витрины ювелирно-часового магазина; те же магазины что попроще уже
«шоппили» вовсю. Мимо быстрым шагом, пыхтя, прошёл
толстый мужчина, с трудом неся на вытянутых руках и подпирая снизу пузом
большой плоский телевизор в коробке. С озабоченным видом, прижимая локтями к
бокам большие, пока ещё полупустые сумки, в направлении к четырёхэтажному
торговому центру «Венский двор» прошла явно семья: средних лет полный мужик, озабоченная
женщина, два мальчика-подростка и девчушка-переросток, канючившая на ходу: - Маммм… Ну мамммм… Комбез хочу. Как у
Светки. Это не тут. Это в Парадизе… Сзади что-то негромко но отчётливо
хрястнуло. Друзья обернулись: тащивший телевизор толстый мужик не удержал его и
уронил углом на асфальт. Отчётливо выругался, наклонившись отодрал картон,
заглянул внутрь коробки, что-то потрогал там рукой, - и, разогнувшись, с
раздражением пнул в коробку; развернулся, и, оставив её валяться посреди улицы,
устремился к развороченным дверям торгового центра. - Не, в «Эльдорадо» не пойдём. –
определился Вовчик - Нафиг нам эти плазмы с дивидишниками. Пойдём вон за ним.
А, Вовк? Вооружившись фонариками, парни проникли
в здание. Света не было. Но было достаточно людей
с фонариками. Как большие светляки они перемещались туда-сюда из застеклённых
боксов; там хрустело, звенело, слышалась приглушенная матерщина. - Вовчик, чо они тут ищут? Тут же одно
барахло, кому это сейчас надо?.. – недоумевающее произнёс Владимир, наблюдая
как стайка явно недавних школьников разоряет салон сотовой связи, рядом –
магазин мобильных гаджетов; вырывая друг
у друга сгребают с полок вместе с осколками стекла мобильники, смартфоны,
читалки… Двое тут же, в углу, подсвечивая себе фонариком, уже начали меняться
награбленным, торгуясь как на базаре. - Хотя… Оно понятно – прежде недоступное
и вожделеемое стало наконец доступным, и не важно, что теперь оно уже не
ценность, а лишь символ прежнего уровня благосостояния… - проговорил он
вполголоса – Вовчик его не слышал. - Хорь… Вовчик, ты чо? - Ничо. Вот, флэшки подобрал. Одна,
блин, треснутая – наступил какой-то кабан… Не, ничё интересного. Ни батареек,
ни аккумуляторов – всё давно размели. Пошли дальше? - Пошли. Только держимся вместе, и –
того, поглядывай, - если что, линяем вон через тот выход, вынесем стекло. Оно
знаешь – войти каждый дурак сможет, вот выйти – это может быть проблемой…
Вовчик, а чо тут вообще дельного было-то? - Ччч… чёрт-его-знает… Так-то раньше
ходил – вроде и то нравилось, и это хотелось, - а сейчас ничего в голову не
приходит… Да и нафиг? Не сорочки же, и не пиджаки приталенные шоппить… Гламур! - Ну, пройдёмся… Жрачки же тут нет? Не,
секция нижнего женского белья тоже не актуальна… - они лишь заглянули, где за
распахнутыми стеклянными дверями яростно ругалась, что-то деля, стайка тёток. - Да, нужно было заранее список объектов
составлять… Подлежащих шопингу. – сокрушался Вовчик, - Вот ведь! Сколько не
готовься – а всё одно всё не предусмотришь! Давай на третий этаж – там куртки
были, вдруг что приличное найдём… - он пнул попавший под ноги хоккейный шлем,
валявшийся у входа в спортивный магазинчик, и тот улетел, потом покатился по
проходу, гремя и пугая коллег-мародёров. Мимо семенящими шажками пролетела
тётка, таща под мышкой стопку разномастных длинных сапог-ботфортов, другой
рукой она прижимала к груди большую пачку блестящих скользких упаковок с
колготками. Один сапог у неё вывалился прямо возле друзей, Владимир осветил это
лаковое сокровище с длинным каблуком и блестящими пряжками, окликнул
вполголоса: - Женщина! Вы это… – покупку обронили! Та оглянулась, на мгновение
остановившись, и тут же скользкие пакеты с колготками поехали у неё из-под
руки, посыпались на пол; тут же вывалились и остальные сапоги. Горестно
вскрикнув, тётка пала на колени, сгребая к себе разлетевшиеся сокровища;
принялась собирать, одной рукой прижимая к груди, и опасливо оглядываясь по
сторонам, - но никому не было дела до её ботфортов и колготок. Двое мужчин трясли двери павильона, за
которыми видны были шеренги коробок с электробытовой техникой: утюги,
электрочайники, тостеры, грили, массажёры, фены, пылесосы… Монтировки у них,
видимо, не было. Вообще, в тот, в первый день, вернее – ночь «мувского шопинга»
у большинства всё было спонтанно и неподготвленно: хватали всё, что было проще
всего схватить, не разбирая, а больше ломали или растаптывали в какой-то жажде
разрушения; мало у кого были сумки или хотя бы пакеты – толкали в карманы, за
пазухи; что не помещалось – разбрасывали. Обосновавшиеся в павильоне бижутерии
несколько молоденьких девчонок, никого не опасаясь, подсвечивая себе
фонариками, примеряли колечки-серёжки-кулончики-брошки, - они не ломали дверь,
а просто перелезли через высокую стеклянную стену-перекрытие, и теперь, как
цветастые рыбки в аквариуме, перемещались от полки к полке, от витрины к
витрине, что-то как рыбки же «клюя», меряя то там, то здесь. Мужики у павильона с бытовой техникой
наконец сообразили: подняв стоявшую посреди прохода под искусственной пальмой
декоративную скамейку с тяжёлыми литыми фигурными боковинами, они поволокли её
к дверям павильона, явно собираясь использовать как таран. Не обнаружив ничего интересного на
втором этаже, парни отправились на третий. За спиной раздались тяжёлые удары в
стекло – мужики явно применили скамейку. На обширной лестничной площадке закрытый
металлической роллетой был отдельный вход в филиал какого-то банка, сейчас
около роллеты сгрудились несколько тёмных мужских фигур. Эти явно знали что и
как делать: роллета содрогалась, слышался скрежет, и ясно было что ей
оставалось недолго. На проходивших мимо мародёров один из мужчин подсвечивал
фонариком, что-то негромко и злобно ворча под нос, и проходившие старались на
площадке не задерживаться. На третьем этаже праздник продолжался. Под
ногами хрустели крышечками и скользили россыпи маленьких цветных флакончиков с
лаками для ногтей и тюбиков губной помады, зачем-то высыпанных ящиками прямо в
проход. Ничего достойного внимания друзья не нашли и здесь. Несколько термосов
из нержавейки в посудном павильончике, на который сразу нацелился Вовчик, были
кем-то грубо и глупо подавлены; а больше ничего достойного Вовчик там не
обнаружил – не тащить же в деревню никелированные поварёшки и супницы? - Ма-а-ам… Когда в Парадиз-з-з?.. Комбез
хочу, как у Светки!.. – послышался рядом знакомый скулящий голосок. Давешняя
девочка-подросток держала под мышкой большого плюшевого жирафа; а мама
сосредоточенно перекладывала из шкафа в павильоне в свою объёмистую сумку мотки
разноцветной пряжи, приминая её коленом, стараясь чтобы вошло побольше. - Помоги вот лучше… - только буркнула та
в ответ. - Олечка, ты скоро?.. – к ней спешил по
проходу мужчина, таща набитую чем-то сумку, в сопровождении мальчиков: один
надел блестящий красный лаковый, чёрный в рассеянном свете боксёрский шлем и
блестящий же тайквондистский нагрудник, став похожим не то на закованного в
латы маленького рыцаря, не то на снеговика. В одной руке он за шнурки тащил
связку боксёрских перчаток, в другой – пару роликовых коньков. Второй мальчик сжимал
под мышками большие коробки с, судя по картинкам, радиоуправляемыми машинками;
машинки же, только маленькие, масштабные модели в небольших прозрачных коробочках,
торчали у него из всех карманов. Владимир посветил – лица у пацанов были
совершенно счастливыми. - Сейчас… Сейчас, Вить, там ещё жакеты.
И сумочки. - Жакеты берём, а сумочки – нет, не
потащим! – распорядился толстенький глава семьи. - Ма-а-ам… Комбе-е-ез… - Пошли, Хорь. Всё тут ясно. - Пошли, Вован. В натуре. Отдел курток не впечатлил. «Гламурное
дерьмо», как выразился Вовчик. Видно было как в обувном тётки перебирали коробки с
туфлями. В груде обуви, вывернутой из коробок, рылась, шипя от злости и
вожделения, какая-то мегера, явно ища пару – в одной руке она уже сжимала
ботиночек на каблучке и с опушкой поверху. Груда обуви и коробок была большая,
а света мало, и мегера шипела очень раздражённо. - Торговый
центр же закрыт всё это время был? - Ну, типа, да.
- А почему
бы?.. Что не реализовывали? - Ну так оно и
понятно. За какие деньги продавать, почём? Ничего ж не ясно с валютами. Это
Гектор мог позволить себе торговать, ну, ещё крупные сети – у них объёмы, и
товар востребованный – продовольствие, а
тут что?.. Частники. Это тебе, Вовк, не Америка. Стабильности нету. А так –
какой-никакой, а товар, он денег по-любому стоит. Стоил… - заметил Вовчик,
наблюдая, как у входа с дурашливым смехом парни стали кидать в друг друга
флакончиками лака для ногтей и тюбиками помады, выгребая их из коробок
горстями. - Что ж
владельцы не вывезли? - А куда? Ну,
наверное, самое ценное и вывезли – вон, ноутбуков нет; опять же навигатор я
хотел, и ПээНВэ… Рации бы неплохо. Не срослось, нету… Ну, пара-то у меня в
деревне есть. А куда этот хлам вывозить? Тут хоть под замком. Было. В сувенирном
гремело. Пацаны, громко делясь впечатлениями, рылись на полках, хвастаясь друг
перед другом найденными вещицами, и бесцеремонно сталкивая керамические кружки
с дарственными надписями и стеклянные дизайнерские вазочки на каменный пол.
Кружки и вазочки хлопались, разлетаясь по полу шуршащими осколками. - Барда-а-а-ак…
- выразил свои ощущения Владимир, и Вовчик тут же с ним согласился. Миновав
разорённую пирожковую на выходе с этажа, друзья двинулись к выходу. Первый «шоппинг» был неудачным, хотя
наблюдений и впечатлений хватало. Визит на рынок на следующий день также
разочаровал. Мародёры взламывали павильоны, чтобы убедиться, что товар или уже
давно вывезен хозяевами, или им доставалась сущая ерунда вроде стопок
полиэтиленовых пакетов (хотя друзья и не участвовали в общей вакханалии
разграбления, хозяйственный Вовчик прихватил и их в запас, приговаривая с
огорчением «Вот… Увезли уже всё, на себе теперь много не утащишь…») или кошачьих
кормов, птичьих клеток, веников, одноразовой пластиковой посуды, просроченных кетчупов
и прочей дребедени. Впрочем, они набрели на уже взломанный
спортивный павильон. Мародёры потурили спортивную одежду и экипировку, как
будто планировали в будущем заниматься фитнесом; кто-то порезал, попротыкал
ножом стоящий тут же пластиковый фигуру-манекен для отработки ударов… Стоявшие
тут же банки с сухими протеиновыми смесями и другими пищевыми добавками просто
раскидали, частично вскрыв и рассыпав, не зная их ценности. - Вот идиоты! – охарактеризовал
предшественников по вторжению Владимир, - Конечно, гламурный купальник с
бешеным ценником важнее в данной ситуации… Dextro Tech… Creative Transporter. Bcaa Blast. 100%
Whey protein professional. Классная вещь! Вот это заберём,
Вовчик, и вот это. И вон то. Короче, всё что есть нерассыпано – всё и соберём. - Зачем, Вовк? Мы чо, качаться будем? - Протеиновые коктейли пить будем, Хорь!
Как довесок к твоей гречке с тушёнкой, хы! Или в кашу добавлять. Бери-бери, я
знаю что говорю. Тут всё одно растопчут… Так, договорившись со своей совестью,
что «они не грабят и не воруют, а только «спасают чтоб не пропало», Владимир
принялся разбираться в завалах пластиковых банок и пакетов; и в результате
визит на рынок обогатил друзей на большую сумку разнообразного спортивного
питания; также Хорь насобирал в соседнем разбитом павильончике всяческой
швейной фурнитуры – от наборов швейных иголок разных номеров до пучка «молний»
и целого пакета ниток – самых разных, на катушках и бобинах… Пока Вовчик копался в павильончике,
Владимир у выхода следил за обстановкой – и невольно стал свидетелем
безобразной сцены: мародёры грабили мародёров. Какой-то парень, вполне
студенческого вида, худощавый и нескладный, тащил по направлению «с рынка»
большую спортивную сумку с чем-то явно намародёренным («Зашоппленным», как
выражался Вовчик). Ему наперерез откуда ни возьмись двинулись трое – и уже не
парней, а скорее мужиков. Вовсе непохожих на гопников, просто трое мужичков
средних лет и средней упитанности, которые могли быть кем угодно – хоть
таксистами, хоть охранниками или слесарями с соседнего завода
«МувскСпецАвтоматика». Или сантехниками с ЖЭСа. Или… Действо сиё происходило метрах в ста,
так что реплик Владимир услышать не мог, но по самой сцене, по жестам всё
читалось предельно ясно: подходя, они что-то сказали ему – парень остановился,
сбросил с плеча ремень сумки и поставил её возле ног. Как-то явно испуганно оглянулся
на рынок, с которого шёл. Подошедшие субъекты что-то недолго высказывали ему, и
по их агрессивным позам – характерные «кивки-клевки» головой в стиле «Ну ты чё,
не понял???» - явно было, что они не спрашивают у парня дорогу в библиотеку. Парень,
вроде бы, что-то объяснял им, делая неловкие жесты в сторону рынка… Затем один
из подошедших сильно, и довольно неловко, как отметил про себя Владимир,
«по-крестьянски» ударил парня в голову, - и тот сразу согнулся, схватился за
лицо; и тогда другой споро стал шарить у него по карманам, что-то находил – и
перекладывал в свои, а другой подцепил стоявшую на асфальте сумку и забросил её
себе на плечо. Парень всё стоял согнувшись, зажав лицо руками; а грабители
неспешно, забрав содержимое его карманов и сумку, направились в сторону
соседней пятиэтажки. Постояв, парень поплёлся в другую
сторону, продолжая вытирать лицо рукавом футболки и покачиваясь… - Во, Вовк, смотри, ременная лента есть
– целый моток! Она синтетическая – как стропа. Хорошая вещь! – послышалось
из-за спины. - И замки, защёлки пластиковые – во,
целая коробка! - Владимир оглянулся – Вовчик заканчивал набивать всякой
всячиной сумку. - Ладно. Пошли, что-ли, Хорь. - Тут поблизости ещё можно пошарить… - Потом, Вовчик, потом… Может быть. А
может и нет… - Владимир озабоченно потрогал висящий под джинсовкой под левой
рукой теперь уже свой Боуи, попробовал как он вынимается из ножен. Нет
пистолета… - Пошли, Вовчик. Награбленное счастья не даст. Да и проблематично
нам всё это теперь переправить в деревню. Пошли, пошли, Вовчик… Телефон
работал. Лучше бы он не работал, потому что теперь мародёры обменивались
информацией где и как обстоят дела. Но в Администрации, занятой делёжкой
ресурсов с регионами, не нашлось человека, который предусмотрел бы это, и потому телефоны
работали всю неделю. Через день позвонил анархист Витька Хронов
и пригласил «присоединяться к его команде». «Мы возьмём под контроль район» -
нагло сообщил он. «К нам никто не сунется. Разоружим ментов. Мы будем новой
властью – Администрация кончилась!» Державший трубку Вовчик сморщился,
слушавший у трубки Владимир энергично помотал головой. - Не, Вить. Мы сами по себе. - Смотри там, Хорёк… Довыпендриваешься!
– с угрозой в голосе заявила трубка, - Знаешь первое правило революции?? «Кто
не с нами – тот против нас». Хер вы там отсидитесь. А у нас – Команда! Вовчик положил трубку и посмотрел на
друга. - Говно они, а не команда, судя по
командиру - сообщил Владимир, и Вовчик неопределённо пожал плечами. «Вступать»
куда-то под чьё-то начало и «контролировать район, разоружать ментов» ему не
улыбалось. Он всё сильнее и скорее хотел в деревню, в чистый свежий с запахами
травы воздух, к посаженной картошке, с которой пора было собирать колорадских
вредителей, к инструментам и запасам. Возбуждение и боевые поползновения,
вызванные битвой с гопниками за видеозал, уступили место привычной
осторожности. Тем более что они вскоре столкнулись и с настоящими,
профессиональными мародёрами; и эта встреча, как и сцена на рынке, оставила не
очень приятные, мягко говоря, воспоминания. Маленькие магазинчики и уличные
ларьки-павильоны были уже или разграблены, или их содержимое было вывезено и
попрятано хозяевами. На этот раз «шоппили» большой обувной магазин на одной из
центральных улиц. Днём. Собравшаяся небольшая, человек в тридцать толпа, как
водится, погалдела; несколько кликуш неопределённого возраста привычно уже
постарались подзавести людей выкриками типа «Попрятались, буржуи; сволочи, в
свои загородные дворцы; нахапались на нашем поте; гады, тут одеть нечего,
ходить не в чем!..» - поскольку магазин был обувной; вскоре несколько парней
кинули тяжеленную уличную мусорную тумбу на бетонном основании в жалюзи, - там хрустнуло,
треснуло; тут же нашлись и монтировки, работа закипела. Со стороны начали
подтягиваться ещё люди. Друзья наблюдали за происходящим со
стороны. Видно было как за клубящимися головами рывками стали выдёргиваться из
пазов планки жалюзи – их тут же отгибали в сторону. Уже зазвенело витринное
стекло. Вот кто-то уже скрылся в проломе витрины под отогнутой роллетой. Через
некоторое время входные двери распахнулись изнутри, и в магазин хлынули
мародёры. - Пошли, что ли?.. Глянем? –
вопросительно взглянул Вовчик. - Пошли… Внутри люди лихорадочно хватали обувь с
полок, вытаскивали стопки коробок из-под витринных шкафчиков; не глядя толкали
в сумки – друзья уже знали, что через полчаса это всё будет продаваться и
меняться на стихийных мини-рынках, возникающих тут же, рядом с разграбленным
магазином. Вспыхивали и тут же гасли ссоры. Вовчик устремился в знакомый ему отдел,
и успел урвать две пары туристических ботинок. В магазине уже становилось посвободнее –
нахватавшие обуви мародёры стали выбираться на улицу. Припоздавший давешний семейный
толстяк, теперь уже без детей, но с женой, хлопотал, сгребая в сумки остатки:
детские сандалики и мужские домашние шлёпанцы, расстроено наблюдая, как более
удачливые «коллеги по шопингу» тут же, в зале, примеряют обновки и меняются
добычей. В это время в торговом зале появилась
новая группа – три человека, двоих из которых Владимир узнал: это был седой
пожилой мужик, которого он видел в ресторане во время перестрелки с кавказцами;
и крепкий высокий парень, там же, в ресторане, паливший из револьвера – сам
имевший дело с пистолетами в США, Владимир тогда не мог не отдать должное
ловкости, с которой тот перемещался во время стрельбы. С ними был худенький
подросток, нагруженный парой больших сумок, и настороженно, как зверёк,
зыркающий по сторонам. «Банда» - понял Владимир – «Что-то
будет». И точно. Пришельцы действовали быстро и
слаженно. Лишь окинув взглядом уже порядком разгромленный магазин, они
устремились к дверям в подсобку, на которую до сих пор никто не обратил
внимания. В руках высокого парня появилась увесистая монтировка, он вставил её
в щель двери, приналёг; ему тут же помог седой – и дверь со скрежетом
распахнулась. В руке седого зажёгся фонарик, луч мазнул в темноту подсобки –
это явно был склад, штабелями на полках стояли обувные коробки. Он забрал у
мальчишки сумки и скрылся в темноте. Радостно увидев, что открылась новая, до
этого ещё не разграбленная «поляна», к дверям в подсобку устремились оставшиеся
ещё в магазине мародёры, но тут их ждал жёсткий облом: новые пришельцы не были
расположены делиться. Первый же мужчина, приблизившийся к двери, без всякого
предупреждения получил мощный удар ногой в живот от стоящего у двери высокого
парня и отлетел в сторону, шмякнувшись о стену; ещё двое, не понявшие что
произошло, были также мгновенно и жёстко повергнуты на пол, зажимая разбитые
носы – парень орудовал кулаками так же профессионально, как и перемещался во
время перестрелки; а на правой его руке Владимир увидел кастет… - Аааа… Оооуууу… - задушено хрипел
впечатанный в стену мужик, ему вторили, зажимая разбитые носы, ещё двое.
Сунувшуюся было молодую тётку парень просто оттолкнул, а потом сопроводил
футбольным пинком пониже спины, и она полетела, с грохотом сбив стеллаж.
Остальные застыли на месте, боясь не то что приблизиться, но и сдвинуться с
места, потому что худенький парнишка вдруг достал откуда-то из-под полы
курточки двуствольный обрез охотничьего ружья и навёл его на мародёров. - Вы… чего?... – пискнул только кто-то
испуганно. - Ничего. – сообщил высокий парень, - Мы
закончим – вам останется. А пока – брысь отсюда. - Так не делается… Это же всё… - А ты пожалуйся на меня. Я чо сказал??
– он снял и сунул в карман кастет, и выдернул из-под полы джинсовки наган.
Мародёры шарахнулись в стороны. - Зачем же вы так с людя-я-ями!! –
заголосил истошно женский голос. - Вы, бараны, так лучше понимаете! –
рявкнул парень. - Толян… - в проходе показался седой, -
Что тут? Ага. Иди сюда, поможешь. Сумки сумками – увяжем ещё стопкой, тут
кой-что есть дельное. - Ща, иду. – высокий парень окинул
взглядом помещение, его взгляд скользнул и по Владимиру с Вовчиком, застывших
поодаль; он хлопнул по плечу мальчишку, что-то сказал ему вполголоса, и скрылся
в темноте склада. Мальчишка остался стоять в проходе, держа у живота обрез
направленным на расползавшихся покалеченных мародёров; его наглый взгляд
угрожающе упёрся и в друзей. Он демонстративно-нахально сплюнул на стену и
перехватил поудобнее обрез, но ничего не сказал. - Банда… - тихо выдохнул Вовчик,
прижимая к груди новенькие ботинки. - Профи… - вполголоса согласился с ним
Владимир. Получивший в живот пинка мужик
наконец-то отдышался и поковылял на улицу; за ним потянулись, постанывая,
размазывая кровь по лицам, и двое других. Остальные человек десять опасливо
тусовались поодаль от подсобки, охраняемой вооружённым обрезом наглым
подростком; напоминая повадками гиен, ожидающих пока закончат с трапезой львы,
только что завалившие отличного буйвола; ждали пока те насытятся и уйдут,
оставив гиенам остатки. Чувствовать себя гиеной было не очень
приятно, да и надобности большой в обуви Владимир не испытывал, но ему хотелось
посмотреть до конца как действуют эти, судя по всему, вполне адаптировавшиеся к
новой действительности хищники. Через некоторое время появившийся в
дверном проёме парень позвал мальчишку внутрь склада, заняв его место. Через
минуту тот показался в дверях, уже без обреза, таща на себе большую стопку перевязанных
обувных коробок. За ним показался седой, кроме четырёх битком набитых сумок
также еле тащивший и стопку перевязанных коробок. Высокий парень налегке,
раздвигая угрожающим взглядом образовавшуюся уже опять небольшую толпу оробелых
мародёров, прошёл к входной двери, выглянул оттуда на улицу, и махнул рукой
своим подельникам. Седой с мальчишкой потопали к выходу. Все провожали их настороженными взглядами. У выхода парень забрал у седого пару
самых объёмных сумок и они, уже не оглядываясь и не обращая внимания на
оставшихся в магазине, скрылись из глаз, выйдя на улицу. Вот тогда, с выдохом
облегчения, мародёры как гиены бросились, отталкивая друг друга, в уже порядком
разгромленную «хищниками» подсобку. Стыдно потом было вспоминать, но на этот
раз поучаствовали в мародёрке и друзья… Владимир обзавёлся прекрасными крепкими
ботинками из нубука от «Катерпиллер», Вовчик – ещё несколькими парами каких-то
туристических. Но вспоминать «работу» профессиональных
мародёров (что они профессионалы в этом деле, Владимир был уверен), просто и
без разговоров размозживших носы «коллегам», было неприятно. А, судя по их
слаженности в действиях и оснащению ни нож, ни тем более бронзовый верблюд, ни
газовые приспособления Вовчика тут бы не проканали. «Да, этим лучше бы дорогу
не заступать» - решили друзья, и – «Скорее надо сматываться в деревню. Судя по
всему в городе бардак только начинается…» Но сразу убраться в деревню стало
проблематичным. Ходили слухи, что пользуясь тем, что Администрация оказалась
чем-то сильно занята, на выезде из города и на трассах распоясались дорожные
бандиты, грабящие выбирающихся из города, благо что новые беженцы везли и несли
с собой всё самое ценное. Ни транспортные компании, ни частники не соглашались
выезжать за городскую черту, а вскоре, спохватившись, власть и вовсе отрубила
всю связь – и мобильную, и городскую. Но, против ожиданий, новый фирменный
мобильник Владимира продолжал работать – но, почему-то только на связи со
Штатами… Что уж умудрились туда вшить его создатели, или что-то накуролесил
хакер Джонни – то было неведомо, но Владимир смог опять несколько раз
переговорить и с профессором, и с самим Джонни. Вовчик, разочаровавшись в БП-шоппинге,
предложил было выдвигаться в деревню пешком: «Это нормально, нормально, Вовка;
это тоже планом драпа предусматривалось, ничего сложного – если не торопиться –
то за четыре дня дойдём, а если поспешим – то за три; палатка у меня есть,
рюкзаки у нас с тобой есть, тепло сейчас, - может, двинем? Чего ещё ждать?
Вроде как уже все возможные сигналы прошли, а?..» - но Владимир медлил. Не то
что его страшил пеший переход, - не хотелось обрывать все ниточки с Мувском,
пока ещё теплилась хоть какая-то надежда что отыщутся Элеонора с отцом. Уйти в
деревню – да, это было уже совсем уйти в новую действительность… А новую
действительность ну никак пока душа не принимала! Кроме того, ему не верилось, что с
властью в городе окончательно покончено – с чего бы вдруг? Да, практически
исчезли патрули, и ходили слухи, что где-то идут чуть ли не бои между
Центральной Администрацией и войсками сепаратистов – но Центры Спасения
по-прежнему охранялись, ощетинившись стволами пулемётов с БМП и блок-постов,
выложенных бетонными блоками и укутанных колючкой. Никто и не пытался соваться
близко к правительственным и административным зданиям, корпусам ОВД – везде
оставалась пусть малочисленная, но хорошо вооружённая охрана. Бахвальство
Витьки Хронова «Мы возьмём под себя район и заставим нам подчиняться» не
воспринималось всерьёз – не метросексуалам в штанах с золочёной пряжечкой на
заду «брать власть» на районе; вот у таких хищников, как в обувном магазине
это, пожалуй бы и вышло, - но те, судя по всему, были озабочены только
хапанием. Короче, по расчётам Владимира
получалось, что случившееся безвластие и мародёрка – пока ещё просто эпизод; и
ему хотелось понаблюдать чем этот эпизод закончится, - и он отговорил Вовчика
выдвигаться в деревню немедленно. Всё было, в принципе, готово; покинуть город
можно было в любой день, - но чем чёрт не шутит… Тем более, что пока связь ещё
работала, созвонившись с Вадимом, Вовчик обнаружил что и тот пока ещё в городе
– забаррикадировался в подъезде и держит оборону «от всяких сволочей-мародёров,
подонков, мерзавцев; у меня для них 12-й калибр с картечью-семёркой припасён,
пусть только сунутся!!» Перебив передающего привет Алёне и «девчонкам»
Вовчика Вадим поинтересовался, чем это занимаются сейчас друзья? Ааа??. Получив
ответ, что тоже, как и он, забаррикадировались и «чисто мониторят обстановку»,
тот подобрел, и сообщил, что тоже не верит что «власть кончилась», стоит всё же
чуть обождать, - и выдвигаться в деревню организованно… «Девки вон, из
Гулькиного шоу-балета, тоже вот… сидят, заперлись в общежитии, дрожат, дурёхи;
а ещё возникали: «Не поедем в деревню, не поедем, нечего нам там де-е-елать!»
Теперь уже на деревню согласны, дуры!» Узнав, что и девчонки-танцорки из шоу,
теперь уже решено – тоже едут в деревню при первой возможности, как только
представится случай – Вовчик успокоился. В конце-концов уж им-то с Вовкой уйти
– вообще не проблема. Оставалось пока только отсиживаться. Впрочем, кроме ожиданий, относительный
порядок Администрацией был вскоре восстановлен – и восстановлен самым жёстким
образом. Разгул «Бэ Пэ шопинга», проще говоря,
мародёрки, в центре продолжался недолго – дней пять. К субботе власти,
опомнившись, стянули в город части ВВ с поредевшей полицией, сформировали
наскоро «летучие отряды» из «наиболее дисциплинированных сержантов, старшин и
младших офицеров», дали им практически неограниченные полномочия – и в пару
дней «шопинг» был в корне задушен. Те, кто поумней, поняли что вольница
закончилась сразу, как только по улицам обильно прокатились откуда-то
вернувшиеся грязно-зелёные армейские автомашины; но дураки продолжали рыскать в
поисках добычи и приключений – на них за прошедший беспредел Администрация и отыгралась.
Друзья были на улице, когда из разбитого
и разграбленного хозяйственного магазина трое военных вывели уже знакомого
пузатого отца семейства. Выглядел он неважно: в кровь разбитое лицо,
подгибающиеся от страха колени, дрожащие губы и полные слёз и мольбы глаза. Он
что-то быстро и умоляюще говорил военным, но они не реагировали. Подталкивая в
спину стволом автомата, его повели к стоящей поодаль грузовой машине, где
из-под тента так же испуганно-умоляюще выглядывали лица нескольких бедолаг. У
машины курили ещё двое автоматчиков. Один военный нёс большую хозяйственную
сумку. Мужик всё оглядывался назад. Из разломанных дверей магазина выбралась
женщина, его жена. Лицо её также было в кровь разбито; она плакала, размазывая
слёзы пополам с кровью по щекам, и порывалась бежать за конвоировавшими мужа
военными, но за неё цеплялась ревевшая в голос девчонка, - уже в новеньком
голубеньком с блестящими пряжечками комбинезончике. - Ма-а-ама, не ходииии, мА-а-ама,
заберут!!.. – донеслось до друзей и до стоявших рядом с ними прохожих,
наблюдавших за происходящим. Ноги у мужика реально подгибались, и
лицо сквозь кровь было белое как побелка. Подходя к машине, он чуть не упал;
опять тычок стволом в спину, пинок, - и, растерянно и жалко оглянувшись на
застывших у распахнутых дверей магазина ревевших жену и дочку, он неловко полез
в кузов. - Куда их?.. – ни к кому не обращаясь
задал вопрос кто-то из прохожих. - Ясно куда… Сначала в Департамент
Общественной Безопасности – так это сейчас называется, - с видом знатока ответил
какой-то парень, - А потом в Новинковский парк. Там экскаватор второй день ров
роет-закапывает. - За-ачем… в парк? – испуганно
переспросил кто-то. - Ну как зачем? – как на ребёнка на него
покосился «знающий парень» - Закапывать. А куда их девать будут, думаете? - Да ну, ну что вы, такого просто не
может быть! – испугался спрашивавший. - Чего тут «не может быть»? Очень даже
может. Вы что, радио не слушаете? - У нас света нет… - Темнота… А транзистор на что? Объявили
– «всех, застигнутых на месте совершения…» Не слышали, что ли? В Заводском
районе вообще никуда не возили, там мужики винный магазин с запасами захватили,
никого не пускали – и бухали сами три дня без просыпу – так их там, на месте,
всех и покосили из автоматов. Пьяных. Вообще. И увозить даже не стали. Да. Докурив, автоматчики также залезли в
кузов, под тент, и машина, развернувшись, выехала с улицы. Постояв, всхлипывая,
жена неудачливого мародёра с цепляющейся за ней дочкой пошли в другую сторону.
Стала расходиться и небольшая группа зрителей. - Дааа… Вот и пограбили… - донеслось до
друзей сказанное вполголоса. - И правильно! И так и надо!
Расстреливать сволочей этих, расстреливать! – в голос вклинилась маленькая бабка с ортопедической тросточкой. Глаза её
горели праведным гневом. - Таким дурам лишь бы расстреливать… Ни
себе ни людям… - донеслось глухо, и зрители разошлись. Пошли домой и друзья. А вскоре к ним нарисовался и анархист –
Витька Хронов. Выглядел он потрёпанным и испуганным, -
где-то обзавёлся защитного цвета щегольским френчем с множеством блестящих
пуговок и пряжечек, - но рукав был надорван, и на скорую руку подшит; а у
самого Витьки под левым глазом наливался приличный такой синяк. Последователь Махно был суетлив и
многословен. Треская на кухне вовчиковы консервы, он с набитым ртом повествовал
о своих приключениях. По его словам, он «со своей бригадой» обосновался «в
центре района», и они попытались «установить правильный, анархо-порядок на
подконтрольной территории», но не хватило времени – вернулась «прежняя власть»
и их разогнала… Хронов утверждал, давясь скумбрией в томате, что «мои ребята
дрались как львы, как по-настоящему свободные люди бьются за свою истинную
свободу!», - но их частично постреляли, частично «взяли в плен»… Тут он сделал скорбную паузу и даже на
время перестал жевать. Сам он «спасся чудом, буквально чудом!»
И сейчас боится появляться у себя дома, опасаясь что «за ним придут». Впрочем,
оптимистично заверил он, это всего лишь эпизод, временная победа реакции; и
«придёт ещё наше время!» - и вновь принялся жевать. Вовчик слушал сочувственно, а Владимир,
не поминая про глухие угрозы по телефону «Смотри-и-и, кто не с нами тот против
нас!» стал более подробно расспрашивать «политического борца» - а в чём
заключался «правильный порядок на подконтрольной территории», где и как
обосновались, чем занимались, кто командовал и какие были планы, каким образом
«бились с проклятой властью»? На вопросы Хронов отвечал сбивчиво,
иногда противоречил сам себе; но Владимир, в общем, сделал для себя вывод, что все
анархистско-крикливые декларации Витьки свелись к тому, что он с десятком
дружков и прихлебателей «захватил» (а проще говоря, занял, не пуская туда
других мародёров) один из отдельностоящих торговых центров, которых было немало
в центре Мувска, и всё это время они занимались спонтанными грабежами своих же собратьев-мародёров,
отбирая в основном жрачку и выпивку; а также красовались друг перед другом,
всерьёз считая себя «борцами с любой властью»; пили да трахали таких же полоумных
экзальтированных девок, слетевшихся к ним на громкие лозунги, видимость
организации и желание «поиграть в революцию». И никаких «боёв с войсками
Администрации», скорее всего, не было, как и «погибших в неравной схватке
соратников» - просто разбежались по домам, как только запахло жареным. Всё это потом, когда Витька, наевшись,
завалился спать, он высказал Вовчику, но тот в сомнении только пожимал плечами,
- всё же Хронов-анархист оставался у него определённым авторитетом. Впрочем, Хронов у друзей не задержался.
Отоспавшись; и выспросив, что они вскоре собираются перебираться в деревню ( «
- И в какую?.. Это ж дикая глухомань,
там с тоски сдохнешь!» ), и заклеймив их как «пораженцев» и «неспособных понять
величие момента» (« - Надо бороться, бороться, Хорь! Я соберу новую команду, и
мы свергнем режим!» ), он слинял, как он выразился, «на конспиративную
квартиру». Друзья вздохнули с облегчением. Теперь, когда определённый порядок
Администрацией был в городе восстановлен, но явно было видно, что это и
ненадолго, и что каких-то кардинальных сдвигов не предвидится, оставалось
только ждать возможности перебираться в Озерье окончательно. Телефоны вновь включили. Сосед Вовчика
по огороду Вадим сообщил, что в течении недели, по его сведениям, «подойдёт и
наша очередь, Администрация теперь всерьёз взялась за расселение». ДЬЯВОЛ
УХОДИТ ИЗ ГОРОДА Дьявол
преуспевал. Соответственно преуспевал и Артист, перепоручивший свою грешную
душу и бренное тело заботам нового хозяина. Насчёт покушать всё было в полном
порядке – вопрос решался легко и быстро, совсем без утомительного стояния в
склочных очередях на отоваривание талонов. Достаточно было просто пройти следом
за «счастливчиком», проводить его до укромного места, а лучше – до самой
квартиры. Удивительно, как много подъездов не запирались теперь, когда не работали
электрические замки. Если в многоэтажках, как правило, даже дежурили поочереди
на входе, отсеивая своих от чужих, и готовые запереть двери изнутри при
малейшей опасности, то в хрущёвках и более новых, панельных пятиэтажках, на это
просто не хватало людей; а на то, чтобы скинуться на замок и ключи – не хватало
организованности. Чем Дьявол и пользовался. Подумать только! Так легко и просто
решался такой сложный в прошлом вопрос – продуктовый. И всего-то нужно было
понять, прочувствовать, сохранить в себе это ощущение: «Всё можно!» Ну конечно
же Всё Можно! – как он не мог понять этого раньше! Он, долгие годы игравший, –
или участвовавший в постановках, - в пьесах великих, нетривиальных людей;
людей, смогших подняться над обыденностью, над серыми и скучными поисками
пропитания… жилья… доступной самки… Все эти короли, рыцари, властители, герои –
они не подчинялись ведь законам толпы, они всегда делали что хотели – и в этом
была тайна их величия. Теперь он совершенно точно понял, почему ОНИ – великие,
- они просто вовремя поняли; или были так воспитаны, что это считалось само
собой разумеющимся – что «Всё Можно!» Толпа зрителей ужасается злодействам,
творимым ИМИ, великими: убить отца, ребёнка, ради власти; залить спящему в ухо
яд как в Гамлете, пронзить друга кинжалами как Цезаря, - это воспринималось как
«злодейство» только толпой, для которой существовали писаные законы; герои же
великих произведений просто ЗНАЛИ: «Всё Можно!» Артист окончательно понял, что Личность стоит
над законами, созданными для толпы; Личность сама создаёт законы – и принуждает
остальных им подчиняться! Ну и что, что ОНИ, Личности, Великие, временами
гибли, растерзанные толпой, не способной понять их величие; или в неравной
схватке с такими же Понявшими - это неважно. Даже в их смерти были Величие и
Смысл, - в отличии от серого существования быдломассы, для которой они,
Личности, и создавали Законы. Законы – чтобы регламентировать поведение толпы,
чтобы сделать её послушной и предсказуемой. Сами же ОНИ знали – ВСЁ МОЖНО. Абсолютно
всё. И Артист, ставший Дьяволом, понял это и стремился этим пользоваться. Не склонный сам делать запасы и вообще
как-то заботиться о послезавтрашнем дне, он был зачастую удивлён, обнаруживая,
насколько запасливы граждане Мувска: они стояли в нескончаемых очередях,
ругались, падали в обморок от жары, - а дома у них он находил запасы и муки, и
консервов, и масла… Жлобьё, жлобьё! – думал он, расхаживая по квартире,
перешагивая через тела бывших её обитателей. Криков обычно не было – он всё делал
быстро, и уже умело. Никто не опасался сгорбленного старичка, просящего попить,
или предлагавшего что-то на обмен – этим сейчас многие промышляли в Мувске и не
только. А потом было поздно – Дьявол действовал с быстротой и неотвратимостью
поистине дьявольской. Если же в квартире было явно больше двух взрослых мужчин,
Дьявол предпочитал не связываться и просто уходить. Если же мужчина был один, или вообще…
Артист, проникнув в квартиру, не боялся не справиться – он просто уступал место
Дьяволу, - и тот делал всё настолько быстро и умело, что у обитателей квартир
не оставалось ни одного шанса. Он не комплексовал при виде трупов,
которые ещё недавно были живыми, строящими какие-то планы, людьми, - он был
выше этого. Иногда, если ВСЁ проходило быстро, гладко и тихо, и он был убеждён,
что не привлёк ничьего внимания, он оставался ночевать в чужой квартире; лежал
на диване, ещё теплом от прежнего владельца или владелицы, пил чай из чужих
кружек… В этом была какая-то своеобразная, «готическая» романтика; что он
почувствовал первый раз, кушая конфету над тельцем только что убитой нищенки.
Он всегда любил сладкое и новые, сильные ощущения… А потом он уходил, нагруженный
припасами. Это тоже было безопасно – весь Мувск сейчас перемещался с
разнокалиберными сумками, что-то получая, покупая, выменивая, перетаскивая с
места на место. Зато с продуктами больше не было
проблем. Дьявол заботился о бренном теле Артиста. Он даже стал подкармливать
соседку с двумя детьми с верхнего этажа. Тихая, незаметная тётка явно голодала,
у неё не было возможности выстаивать огромные очереди, - и он стал приносить ей
продукты. Забавно было видеть, как она чуть не со слезами благодарит его, -
Дьявола. Впрочем, он имел на неё некоторые планы. Всё было ничего, но уже не хватало
разнообразия, интриги; не хватало Власти, которой он так жаждал – не считать же
за власть те визгливые мольбы, с которыми к нему обращались обитатели
посещённых им квартир – до того как он «успокаивал» их навеки. Всё же он
чувствовал в себе потенциал Вождя, управляющего большими коллективами; может
быть – армиями. Почему нет? Тот же Лейба Троцкий… Он уже стал тяготиться однообразными
убийствами в проходных дворах и одиноких квартирах; это был уже пройденный этап;
когда однажды, случайно, в толкучке у магазина, куда опять «что-то выбросили» -
такие термины вернулись в быт Мувска со старых, ещё советских времён, - он
подслушал разговор о нём, о Дьяволе. Сурового вида старикан с орденскими
планками на затрёпанном пиджачке беседовал с двумя столь же древними
старушенциями. Старухи в два голоса, с аханиями и придыханием рассказывали, что
«…там убили; а вот там, говорят, целую семью, прямо в квартире, - всех! И
дитёнка тоже! И забрали только продукты! И вот там… и никто ничего даже!» - по
называемым районам, адресам, он понял что речь идёт о его похождениях, и
невольная самодовольная ухмылка коснулась его губ – он любил аплодисменты; а
что как не разновидность аплодисментов было это, прерывание охами, перечисление
его дел… Но старик, прервав собеседниц –
чувствовалось, что он был для них явным авторитетом в этой, криминальной сфере
жизни города, - веско заявил, чтобы они не распускали языки, сея панику; что «всё
это известно, и «его молодые товарищи» «занимаются этим вопросом»: хотя
уголовный розыск кадрово и обескровлен, но есть ещё энтузиасты, работающие не
за пайку, а за идею… Найдут, найдут, непременно найдут и строго спросят – по
законам военного времени спросят! Он узнавал – есть ниточки, есть версии;
изучается почерк, взяты отпечатки пальцев… Вот это – про «почерк» и про отпечатки
пальцев, реально испугало Артиста, - об этом он не думал, решив, что в царящей
атмосфере прогрессирующего развала и всеобщего пох.изма никому не будет дела до
его похождений; какие «расследования», когда, как говорят, целые банды гопарей
среди бела дня устраивают уже налёты на жилые районы, ведут настоящие сражения
между собой «за право контроля над территорией», - и редкие патрули
Администрации, после того как был жёстко и эффективно сбит вал мародёрки, больше
не вмешиваются в ситуацию… лишь бы не лезли в Зелёную Зону и к административным
зданиям. А оказывается, есть ещё и какие-то «энтузиасты»,
пытающиеся расследовать его «деяния»… Он не заблуждался, что с ним будет, если
его найдут, - пуля, это по нынешним временам будет самым милосердным сценарием;
и рассчитывать на такой «лёгкий выход» было бы опрометчиво… да и планов, скорее
даже не планов, - а жажды новых ощущений совсем не убавилось, наоборот… Он испугался. А вдруг и правда – найдут? - «Уходи из города…» - шепотком
подсказал Артисту Дьявол, тоже не собиравшийся терять столь послушного и
успешного персонажа. Вскоре подвернулся и вариант… Случайный
знакомый, считающий его успешным делягой, сидящим рядом с распределением
провизии – таков был в этот раз выбранный Артистом образ; купивший у него целую
сумку разномастных консервов за доллары, поведал, что собирается с семьёй
перебираться в деревню – в небольшую деревушку Озерье, находящуюся на границе
Мувского района, где у него жили старая мать с отцом. Он расспросил его, - и
вариант ему понравился: далеко от Мувска, и в то же время не так уж далеко
крупный райцентр: Оршанск. Он бывал в Оршанске в составе труппы театра с
гастролями, ему понравилось там. К тому же новый знакомый, проникнувшись
доверием к столь респектабельному дельцу, - а Артист даже угостил его настоящей
Кохибой которая по нынешним временам стоило очень немало, очень! – сам он не
курил, а сигары в числе прочего взял в одном из мест своих «акций», - рассказал
ему много интересного и полезного на будущее о сельчанах, о своих родителях.
Артист умел поддерживать разговор, а новый знакомый, дорожа столь полезным на
будущее собеседником, - он собирался купить у Артиста ещё порядочно продуктов,
в чём тот его отнюдь не разубеждал, - затягивался ароматным дымком подаренной сигары и разливался соловьём,
рассказывая про привольное житьё в деревне, о ночёвках на сеновале, о трелях
сверчка за печкой… а его собака, чёрный лохматый… шнауцер, кажется, так его
породу назвал хозяин, всё крутился рядом, искательно заглядывая в глаза сквозь
чёрные лохмы, висящие на бельмах; выпрашивая что-нибудь пожрать… Артист
вспомнил, что раньше, в Средневековье, Дьявола ведь часто представляли «в миру»
в виде чёрного пуделя. Но этот не пудель… Хм, почему бы и нет? Озерье… Там точно
не найдут. Учёта сейчас там, наверное, нет. И со связью плохо, да и вряд ли
сельская милиция будет рваться выполнять распоряжения столичного начальства –
если она вообще есть, эта «сельская милиция». Вот и… - На чём, говоришь, поедешь? – перебил
он знакомого, - Девятка? Сколько вас?
Когда?.. Нормально. Давай так – как соберёшься, скажи мне – завезёшь меня по
трассе, там недалеко, по дороге – у меня там мой мерс ремонтируют… Да.
Рассчитаюсь консервами. Идёт? - Хорошо-хорошо, Владлен Сергеич! –
закивал болтливый знакомый, - Конечно, договоримся! Я бы ещё прикупил сахара,
соли; и бензина если можно… Если у вас есть такая возможность… - Хммм… Решим. Решим вопрос, я полагаю.
Бензин там у меня есть, возьмёшь… Значит так – за день мне сообщи. Вот тут я
бываю каждое утро, у меня тут офис недалеко. Подходи часам к десяти. За день,
понял? - Хорошо, Владлен Сергеич, понял вас! До
скорого! – повеселевший мужик свистнул собаку, отлучившуюся к мусорке, -
Артамон, брось рыться, пошли! – и отправился восвояси, таща тяжёлую сумку с
консервами, довольный удачной сделкой и не менее удачными перспективами. Артист смотрел ему вслед. А что – как
вариант. Из Мувска надо бы уходить… Озерье, говоришь… Консервы-бензин… ЧеКа В
ГОРОДЕ - Вовчик, не уходи никуда, сегодня после
обеда пойдём в драмтеатр! - Вовка, в «драмтеатр»?! Самое время,
ага. - Угу. Я Элькину подружку нашёл. Она про
сеструху ничего не знает, давно не связывались, сказала только что вроде как не
собиралась она никуда из Мувска. Но это так, предварительно. Главное что: она
сказала, что в драмтеатре сегодня будет некий пефоманс, некое сборище
состоится, типа формирование нового общественного объединения, что ли…
Выживальщецкого. Наподобие казачества, похоже. - У! Интересно. - Вот и я о том. Надо быть в курсе. Кроме
того она придёт с компанией, может из них кто про Эльку знает… Кроме того мне
это интересно и с научно-познавательной точки зрения – я ж на политолога
учился, помнишь? Вот и профессор говорил, что в период ослабления центральной
власти будут возникать всякие «объединения», имеющие целью… Ну, декларировать
они могу что угодно, но в общем цель у всех одна: «вместе не так страшно». А
потом… Чем чёрт не шутит, из какого-то может вылупиться и зародыш новой власти,
- всё в истории бывает… Вот, к примеру, РСДРП или «чайная партия»... А, ну
ладно. Короче, рассчитывай. Кстати, и документы надо взять. Предупредили.
Возможная регистрация или что-то вроде того… - Это где драмтеатр? - На Полевой. - Это не драмтеатр, это академический,
оперы и балета. - Нам один чёрт. Оперой и балетом нас
там заниматься не заставят, а вот уяснить чего так оттуда мне «драмой» запахло
не помешает. Уж очень невнятно она излагала. Мувский Государственный Академический
Театр Оперы и Балета внушал. Здание огромным барабаном возвышалось посреди большой
ухоженной даже сейчас территории, больше напоминавшей парк. Красивая литая
фигурная ограда по периметру, выложенные цветными кирпичиками дорожки,
разбегавшиеся радиально от здания, огромный бассейн-фонтан перед входом,
сейчас, конечно, не работающий и порядком замусоренный; над центральным входом
же огромные скульптуры, изображавшие нечто возвышенно-театральное; скульптуры
же и по балкончикам, балюстраде, идущей вокруг всего, круглого в плане, здания.
К назначенному часу к зданию стали
стекаться люди. И это были явно не театралы: не было обычных околотеатральных тётенек,
интеллигентного вида дяденек, нет, - к театру стекались в основном мужчины
вполне дееспособного, можно было бы даже сказать, - и так было бы правильно, -
боеспособного возраста. Были и женщины, и девушки, и даже вообще ещё девчонки,
- но опять же все, как на подбор почему-то одетые под стиль «милитари». Но в
основном – мужчины, парни, от 17 до 35, нарочито угрюмые или развязно-деловые,
все с интересом оглядывали вновь подходящих, часто, встретив знакомых,
окликали; перед входом стали образовываться группки, постепенно всасывающиеся
внутрь, в фойе, где на входе двое парней в чёрной униформе, разительно
напоминающие штурмовиков времён начала третьего рейха, раздавали входящим
листовки. Друзья задержались у входа, поджидая
Элькиных подружек. Вскоре те подошли, и не одни, - с ними были трое парней и
серьёзного вида мужчина средних лет, судя по военной рубашке без погон и
выправке, по цепкому взгляду – военный в отставке. Быстро познакомились. Пожилой оказался
отцом Ирины, он и вправду был военным в отставке. Первым делом Владимир спросил
про Элеонору. Никто ничего о её судьбе не знал… На входе парень, похожий на
нациста-штурмовика, сунул Владимиру в руки лист бумаги; Владимир обратил
внимание на чёрный квадрат с белыми вышитыми цифрами, пришитый к рубашке у того
на левой стороне груди. Парень был нарочито угрюм. «Строит из себя делового»
подумал Владимир, переглянувшись с Вовчиком. В большом тускло освещённом зале все
рассаживались кто где и как хотел, образовывались группки по знакомству и по
интересам; друзья с новыми знакомыми не стали далеко удаляться от входа. Под
ногами шелестели конфетные фантики, бумажные стаканчики и прочий мусор – видно
было, что в театре давно не прибирались. Пожилой военный, отец Ирины, в основном
молчал, изредка переговариваясь вполголоса с сидящим рядом парнем. Ирина же,
сев рядом с Владимиром, шёпотом сообщила ему, что отец считает, что в нынешней
ситуации выживать можно только группой. У него есть пара надёжных друзей, есть
определённые соображения относительно безопасности, так сказать
«продовольственной» и вообще, относительно оружия… Последний момент сильно
заинтересовал Владимира, но Ирина то ли не знала ничего конкретного, то ли
скрывала, в общем – не стала на эту тему распространяться; у Владимира
создалось впечатление, что её задачей и было только прозондировать новых
знакомых на предмет «сотрудничества». В чём это сотрудничество должно будет
заключаться, Ирина отвечала уклончиво, «держаться вместе, а там папа скажет» -
это всё, что из неё удалось выжать. На вручённой на входе листовке на
принтере было отпечатано «За Родину и Выживание!», дальше шёл текст: «Товарищи! На
дворе опять предвоенное время. Вскоре нам предстоит проститься со всем тем, что
мы считаем своей жизнью: с работой, с квартирой, значительной частью родных и
близких. …» Ох ты, ох ты… Дальше красочно, в
сочных народных выражениях объяснялось, что только сплочение, и только под
руководством… Заканчивалась листовка призывом: «Получи простой чёрный квадратик, зарегистрируйся в Организации,
выполняй правила Организации, участвуй в делах Организации! И Организация
позаботится о тебе и твоих близких. Самое главное в этом во
всем – сломать любые встретившиеся тебе на пути чужие правила, особенно
неписанные. Те правила, сгибаясь под которые, ты едва не стал Неповторимой
Индивидуальностью, Берущей От Жизни Все. Продави свое, вытащи и примени свою
волю, переломай на свой лад своей волей хотя бы эту смешную реальность, с
которой сталкиваешься в сети. Попробуй жить по-пацански в реальной жизни, а
там, глядишь, понравится – и ты научишься быть хозяином в своей стране.» Вот так вот. «Организация». Почти Коза Ностра, то есть «Наше
Дело». Ну, можно было ожидать… Наконец свет стал чуть ярче, зажглись
прожектора направленные на сцену, занавес на которой был с самого начала уже
раздвинут; даже заиграла какая-то бравурно-воинственная музыка, и на сцену
вышла симпатичная девушка, как и «штурмовики» у входа тоже вся в чёрном, в
чёрных джинсах и чёрной блузке, и тоже,
как было видно, с квадратом с белыми цифрами на левой стороне груди. Хорошо
поставленным голосом в микрофон она сообщила, что сейчас перед собравшимися
выступит человек, который… дальше из её речи собравшиеся поняли, что «этот
человек» - по сути единственная надежда страны, что «он знает где выход из
тупика», «настоящий патриот», «сплочающий вокруг себя здоровые силы общества»… Вовчик дёрнулся – фраза разительно
напомнила ему слышимое во время путча из телевизора «Все здоровые силы общества
как один человек поднимутся на защиту от посягательств…», и происходящее сразу
потеряло для него некий элемент романтики: огромный слабо освещённый зал,
суровые парни и мужчины в милитари, «штурмовики» на входе, листовка вот «за
Родину»… а на выхлопе – разбитые окна, подавленные сапогами цветочные мамины
горшки и спизж...ый мобильный телефон. Он приуныл. Владимир же слушал разглагольствования
со сцены краем уха, в основном от наблюдал за сидящими в зале. Это был
действительно интересно: тут были и по сути действительно пацаны, юноши «со
взором горящим», и более старшие парни, смотрящие на сцену более серьёзно; и
конкретные мужики, смотрящие сумрачно, явно в уме взвешивающие возможный
профит… А со сцены неслось: «обеспечим
безопасность» - и зал одобрительно загудел; «гарантированное и разнообразное
питание», - и по залу пошёл шёпоток одобрения. «Каждый должен владеть оружием и
иметь оружие, такова наша Программа!» - гул стал переходить в восторженный рёв,
больше всего, конечно, надрывались юнцы. Школота. Полпотовцы будущие. Ну-ну. Что касается действа, - то, в целом,
Владимир своё мнение уже составил: очередная личинка Наполеона проводит свою
презентацию; как всегда это было в истории на сломе общественного строя. Подсуетился,
голубчик. Молодец, чо. Как он только собирается решать топливный вопрос, вопрос
разорванных хозяйственных связей, определяться с галопирующей инфляцией и
кризисом неплатежей, безработицей и бандитизмом… Впрочем, подумал он, и тут
рецепты давно опробованы: «Только массовые расстрелы спасут Родину!» - так,
кажется, было модно гусарствовать в сети?.. У «Наполеонов» это обычно
единственный рецепт. Никто почему-то не представляет себя объектом этих самых
«массовых расстрелов», все видят себя исполнителями или зрителями, ага. Впрочем, хотелось бы посмотреть и на «самого»,
может я всё и выдумываю?.. - … мы бесконечно доверяем ему! Мы
уверены в нём. Мы идём за ним! Встречайте: Главный! Снова загудела жизнеутверждающая музыка
и тут вышел и «сам». Спаситель и пророк представлял собой субъекта лет
пятидесяти с небольшим, в отличии от своей свиты, которую видно было – с важным-деловым
видом парни в чёрном сновали у сцены, решая какие-то специфические вопросы, -
он был одет в светлую рубашку с коротким рукавом и светлые же летние брюки. На
кармане рубашки отчётливо выделялся чёрный квадрат с белой цифрой «1». - Здравствуйте, камрады! – поднял он
приветственно руку. Зал, подготовленный девушкой-«эсэсовкой» приветственно
загудел, кое-где прорвались одиночные аплодисменты, которые «Главный» погасил
одним жестом: - Я вижу: здесь собрались те, кому не
чуждо понятие «Родина», кому… Владимир внимательно рассмотрел его:
субъект производил двойственное впечатление. Уверенные движения, прямая осанка,
хорошо поставленный голос, правильная литературная речь – но когда он увлекался
«вещанием», забывался, - движения вдруг становились суетливыми, руки тянулись
потирать одна другую, уверенный властный взгляд сменялся бегающим, прищуренным,
как будто прицеливающимся. - … наше сообщество существует уже
далеко не первый год. Многие из вас знают меня по сети, по интернету. Сейчас
соратники называют меня «Главный», интернет-сообщество знает меня под сетевым
именем «Абу-Халил», - это не дань моде на исламские имена, - это дань моим
татарским предкам, которые, как и ваши предки, создали в своё время великую
Империю, на обломках которой мы сейчас с вами живём! Но можно ли это назвать
жизнью??. «Главный»
ещё о чём-то распинался, когда к нему прямо на сцене подошёл чёрнорубашечный
парень и что-то прошептал в подставленное ухо. Отставив в сторону микрофон,
Главный о чём-то неслышно для зала перебросился с ним несколькими фразами, и
парень отошёл; Главный же, заметно повеселев, обратился к залу: - И как залог нашего с вами
сотрудничества, каждый, кто сегодня здесь, в этом зале, подпишет
«обязательство» и получит свой личный номерной «чёрный квадрат», кто войдёт в
Организацию – получит в фойе продуктовый набор, включающий в себя не просто
«еду», но и разнообразные деликатесы, до сих пор, в силу развала экономики
нынешней властью, доступные только богатеям и коррумпированным чиновникам! Остановив начавшийся было в зале
радостный рёв властно поднятой рукой, Главный продолжил: - Пока же нужны два десятка
добровольцев, чтобы помочь быстро разгрузить прибывшие грузовики с провизией.
Желающие пусть пройдут к боковому выходу. Говоривший с Главным парень теперь стоял
у дверей в зал, что были совсем рядом с местом где сидели и друзья, и группа, с
которой они пришли в зал. Теперь он открыл дверь и приглашающее махнул рукой.
Зал забурлил, тут и там стали подниматься фигуры. - Пошли, Вовчик. Посмотрим, откуда у них
снабжение. Тут-то уже всё, в общем, ясно! – шепнул Владимир, и оба друга
первыми оказались у двери. Отсчитав двадцать человек, парень попросил остальных
вернуться на места, и повёл новоиспечённую бригаду грузчиков куда-то в глубь
здания. Прошли несколькими коридорами, спустились по лестницам, и оказались в
обширном полутёмном помещении, в которое раньше, видимо, завозили декорации.
Сейчас огромные фанерные задники, расписанные небесами, замками и рощами были
раздвинуты по сторонам, в помещение задом были загнаны два грузовика-фургона с
уже открытыми задними бортами. Несколько парней и девушек уже начали сгружать
содержимое фур на пол. - Берёте отсюда – и вон туда. Там два
свободных помещения. Складывать как попало, главное быстро место зачистить,
торопитесь! – распоряжался парень, - Зина! Бери девчат, пакеты – и на фасовку,
тут и без тебя справятся. Да, Главный велел. Что?.. Я сейчас подойду, там
решим, потрошите пока, определитесь что вообще там есть. Сам вижу что «много»,
быстро, быстро, отпускаем машины, время!! Работа закипела, сбрасываемые с кузовов
коробки бегом носили в две свободные комнаты за помещением разгрузки, потом
придумали встать цепью и передавать коробки конвейером, и дело пошло ещё
быстрее. Торопящий ребят парень повеселел и отошёл к кабинам грузовиков, где
толпились, курили и вполголоса переговаривались человек 5-7 парней и мужиков,
все одетые разномастно, но «военизировано», и с непременными чёрными квадратами
с белыми цифрами на левой стороне груди. Оттащив несколько коробок, Владимир
вполне составил впечатление чем были гружены машины: тут был почти полный
бакалейный ассортимент: чай, кофе, какао, сахар, рыбные и мясные консервы,
крупы, мука, зелёный горошек и консервированная кукуруза, растительное масло
самых разных видов и марок; даже конфеты, в том числе и шоколадные, которых
давно уже не видели в Мувске. На некоторых фасовках стоял логотип гипермаркета
«Гектор». Сбросив очередную коробку, Владимир не стал вставать в
цепочку-конвейер, а бочком просочился к грузовикам. Обойдя их со стороны кабин,
он незаметно приблизился к группе «чёрноквадратников», как он стал их про себя
называть, ведущих между собой оживлённый разговор. Его отделяла от них только кабина грузовика. Все жадно курили, а разговор был
довольно бессвязный; казалось, что парни только что вышли из боя и ещё «в
отходняке» и на адреналине, потому хотя весь разговор он и не слышал, отдельные
реплики, чуть не выкрикиваемые, до него доносились: - Чисто?.. - Да фигня, они даже кукарекнуть не
успели!.. - Да, классно всё спланировали!.. - Главный – он может!! - … он говорит… а я ему… - И главное – всё чисто! Они, мудаки,
сами так там затихарились, что не знай мы где их искать, то и… - Хрен их кто там теперь найдёт! - … а этот-то, этот-то, старший у них,
бырыга: «Ребя-я-ята, мы же договаривались…» Урод, бля! - Да и искать не станут! - … Глеб, гля, какие я себе часики
оторвал! - Гы-гы-гы! Здоровые, что бабушкин
будильник! - Много ты понима-а-а-аишь! Это фирмА!
Во, гляди, - «Тра-сер». В темноте светятся – прикинь! - Дешёвка! - Много ты панима-аишь! Военный трофей!
Завидно, а?? - Чо завидно, у нас теперь с трофеями
будет нормально… - Да, с Главным не пропадёшь! - А ты чо тут тихаришься?? – раздался
окрик сзади, и, обернувшись, Владимир увидел направляющегося к нему мужика в
камуфляже, с обычным квадратом на груди. - Эта… Подойду, закурить типа, спрошу,
хотел… - быстро закосил под дурочка Владимир, с придурошным видом хлопая по
карманам, как бы в поисках сигарет. - Топай работать! – рявкнул, подходя,
тот, и рывком за рукав, выдернул того из-за кабины и толкнул к работающим.
Владимир беспрекословно подчинился. Он заметил, что из-за кабины, где
переговаривались чёрные квадраты, на шум выглянул парень, и в руках у него было
что-то похожее на автомат, возможно, охотничья Сайга. Но коробки и ящики уже заканчивались.
Тут же парни – чёрноквадратники, докурив, попрыгали в машины; здоровенные
ворота на улицу стали раскрываться; ударил по глазам, привыкшим уже к сумраку,
яркий летний день, машины зафырчали, выезжая наружу. Тот же парень, пересчитав
«работников», повёл их обратно в зал. Вовчик по пути тронул Владимира за руку и
прошептал: - Слышь, Вовк… Я там одну коробку нёс –
и измазался… Вовк, в крови! В крови была коробка, и ещё вполне свежей… - Я понял, понял, Вовчик. Выбираться
отсюда надо, вот оно что. А в зале
стоящий на сцене Главный уже окончательно овладел вниманием зала; закончив с
изложением общих фраз правильным литературным языком, он полностью переключился
на полу-слэнг, полу-феню. Теперь он что-то вещал про малолеток, что-то
педагогическое: - … И вот в
этой среде вырастает Йуное Жывотное. Которому реально вообще нех.й терять,
совсем. У Жывотного в этом ебан.том мире нету совсем ничего своего, а значит
нету никаких интересов по жызни, его не за что прищемить. Это не просто слова,
он в натуре как жывотное, весело идущее по жызни с двумя извилинами,
жевательной и ебательной. И ссать за собственную жызнь он еще не научилсо,
потому что до определенного возраста любой человек просто наглухо отморожен. То
есть, зацепиться за что-то в таком Жывотном не за что. Ему на х.й не пали
какие-то Понятия, какое-то самоограничение, ему просто НЕ НУЖНЫ никакие
“берега” – и самое страшное, что не нужны они ему по чиста практическим
соображениям. Но это еще не все. Теперь представь коллектив из такой отборной
отморози, поголовно имеющей за ушами море вполне расстрельных эпизодов
биографии… Владимир оглядел зал – Главному
внимали всецело, практически все были поглощены им. Тишина, только редкие
одобрительные возгласы. - Ир… Мы пойдём с Вовчиком. Слышишь? –
перегнувшись, он шепнул девушке. - А чо вы? - Так. Не климатит тут. Не нравится. - Чо? - Потом… может, созвонимся. И вот ещё
что. Вы бы тоже выбирались отсюда. Сейчас, с нами. Пока не состоялась «раздача
слонов и материализация духов», как говорил один лит-персонаж. Что-то мне
кажется, что в обмен на продуктовые наборы и «подпись в контракте» тут много
что в долг поставят… Или задержать могут. - Ну… Не, мы до конца досидим. Ты за нас
не беспокойся. У папы… (она понизила голос до полной конфиденциальности) У папы
– пистолет! - Ну, смотрите… - Звони! Если Эльку найдёшь – привет ей! Прислушивавшийся к шёпоту рядом сидевший
её отец, только усмехнулся, кивнул им, прощаясь; и, как бы ненароком отвернув
полу рубашки, продемонстрировал пистолет за поясом. «ТТ» - определил Владимир.
Они вышли с Вовчиком в боковой проход и пошли к выходу. Ирина шепнула отцу: - Как, пап?.. - Нет, дочка, чересчур самостоятельные.
Не подойдут. Да и сами не захотят. Пускай… На выходе не задерживали. Стоявшие на
входных дверях те же два «эсэсовца»-черноквадратника только хмуро покосились на
них, когда друзья покидали театр. ПОДГОТОВКА К
ПЕРЕСЕЛЕНИЮ В ДЕРЕВНЮ На площади
перед зданием бывшего Дома Народного Творчества клубился народ. Сегодня отсюда
отправлялись автобусы по нескольким направлениям. Четыре автобуса грузились,
охрипшая тётка с листками с подножки выкрикивала фамилии – и ей отвечали
зычными возгласами. У багажных отсеков автобусов напропалую ругались – вещей
люди натащили много; некоторые, если не большинство – на тележках, всё не
умещалось; нормы багажа, как понял Владимир, были весьма расплывчатыми; а все
старались взять с собой побольше, и потому у автобусов стоял непрерывный крик.
Оттуда так и веяло склокой. Друзья
пришли значительно раньше заявленного часа; и пока, обосновавшись рядом со
своими рюкзаками и сумками на ступеньках центрального входа, неподалеку от
лениво болтающих двоих полицейских с укоротами,
«наблюдали за обстановкой». Поодаль стоял полицейский же УАЗик. Вовчик был
весь на нервах, поставив рядом на асфальт перетянутую резинкой коробку из-под
обуви с дырками в крышке, в которой шуршала травой и грызла сухарь Жоржетта; он
тут же полез в свой большой станковый рюкзак что-то по-новой доставать и
перекладывать; тоже шуршал пакетами, вполголоса ругался и за пятнадцать минут дважды
порывался бежать обратно домой, что-то брать из оставленного – несмотря на все
усилия и продуманность «эвакуации» всё равно оставались какие-то
непредусмотренные мелочи. Владимир уговаривал его не мельтешить, убеждая что
«Всё, Хорь, что сделано то сделано, что взято – то наше. Расслабься, будем
выживать с тем что есть. Представь, что нас уже высадили на необитаемый остров
и корабль отплыл… Не стоит бежать за ним по отмели и кричать чтобы подождали,
что ты забыл ремкомплект для обуви или набор свёрл… Не стоит оно того. Вовчик,
расслабься, наслаждайся моментом…» - Да знаю,
я, знаю, Вовк… И всё равно как-то нервенно. Вот сто раз уже драп-список
составлен, всё собрано, и перевезли мы заранее всё… почти. А вот поди ж ты.
Понимаешь – это ж… это ж надолго! (Вовчика передёрнуло, он хотел сказать
«навсегда», но не решился). - И потом
назад не съездишь – далеко! За набором свёрл так уж точно… - Ну чё, у
тебя там свёрл нету? - Да есть…
Но и этот набор оставлять не стоило… Блин, вот выложил на подоконник… - Да успокойся
ты… Сборы в
дорогу заняли вчера весь вечер и были очень нервными. На удивление много оказалось
того, что в своё время так и не переправили почему-то в деревню, и что
несомненно, по мнению Вовчика, могло там понадобиться. Гора «необходимого»
росла, взять вообще всё было нереально, Вовчик и сам это понимал. В конце концов
стало ясно, что Вовчик просто-напросто по-своему прикипел душой к дому, к
квартире, где он вырос, которая каждой своей мелочью напоминало о беззаботном
детстве, о маме… И в конце
концов Вовчик, даже чуть всплакнув, и стесняясь при этом друга, решительно
оставил и любимые мамины вазочки, и фото со стены, и столовые приборы, и даже
любимую треснутую чашку, которую помнил ещё с детских времён. И всё равно
багаж оказался внушительным. - Ну вот
смотри, Вовк. Это всё в пешем драпе просто необходимо. Мало ли что!.. - Что,
Вовчик, что? Нас до самых дверей довезут! - Мало ли!..
Что. Автобус сломается, или налёт… авиации. Вдруг. Бензин кончится. Придётся
пешим ходом добираться. Я ж тебе говорил – четыре дня. Маршрут отработан, по
дороге закладки… - Что по
дороге? - Закладки.
Нычки, по-простому. Если не понадобятся, - просто мимо проедем. Пусть дальше
лежат. А так – на случай если даже в одних трусах с Мувска тикать придётся –
выручат. Хоть даже и зимой. В трусах, хы. Всё предусмотрено, Вовка! - Ну, как
скажешь, эксперт. Давай ещё по списку пройдёмся. - Давай. Я
тебе свою комплектацию покажу, а ты себе сам соображай. Рюкзак. Две штуки. У
тебя не рамный будет, Вовк. - Пофиг.
Накидка на рюкзак. Нафига? - На дождь.
И чтобы не отсвечивать. Видишь, какая она это… непрезентабельная. В пятнах вся,
типа «грязная». Можно со стороны предположить, что и рюкзак под ней такой же –
с хламом и барахлом. Чтоб никто на содержимое не возбуждался. А ещё в ней можно
воду носить – непромокает. - Вещь.
Однозначно, – вздохнул друг, - Тут чо? - Подсумки.
Цепляются к рюкзаку, вот тут – к прошитым стропам. Система «молле» называется.
В этом – средства разведения огня. Зажигалка – турбо. Ещё три штуки разных
крикетов – по карманам. На, держи, пусть у тебя тоже будет. Огниво. Вот тут, в
пластиковой колбочке – она завинчивается, - спички охотничьи и чиркаш. И
оргстекло – полоски. Для разведения огня, если чо. Вовка чё ты куксишься? Ясен
пень, я и так настрогать деревяхи могу и развести, - а если сырость? Вот тут
вообще – видишь шарики? Это газета в селитре, а внутри вата в вазелине –
отличная растопка на все случаи. Ты пробовал когда озябшими руками
быстро-быстро костёр разжечь?.. А я в прошлую зиму делал пробный драп в январе.
Это, скажу я тебе… Меня на пару ночёвок только хватило, потом на трассу вышел… - Вовчик, я
не спорю. Но нафига у тебя тут всё дублируется, я гляжу? Два ножа… Нет, три? И
мультитул ещё. Зажигалок вообще вАлом… - Принцип
тру-турья, Вовка. Не понял? Настоящих правильных туристов, имею ввиду. «Два
равно одному, одно равно нулю». Въезжаешь? Это значит, что значимые вещи должны
обязательно дублироваться. Потому как в походе имеют свойство проёбыв…ся. А без
ножа или огня в походе… - Довезут
нас. До порога... Ну ладно. Молчу. Давай дальше. - Сигнальные
средствА и ориентирование. Карта. Хотя я там и так дорогу знаю, но это хорошая
карта. Подробная. У меня на ней для памяти нычки помечены, хы. Монокуляр
маленький. Сигнал охотника. Фонарики. Два – ручной и налобный. Остальные уже в
деревне… Оба под батарейки АА – унификация, Вовка, унификация. - А вот это
угрёбище зачем?.. Он-то явно не под маленькие батарейки, и весит как… -
Владимир взял в руки довольно большой, с широким рефлектором блестящий фонарь,
увесистый, как хороший молоток, - Если драться им, так уж лучше что-то
попрочнее, типа полицейского маглайта… - Надо это,
Вовка, надо… - Вовчик отобрал у друга фонарь, и запихал его на дно рюкзака, -
Это… особый фонарь. Я тебе потом расскажу. Давай дальше. Компас с
зеркалкой. Хотя там трасса рядом – но пусть будет. Свисток. Мобильник вот
спёрли… Сеть ведь есть ещё местами, а там вышка километрах в пяти. А, ладно. У
тебя ведь есть в случ-чего. Дальше. - Укрытие и
спальные принадлежности. Спальный мешок. Тебе вот дам пончо. Удобная вещь!
Заместо коврика – вот, спецназовский комплект, он не промокает и надувается в
матрасик. Он же как сидушка-поджопник. Тебе – вот. Туристический коврик. Он
потасканный, конечно, и цвет… - Нафиг.
Хорь, надо мной девки смеяться будут. Не потащу я коврик. Нас там к дверям… - Да пофиг,
кто там чо смеяться станет! Вовка! В натуре!.. Ты… -
Ладно-ладно, не заводись. Давай дальше. Это чо? -
Космическое одеяло. - Чего??.. - Ну,
специальная плёнка такая, фольгированная. МЧС использует. Как термоизолятор в случ-чего.
И не промокает опять-таки. Но главное – термоизолятор. - Хорь –
лето вообще-то. - Иди,
поночуй летом-то. Ночью-то. В лесу-то. Опять же – смотри какое компактное. В
кармане умещается. Как блокнот. - Вещь…
Палатка?.. Блин, надо было прошлый раз завезти и оставить там. Теперь, в
натуре, не оставлять же… Ну, шмотки наши уже там… Куртка. Ага, всё же
камуфляж?? - А всё,
Вовк, город кончился же. А в деревне камком никого не удивишь. Не в смокинге же
туда являться, ы? Куртка флисовая. Носки-футболка-трусы. Бандана. Твоя
бейсболка, кстати, неудобна в лесу – ветками за козырёк собьет… Перчатки
рабочие. Перчатки кожаные – для леса. Тактические. Беля, дорогие, полторы штуки
отдал… Накомарник… - …
Жлобство. - Шапка
флисовая. Теперь средства подготовки и хранения еды и воды. Фильтр для очистки
воды. Котелок с крышкой. Кружка с нержавки. Она большая, её можно вместо
котелка даже использовать – когда я один ходил, я котелок не брал. Фляга
литровая в чехле. Чехол мохнатый внутри – температуру держит. Ложка, вилка. Вовка,
ложка должна быть стальная, да. Скрести что – если чо. Пластиковая – это для
пикников. Вот, скажем, солдаты… - Не
отвлекайся. Это чо? - Спиртовка
и флакончик со спиртом. Если, к примеру, нужно будет быстро что вскипятить – не
собирая топливо и не заморачиваясь на разведение костра. По-быстрому. В любую
погоду. - Хорошо
хоть портативного самогонного аппарата у тебя нету. Странная у тебя спиртовка. - Почему
нету? Есть. В деревне. Вполне себе стационарный. А спиртовая горелка самодельная.
Не буду же я покупать, в натуре! Делается из пары пивных, к примеру, банок за
пару часов одним мультитулом и шилом... Ну, мультитул само собой – он всегда со
мной. -
Прошаренный ты. - Атож.
Губка ещё – для посуды. Не, ну ладно уж, губка вот – в натуре жлобство. Травой можно
протереть, зимой – снегом. Губку – в топку. Питание… - Воды с
собой столько?? - Два литра
на рыло, по минимуму. Чё ты? Долго же ехать. Мясо сублимированное. Каша.
Быстрого приготовления. Бомжпакеты… Ну, лапша быстрого приготовления. Я знаю,
что постоянно её жрать нельзя – гастрит заработаешь, но мы ж не постоянно! И –
гляди: если вот так вот пакетик проколо-о-о-оть… Потом сжать его, - воздух
выйдет, и он места занимает втрое меньше – хитрость! Ну, консерва походная –
детское питание. Мясное. На вкус – говно, но дети почему-то трескают, хы. Если
заправить специями и солью – то получается как паштет. На раз перекусить, а то
банки тушняка много. Чай. Кофе в пакетиках. Я вообще не любитель, но как тоник,
ага. Сахар. Соль. Специи. Глюкоза в таблетках. - Батончики
протеиновые? - Угу. И ещё
вот всё то протеиново-качковое богатство, что с тобой нашоппили на рынке – тоже
возьмём – но его отдельно, в сумку. В натуре – хорошая штука, прав ты. Вот тут,
отдельно – аптечка. - И дофига ж
всего! - А ты
думал. В лесу чо в глаз попадёт, или на сучок напорешься – доброго дяди-доктора
рядом не будет… Впрочем, Алла же едет, а она медсестра. - Классный
ИПП. Импортный? - Угу.
Израильский. Аптеку я тебе перебирать и показывать не буду, всё равно не
разбираешься, хы. Да тут всё по-минимуму, не напрягайся, я ж сам потащу. Вот.
Гигиенические принадлежности. - Зубная
щётка, паста. Мыло. Ну, это понятно. Хы, помнишь, мы ж с тобой в Гекторе ещё
зубным порошком затарились! Это уже там, хорошо что на себе не тащить… Это что? Он взял в руки
небольшую прозрачную пластиковую колбочку, развинтил её – внутри оказался
гладкий круглый брусочек. - Это
кристальный дезодорант, Вовка. Из алунита, минерал такой, там типа алюминиевые
квасцы входят в состав. Полезная вещь. Многофункциональный он. - Например? - От пота –
раз. Потом – он антисептический. Можно использовать как средство после бритья –
кожу чуть сушит и тянет, но дезинфицирует на раз. Прижечь царапину… Опять же –
от укусов комаров, чтоб не зудело, я пробовал, помогает. Потом, если вдруг
горло болит – его чуть растворить, - ну, поболтать в воде, - и раствором
полоскать горло. Типа фуроцилина. Только кисленький. Ах, не болеешь и не
знаешь… Тогда поверь на слово. Его, к тому же, на очень долго хватает, за то и
держу. -
Дезодорант… Салфетки влажные. Платочки бумажные. Да ты эстет, Вовчик. - Да ладно.
Я тоже большим носовым платком обхожусь. Его всегда постирать можно. Но там же
и дамы поедут… - Ох ты
проныра! Тампаксы взял?? - Предметы
гигиены уже в деревне, забыл? Хы. Как и средства контрацепции, за исключением
необходимого походного минимума. Всё пригодится, ага. Я надеюсь. Полотенце ещё
вот. Китайское, прессованное. Как таблетка. - Документы
куда? - На теле, в
натуре. Гермопакет. Мало ли чо. Тут и флэшка со сканами, отдельно. Блокнот,
ручка. Карандаш ещё, ага. Мобильник зарядишь? Раз свет есть. - А ножовка
нафига? - Она ж
маленькая, Володь. Считай садовая. Я её в деревне нашёл. Отчистил, заточил,
заворонил – знаешь, как зло пилит?? - Ну а
нафига она с собой, даже если и четыре дня пешком идти? - Ну, типа,
шалаш построить. - У тебя ж
палатка! И ещё этот… матрасик спецназовский, и пончо, и «космическое одеяло»!!
Нафига шалаш?? – тема стала смешить Владимира. Он видел, что Вовчик не
обижается на наезды, и потому стал ему активно оппонировать: - Нет,
Вовчик, вот ты скажи – нафига ножовка? - Ну, не
шалаш. Дрова. - Так
сухостой можно и так наломать. Ты что, сосны валить собрался?.. - Володь…
Далеко не всё можно наломать. Вот, к примеру, опоры для костровища. Не из
сухостоя же их делать. И вообще. Ножовка у топора выигрывает в малошумности.
Мало ли что… - Ну ладно,
бог с ней, с ножовкой, - скотч зачем? -
Армированный. Крепкий. Мало ли… - Вовчик,
блин! Вон – оцинкованное ведро ещё возьми – «мало ли что!» Тазик
полиэтиленовый. Прибор для вулканизации… Но Вовчика
было трудно сбить с толку: - Вёдер у
меня в деревне хватает, и таз тоже есть. В дороге они не нужны. А вот скотч
может понадобиться. Вот, скажем, сломал кто ногу – шину примотать. - Да ну
тебя. Ногу… Ну ладно. Нитки. Иголки, пуговицы… Ага, мелочь. Ладно-ладно, я ж не
спорю… Это что? - Брусок
точильный. Маленький. «Собачья косточка» ещё такие называют. Он не для заточки,
он чисто для быстрой правки. Ну, к примеру, пришлось долго работать ножом по
твёрдому. Подточить… - Ага, шалаш
строить, или мамонта шкурить… Ладно. Проволока. - Тонкая.
Моток. Володь, в походе, в лесу, проволока – самое нужное дело. Растяжку
поставить. Для шалаша жерди связать. Плот, к примеру. Петли на зайцев, ловушки
какие, я читал… И так далее. - Плот… -
Владимир вздохнул, - Тут чё? - Рыболовные
принадлежности. Крючки всякие, леска. Грузила. Удочку можно вырезать. - Ты по
дороге собираешься рыбу ловить? - Не
прикалывайся. Это драп-комплект – на все случаи. Если, к примеру, вдруг так
получилось, что мы застряли где – ну, мало ли… И есть водоём. И жрать хочется.
А ни крючка, ни лески… - Подкормку
ещё возьми… - Хы. Я ещё
сеть выложил в деревне. А так ещё десятиметровый бредень у меня был… - Чокнутый. - Не наезжай
на эксперта. Всё это может пригодиться. -
Теоретически, Вовчик, чисто теоретически… - вздохнув, Владимир перебирал
оставшееся: пластиковую коробку с пальчиковыми батарейками, моток паракорда,
шнур… - Вообще мне это напомнило, - читал мельком
где-то, - был такой английский лорд, председатель лондонского географического
общества в 19-м, что ли, веке. Тоже очень проваренный был гражданин. Он когда
из своего имения под Лондоном на поезде, - а поезд шёл меньше часа, - ехал на
заседание географического общества, то тоже с собой брал полный набор, включая
удочки, тропическую форму, карту Африки и ружьё для охоты на носорогов! - Ружья на
носорога у меня просто нет, а то бы я взял; а пневматика уже в деревне. Тащить
её на себе через посты на выезде я б не рискнул – отберут. Просто так отберут. Зато
во – есть малая сапёрная лопатка! Она случ-чего не хуже топора. И карта Африки
нам тут вряд ли пригодится, - а остальное я поддерживаю, - Вовчик засмеялся. - Да,
Вовчик. Весь этот комплект хорош был бы, если бы судьба-злодейка забросила бы
нас с тобой в глухую тайгу, на необитаемый остров или в ту же Африку, а тут… в
социальных условиях, Вовчик… - Владимир рассматривал Вовчикову сапёрную
лопатку: отточенную, завороненную, в удобном чехле, как все вовчиковы
принадлежности «для выживания» доведённую о совершенства, - Окапываться будешь? Тут бы для выживания
больше пригодилось бы… - Чековая
книжка, думаешь?? – подмигнул Вовчик, тщательно утягивая вещи в компрессионный
мешок. - Не-а.
Пистолет с правом ношения. Вот он во многих случаях бы решил вопрос… Помнишь
тех гопов? Или тех копов, что меня на штуку баксов выставили? А знаешь, за
сколько я упражнение на пять мишеней на рубеже выполняю?.. – он махнул рукой. Да, кроме
ножа и вовчиковых отравляющих газов никакого оружия не было. Была ещё надежда в
деревне купить какой-нибудь, пусть древний, карамультук у кого-нибудь из
местных, - без оружия в нынешних условиях было совсем как-то зябко. С собой
Владимир взял из отцовского сейфа-тайника все наличные деньги, всё, что
осталось после закупок в Гекторе и на оптовке, - против ожидания, несмотря на
ломовые цены, денег ещё оставалось много. А вот золото в слитках он решил так и
оставить на месте – что-то подсказывало ему, что не тот это товар, с каким
стоило бы делать гешефт в нынешних условиях, - без «крыши» и без оружия. Можно
вдобавок к золоту заодно потерять и жизнь. Нет уж, пусть лежит до лучших
времён. Перед
выходом из дома Вовчик чуть не всплакнул. Владимир понимающе вышел, вынеся свой
рюкзак и сумку на лестничную клетку; а Вовчик, до этого всё торопивший со
сборами, несколько минут ходил из комнаты на кухню, в прихожую и обратно, и
глаза у него подозрительно поблёскивали. - Это ж… Всё
ж… Ты ж пойми, Вовка, я тут считай всю жизнь прожил. Мама… - Да чё ты,
чё ты, Вовчик… Я ж понимаю, - сам Владимир не имел такого острого «чувства
дома», за годы учёбы за океаном он привык считать домом то место, где можно
расположиться с комфортом, только. - Понимаешь…
Как-то у меня есть ощущение, что я отсюда – навсегда. Как-то вот… ощущение. - Да ладно,
Вовчик… Ну да, далековато мы перебираемся, но всё ж не на другой континент же. - Оно, по
нынешним временам, может как и подальше окажется, чем в Америку слетать… Не
наездишься теперь, да и некогда будет. А ну как тут всё в моё отсутствие
разорят?.. Всё ж оставляем… Диван вон. Мебель. То, сё… - Да ладно,
Вовчик, чё тут доброго ты оставляешь? - Ну…
Столько здесь прожить! Вон – кружку с трещиной и то жаль оставлять. Или вон,
медведь игрушечный. Мне его мама ещё в детсаду подарила, я с ним спал одно
время; а потом его вместо боксёрской груши использовал, когда по самообороне
самоучился… Тоже жалко… Вовчик уже
отчётливо всхлипнул. - Да ладно,
Хорь, чё ты. Может ещё и не разграбят. Фиг его знает, как дальше дело
повернётся. Профессор Лебедев говорил, что просчитываются только основные
тенденции, национальная специфика может вносить свои коррективы. Иногда весьма
значительные. - Ага…
Коррективы! У нас-то коррективы, как история показывает, могут быть только в
негативную сторону… - Да ладно,
Вовчик, завязывай ты ныть!.. - Я не ною.
Я прощаюсь. - Да может
ещё вернёмся вскоре. Фиг знает. - Я не с
домом. Я с прошедшим периодом жизни прощаюсь как бы. Знаешь… Как Мэл Гибсон
сказал: серьёзные изменения в жизни сопровождаются серьёзной болью, иначе это и
не изменения вовсе. Там всё по-новой будет. С нуля, считай. Хотя, конечно,
подготовился я, - мы подготовились! – и серьёзней многих… Ну ладно, чё.
Посидели на дорожку? Документы, деньги, ключи, нож, мультик… - Ключи
будешь оставлять кому? Соседям может, или ЖЭСу? - Хрен им!
По всей морде. Запру и всё. Может, даже не запирать? Чтоб не вводит в
соблазн? Не, запру. Хоть от бомжар на
какое-то время. Обломно мне, чтобы бомжары в моём доме жили… И вот,
теперь они сидели возле своих рюкзаков и сумок, и наблюдали за посадкой. Два
автобуса, загрузясь под завязку, отъехали; в один вяло пока подтягивался народ,
четвёртый стоял наготове. Какой-то старичок всё пытался втиснуть свою
двухколёсную тележку, уже освобождённую от поклажи, в багажное отделение, - но там было уже
битком, и она не влезала. Из окон автобуса ему язвительно советовали привязать
её сзади к бамперу, и «пусть едет прицепом». Старичок раздражённо огрызался.
Взять её в салон было уже положительно невозможно – там было не протолкнуться. - По
времени-то как? – осведомился переживающий Вовчик. - Да рано
ещё! Говорил тебе, - нечего было с утра икру метать. Поспали бы ещё… Наконец,
понукаемый тёткой-администратором и разноголосым хором уже занявших свои места
в автобусе «переселенцев» старик не без огорчения, сквозящего в каждом
движении, отставил тележку в сторону и полез в автобус. Водитель, чертыхаясь,
принялся закрывать битком набитые багажные отсеки. Из стоящего неподалёку
полицейского УАЗика вылез страж порядка; дожёвывая пирожок, закинув АКСУ за
спину, полез также в автобус, где после непродолжительной перебранки очистил от
нагромождения вещей место за водителем и уселся на него. В автобус заглянула
тётка-администратор, видимо, сказать что-то напутственное; и после недолгой
речи, перебирая листы бумаги со списками, вернулась ко входу в здание.
Водитель, наконец, захлопнул и запер багажные отсеки, занял место за баранкой.
Двери захлопнулись, автобус тронулся. Человек пять провожающих понуро побрели в
стороны. - Полисмены
сопровождают – это хорошо. Мало ли что… - заметил Владимир. - Гля, Вовк,
старикан тележку оставил… - отозвался Вовчик. - Даже и не
думай! – пристрожился Владимир, - Ещё стариканскую
тележку мы с собой в деревню не тащили! - Чё ты… Хорошая
же вещь! В хозяйстве бы пригодилась… - не согласился Вовчик, в сомнении
поглядывая то на тележку, то на рюкзаки и сумки. - Нафига? На
рынок с ней ходить? Брось, Хорь, не позорься. А вон и Вадим со своей женской
командой приехал!.. НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА. ДЕВИЧЬИ
РАЗГОВОРЫ – 1 Неподалёку
от того места, с которого только что отъехал автобус, остановился микроавтобус,
и из него стал выгружаться Вадим с семейством - женой и двумя дочками. Вещей
было на удивление немного – по сумке на каждую, и видавший виды рюкзак у
Вадима. Отпустив
машину, он стал что-то раздражённо выговаривать Алёне, а дочки смирно стояли
рядом; но тут же глазастая Зуля увидела парней, машущего ей Вовчика; толкнула
сестру, - и обе они, разулыбавшись, направились к ним, оставив свои сумки на
попечение родителей. Вадим было хотел их одёрнуть, но увидев парней, только
махнул рукой. - Привет,
давно тут? Классно что вы тоже едите!! - Привет,
Зуль. Здравствуй, Гуля! – отозвались друзья, - Нет, сами только что. Как вы?
Батя, кажись, не в духе? Видеть
девчонок было одно удовольствие. Владимир опять отметил, насколько «наши
девочки» лучше американок, вскормленных на фаст-фудах с ускорителями
созревания, пухлых и задастых за редким исключением, с их ленивым «Хэллоу, гайз!» - Вовчик,
чмоки! – Зуля чмокнула Вовчика в щёку – на что тот постарался сделать самый
невозмутимый и обыденный вид, - Мне диплом выдали! Я теперь дипломированная медсестра!
Спасибо тебе за помощь! Жвачку будешь? - Вместе
поедем – отлично! – старшая, Гуля – «Гюльчетай» как назвал её про себя
Владимир, тоже была рада, но обошлась без поцелуйчиков, - Сейчас наши девчонки
должны подъехать. Они на рейсовом, - он на той стороне останавливается… - Гуль… Что
это батя ваш не в духах? – спросил Владимир для завязки разговора, исподтишка
рассматривая девушку. Джинсы, чёрная футболка без надписей, кеды; минимум
косметики… или вообще без? Подтянутый живот; очень красивой формы тонкие, но
видно что сильные руки, лёгкий пушок на смуглых щеках, вороные волосы по плечи,
юная грудь… - …А? Что-то вроде как… бушует? - Ага! – тут
же влезла её сестра, - У нас оружье конфисковывали! Потому к папе лучше сейчас
близко не подходить – искрит! - Зуля! –
пристрожила её сестра, - Папа велел не распространяться на эту тему! - Ну и
велел. Пацанам-то можно! - Ну, в
общем, да… Нагрянули позавчера полицейские… в третий раз уже, кстати! Где да
что. Наряд, с автоматами. И участковый. Злые все – им, видать, за это – того… А
папа сразу к соседям. А мама, как велено: нету его, на работе, вернее – на
подработке, - оружие в сейфе, ключа нет, сейф к стене привинчен… Хотите –
выламывайте. Они два раз уже так-то уходили! А в этот раз говорят – с нами
поедите. Все. Записку своему мужу оставляйте – и собирайтесь с дочками… Он,
говорят, сам нам этот сейф принесёт, ещё и уговаривать будет, чтоб забрали,
хватит нам за ним бегать! - И всерьёз
всё, правда-правда, пацаны! – округлив глаза, влезла в рассказ младшая, - Мы тоже
сначала думали, что шутят, - не, всё по правде! - Да. Что-то
они серьёзно к делу этот раз подошли. Собирайтесь все, говорят, и едем.
Прикинь, Володя! Куда-то, зачем-то. А то, говорят, сейчас вас в наручники – и
шокером, за сопротивление властям - и знаешь, непохоже что в шутку… - девушку
передёрнуло от воспоминания о пережитых «впечатлениях». - Угу –
опять влезла младшая, - А куда отвезут – не знаешь. Может – в отдел, а может –
в какой брошенный дом! И – того!.. Сейчас не очень-то церемонятся, что менты,
что бандиты! Вот, как когда грабили-то всё, вот как-то… - Подожди,
Зуль. Так вот. Они как начали… на повышенных тонах разговаривать… ну всё,
думаем. Что делать?? Тут и папа пришёл от соседей – типа, «вернулся с
подработки», - в домашних тапочках, ага-ага. Они на него сразу. Ну, он нас из
комнаты того… выгнал. Ну и… давай с ментами вопрос решать. Он ведь систему-то
знает эту, работал. - И что,
решил? – заинтересовался Владимир, переглянувшись с Вовчиком. - Ну, типа,
да… Что-то там замками гремел, ругались тоже на повышенных, торговались вроде.
Потом менты ушли, а папа сам не свой, - матом ругается, сроду у него такого не
было! То ли забрали, то ли нет, - выписали ему какую-то бумагу… Три ружья у
него было, три! – вон, Вовчик знает. Наверно забрали, что бы он иначе так переживал? А на следующий день он со
старым сослуживцем все вещи увёз в деревню… вот только утром вернулся. Ну и…
всё. Теперь едем. Прощай, город! – она улыбнулась, на гладких щеках мелькнули
ямочки. - Дааааа… -
протянул Вовчик, - Строго… Ружей – жаль, конечно. - Если
забрали, конечно, - поправил Владимир, - Гуль, а сколько ваших девчонок едет? - Двенадцать
человек, из тех кто до сих пор в городе. Кому-то далеко домой, и не факт что
дома лучше, кому-то просто некуда… А вы как? - Ну а что
мы. Мы тоже – заранее собрались. Бизнес вот… закончили, - говорил Вовчик? –
Владимир, вспомнив, потрогал до сих пор ноющую руку, - точно, наверное, трещина
в кости была. Хорошо хоть гематома спала. - О, вон и
девчонки! – Гузель замахала появившимся с краю площади подругам, и те, махая в
ответ, направились к ним. Двенадцать
человек, всё как она говорила. Все – нагруженные не одной сумкой, и не двумя, а
с большими дорожными чемоданами на колёсиках, с какими, видимо, ездили раньше
на гастроли. Плюс сумки. Плюс почти у всех здоровенные пакеты с, видимо, зимней
одеждой и обувью. Симпатичные девчонки, стайкой направляющиеся к стоявшим рядом
с парнями Гуле и Зуле, нагруженностью вещами напоминали не то позабытых теперь
челноков из 90-х, не то беженцев, какими, по сути, и были. Подошли.
Посыпались приветственные возгласы: - Гулька,
привет!! Чмоки. Сто лет тебя не видела! Зулька! Совсем большая стала!..
Закончила свою учагу? Как я рада, что мы всё же вместе куда-то!.. Гу-у-уль! Там
деревня-то нормальная хоть? Водопровод есть, а? Что за парни? Познакомь! - Ага,
водопровод ей. С горячей и холодной водой, и баней с педикюрными операторами! - Можно без
операторов, но чтоб с горячей водой! - Девки, ну
какой в деревне водопровод… - Не,
обязательно чтоб с операторами! - Насть! Ты,
по моему, лишних пару кило набрала, нет? - Ой, а на
себя посмотри! - Вот
Викторовна бы тебе устроила!.. - Викторовны
давно след простыл. А лишние кэгэ –запас в дорогу, хи-хи! - Молодые
люди, помогите чемодан пристроить! А вас как зовут? Парни
засуетились, помогая девушкам освободиться от поклажи; и вскоре все
перезнакомились, благо танцовщицы из Мувского шоу-балета излишней
стеснительностью не страдали. Вовчика
распирало от удовольствия, что он находится среди такого количества
симпатичнейших незакомплексованных девчонок, ему стало казаться, что
реализуются его тайные мечты «про БП», - тут явно было кого «спасать»! Владимир
тоже оценил новую компанию: все, как на побор, - а вернее именно «на подбор»,
одного роста – чуть выше среднего, гибкие и крепкие, девушки лучились здоровьем
и жаждой жизни. Завязались
беседы ни о чём; вскоре он выяснил, что все они практически не верили, что
существующее положение вещей, - отсутствие воды, света и газа, талоны на
продукты и бессрочно закрытый театр, - продлится более полугода, должно всё
нормализоваться, конечно же – должно! Нужно только это время побыть подальше от
Мувска, пока Новая Администрация наведёт порядок - а то тут целую неделю это ж
что творилось! Из общежития не выйдешь, - хорошо, вода была! И свет. Временами.
Заперлись и дрожали, как мыши, хи-хи. Потом ещё комендантша выступать стала,
чтоб освобождали… куда?? Вот Гулькин отец договорился, - как, говорите, деревня
называется? А это точно деревня, может, посёлок какой? А клуб там есть?.. - А вы
молодцы, запасливые, вон сколько вещей взяли! – похвалил он. - Ой, ну а
куда ж это девать-то?.. Общагу закроют – так потырят там. Там комендантша
каких-то нерусских подселила… Вот и приходится всё на себе тащить, всё шмотье…
и зимнее тоже. Как думаете, надолго это? Сказали, что вроде как паёк на два
месяца – а дальше что? Очередей на отоваривание карточек-то там, может, не
будет? А молоко парное там есть?.. – его закидали вопросами. - Да я
откуда знаю?.. Я там сам всего один раз был, чисто проездом. Вон, Вовчика спрашивайте,
он тамошний почти что житель, - отмазался Владимир. - Ой, а вы
оба Владимиры? Как интересно! А как вас различать, если звать? Вовка и Вовчик?
Замётано! Вовчик! Есть там молоко от коровы? - Хи-хи-хи!
А от кого тебе ещё надо – от жирафа?? - Ду-у-ура,
есть ещё молоко от молокозавода, оно фиг знает из чего. А «от коровы»
называется «парное». Мне мама рассказывала… Пока Вовчик
в окружении мувских шоу-красоток утолял их любопытство: - «А что там
делать можно? Папа Гули сказал, что надо будет на сельхозработах работать – а
что за сельхозработы? Это что – коров доить, что ли? Ой, а это у вас что в
коробке скребётся? Кро-о-олик??? Девки, гляньте – живой кролик!!» Владимир
подошёл к Гуле, - кажется, она его и ждала. Опять поговорили ни о чём, -
девушка определённо мне нравится, решил он для себя. Да и я ей, вроде как…
Какая классная! - Привет,
пацаны! – раздалось за спиной и совершенно неожиданно рядом объявился
Витька-анархист, Хронов. Теперь он был одет «по-походному»: некая
«военизированная» курточка защитного цвета и со множеством карманов и
карманчиков, заправленные в высокие берцы на толстенной подошве ушитые «по
фигуре» камуфляжные брюки, из кармана которых к шлевке на поясе тянулась
блестящая цепочка; защитного же цвета кепка-конфедератка с блестящим каким-то
замысловатым значком на ней, объёмистый рюкзак. - Здорово,
Вить. А ты как здесь?.. – удивился Владимир; но тот уже переключил всё внимание
на красоток: - Привет,
девчо-о-онки! Как я рад вас видеть! Вы чего все такие тут красивые, тут
что, - Администрация конкурс красоты
проводит?? Да вы прям все просто королевы!.. - Кто это? –
удивлённо спросила Гуля, чуть касаясь его руки. - Да это… -
Владимир как бы непринуждённо взял её за кисть руки, - Это… Вовчиков товарищ.
Сам не понимаю, чего он тут. Девушка руку
не отняла, что он тут же справедливо истолковал как хороший знак. Так они и
стояли уже, беседуя, держась за руки – «как школьники, чесслово», подумал он
про себя, но руку отпускать и не подумал. Хронов тут
же перезнакомился со всеми, между делом заверив, что «Ну, девчонки, держитесь
меня, со мной не пропадёте! Везде пробьемся!» и тут же начал напропалую
хвастаться, через слово добавляя «Только вы – никому! А то меня тут по
серьёзным делам разыскивают!» как он «с бригадой» едва не «взял власть в районе»,
да как они «защищали жителей своего района от банд гопников и мародёров». Отведённому
в сторону Вовчику он также «по секрету» поведал, что решил ехать в Озерье с
ними; вернее – не с ними, а туда же; что вчера пришёл в Администрацию,
«переговорил с нужными людьми», и его включили в список… поставили на паёк и
всё такое! И вот он здесь! - Ты ж
говорил, что тебя спецслужбы Администрации разыскивают? – удивился Вовчик, - И
что ты Администрацию отрицаешь, как рассадник тоталитарной власти??.. - Ааа,
Вовчик… Чё ты. Это называется «тактическое отступление», не бери в голову. - А парни
твои?.. «Бригада»?.. - А! Козлы
они. Разбежались кто куда… - Ты ж
говорил – постреляли их? - Ну… тех,
кого не постреляли – те разбежались. Так чё, это, в натуре, девки все с нами
едут? Нифига себе цветник! Ну, мы порезвимся!! - Не «с
нами», а сами по себе едут! – обиделся Вовчик, подумав про себя, что Вовка-то,
пожалуй, и прав был, - болтун «Харон», болтун и всё тут! – но тот изменения
отношения к себе не заметил, он был слишком занят: - Оооуу… Ни
фига ж себе! А вон ещё одна! Ну – эта ваащеее… И правда, из
подъехавшей машины поодаль вышла ещё одна, настоящая красотка. Чёрные лосины
подчёркивали, что говорится, «ноги от ушей»; густая грива белокурых волос,
рубашка-«разлетайка» открывала высокую грудь, еле сдерживаемую тоненькой
маечкой-топиком… Широкий кожаный пояс с крупной блестящей пряжкой перетягивал
тонкую талию. Выбивавшиеся из-под пояса полы «рубахи» должны были, очевидно,
изображать «юбку», но на деле только подчёркивали крепкие ягодицы, затянутые в
чёрный нейлон. Водитель,
обежав машину, галантно придержал дверь с пассажирской стороны, и тут же
бросился доставать из багажника вместительный чемодан «Ронкато», конечно же, на
колёсиках и с ручкой, и роскошный кожаный баул. - Ох ты… И
Мэгги едет?? – послышалось из стайки танцовщиц, и болтовня стихла. Приехавшая восприняла
суету таксиста как должное, рассчиталась с ним, судя по всему, весьма щедро,
так что тот, что-то лопоча, аж прижал благодарственно руки к своей груди;
наконец он юркнул в машину и отъехал, а вновьприбывшая оглядевшись, заметила
машущих ей девушек. - Кто это? –
спросил Владимир у Гули, чуть пожимая её руку. - Это… Это –
Мэгги… - и ответное пожатие. - Оооо, чё
это в лесу сдохло?.. Чё-то большое и лохматое в лесу сдохло, чтобы Мэгги вдруг
в деревню собралась, а!.. – рядом оказалась вездесущая Зуля. - А кто это
– Мэгги? - Мэгги –
это… это Мэгги! Может, она тут случайно? А чо это вы как школьники, за руки
держитесь, - потеряться боитесь, аааа?? - Ты, Зуль…
Ты говоришь слишком много… - заметила сестра, потихоньку освобождая свою руку
из ладони Владимира. - Да
ла-а-а-адно… Я никому не скажу. Только – маме. И – папе, - если опять меня
воспитывать будешь! – заверила младшая сестра; и тут же, пока сестра отошла
вместе с подругами с неприменными чисто женскими объятиями и поцелуйчиками здороваться
с приехавшей, вывалила всю информацию про неё. Оказалось,
что Мэгги – солистка Мувского шоу-балета («Вы чо, Мэгги не знаете?? Да её весь
Мувск знает! Ну, Вовка ладно – он из Америки, а тебе, Вовчик,
непростительно!»), что она «звезда» («Правда-правда, её в «Космо» печатали, в
«Вог» приглашали сниматься, в «Фитнес-гёрл» у неё целый разворот был, - типа
«ню»; ты-то, Вовчик, знаешь, чо такое «ню»? Во!», что «за нею писают» крутейшие
банкиры Мувска, она по три раза в год отдыхает на лучших европейских курортах –
то с одним, то с другим!», что несмотря на её такой «вольный график» ей в
Мувском шоу всё прощают, потому что она на тренировках и репетициях пашет как
никто, её работоспособность Викторовна – это ихний худрук, - всем девкам в
пример ставит! Она как Кшесинская! Скажи ещё, что кто такая Кшесинская не
знаешь, ага. Ну, ты, блин, в моих глазах упал ниже плинтуса, в натуре! Не знает
ни Мэгги, ни Кшесинской, чему вас там, в вашем ВУЗе учат! Угу-угу, я так и
поняла, что только на счётах щёлкать, хи-хи. Ещё Зуля
поведала, что несмотря на то, что Мэгги – признанная звезда, она «сука каких
мало». Но «сука умная», то, что сейчас называют «стерва с характером». Девчонки
из шоу её не любят, но очень уважают, - она, что говорится, «сама себя
сделала»… («Self-made woman», автоматически перевёл термин на
английский Владимир) Возможностей и
выбора у неё – дай бог каждой… Потому все и
удивились, что она тут оказалась, - все думали, что уж Мэгги-то точно уже
где-нибудь на Канарах… или на Гавайях… или на этих… как их? На Мальдивах. Или
на Болеарских островах. -Володь, а
Володь, ты был на Мальдивских островах? А на Болеарских? На Гавайях был, да?
Красиво там?.. А я – только на картинках… Нигде не была! С нашим папой фиг куда
поедешь – только в деревню, блин… - переключилась было на новую тему Зуля. - Зуль, а
почему «Мэгги»? - Ну почему
«Мэгги»… Потому что Мэгги. Мэгги – это из мюзикла «Остров погибших кораблей»,
тоже не видели?? Ну вот. Видели бы – знали почему «Мэгги». Она там играла. Вот
с тех пор и «Мэгги». Потому что соответствует, хи-хи. Но я вам, случ-чего,
ничего не говорила, ОК? Девчонки из
шоу обступили прибывшую красотку и о чём-то оживлённо с ней теперь болтали.
Владимир вновь огляделся. Вадимова Алена одиноко сидела на кучке рюкзаков,
самого Вадима не было видно. Хронов пристроился рядом с кучкой общающихся
красавиц, и периодически пытался вставлять реплики, но на него мало обращали
внимания. Гуля с сестрой, пообщавшись с подругами, направились к матери. На
площадь подтягивались всё новые и новые, судя по вещам, попутчики; как правило,
семьями. Подъехало два пустых автобуса; водитель одного сидел за рулём и курил,
водитель второго открыл мотор и полез в нём копаться… - Ну что,
Вовчик, судя по всему, в деревне будет не скучно… Девчонки же
обсуждали животрепещущие темы: - Мэгги, а
что ты?.. ты-то?? - Ну куда я
ж без вас, девочки! - Да
ла-а-а-адно… Мы думали, ты уже давно… где-нибудь в Европе! - Девки, вы
про меня вечно всякую фигню думаете. Напридумываете, потом за истину выдаёте…
Что вы хотите от простой крестьянской девушки? Конечно, в деревню, коров доить!
С вами, с коллективом! - Да нуууу,
Мэгги, это ты что-то… что-то ты… Это вон Катька из деревни, а ты-то… что-то
темнишь! - … я две
недели в казино работала, - в Икс-Игрек. - Вау,
круто! Они работают ещё?.. - Надюха,
казино закроются в последнюю очередь! Это, небось, не завод, у них норма
прибыли и востребованность повыше будет. - А кем там,
в казино? Крупье? - Ну, ты
скажешь. На крупье учиться надо. По специальности – стрип-танец, приватные
танцы, консумация. - Нормально
платили? - Где сейчас
нормально платят?.. - А что ушла
оттуда? - А то. - А что
ты?.. Не, правда, Мэгги, почему?.. В голове не укладывается. Ты – и в деревню.
Правда, что ли?? Ну ладно мы, подтанцовка, но ты-то!.. Вон, Танька в Испанию,
говорят, свалила со своим спонсором. А
Галка – во Францию. Что тут ловить, в деревне-то?.. - Эх, девки…
В Европу… Ничего-то вы не знаете, ни о чём не думаете… В Европу. Хули там, в
Европе, сейчас ловить? Особенно в Испании, где баски этих идальго сейчас
режут-стреляют-взрывают только в путь! - А я вот
Галке бы не позавидовала. Её папик извращенец, сволочь, к тому же почти
импотент, так он её к такому склоняет… вернее, обязывает… Не, она мне рассказывала
как-то – нуевонах, лучше в деревню… - Так в
Америку! В Штаты! А? - Вон
Вовчиков друг как раз из Америки. Говорит, недавно и приехал. Вот ты его и
расспроси, чего он оттуда – сюда. - …
казино-то, небось, охраняют? А мы за ту неделю беспредела натерпелись страху в
общаге! - Который?
Вон тот, белобрысенький? Ничего мальчонка. - Гулька,
кажись, на него запала, хи-хи. - Да ты что?
Эта наша недотрога, что «никогда – ни-с-кем»? Ну, «запала» - это ни о чём.
Мущщина – пока без штампа в паспорте – существо общего пользования, ха-ха! - Хи-хи-хи.
Он не один. Ещё вон, два парня с нами едут. Вон тот – Вовчик, и вон – Витька. - Какой – в
камуфляжных штаниках? С усиками? Ну прям молодой Байрон! - Ой, какие
слова-то знаем! - Не, девки,
деревня – это не то. Как представлю… Вот что мы там будем делать?? Надо было
подрываться в какой-нибудь дом отдыха под Мувском. В пансионат какой-нибудь.
Поработали бы в анимации, чисто за пожрать и жильё… - Пансионаты
под Мувском, Надюха, сейчас все бандитами забиты, и этими… национальными
диаспорами. Ты б там не в анимации работала, а анусом бы трудилась большей
частью. - И чо? Как
говорится, денег у меня нет, трахаться я люблю!.. - А
венерическое что получить - хочешь? А на субботник к зверям?? Чтоб порвали тебя
на британский флаг?? В пансионат она, на анимацию, блин… - Даааа… Тем временем
из здания показались женщина-распорядитель со стопкой листов в руках, и идущий
за ней Вадим. Да, он был явно не в духе; друзей он удостоил лишь безадресным
кивком. Женщина, назвавшаяся Аллой Сергеевной, ответственной от Администрации
по расселению, скомандовала всем выдвигаться к двум прибывшим автобусам. Опять
началась суета с разбором кучи чемоданов, сумок, пакетов. Стоявшие неподалёку
несколько семейных с домочадцами первыми бросились захватывать места. У одного
автобуса, водитель которого до сих пор копался в двигателе, вообще не было
багажных отсеков – это был обычный городской старенький рейсовый автобус, и все
в первую очередь устремились к междугороднему, спеша занять мягкие кресла.
Поднялся гвалт. -
Успокойтесь, не толкайтесь, всё рассчитано, мест на всех хватит, все уедете!..
– увещевала Алла Сергеевна. Анархист
Витька Хронов первым оказался в междугороднем автобусе, и теперь делал из окна
друзьям знаки; но тем совершенно не хотелось толкаться в очереди на посадку. - Да, вот
чего не люблю – так это толпу… - без энтузиазма сказал Владимир. - Давай
девкам поможем загрузиться, потом сами… - предложил Вовчик, - Хорошо что мы
почти всё увезли! Рюкзаки и сумки, на крайняк, можно будет в проход, или там
под ноги… или на колени. - Ладно,
разберёмся. Ну чо, Хорь, не полезем в тот?.. Пускай там семейные толкаются… Автобусы,
как желудки пищу, постепенно поглощали и багаж, и людей. Так вышло, что все
мувские красотки были оттеснены семьями, организованно штурмующими
междугородный автобус со сравнительно комфортабельными сиденьями; и вынужденно
устраивались в городском. На задней площадке и в проходе выросли груды сумок и
пакетов; вещи пристраивались и под сиденьями. Заглянувшая в салон распорядитель
Алла Сергеевна командовала: - Так,
заднюю дверь можете закладывать вещами; кладите то, что не понадобится в
дороге. Воду с собой возьмите – вам довольно долго ехать. Детей здесь нет? Вам
повезло… Да, девочки, да, автобус старый, не на межгород, но как-нибудь… Зато
без детей. Вон, в том автобусе, где семейные – там другое дело, как в дороге
отпрыски ихние раскапризничаются, - тушите свет… Документы у всех с собой?? Быстренько
проверили, кто забыл – бегом-бегом за документиками… Да, по приезду накормят.
Должны, во всяком случае. - Так. Все
устроились? Более-менее, да. Девушка, нет, чемодан на коленях вы долго не
провезёте, ставьте его в проход… Так. Так! Сейчас информирую – потом
перекличка. Значит, здесь все те, кто
едут в Озерье и в Никоновку… Какую Никоновку? Там село, в десяти кэмэ от
Озерья, туда несколько семей тоже… Здесь все в Озерье? Прекрасно. Значит,
едете. В дороге вас будет сопровождать вооружённый сотрудник, так что не
беспокойтесь. Да, в том автобусе. По приезду вас встретит уполномоченный от Администрации,
товарищ Громосеев Антон… эээ… - она заглянула в бумаги, - Пантелеевич. Он
поможет вам с расселением и расскажет что дальше делать. Строго говоря, он и
будет заниматься вашей организацией в коллектив… -
Нахрен мне не нужен ни коллектив, ни организация!.. – бурчит Вовчик, толкая
локтём Владимира. Они устроились вблизи задней площадки, на правом боковом
сиденье, с трудом пристроив багаж под ноги и в проход, - Вовк!
А где Вадим с семейством? - Не знаю. Наверное, в том
автобусе… Гулька с сестрой вон – здесь… Зу-уль! А где Вадим? - Там! Они с
мамой в том автобусе, и все вещи наши там! – отозвалась та с переднего сиденья,
- А мы с Гулькой тут, с девчонками. - Дорога
дальняя, прошу сохранять дисциплину. Вы все подписали Соглашение о Переселении… - Мы ничего
не подписывали! – не согласилось сразу несколько голосов. - Неважно.
За вас, значит, подписывал тот, кто давал списки на расселение. Таков порядок.
Если кто не согласен – может выгрузиться, и внимательно перечитать… Но автобусы
никого ждать не будут! Так вот. В Соглашении оговорено, что вы все будете
получать паёк и снабжение, как расселяемые. В течении определённого промежутка
времени. Также вы будете обязаны работать в создаваемой на основе местного
самоуправления сельхозкоммуне. Те, кто не подписывал пункт об участии в работе
сельхозкоммуны, паёк и снабжение получать не будут, они просто доставляются до
места расселения. Но и на них будут распространяться особые правила проживания…
Впрочем, всё это вам на месте объяснит товарищ Громосеев… эээ… - она опять
заглянула в бумаги, - Антон Пантелеевич. Он за вас за всех отвечает – на месте.
За оба села. А теперь – перекличка. Прошу отвечать чётко и ясно. Анисимова
Надежда Петровна!.. АВТОБУС. МУЖСКИЕ РАЗГОВОРЫ-1 Автобусы уже
выезжали на городскую окраину. Проплыла мимо безлюдная промзона с застывшими
козловыми кранами; несколько придорожных кафе и мотелей, вдали показался один
из коттеджных посёлков, окружавших Мувск. С явной
завистью проезжавшие скользили взглядами по крышам из цветной металлочерепицы,
разноцветным и разномастным нарядным фасадам, некоторые из которых скрывались
до половины за немаленькими оградами. Над некоторыми крышами дрожал воздух –
работали автономные котлы. Издалека казалось, что все трудности и неприятности,
свалившиеся на страну и мир, стороной обходят этот уголок уюта и благодати. Пожалуй, только Владимир знал, насколько
внешнее впечатление обманчиво; и как быстро роскошный коттедж, часто, к тому
же, привязанный к городским коммуникациям, лишённый «поддержки» сильных в современном
мире, влиятельных во власти хозяев, превращается в такую же несчастную
бетонно-кирпичную коробку, как и городские многоэтажки. Стоявшие тесно,
окна-в-окна, коттеджи на пятачках земли величиной с носовой платок, эти, в
прошлом вожделенные обиталища мувской «знати» сейчас были не более чем
вариантом одно-трёхэтажного микрорайона, не более. Участка земли перед каждым
домом было достаточно чтобы позагорать, поставив шезлонг; или чтобы жарить
барбекю, - но совершенно не хватало даже для маленького огородика; а запастись
ранее провизией большая часть обитателей коттеджей, в отличии от того же
Вовчика, и не подумала; и теперь, полагал Владимир, они бедствовали ничуть не
меньше обитателей городских многоэтажных джунглей, полностью завися от
продовольственных милостей Администрации. Но из окон
автобуса этого видно не было, и казалось, что за цветными стенами и ажурными
крышами царит мир, благодать и безбедное будущее; а вот им приходится уезжать в
какую-то дальнюю деревню, заниматься каким-то сельским хозяйством… Обидно! Впереди
друзей сидела семейная пара: рыхлая дама «средних лет» и её муж, лысоватый
толстяк «соответствующего возраста». Дама постоянно что-то раздражённо
выговаривала своему спутнику, на что тот только жалко блеял - Юличка,
Юличка, ну кто же знал, что так обернётся… Надо было дачку покупать поближе,
кто же знал, Юличка, ты же сама не хотела… Невыспавшийся
Вовчик еле-еле удобно разместил вещи так, чтобы можно было не сидеть
скрючившись; и собирался уже вздремнуть, когда увидел, как сидевшие на передних
сиденьях и болтавшие о своём девчонки-танцорки вдруг, как по команде,
обернулись и некоторое время испытующе рассматривали парней… Сон у него тут же
слетел. - Чо это
они, а? – он толкнул локтём Владимира. - А что?.. –
тот тоже уже начал «отъезжать», убаюканный покачиванием и лёгким дребезжанием
автобуса-ветерана. - Чего они
на нас смотрят? Ну, девки??.. -
Во-о-овчик… Ну а куда им ещё смотреть, кроме как в окно или на нас,
симпатичных… Слушай, ты всю ночь колготился, мне спать не давал, дай хоть сейчас
покемарить… - он приспособил на шее надувную дорожную подушку-бублик, с которой
летел ещё с Америки, и тоже собирался поспать. - Не, тут
что-то не того, - как уставились… И эта, которая на такси последней приехала. А
потом сразу отвернулись… Вовк… Спишь, что ли? Вовк!! Глянь! Она к нам идёт!!..
– зловещим шёпотом откомментировал происходящее Вовчик, как будто Хома Брут в
гоголевском «Вие», наблюдающий превращение старухи в зловещую ведьму... - Ну и идёт,
чё ты… - Девчонки,
говорите, тот парень, ну, блондинчик-здоровяк в джинсе, - из Штатов? - Ага.
Владимир его зовут. И второго – Владимир. А различать – Вовка и Вовчик. - Вместе,
значит, будем на селе… коровам хвосты крутить… - красавица-Мэгги о чём-то
задумалась; вновь, оглянувшись, взглянула на парней, потом переспросила
сидевшую рядом: - Надь, а
чем они дышат, - не в курсе? Ну, кто такие, интересы, потенциал, так сказать…
Дура, не тот «потенциал», что ты, в силу общей распущенности, подумала, хы... а
человеческий… Не знаете, «парни и парни»?.. А нам ведь в одной, чёрт побери,
деревне жить, надо бы людей знать!.. Пойти, что ли, познакомиться поближе?..
Они-то, видать, стеснительные, не?.. - Мэгги, на
Вовку Гулька, кажись, запала… - Ой, наша
недотрога на кого-то запала! Она с ним спит? Нет? Ну, значит не считается! Мэгги,
повозившись, высвободилась из заставленного вещами узкого пространства сидения,
и, лавируя и переступая через сумки и чемоданы в проходе, направилась к парням.
При этом она, пробираясь по проходу, на ходу как-то автоматически, движениями, жестами
и походкой преображалась, из просто
хорошенькой становясь просто красивой. Обольстительной. Девки примолкли, глядя
ей вслед. - Да, Мэгги…
может, а!.. - Бля, что
значит школа!.. Что на подиуме, что на сцене, что у шеста, что в автобусном
проходе! – учитесь, девки!.. - Мэгги, что
захочет, обязательно себе захапает!.. Что роль, что по жизни… Несколько
откровенно-сочувствующих взглядов скользнуло в сторону Гузели, задремавшей на
переднем сиденье в обнимку с сестрой. - Привет,
мальчики! – подошедшая красотка была сама доброжелательность и расположение, её
огромные голубые глаза («Точно – линзы…» - подумал Владимир, сон у которого,
как и у Вовчика, тут же слетел) лучились, улыбка была… приятная, располагающая
улыбка; и, можно бы было сказать – обещающая; точно – это было бы правильное
определение: «обещающая улыбка»… - Вы,
говорят, оба – Владимиры?.. Ой, как интересно! А вы тоже едете в деревню?..
Хи-хи, как в анекдоте, завязка для знакомства: «Девушка, вы тоже летите в этом
самолёте?..», хи-хи-хи. Извините блондинку за непритязательный юмор, молодые
люди; а можно между вами посидеть? Это, говорят, к удаче – посидеть между тёзками!.. Она
непринуждённо присела на разболтанный подлокотник ближнего к проходу сиденья,
на котором сидел Вовчик; вернее, просто облокотилась о подлокотник поджарой
попкой, затянутой в чёрные… леггинсы, так, что ли это называется? – мелькнула
мысль у Вовчика. Такую красотку он и в мечтах не видел; а теперь она
примащивалась рядом, лукаво улыбаясь, одуряя тонким ароматом несомненно дорогих
духов, и упругая её грудь с торчащим сквозь тонкую ткань майки соском, задела
бы его за щёку, не отстранись он… Вовчик стал стремительно краснеть. - Вам так неудобно
– присаживайтесь!.. – также доброжелательно-широко улыбнулся Владимир,
приглашающее хлопнув ладонью по бедру. А красотка,
действительно, одобрительно ему улыбнувшись,
вдруг ловко отжавшись на спинках автобусных сидений, повернувшись
спиной, забросила своё тело попой ему на колени, вытянув длиннющие ноги на
коленях Вовчика. Она обвила – чтобы, типа, удобнее было сидеть, правой рукой
шею Владимира, прижавшись к нему боком-грудью, ухватившись левой рукой за
спинку переднего сиденья, поёрзала попкой у него на коленях, устраиваясь
поудобнее. - Хотя и не
«между», но рядом с Володями, - тоже считается! – завлекательно-мелодично
рассмеялась она, с лёгкой усмешкой бросив два взгляда – на Вовчика, который
сидел не жив ни мёртв, посматривая то на неё, то на её голени у себя на
коленях, - и на девчонок на передних сиденьях, время от времени оглядывавшихся
на неё. Те
шушукались вполголоса: - Ну всё,
захомутает теперь Мэгги… Заберёт себе мальчишку, будет он за ней с высунутым
языком бегать… - Да, это она умеет… Не отнимешь. -
А Гулька спит… - А чё ей
теперь, с Мэгги бодаться? -
Не, девки, как хотите, а я приободрилась. Сначала думала, - раз мы в деревню,
значит конченные лохушки, никому мы не нужны… Но раз сама Мэгги в деревню – это
что-то! -
Да уж. Мэгги ничего просто так не делает. -
Угу. И у неё информация. От папиков. - Чё ж сами папики не в деревню, ааа?? - А ты
откуда знаешь? Может и в деревню. Но раз Мэгги в деревню с нами, а не со
спонсором – значит есть повод. - Да, Мэгги
просто так ничего не делает. - Ты
говорила уже. - И ещё
повторю… Сидевшие же
перед друзьями супруги тоже отреагировали на появление на коленях у друзей
прекрасной пассажирки. - Они теперь
тут ещё бордель устроят!.. Прямо у нас за спиной, - говорила я тебе, надо было
в тот автобус садиться!.. – оглянувшись, свистящим шёпотом заявила своему
лысоватому мужу сидевшая впереди дама. - Ну,
Юличка, дело-то молодое… Ну что ты, что ты, нам только доехать… А там баба
Варя, Фёдор Савелич… - Варя,
Фёдор… Будем теперь ехать, а эти прошмандовки будут у нас за спиной
обжиматься??.. – продолжала отчётливо шипеть дама, периодически оглядываясь. - Мадам!
Хотите, я вам ухо откушу?.. – вдруг, подвинувшись вперёд к пожилой парочке,
доброжелательно произнесла красотка Мэгги. Та, дёрнувшись, дико-искоса
взглянула ей в лицо. -
Честно-честно, я могу. Прямо как Тайсон Холлифилду, - слышали про такой случай?
Ам – и нету! – на ошарашено оглянувшихся-отодвинувшихся супругов Мэгги
обворожительно улыбнулась, показав безупречно-белоснежные зубы. - Хотите?..
Прям сейчас и откушу! – и видя, как рыхлая «Юличка» как-то спала с лица,
добавила, так же, мягко, воркующим голоском, ласково улыбаясь: - В окно
смотрите, чёрт бы вас побрал, или спите, а рот держите закрытым! Переглянувшись,
супруги замолкли, и, опасливо отодвинувшись от спинок сиденья, примолкли. - Круто вы с
ними… - не мог не отдать должное ей Владимир. - Да ну, ззз…
утомили. Какое им дело? – пояснила красотка, как бы ненароком погладив его по
щеке. - Боюсь, вам
неудобно? Я имею ввиду, сидеть так? – вежливо осведомился Владимир. Одной рукой
он теперь невольно обнимал её за талию, вторая рука лежала у неё на бёдрах. На
самом деле чувствовал себя «неудобно» именно он, и весьма неудобно, с каждой
секундой всё неудобней… - На
твёрдом, имеете ввиду?.. Ну как сказать. Где-то даже приятно! – отпикировалась
Мэгги, - Я вам там ничего не раздавлю?.. Ну, телефон, я имею ввиду, конечно же,
- это он… упирается?.. Хи-хи. Вдруг она,
как будто что-то вспомнив, обратилась к Вовчику: - Ой, я
совсем забыла! Девочки хотели с вами поговорить. Очень-очень. Чем-то вы им
приглянулись, только они стесняются, - меня попросили вас позвать. Вы, говорят,
местный житель? Вы там очень разбираетесь, в этих… реалиях в этих, в местных?
Вот на эту тему они хотели вас порасспросить. Пожалуйста… Вовчик пожал
плечами, и с видимым облегчением выбрался с сиденья, направился по проходу к
сидевшим впереди, где шушукались танцорки и отчаянно-грустно поглядывала на
Владимира с Мэгги Гузель; а Мэгги
переместилась на его место. - Да…
Володя, а мы ещё даже и не познакомились… Вы – Владимир, Вовка, мне уже
сказали. А я – Мэгги! Будем знакомы. - Будем. - Ничего,
что я к вам так бесцеремонно?.. – спросила она, внимательно и, вдруг серьёзно,
заглядывая ему в лицо. - Ничего.
Даже приятно, где-то, - он улыбнулся. Она
засмеялась: - Я понимаю.
Володя. Я как-то сразу прониклась к вам доверием. Сразу видно надёжного
человека… - Да.
Спасибо. Так о чём речь?.. Они
проболтали целый час, пока автобус, давно покинувший пригороды Мувска, не
сделал остановку «на оправиться». Мэгги
оказалась интересным собеседником, она не только расспрашивала Владимира о
жизни в Америке и об учёбе в одном из престижнейших в мире университетов, но и
сама рассказывала о жизни в разных странах. Побывала она, видно было, много
где, владела парой европейских языков; и, наблюдательная по жизни, с юмором
рассказывала о разных случаях, с ней там происходивших. Беседа была, в общем,
сначала ни о чём; но, узнав что Владимир сначала учился на экономическом
факультете Мувского госунивера, а потом продолжил учёбу в Америке именно по
специальности «политология и социология», она стала расспрашивать его, что он
думает, или читал, слышал, о причинах происходящего в мире, о перспективах, о… С удивлением
Владимир понял, что хотя сидящая рядом эффектная красотка периодически
вставляла в разговор что-то вроде «- Ой, вы так интересно и доступно
рассказываете, что понятно даже такой блондинке как я!», ситуация её
действительно интересует… Очень её взволновал, насколько он понял, вопрос
насколько долго будут устойчивы основные мировые валюты: евро и доллар. - Ну какая
может быть устойчивость… Ну посуди сама (они уже были «на ты»), если экономики
стагнируют, центробанки вынуждены эмитировать ничем не обеспеченные деньги, -
просто чтобы поддержать ликвидность, иначе всем карачун быстрый и без
вариантов. Конечно, это всё оттяжка времени… Валюты обесцениваются, да. Страны,
особенно экономичеки более-менее сильные, вот как Германия, к примеру,
вынуждены вводить ограничения на хождение «общего евро», хотя на марку ещё,
вроде бы, и не переходят… впрочем, уже и времени у них на это нет… - Володя, а
доллар, доллар-то что?? – с живейшим интересом расспрашивала красотка. - Доллар…
Ну, ты слышала, наверно, США объявили мораторий на расчёт по бондам… вообще-то,
это, по сути, дефолт. Хотя дефолт официально и не объявляли. Тоже… времени у
них уже нет, дотянули. Техас де-факто отделяется, вводит свой доллар; хотя
федеральный, «зелёный», по-прежнему в ходу на всей территории… - Володя, но
переспективы?.. Перспективы? Что, доллар может стать «просто бумажкой»?.. – от
внезапного волнения у неё нервно вдруг дёрнулась щека. - Да он и
есть уже давно ничем не обеспеченная бумажка… Ни для кого это давно не секрет. - Ну… Это
всё разговоры-разговоры: «ничем не обеспечен» да «просто бумажка». Я это всё
слышала. Но, Володя, вот ты погляди, - ведь он по-прежнему имеет ценность! Как
вы это объясните?? Ведь у нас на рубли давно уже ничего толкового купить
нельзя, а на доллар – пожалуйста! Всё что угодно – хоть коттедж! И не сказать,
чтобы цены в долларах сильно выросли: ну, в полтора раза… ну, в два. Но не в
десятки же раз?!. Почему так? Объясните это как экономист-политолог блондинке… Мммда, не
дура, совсем не дура эта блондинка, как ни старается дурой прикинуться, -
подумал Владимир. - Хм…
Понимаешь, Мэгги, какое дело. Экономическая система, основывавшаяся на долларе,
по сути, уже рухнула. Вот то, что вы с девочками едете в колхоз, вместо того
чтобы продолжать танцевать - это следствие, как и талоны, и карточки, и
нехватка бензина… Система-то рухнула – а новая ещё не возникла. Чтобы новая
фин-система возникла, - нужен для неё базис. Экономический. Каким была для
фунта до первой мировой Британская империя, или для доллара после второй
мировой были Соединённые Штаты. Но это были локальные базисы. «Страновые». А
теперь, когда доллар – а с ним и евро, - мировые валюты, и экономика, по сути,
глобальна, такого базиса нет… Кризис – повсеместен. Нет убежища. Даже
какая-нибудь Швейцария, казалось бы, самодостаточная дальше некуда, тоже
напрямую завязана в мировой экономике, и потому и её франк тоже… что уж
говорить про тот же Китай, вся экономическая сила которого держалась на
экспорте в Штаты, Европу и Азию… Глобализация! Но – система-то рухнула, а
необходимость в товарно-денежных отношениях осталась! Так всегда было, ещё
когда средствами платежа выступали раковины, или там шкурки пушных зверьков…
Вот и наличный доллар пока выполняет эту функцию… Но – лишь на локальном,
материальном, на «наличном» уровне. Как бы ещё объяснить, почему доллар до сих
пор… Вот, помнишь, был «чёрный четверг», когда в США объявили мораторий на
выплаты, по сути дефолт по обязательствам; и заморозили счета иностранных
банков? Это сразу повергло мир в финансовый коллапс – остановились расчёты
через банки-резиденты. Нет проводок по счетам! Кто имел на счету, скажем,
миллион долларов, моментально стал, по сути, нищим, так как обналичить-снять он
эти деньги уже не может. Не делают проводок банки. Но в то же время наличные
остались наличными. Пока ничего другого на замену не поступило. Со временем
что-то будет, конечно, если… если всё как-то нормализуется. Но это «если». Вот
профессор Лебедев… это мой научный руководитель, так скажем, - он в этом
отношении полон пессимизма… Он считает, что формирование новой экономической
основы, нового финансового базиса возможно только после полной деструкции
старого, а он так просто не сдаётся, сопротивляется… как всё в природе. А
значит, должен пройти довольно длительный период перестройки, вернее –
предварительно разрушения, а потом строительства нового… Это только так
теоретически и на словах безобидно и просто звучит: «разрушение старого», а на самом деле… на самом деле – он вздохнул,
- это очень болезненно для человечества, для людей. Это – непременно приведёт к
снижению численности населения, то есть – умрут многие, если проще выражаться.
От голода, от войн, от эпидемий. Поскольку этот прежний финансовый базис, при
всей его исторической нежизнеспособности, длительное время людей кормил… и даже
неплохо, надо сказать, кормил, в той же Европе или в Штатах. А сейчас всё там
приходит в первобытное состояние. - Зачем же
ломать надо? Если всё так нормально было? – переспросила блондинка, и Владимир
понял, что его слушали весьма внимательно. - Да не то что
специально ломали… Само развалилось, конструкция была нежизнеспособная – на
длительный период, имею ввиду. Не то что «ломали», большей частью, напротив, спасать
и укреплять пытались… Все ж понимали, что при всех недостатках существующей фин-системы
без неё, не имея вообще никакой, будет только хуже. Намного. Она многих не
устраивала, она была несправедливой исторически, но это была Система! Ну,
пытались, конечно… выстроить что-то своё, «отличное от», в частности, …
впрочем, неважно, это всё детали. Но Система сопротивлялась! Она – как живой
организм. Но – её не ломали по сути, сама сгнила, изнутри. Как болезнь, как
раковая опухоль, когда убивает носителя,
то вместе с ним гибнет и сама – но тут ничего не поделать, она же – болезнь… Не
очень путано я объясняю, не?.. - Нормально,
Володь. Спасибо. Я, главное, одно поняла: пока нового «базиса» создать не
удастся, - а это время не быстрое, - прежние валюты так или иначе будут в ходу,
так? - Нууу…
скорее всего. Надо же чем-то обеспечивать наличный товарооборот. Не крышечками
же из-под пепси-колы рассчитываться. Вот наличные валюты и останутся. Завод на
них теперь не купишь, да и не нужен теперь завод никому; и самолёт, наверно,
тоже, а вот что попроще… Конечно, все страны – и даже области, - станут, и
стали уже, - выпускать свои «валюты», -
но там и взаимно-обменный курс непонятен, и доверие к новым бумажкам нет, и
масса проблем при конвертации, и вообще… Да так всегда было! Вот, в России,
после Революции как?.. И николаевские деньги, и керенки, и всякие банкноты
разных местных правительств, типа денег Всевеликого Войска Донского, вплоть до…
Смотрела «Свадьба в Малиновке»? Как там Попандопуло: «ты бери всё, я себе ещё
нарисую!», хы. И все как-то обращались – а что делать? Это уж потом, когда
большевики червонец ввели, керенками да николаевками стали чуланы обклеивать…
Но это – время! - Спасибо,
Володь, растолковал! Ммцу! – она звонко чмокнула его в щёку, опять многообещающе
улыбнулась, кинула взгляд вперёд, где Вовчик что-то, размахивая руками, с жаром
объяснял скептически улыбавшимся, и, видимо, подтрунивавшим над ним танцоркам;
на Гузель, делавшую вид, что слушает Вовчика и совсем-совсем не интересуется что там Мэгги с Владимиром, - и
стала выбираться из скопления рюкзаков и сумок в проход. Вскоре
вернулся на своё место и Вовчик, красный, вспотевший, и злой донЕльзя. - Чё это ты?
– удивился Владимир. - А!!.. –
зло отмахнулся тот, - Она ведь меня специально отослала, я потом уже допетрил,
олух. А девки… потом расскажу. А вы тут чо?.. - Да, типа,
урок политэкономии получился, как ни странно. Сам удивляюсь. Вроде я никогда
занудой не был, и на такие темы с девушками не беседовал, всегда находились
темы более, хы, интересные; но тут что-то… сама она интересовалась. Не пойму
зачем. О, глянь, остановка! ПРИЕХАЛИ, КАЖЕТСЯ… На остановке, возле небольшого придорожного кафе, сейчас
закрытого, но с дощатым туалетом поодаль, где все вышли размяться, стал слышен
скандал из ехавшего первым, более «комфортабельного» автобуса. Распинался водитель, ему оппонировали несколько мужчин и женщин
из пассажиров, среди которых заводилой, кажется, был Вадим. Владимир
прислушался к зычным репликам водителя: - Я-вам-ни-че-го-не-должен!! Мест у меня согласно… чтооо??? Это вы своей Администрации предъявляйте! А мне
– не надо! И вообще – если мы через каждый час будем на двадцать минут
останавливаться, мы никогда не доедем, а мне ни ночевать в вашей Замухрыловке,
ни возвращаться в Мувск ночью никакого интереса! Это понятно?? Что
«дети-дети»?? Дети потерпеть не могут, что ли?.. А мне какое дело!.. Нет, не
обязан! Нет, не служащий! Мне вообще за это не платят; мобилизованный, бля,
сказали, да! Я ложил на эту «мобилизацию», ясно??? И вообще, будете выступать,
- я больше останавливаться не буду! Или высажу вас всех нахер и назад вернусь!.. Ответные реплики обступивших его пассажиров слышались глухо, как
одно сплошное «Бу-бу-бу». Туда же подошёл водитель их автобуса, о чём-то
переговорил, взял гаечный ключ, и пошёл опять что-то подкручивать в своём
стареньком агрегате. Рядом курили несколько мужчин и женщин. Девчонки из шоу, уже сходившие
«на оправку», переговаривались, разминаясь перед автобусом. То есть реально
разминались, вплоть до растяжки, демонстрируя уткнувшимся сплющенными носами
пассажирам автобуса упругие попки и стройные ноги. Зульфия пристроилась к ним,
и они со смехом и шутками все стали учить её садиться на шпагат, а та
отбивалась, и, смеясь, кричала: - Гу-у-у-уль!!.. На помощь! Они меня порвут сейчас! Девчонки, отстаньте,
я же в джинсах!.. Стоявшая там же Мэгги, демонстративно и легко, без всякой
разминки, бросила ногу на стенку автобуса, так, что маленькая ступня,
заключённая в блестящую босоножку на каблучке, оказалась выше головы, опёрлась
ею, и, покачиваясь на полном вертикальном шпагате, пропела в сторону кучки
мужчин у автобуса, уже прекративших препираться с водителем и теперь молча
взиравшим на импровизированное шоу: - Ну где ж вы, рыцари, при шпаге и плаще! Когда такие женщины – вааще! Девчонки прыснули, из кучки остолбенело взиравших мужиков
выбрался Хронов и устремился к ней… Владимир отошёл с Гузелью чуть поодаль, опять, как в Мувске
перед отъездом, взял её за руку. Она улыбнулась, заглянув ему в лицо: - Ну как тебе Мэгги? - Ну как… Как Мэгги. Я её не понял – на заочный экономический
поступать хочет, что ли? Хы. Что-то свела разговор на экономику… - Мэгги – она такая… разносторонняя… Поговорили о том о сём; он чувствовал, что между ними
завязывается некая «ниточка», и был рад этому. Подошёл Вовчик. - Хорь, чо вы там, пособачились, что ли?.. - А ну их! – отвечал Вовчик с досадой, - Дуры твои подружки,
Гулька!! - Вовчик, Вовчик, что ты… ты их ещё не знаешь… - Знаю! Уже. Вовк, ты прикинь, - всего-то, зашёл разговор об
обуви. Я им сказал – что эти их городские скакалки на каблуках, и даже
кроссовки, - не для деревни. А они… смеяться! - Ну и что?.. - А то. Я с ними серьёзно, о серьёзных вещах, а они… Давай меня
лажАть!.. - Вовчик, Вовчик, да они шутили просто!.. – стала защищать своих
подруг Гуля. - Я знаю, когда шутят! А тут – какие шутки! - Да Во-о-овчик… Бегали друг за другом, что-то вереща, несколько разновозрастных
детей. Поодаль переговаривались, куря, несколько не то девушек, не то молодых
женщин из первого автобуса: - Это я сейчас
похудела, а раньше я… - Да, были
связи… - У него
трусы были в сердечках, представляешь?? Вот как с таким можно?... - Ты бы их
видела: один жердяй унылый, второй… Вовчик всё продолжал запальчиво: - Я им только сказал, что каблуки в деревне не есть гуд,
работать же придётся – а они мне «пусть трактор работает, он железный, а мы
едем чисто для украшения пейзажа!» Гуля засмеялась. Поодаль появился Витька Хронов, и стал делать таинственные
знаки, подзывая друзей к себе. - Ну я пойду, посмотрю как там мама, - девушка ушла. - Парни, пока вы тут тити мнёте, я та-а-акую тёлочку подснял!..
– тут же незамедлил похвастаться Хронов. - Какую? – в один голос переспросили друзья, Вовка с тщательно
скрываемым презрением, Вовчик со скептицизмом. - Да какую – самую лучшую! Ту, что последней, на такси приехала!
Видали?? Она у них прима! - Мммда? – поднял бровь Владимир, переглянувшись с Вовчиком, - И
в чём этот… съём у тебя выразился?.. - Да в чём!.. В том! Перетёрли с ней сейчас, типа. Я сказал,
чтоб меня держалась; она – что сразу поняла, что на меня можно положиться, что
я настоящий мужчина. Что я, типа, парень её мечты! Корефаны! Презервативы у вас
есть?.. Вовчик хрюкнул и отвернулся. Владимир чудовищным усилием воли
сумел-таки сохранить на лице каменно-спокойное выражение. - Старик… - он положил руку на плечо последователю Махно,
Бакунина, князя Кропоткина, - Поздравляю. Мы тебя выручим, конечно. Как только
до дела дойдёт – обращайся. Ссудим изделиями. Пачки на день, надеюсь, хватит? А
сейчас… Послышался автобусный гудок - … ты б всё равно не успел. Но всё равно – поздравляем! С
победой. Айда, парни грузиться… Ещё несколько томительных часов прошло в тряске в
неприспособленном для дальних рейсов автобусе. Уже и поговорили, и подремали
под непрерывные звуки весёленько-разухабистых песенок из динамиков автобусного
репродуктора; и дважды вновь, прямо посреди заросшей редколесьем дороги,
сходили «мальчики налево – девочки направо»; причём сопровождавший кортеж
полисмен с коротким автоматом выходил, и гордо демонстрировал, что он тут, что
он бдит, что у него автомат, можно ничего не опасаться… Уже невдалеке показался следующий пункт их маршрута – посёлок
«городского типа» Равнополье; когда старенький ЛиАЗ вдруг затрясся, закряхтел,
сделал из последних сил рывок – и внезапно заглох. Водитель во внезапно наступившей тишине, не прерываемой
фырчанием мотора, высказался длинно и нелицеприятно; в его тираде фигурировали
одновременно Администрация, Господь Бог, Богородица, мать, чёрт, половые
органы; и, для связки и экспрессии, множество непереводимых ни на один из
европейских языков выражений, в то же время прекрасно понимаемых всеми, для
кого «великий и могучий» был родным. Эта остановка затянулась. Шедший первым автобус тоже остановился, и сдал задом к
пострадавшему собрату. Утомлённые длинной и трясучей дорогой пассажирки сначала были
обрадованы нежданной остановкой, и потянулись в кусты по обе стороны дороги; а
мужчины столпились вокруг чертыхающегося водителя, копающегося в двигателе. От
них последовали масса несомненно дельных советов, на все которые оба водителя,
копающиеся в двигателе, отвечали однообразно-нецензурно. Шло время. Никакого результата ни от усилий матерящихся водителей, ни от
дельных советов окружающих не воспоследовало. Когда стало ясно, что ни
упоминание в различных контекстах и падежах Богородицы и всех святых действия
не возымеет, ровно как и ковыряние подручными инструментами в движке,
перемазанные и раздражённые так дурацки сложившимся днём водители объявили, что
сейчас на сцепке дотянут автобус до посёлка, а там… там посмотрим. Объявление
было принято пассажирами с молчаливой (уже) обречённостью. Мужчины помогли завести сцепку, все вновь погрузились по местам,
и кавалькада продолжила путь к Равнополью, теперь медленно и натужно. До
видневшегося невдалеке посёлка теперь добирались почти час… Остановились на небольшой площади перед миниатюрным
автовокзалом. Тут же вокруг образовалась группа уже местных советчиков,
специалистов по двигателям и автобусам, частично нетрезвых; но, видимо, как и
советы пассажиров, их пожелания чудодейственной силой не обладали; и копающиеся
в двигателе водилы реагировали на их высказывания всё в тех же, в основном,
нецензурных, выражениях. Ни действующего автосервиса, ни знающих автомехаников в
Равнополье не оказалось… Время шло. Собственно, простая мысль, что на сегодня, кажется, вояж
закончен, одновременно пришла в голову многим. Изнывавшие от безделья пассажиры
стали наперебой интересоваться у местных, где и как тут можно… ну,
переночевать, не у автобуса же тут куковать?.. Тут же образовалось импровизированное вече. Часть пассажиров, в основном из автобуса, который был на ходу,
потребовала доставить их в пункт назначения, «а оставшиеся, с этого автобуса,
доберутся потом… как-нибудь». Пожелание вызвало шквал возмущения пассажиров автобуса
сломавшегося; перепалка, в которой немалую роль играли девчонки-танцорки,
нежелавшие, чтобы их «бросили на произвол судьбы в этой дыре, даже не довезя до
дыры назначения» грозила перерости в схватку; но её остановил Вадим, с
серьёзным, суровым и ответственным видом заявивший, что при попытке уехать он
самолично порежет шины, и тогда уже точно никто и никуда… К тому же на его
сторону стал и единственный представитель власти – полицейский с автоматом; он
заявил, что - сопровождает оба автобуса, и разделяться им не разрешает - что у него суточная смена, но он не готов тут околачиваться
неделю и решать всякие, его нафиг не касающиеся, вопросы - что у него тоже семья - и что он всех присутствующих неоднократно видал в гробу - что, в принципе, больше половины пути уже проехали, и что «чай
не графья», могли бы дальше и пешком… Последнее высказывание вызвало такую бурю возмущения, что
полицейский спрятался в автобусе, и уже оттуда, из окошка, кричал, что «если,
бля, все не позатыкаются, он будет вынужден по возвращению доложить, и что…» Впрочем, это уже было неважно. Пассажиров штормило и качало. Гвалт стоял невообразимый, среди
общего гула прорывались выкрики «… а у нас дети!!. А пусть обеспечат!.. … а это
не наше дело! …Что за безобразие, довели страну!!» Стало предельно ясно, что ночевать придётся в Равнополье. Как
водится, кто-то это понял раньше других, и пока основная масса бурно выражала
своё негодование, несколько человек уже договаривались в это время с местными
жителями, стекавшимися на звуки скандала к автобусам, о ночлеге. Оказалось, в посёлке было что-то похожее на гостиницу, или на
придорожный мотель, или на общежитие для гастарбайтеров – двухэтажное кирпичное
здание с завлекательной надписью на вывеске «Кафе «Сытый папа». Вот к нему и
двинулась, гремя колёсиками чемоданов по неровному асфальту, основная масса
пассажиров – полицейский сообщил, что «охранять ночью ваши шмотки в автобусе я
вам не нанимался, и если что пропадёт – сами виноваты!» - К восьми! К восьми часам все подтягивайтесь, ждать никого не
будем! - Так сломан же автобус! Вы что, думаете они его ночью чинить
будут?? - Решать будем, что дальше делать… - Как вы, Вовчик?.. – к ним подскочила шустрая Зульфия, - Куда?
Девки в гостиницу попёрлись. Папа тут с
какой-то тёткой договорился, насчёт переночевать, а вы как? - Да мы чо… - спокойно ответил тот, в открытой для проветривания
коробке поглаживая крольчиху, - Мы-то… без проблем. Лето же. Где угодно, хоть в
соседнем огороде. Вот, говорил я тебе, Вовка, нужно было коврик брать, каримат,
а ты «засмеют, засмеют»! Слушать надо эксперта. - Интересно, куда Хронов делся? – ушёл от обсуждения темы
коврика Владимир, - То всё здесь крутился, а потом вдруг пропал. Неужели с
девчонками пошёл?.. - Да ты иди, иди, Зуль, за нас не беспокойся. К восьми – здесь,
ага? Против ожиданий, оба водителя, разложив инструменты на куске
брезента, всерьёз занялись ремонтом. Одинокий полицейский в обнимку с автоматом
скучал в салоне, ему составляли компанию несколько неприкаянных, решивших не
покидать автобус. - Может, в автобусе?.. – раздумывал Владимир. - Нунах! – воспротивился Вовчик, - Мне хватило, что мы весь день
там, крючком… И сейчас ещё не вытянуться!.. У меня Жоржетта скоро взбесится от
такого режима. Он осмотрелся. Пара лавок были уже заняты. - Да наплевать… Палатку вон… даже ставить не будем, развернём
как подстилку. А? - Не на асфальте же. В гостиницу ломануться, где девки? - Там, грят, мест уже нет; вон, видишь, оттуда уже потянулись.
Не, можно к какой бабуське попроситься, но нафига? - Хорь, ну не на асфальте же?? - А чё нет? Ты там, в Америках, оторвался от реалий. Чо, типа,
«что о нас подумают»? Да наплевать, Володь. Как цыгане, видел? Где кости кинул
– там и дом. - Цыгане. Ага, цыгане. - Цыгане. Мы сейчас и есть цыгане, хы. Вообще этот мент прав был
– тут действительно недалеко. Мы б с тобой за световой день завтра дошли.
Придумали, тоже, проблему… тут идти-то!.. А вот как весь этот табор добираться
будет – это вопрос… Если автобус к завтрему не починят. - Мда. Вот мы уже стали думать о судьбах коллектива. Так недолго
и о судьбе страны начать задумываться… - подколол друга Владимир. - Постоянно думаю, хы! – принял подколку Вовчик, - Но исхожу из
«Спасись сам – и вокруг тебя спасутся миллионы»; не помню кто сказал… Пожрать
бы. Хочешь? - Давай. Чё там у нас в вечернем меню? - Вот – я тебе говорил: «Слушай эксперта»! Идёшь на день – бери
на неделю. - Это я говорил – насчёт эксперта. - Ты. Фига, ты говорил: «До порога довезут, до порога довезут…»
Ааа??? – продолжал уязвлять Вовчик, присев на корточки и доставая из рюкзака
флягу с чаем и пачку галет, - Вообще тут… обломно. Надо бы что горячее
сгоношить, благо есть и из чего, и на чём - что мы в сухомятку будем давиться? В
натуре, как бомжики, один плюс – мент с автоматом. Как думаешь – водится гопота
в посёлке городского типа? - Она сейчас везде водится… ХРОНОВ - ХАРОН - Пацаны! – внезапно окликнул их откуда не возьмись
нарисовавшийся Хронов, - Вы тут? Айда со мной, я козырной ночлег нашёл! - О. Витька. А мы думали, ты с этой… со своей новой подругой где
крутишь – за презервативами пришёл?.. – прикололся Владимир. - Не. – не принял подколки Хронов, - Они в гостиницу попёрлись.
Ну, я поначалу с ними. Там хозяин такие бабки заломил за ночлег – девки сначала
так и сели. А потом вдруг Мэгги, - «Я, - говорит, - плачу за всех!» Долларами.
Нам, говорит, три комнаты и бельё чтоб. И – хрусь-хрусь баблом у трактирщика
перед носом. Ну и… Я, как бы, не при делах, пока. Ладно. Я там с местным
перепизд.л, - есть нормальный вариант. Айда, пацаны! Владимир вгляделся, - ему показалось, что Хронов слегка нетрезв. - Айда, говорю! Нормальный вариант. Даже роскошный. Идёте?? - Да что за вариант-то?? - Увидите. Пошли давай! – настойчивый Хронов стал сам запихивать
обратно в вовчиков рюкзак только что достанную им жратву. - Ну что… Пойдём? – друзья пожали плечами и стали собираться. Обещанный Хроновым «роскошный ночлег» оказался не так и близко.
Они шли, петляя среди заборов и одноэтажных домишек частного сектора; Вовчик по
дороге рвал траву и толкал её в коробку, кролику. Наконец показался крепенький
такой, солидный двухэтажный коттедж. Вот к нему и направился ведущий друзей
Витька. Уже смеркалось. За заборами частных владений гавкали собаки, но
улицы были уже безлюдны. Коттедж выглядел необитаемым. Хронов провёл друзей
вдоль забора из сетки-рябицы на металлических столбах, в одном месте уверенно
отогнул сетку, и влез в образовавшуюся щель на участок. - Хронов! Витька! Куда ты попёрся? Кто тут живёт? – остановился
перед сеткой Владимир. - Мы тут живём теперь. Ну – лезьте! Кому сказал! Я ж говорю –
всё схвачено. - Чей коттедж? - Лезьте, говорю. Тут всё расскажу. Пришлось влезть в щель. Хронов же уверенно прошёл дальше и
скрылся из виду за углом дома. Друзья тоже обогнули дом и оказались перед
ступеньками, ведущими вниз, в подвал, вернее – в цокольный этаж. Скрипнула дверь, приоткрываясь – высунулся Витька: - Ну чё встали? Шагайте сюда. Бля, темнеет уже. Вовк, фонарик
дай… Владимир тоже достал фонарик и посветил вниз. Дверь, ведущая
вниз, в полуподземный этаж, была варварски взломана. - Хрон, ты офигел, что ли? Куда ты нас привёл?? Но Хронов был готов: - Тут было сломано! Мне пацан местный сказал. Тут приезжий
деловой жил, - его грохнули, говорят, неделю назад, - и семья его увезла
хоронить в Мувск. Пустой коттедж. Спускайтесь. Переночуем, хуле. Тут диваны
кожаные… - Какой «деловой»?.. Какого мы… в чужой коттедж полезем?? Ты
знаешь, как это называется? - Не пыли, - ответил вконец распоясавшийся Витька, - Это
называется что есть где переночевать. Чё ты ноешь? Приехал со своей Америки и
ноешь, ноешь тут!.. Ща времена сменились – чо вижу, всё моё. Хы. Если хозяин не
против – а он, видишь, не против. Нету хозяина. И вообще – я тебе не «Хрон», а
Харон. Хорь!! Ты фонарик дай, тебя чо, три раза просить?? У Владимира появилось настойчивое желание дать по башке
самодеятельному анархисту, но он сдержался. Ещё даже до деревни не доехали –
стоило ли начинать прямую конфронтацию. Вовчик в сомнениях молчал, поигрывая
фонариком. Плюнув, Хронов скрылся в темноте за дверью. Тут же там что-то с
шумом упало. - Бл.., пошли за этим выродком… - Вовк, да ладно. Может, в натуре, переночуем здесь? Раз никого?
Уж очень неохота тащиться по темну назад-то… - И станем соучастниками? - Ты думаешь он взломал? - Ну а кто ещё-то? Ты погляди – он ещё и набухаться успел где-то!
Пошли отсюда, Вовчик? Но твёрдой убеждённости в его словах не было. - Куда, Вовк? Стемнело уже. Переться опять к вокзалу? Давай уж
тогда здесь, возле дома… - Вот завёл… Харон! Владимир прикинул расклад: действительно, тащиться в темноте
назад было неразумно, ночевать на улице за оградой – ещё неразумней,
обустроиться на лужайке около коттеджа – тоже глупость. Если вдруг вернутся
хозяева, вряд ли они будут вникать, почему при сломанной двери один – там, а
двое – здесь, на участке. Глупая, какая-то ситуация. В коттедже, в глубине, опять что-то упало. - Вот бл!.. Пришли, называется, на ночлег. Ладно, пошли. Хоть
проследим, чтоб этот махновец не разорил тут ничего. Вот ведь скотина! Коттедж был не очень большой и не очень «упакованный», но вполне
приличный по Мувским меркам; насколько можно было судить в свете двух
фонариков, по фото на стенах и по обстановке, тут жила семья, главой которой
был мордастый субъект с глазами навыкате, - очевидно, этот самый «деловой», про
которого говорил Хронов; его жена, ещё какая-то тётка – судя по схожести, - её
мать, и пара ребятишек. Сейчас, действительно, никого не было; всё показывало, что дом
покинули в спешке – валялись вещи, на спинках стульев и просто на полу; на
большом обеденном столе засохли в тарелках остатки еды. Стол стоял, кстати, в
большой зале; в которой был непременная принадлежность жилья нового русского –
камин. Вовчик, пройдясь по дому, нашёл кухню; и обнаружил, что газовая
плита не функционирует – нет газа. Шаром покати было и в шкафчиках на кухне. То
ли семья бедствовала, то ли при отъезде забрала с собой всё съестное. Второе
было более логично. - Слышь, Вовчик… Я пойду двери на вход гляну, - тут ведь решётки
на окнах по первому этажу; защемят нас через тот вход где вошли – и мы в
ловушке. Посмотрю я, как в случ-чего слинять по-быстрому. - Давай. Я вон, в камине сейчас пожрать сварганю. - Только в окна не свети. Хоть и шторы – а всё равно. И этого
придурка потом найти надо бы – где он роется?.. Фонарик не давай ему. - Вовк, ты его найди в первую очередь. А то он зажигалкой будет
подсвечивать – пожар устроит. - И то верно. Хронов нашёлся на втором этаже, в хозяйской спальне; он вальяжно
расположился на большой кровати под балдахином – хозяева, видимо, были
поклонники пошлой роскоши в восточном стиле, - и, открыв бар в большом
стилизованном деревянном глобусе с откидной крышкой-полусферой, теперь
накачивался спиртным. Владимир посветил на борца с тоталитарными режимами, на
его перекошенную рожу, которую он заслонял от света фонарика рукой с фужером, -
плюнул, и вышел. Огонь не зажигает – и то плюс. Нажрётся – уснёт… Выходы из коттеджа нашлись, кроме бокового подвального, через
который они проникли, ещё целых два: «центральный», через прихожую с
разбросанной разномастной обувью; и через пустой гараж. И тот, и другой
Владимир осмотрел на предмет быстрой-чрезвычайной эвакуации в случае
форс-мажора, как то: возвращение хозяев, визит гопников, налёт
правоохранителей. Или визит правоохранителей – налёт гопников? В нынешних
реалиях и не поймёшь, что правильней… В любом случае, как говорится в блатных
песнях, надо будет «рвать когти»… Да. Как бы это ощущение – что случись что, - надо сматываться, -
не стало профилирующим ощущением в жизни… Неприятно. А интересно… интересно,
бывший хозяин не был ли охотником?? Ааа??.. Сейф там, оружье… И Владимир вновь,
теперь уже с новой целью, занялся обследованием коттеджа. Но сейф так и не обнаружил – или его не было, или он был так
удачно замаскирован, что без высокой квалификации вора-домушника его было
просто не найти… - Во-о-овк! Во-овка! Айда чИкать! И этого… махновца тоже зови! –
вскоре послышались призывы Вовчика. Владимир как раз обследовал полуподвал: бойлерную-топочную,
где кроме котла стоял здоровенный бак, явно с водой из скважины; видимо, для
термоизоляции и от образования конденсата густо залитый монтажной пеной, и
небольшое помещение, видимо, планировавшееся когда-то под спортзал, о чём
напоминали только зеркала по стенам и боксёрский мешок в углу; всё заставленное
разным хламом, в основном старой мебелью. - Иду, Хорь, иду… А махновец пусть наверху, полагаю, уже спит –
он там хозяйский бар опустошает. - Осторожно, на Жоржетту не наступи, я её погулять выпустил…
здесь где-то рыщет. И дверь прикрой, чтоб из комнаты не сбежала. - Одни заботы с твоей Жоржеттой, - выпустил бы ты её? Или
подарил тут, в посёлке кому. – посоветовал Владимир, подсаживаясь за стол к
Вовчику. Тот, сдвинув грязную посуду в сторону, налил в большие кружки из
нержавейки, которые у него заменяли одновременно и тарелки, «суп» из китайской
лапши быстрого приготовления, со специями и добавкой консервированной говядины.
Запах от него стоял просто одуряющий. - Нет… Нельзя… - сквозь постукивание ложкой о стенки
кружки-тарелки пояснил Вовчик, - В лесу Жоржетта от холода загнётся, или съест её какая собака
– она ведь неприспособленная к выживанию в дикой природе, она ж декоративная! А
тут, в посёлке… тоже сожрут. Ты их рожи видел? Используют на закуску. …Не.
Доберёмся до деревни, будет у меня там жить. На всём готовом. - Ясно. Хрону оставил? - Ага. Вон, в тарелку налил. Бухает? - Ну. Но Хронов явился сам,
видимо аромат от сваренного Вовчиком супа достиг второго этажа. На лестнице
зашебуршало, охнуло, негромко матюкнулось, - и в приоткрывшуюся дверь, слабо
освещённую поставленным Вовчиком на стол, светящим в потолок фонариком,
просунулся Хронов. - Витька. Вошёл – дверь прикрой за собой. У меня тут кролик
рыщет, чтоб не искать его потом по всему дому. - Жрёте… - укоризненно-угрожающе произнёс Хронов, - Жрёте! Я вас
сюда привёл, вы тут на всём готовом – и жрёте! Меня даже не позвали! - Ты ж там, на втором этаже бухал, - заметил Владимир, тщательно
выскребая ложкой кружку, - И тоже нас не позвал. Что ж до того, что «ты
нас сюда привёл, на всё готовое…» - …да ладно, Витьк, садись, вон тебе оставили. Горячее. Ложки у
тебя нету, конечно? Вон, возьми из хозяйских, чистую. - …не позвали… товарища! Сидите тут… приспособленцы! По жизни
только… приспосабливаетесь!! – он икнул, его качнуло; в рассеянном свете
фонарика видно было, что в одной руке он держит открытую бутылку. - Слышь. Витька. Мы, если бы знали, что ты нас в чужой коттедж
поведёшь, - не пошли бы. И жрать тебе вон оставили. Так что не понтуйся, а
садись. Ешь. Хронов, пошатываясь, приблизился к столу, сел на стул, и
водрузил бутылку в центр. Текила – определил Владимир. Анархист неприязнённо
посмотрел на него, пробормотал под нос «Понтуюсь, говоришь??..», придвинул к
себе тарелку с лапшой и принялся жадно есть. - Сейчас я чай заварю, - сказал Вовчик, и встал из-за стола. - Там, в подвале, вода есть. В баке. Принести? – тоже поднялся
Владимир. Вовчик не успел ответить, как Хронов с неожиданной силой и
гневом грохнул кулаком по столу, так, что подпрыгнули тарелки: - Куда, нах!! Сидеть! Вам, бля, чо, западло со мной посидеть за
столом, выпить за торрр… торр-же-ство анархистской идеи??! Владимир увидел, что Хронов совсем пьян; тот схватил со стола
нечистый стакан, набулькал туда текилы, периодически промахиваясь горлышком
бутылки мимо стакана, цопнул его, и опрокинул в рот. Вовчик с Владимиром переглянулись. Вовчик сморщился; Владимир
кивнул ему на камин, где догорали, светя красными углями, щепочки, на которых
Вовчик и приготовил суп. Вовчик пожал плечами и двинулся к камину, готовить
чай. Допив текилу из стакана, Хронов рыгнул, вновь налил себе
полстакана, налил столько же в другой стакан, - и сунул его Владимиру: - На! Выпьешь со мной! За… - Послушай, Витя… - как нельзя более мягко и убедительно
произнёс Владимир, стискивая немаленькие кулаки, - Витя… Во-первых, текилу так
не пьют, это не водка. Во-вторых…, - отстраняя руку со стаканом,
настойчиво-пьяно сующим его Владимиру Хронова, - … а не пошёл бы ты…
проспаться. На тот же второй этаж. Пить я с тобой не буду… - Чёёёё??? – заревел Хронов, бросая на стол стакан, который тут
же разлился, - Не будешь?? Чё ты… командуешь?? Припёрся из своей Америки,
козёл, и командуешь тута?? Да я тебя!!.. Он отшатнулся от стола, в рассеянном свете фонарика было видно,
что лицо его исказилось; сунул руку под полу своей милитари-куртки, выдернул
из-за пояса пистолет, и тут же направил его на Владимира. *** Девчонки в мини-гостинице, утомившиеся длинным и бездарным
переездом в трясучем неприспособленном к долгим переездам автобусе, перекусив
взятыми с собой продуктами, уже мирно спали. Хозяин гостинцы, сражённый
щедростью Мэгги («- Ну что вы, девочки, не стоит благодарности, мы же одна
команда! А деньги – что деньги, - пыль! Я неплохо заработала в казино…»),
выделил две комнаты по четыре кровати и чистое бельё. Организовал чай и
заверил, что «в его гостинице они могут чувствовать себя в полной безопасности;
потому что всех местных ухарей он лично знает, и они его знают; а также знают,
что у него есть 12-й калибр, и случись что…» Он настраивался ещё долго
похваляться своими связями среди местной гопоты; и даже стал делать
недвусмысленные намёки, что он мужик хоть куда, и желающие девчонки могу
остаться у него… хммм… работать… ну, скажем, горничными… и всё такое… - но тут
Мэгги безаппеляционно заявила ему, что «за девочками завтра приедут пацаны на
трёх джипах из города, вот с ними и побазаришь насчёт работы горничными, и всё
такое!» - хозяин тут же увял; а также за ним пришла его жена, неодобрительно
посмотрела на красивых молодых девчонок, взяла его за рукав и со словами « - Опять
перед молодками копытом бьешь, мерин старый?..» увела наверх. Сразу приуныв, пожелав всем спокойной ночи, хозяин двинулся за
своей дражайшей половиной; в коридоре только слышны были обрывки их разговора: - Чё ты, чё ты, Жанна, сразу мерин… Старый конь борозды не
спортит! - Ага, он её удобряет. Иди уж, дон Жуан равновпольский… Теперь, разместившись без особого труда в силу своих модельных
кондиций все одиннадцать на восьми кроватях, девушки мирно спали. Вдруг Надю
разбудило мычание. Приглушенное, но отчётливое мычание. Борясь со сном, она
некоторое время соображала, откуда оно раздаётся, - казалось, что прямо здесь,
в комнате… Каким бы образом, мы, вроде бы, до деревни ещё не доехали… -
метались в её сонном мозгу бессвязные мысли, - откуда корова?.. или бык?.. Приоткрыв глаза на щелочку, она увидела в полумраке звёздной
ночи, как на кровати напротив заворочалась Мэгги, потом вдруг достала из-под
подушки светящийся мобильник… Мычание послышалось громче, и стало ясно, что это
телефонный сигнал. Мэгги, сев в постели, торопливо потыкала пальчиком в экран,
и раздражённо-вполголоса бросила в трубку: - Да!.. Трубка еле слышно зажурчала мужским голосом, на что Мэгги так же
раздражённо отозвалась: - Это я поняла уже, что «ты», какой козёл будет ещё ночью
звонить… Снова в трубке зажурчал далёкий голос; Мэгги ответила несколько
раз: - Не знаю… Да, далеко… Да, не в Мувске, и не в стране даже… Вот
так вот! – я тебе в записке всё написала… Нет, не обязана. А я откуда знаю?? Ах
поговорить-выяснить… И не позже как сейчас, ага?.. А мы что, не всё ещё
выяснили?? – она бросила взгляд по сторонам, на спящих, - Надя зажмурилась, -
и, нашарив под кроватью сланцы, встала. Легчайшая и коротчайшая ночная рубашка
прикрыла её тело до верха бёдер. - Сейчас… Погоди. Да не ори так, а то я отключусь! Сейчас, я
сказала! Поговорим… Она встала, и, шоркая сланцами по полу, вышла из комнаты –
тихонько брякнул запорный шпингалет, тихо скрипнула дверь. Надя лежала несколько минут и честно пыталась заснуть. Но сон
вдруг отлетел. К тому же вдруг захотелось в туалет. Чего бы вот вдруг?.. Ну
ладно… Она тихо встала, надела туфли, и, как была, в трусиках и в
футболке на голое тело, отправилась в туалет, который, как показал до этого
хозяин гостиницы, был один на этаж, в конце недлинного коридора. Очевидно, вело её не желание посетить отхожее место, а банальное
любопытство; и вело со знанием дела – подойдя к приоткрытой двери в туалет, она
услышала голос Мэгги, говорящей по телефону. Более того, осторожно заглянув в
дверь, она отчётливо увидела и саму Мэгги; её силуэт, стоявшей спиной к двери,
лицом к окну, отчётливо прорисовывался на фоне летней звёздной ночи. Она услышала
обрывки фраз: - …это моё дело! Не знаю, и знать не хочу!! Да. Я тебе ни чем не
обязана, ты за всё получил сполна! Я тебе в сотый раз говорю – не брала!! Нет,
нет и нет! Да. НЕ БРАЛА! Мне наплевать, кто там и что «видел»… Нет, не могу
приехать. Сказала же – не в стране! Да мне наср.ть, что ты там «проверял», меня
это не колышет!! Нет, не о чем нам с тобой «поговорить». … Ещё раз повторяю – в
расчёте!!! Ты получил, что заслуживал… ах, найдёшь?.. Поговорить-поквитаться??
Ищи. Козёл! Пидор! Импотент несчастный!! … тебе надо было с машинисткой
башенного крана жить, чтоб она тебе краном его поднимала!.. Да, придурялась, -
ты сам себя-то удовлетворить не можешь, не то что женщину!.. Гандон!! – она
почти кричала, но полузадушенным, «конспиративным» криком, - Чтоб ты сдох!!
Думай что хочешь! Ищи!! Видимо, в полнейшем бешенстве, она шарахнула телефоном о край
облицованной кафелем стенки; потом взглянула не него, ткнула пальцем, отключая;
затем – всё это Надя явственно видела на фоне окна, - открыла на нём заднюю
крышку, вынула аккумулятор и швырнула его в открытую форточку… Достала явно трясущимися руками карточку симки, сунула её в рот
и с хрустом разгрызла, выплюнув осколки в унитаз. Ещё удар телефоном в угол стены
– и телефон, роняя осколки, брошен в корзину для использованной туалетной
бумаги… Наде внезапно расхотелось пИсать; поёживаясь от откуда-то
взявшегося озноба, она быстро и на цыпочках вернулась в комнату, и юркнула под
простыню. Рядом заворчала, ворочаясь во сне, Катька. Замерла, стараясь
утихомирить дыхание. Через минуту скрипнула дверь, щёлкнул закрываемый шпингалет, -
вернулась Мэгги. *** Хронов выхватил невесть откуда взявшийся у него пистолет, и
направил ствол на Владимира. У камина охнул Вовчик. - Ты-ы-ы, америкашка, ещё командовать тут бууу… - договорить
Хронов не успел. Владимир действовал с быстротой и точностью автомата. Мгновенно, подавшись вперёд, он левой рукой ухватил пистолет за
ствол – «ПМ», определил он при этом, - и, отворачивая дуло от себя влево вверх,
выворачивая пальцы-кисть держащего пистолет Хронова, правым кулаком сильно и
коротко врезал ему в лицо… В следующее мгновение Хронов, выпустив из руки
пистолет, грохнулся на пол; а Владимир перебросил в правую руку отнятое оружие. Таких «приёмов» не было в его дзюдоистском арсенале; но любивший
с ним повозиться в перерывах между медитативными движениями у-шу, часто
бывавший в гостях у профессора Лебедева узкоглазый доктор Хой всегда говорил: - Плиёмчики, Волёдинька, - ето всё пустяки. У чиловеческого
скелета тлиста степеней свободы и тлидцать тысяч валиаций последюющих
дивиззений… всё не предусмотлишь! Но если у тебя есть база, и ти знаишь как и
куда, насколько гнутся суставы, и имеешь понимание о биомеханике – то ти всигда
сможишь симпровизировать… правильно я говорить по русски – симпровизировать?
Вот, забори миня за руку… Хронов ныл, не вставая, на полу. Рядом возник взволнованный
Вовчик. Владимир обратно сел за стол, поправил фонарик для лучшего
освещения. Выщелкнул магазин – тугая защёлка, ч-чёрт… В магазине оказалось три
маленьких жёлтеньких патрончика; Владимир передёрнул затвор – в стволе патрона
не было. Взял со стола вилку, ею выщелкнул из магазина патрон; взял его,
неожиданно лёгонький, в руки, поднёс к светильнику… Патрончик, там, где должна
бы торчать из гильзы головка пули, заканчивался жёлтого цвета полусферой с
крест-на-крест бороздками на ней. Крякнул разочарованно: - Вот блиннн… Непруха. Газовый. Передал посмотреть Вовчику, сам занялся пистолетом. И ПМ был
откровенно газовый, в чём он окончательно убедился, посветив в ствол фонариком. - Вот блин… Под столом что-то жалко хлюпал и обиженно лопотал сквозь слюни и
сопли анархист Витька… - Ладно, вылазь, хватит ныть… Бухать тебе на сегодня хватит… И
на завтра – тоже. Вот до деревни доберёмся – можешь хоть ужраться, если будет
такая возможность и желание, а здесь нефиг нам проблемы создавать… Правильно,
Вовчик? - Ясен пень. Вон, пусть на диван ползёт… *** - Нормально, не опаздываем? – беспокоился Вовчик, одной рукой
придерживая висящую через плечо сумку, другой прижимая к груди коробку с
Жоржеттой; вышагивая за Владимиром по направлению к площади, на которой
остались автобусы. - Нормально – нормально… Даже с запасом, – Владимир бросил
взгляд на циферблат своего Брегета. Сзади тащился постанывающий Хронов. Он постоянно ронял свой
рюкзак, кашлял, икал; два раза останавливался возле заборов чтобы поблевать в
заросли лопухов и крапивы; жадно пил воду из пластиковой бутылки, найденной в
коттедже, и постоянно скулил: - Па-ца-ны… В натуре… Не знаю, как так вышло… Как не со мной,
чесслово… Отравился… Ик! Эта… Привиделось мне, Вова, что ты – не ты… а… ик! …
тот гад, что застрелил мово лучшего друга!.. И я, как прави-ик!-ильный пацан,
должен атамстить! В натуре, Вовк, привидилось мне… Что ты – не ты… - И по тому случаю ты, значит… Тьфу! – отреагировал, не
оборачиваясь, Владимир. Вовчик же просто молчал. После произошедшего ночью, а
больше – ранним утром, Хронов в его глазах упал ниже плинтуса. В принципе, можно было бы где-то понять и, возможно, простить
самодеятельного анархиста за ночные понты, за пьянку, даже за размахивание
пистолетом… в конце концов именно он всё же привёл друзей в коттедж «на
переночевать», и они неплохо выспались на дутых кожаных диванах в гостиной; но
то что он вытворил утром было уже ни в какие ворота… После того, как Владимир отнял у него пистолет с тремя газовыми
патронами, украсив лицо махновца лиловым бланшем под правым глазом, тот
присмирел; и они совместными с Вовчиком усилиями перетащили его в соседнюю
комнату, на тахту. Непонятно, какую функцию выполняла у хозяев коттеджа эта
комната, может быть что-то вроде «курительной», - на подставке стоял большой
роскошный кальян в три мундштука; стены же её были увешаны египетскими
папирусами в рамках, и застеклёнными фотографиями в рамках же: вот лупоглазый
мордастый субъект на фоне пирамид в Гизе в обнимку со своей женой, вот он же
верхом между двумя кочками на верблюде; он же по пузо в лазурно-прозрачном
море… Чувствовалось, что хозяева коттеджа минимум раз побывали в Египте, и этот
вояж оставил у них неизгладимое впечатление, которое они и постарались
зафиксировать у себя дома, превратив одну комнату в подобие сувенирной лавки. Вот туда, на тахту, и свалили бесчувственное тело Хронова. За всю ночь их никто не потревожил: Владимир расставил
гремящее-падающие «контрольки» на всех возможных путях проникновения в коттедж. Рано утром, как только сработал будильник у Владимира в часах,
друзья, не будя Хронова, споро занялись делом: сходили в подвал, и, набрав
воды, тщательно умылись в ванной; пополнили запасы воды во флягах; Вовчик
занялся кипячением воды для чая, а Владимир пошёл будить анархиста… Зайдя в комнату, он был поражён вонью… Мать твою, он обделался,
что ли??.. Ещё чего не хватало… Но действительность была ещё хуже. На невысокой тумбочке, на которой, как ещё ночью заметил
Владимир, осветив комнату фонариком, стояли раньше рядком три или пять
мал-мала-меньше сувенирных кожаных верблюдика, каких втюхивали туристам в
Египте местные умельцы («- Натуралный кожа кэмэла, наполнен чи-и-истейшым
песком из пустыни Сахара! Купи – фсю жызнь Африка вспоминать будишь!»), теперь
красовалась… кучка говна. Он не поверил своим глазам. Нет. Действительно, - явно Хронов ночью встал, - и насрал на
тумбочку, прямо на вышитую верблюдами же скатёрочку «в египетском стиле»,
использовав затем вместо туалетной бумаги тех же кожаных, набитых песком
верблюдиков, чему свидетельством они и валялись рядом на полу… - Сука, тварь, анархист недоделанный!! – Владимир за шиворот
сдёрнул Витьку с тахты, на которой тот продолжал беззаботно дрыхнуть, и сделал
попытку подтащить его к тумбочке, чтобы ткнуть рожей в его фекалии, но тот
растопырился и упёрся, хлопая осоловелыми глазами… - Ты зачем это сделал??? - Это… не я! – попытался отмазаться Хронов, увидев со сна перед
собой разгневанного товарища по вояжу. - А кто, бля?? Кэмелы накакали?? – поскольку Хронов прикрывал
налившийся синевой левый глаз, Владимир чётко и точно пробил ему с левой хуком
в глаз правый, опрокинув Витьку на тахту. Прибежал из соседней комнаты
перепуганный Вовчик. - Чё опять?.. - Гля!.. Что эта тля тут натворила ночью!! Су-ка! И не лень было
– это ж надо было на тумбочку взгромоздиться!!! - Эта… Это в знак протеста… - лежа на тахте, и теперь прикрывая
растопыренными пальцами всё лицо, пробубнил Хронов, - Против буржуазной роскоши
и мещанства!.. Развели тут, понимаешь… буржуазный уют… - Сволочь! Ты у меня сейчас тут всё языком вылижешь!! - И ничего я… - Что-о-о-о??! - Да щас я, щас… Уберу, чё ты… - трусливо сбавил тон Хронов. Через десяток минут, когда уже наскоро пили чай за столом, уже
чуть отошедший Владимир поинтересовался: - Вот нафига ты это сделал, а, Хрон?.. - Мне захотелось… Ночью мне захотелось, и я решил эта… насрать
на этот мещанский уют. В знак протеста, типа. И вообще… просто мне захотелось
насрать на это всё! Как свободный человек. Имею право. Захотел – и насрал… Во… - Гад. «Свободный человек», бля. - Да. Свободный!.. - Ты свою свободу будешь реализовывать где хочешь и как хочешь,
но подальше от меня, а то я тебе зубы выбью. Твоим же этим сраным газюком. Где,
кстати, взял? У хозяина нашарил? - Какая разница… Верни давай… - Разбежался! И – куда руки тянешь к бутылке??? Какой нах
«опохмелиться», ты – в завязке, понял?? Закончил пить чай – и дуй собираться,
чегевара равнопольский… Но видимо, несмотря на отнятую у
него недопитую бутылку текилы, тот всё же нашёл где-то пойло ещё; и теперь, по
дороге к автобусам, анархисту было явно нехорошо… Но друзья уже не обращали на
него внимания. Вот, за забором уже открывалась площадь, на которой ждали
автобусы. Друзья обогнули угол забора и вышли на площадь. Должны были ждать… Автобусов не было. На том месте, где они прежде стояли, бурлила толпа бывших
пассажиров, валялись кучками вещи, сумки, чемоданы. Неприятное предчувствие
коснулось… и тут же реализовалось: к ним, заметив их появление, подбежала
Зулька, и, запыхавшись, выпалила: - Всё, пацаны, доехали, типа. Автобусники ночью выкинули остатки
вещей из салонов, высадили спящих – и уехали обратно в Мувск… - Починились?? - Не-а. Так, говорят, на сцепке и уехали. И ментон с автоматом –
с ними. Сказали, типа, топайте дальше пешком! ПЕШИЙ ВОЯЖ Новость была неприятной; но, в общем, не особо-то и неожиданной,
- Владимир подумал, что такой вот развязки с автобусами можно бы было и
ожидать. Для кого до пункта назначения непременно и важно было именно доехать,
- могли бы быть и поосторожней; впрочем, раз автобус не починили, то и говорить
было не о чем… Но для большинства пассажиров случившееся было и полнейшей
неожиданностью, и очень неприятным сюрпризом. Слышались возгласы: - Да как они могли, сволочи!.. Они ж обязаны были… - Да плевать сейчас хотели на обязанности, при этой «Новой
Администрации», что хотят, то и делают, вы разве в ту неделю разбоя этого не
поняли?? - Надо вернуться в Мувск и чтобы разобрались с этими подлецами!
Бросить людей в чистом, считай, поле!.. - Ага, в поле – в Равнополье, ха-ха. - И ничего нет смешного!! - Нет порядка, не было и не будет… Пропащая страна! - А давайте позвоним в Администрацию!! Пусть пришлют ещё
автобусы, а тех водителей накажут! - Сейчас, разбежались они ещё автобусы присылать… И общее: - Как же мы теперь доберёмся до деревни?? И все почему-то посмотрели на Вадима. Он пожал плечами: - А я откуда знаю? Мы, собственно, пешком дойдём; что и вам
советую. Опять поднялась буря возмущения. Вадима обвиняли что «он думает
только о себе», что «у нас дети», «у нас много вещей»; вплоть до обвинения что
он заодно с предателями-водителями. Он плюнул, и отошёл в сторону, стал демонстративно
копаться в своём рюкзаке. - Па-а-ап, а девчонки как же?.. – вмешалась Гуля. Танцорки теперь растерянной стайкой стояли возле горы своих
фирменных чемоданов, сумок, пакетов. - Девчонки… Да, с их чемоданами и кучами барахла они далеко не
уйдут… Позови-ка этих… Вовок твоих. Что-нибудь придумаем, пройдёмся по дворам… - И вовсе они не мои… Получасовой гвалт закончился тем, что бывшие пассажиры разбились
«по фракциям»: часть отправилась врассыпную искать машины, чтобы всё же
добираться до деревни на каком-нибудь транспорте. Часть пошла искать местные
органы власти, чтобы они «приняли меры» и «обеспечили». Часть осталась на
площади, в простой надежде, что усилиями двух первых групп, или каким-нибудь
другим способом ситуация разрешится сама-собой. Не разрешилась. Оказалось, что представителей Администрации
сейчас в Равнополье нет, местный полицейский участок оказался закрытым; местные
жители на просьбу помочь с транспортом реагировали без энтузиазма: машины были,
не было топлива. Вернее, может и топливо где было, но… « - Нет, ребята, не
повезём вас… Заплатите? Сколько?.. Да ну, что вы. Идите пешком. Тут недалеко в
общем-то». Из Мувска, из Департамента по расселению Новой Администрации по
телефону ответили, что автобусы обратно не приехали, возможно – пока ещё; что
помочь ничем не могут, что… словом, пусть «с привлечением местных ресурсов
самостоятельно постараются решить вопрос…» - «Нахер нас послали» - было общее мнение. Наступило уныние; когда вдруг на площадь выкатился микроавтобус… Рядом с водителем, явно местным-нерусским, восседала Мэгги. - Вот так вот… Опять поднялся гвалт. «Как же так!» и «Что же это такое??» Какая-то вконец потерявшая понимание ситуации семья попыталась с
чего-то внести в открытые двери микроавтобуса свои вещи, но была сразу и жёстко
обломана: водитель перебрался в салон и выбросил их вещи, предварительно
вытолкнув из машины и главу семьи. Перекрикивая шум, Мэгги пыталась что-то сказать, объяснить, но
пока не прошло определённое время, бывшие пассажиры были… некоммуникабельны,
можно так сказать. Наконец всё как-то успокоилась, и водитель, встав на подножку,
зычно объявил: - Тыхо, э! Этот дыушк мышына
заказал, машина заплатыл, этот дэушк мышына паедит! Эта мая машына, личный!
Панятна, э?.. Никаму не должэн, панятна? А патаму – хады отсуда!! И закрепил свою тираду
демонстрацией монтировки: - Можыти жалоавацца на Хасана, да! В мылицыю, да! Хоть два раза… - А мы?.. - Нэ мой дэло! Через некоторое время выяснилось: Мэгги, считай, купила машину –
чисто чтобы водитель довёз её, и её багаж, до «места постоянной дислокации».
Заплатила… «- Нармална заплатыла, хы, вы стока не заплатыте, нэт!» Под унылыми взглядами бывших пассажиров Мэгги скомандовала: - Надька, тащи сюда мой кофр и чемодан! Девочки! Давайте свои
вещи в салон! Забирайте с собой только то, что понадобится в дороге – ну,
покушать, укрыться… Дойдёте пешком, вон – с Вадимом и парнями. А вещи – в
салон! Хасан довезёт. Мы с Хасанчиком довезём. - Ура, Мэгги, выручила, ты настоящий товарищ!! – девчонки стали
загружать микроавтобус своими вещами. Тут все заметили, что Мэгги и переобулась:
вместо золотистых босоножек, в которых она выехала из Мувска, теперь она была
обута в старенькие, но крепкие кроссовки. - Подавай! - Ну куда ты пакет с шубой, мягкое барахло наверх, чемоданы –
вниз! Поплотнее! - Ох и нифига ж себе, Мэгги, у тебя кофр тяжёлый… Кирпичи из
Мувска везёшь? - Что надо то и везу… Давай мой чемодан тоже сюда, за
водительским сиденьем… Хасанчик, нормально? Надь! Поедешь со мной? - А можно? - Лезь. Глянь, есть ещё место? – Мэгги была деловита - Э,
граждане бывшие пассажиры! Можем ваши вещи частично взять. Кому совсем тяжело.
Не все, не все, не напирайте! Нет, детей не берём! Ножками, ножками, а вы что
думали; буду я ещё за ваше светлое будущее отвечать, нафиг надо… А вот ты,
дорогая, - указывая на тётку с мужем, которой в автобусе «предложила откусить
ухо, если та не заткнётся» - свой чемодан можешь сюда не катить, не возьму;
пусть его твой благоверный тащит… да, вот так вот! И «Юличка», разочарованно шипя «везёт же всяким прошмандовкам…»
покатила чемодан в сторону. Вскоре микроавтобус был полностью забит вещами, осталось место
только для водителя и двоих пассажирок. Девчонки окружили Мэгги. - Классно, Мэгги, спасибо, мы уж как-нибудь теперь доберёмся! - Не «как нибудь», а не пешкарусе, на одиннадцатом номере. - Да ладно… А Вадим, ну, Гулькин папа, дорогу знает?.. А, ну да,
он же там живёт, ага. - Ну, давай, Мэгги, счастливо!.. Осмотришься там пока. - Мэгги, дорого встало?? - Девочки, для чего деньги зарабатывать, если их не тратить!.. Вадим с видимым облегчением рассказал, что в Озерье надо будет
найти уполномоченного от Администрации, некоего Громосеева Антона, и… и,
собственно, всё. Пусть вещи дожидаются где-нибудь; тут, в принципе, за день… -
он критически посмотрел на экипированных не совсем по-походному танцорок; потом
– на остальных «пассажиров»-эвакуированных, чьи физические кондиции тоже не
позволяли надеяться на длительные пешие марш-броски, - … Ну, на край переночуем
где; в общем, наверное, завтра к вечеру будем там… Вы-то с этим хачем (он
понизил голос) сегодня после обеда уже приедете. Тут недалеко, на машине-то,
хач дорогу знает… Не ограбит, нет? - Хасанчик-то? Да ну. Он – мылый, хи-хи! - Ну, счастливо! Микроавтобус дрогнул, выпустил облако вонючего дыма, тронулся с
места и выкатился с площади, провожаемый прощальными возгласами подружек и
завистливыми взглядами остальных оставшихся, особенно тех, чьи вещи не влезли в
машину. - Ну что?.. Время идёт, будем выдвигаться? Парни вскинули на плечи рюкзаки; освободившиеся от основной
своей ноши танцорки также приготовились к пешему переходу и двинулись к дороге;
глядя на них, уныло поплелись следом и остальные; кто сгибаясь под тяжестью
сумки, кто таща за собой не поместившийся в микроавтобус громыхающий колёсиками
по асфальту чемодан. Вскоре «караван беженцев» покинул негостеприимное
Равнополье и двинулся по дороге. Они шли уже пару часов. Идущие растянулись длинной шеренгой,
впереди бодро вышагивали Вадим с семьёй и парни. Идти было легко, хотя уже и
было близко к полудню, но день выдался облачный и солнце не палило так яростно,
как вчера. Приветливо качали ветвями берёзки; потом лес кончился и показались
чем-то засеянные поля… или незасеянные, «оно само выросло»? Потомственным
горожанам было трудно разбираться в сельскохозяйственных культурах. За полем
опять начался лесок. И ни одной машины, ни попутной, ни встречной… Владимир, идя рядом с Гузелью, рассказывал ей и Зульфие
анекдотические случаи из своей жизни в Америке, над которыми они дружно
смеялись. Вовчик презентовал (« - Для завязки знакомства, Вовка, как думаешь?..
И чтоб не тащить на себе – всё равно размер маленький, а оставлять было жалко…»
) одной из девушек «зашоппленные» во время мародёрки обувного магазина крепкие
туристические ботинки небольшого размера; и сейчас, идя рядом, убедительно ей
доказывал, что « - … если не просто на носки, а подмотать пару портянок – то
вполне себе обувь! Особенно – в деревне, особенно – в дороге! Ты попробуй,
Кать; хочешь, я тебе ткани на портянки достану?.. Чо ты, ну назови не портянки,
назови «обмотки» или «онучи», какая разница? Да не обращай ты на них
внимания!..» Шедшие сзади остальные девчонки весело и в меру язвительно
подтрунивали над парочкой; особенно над вышагивающей в явно ей больших ботинках
Катькой. Даже немного отошедший от похмельной мути Хронов в женском
обществе повеселел; поотстав, всё норовя поймать за локоток одну из девчонок,
он на вопрос « - Что у тебя, Витя, с лицом?» туманно рассказывал, как «он с
ребятами вчера ночью зарубился с местными… они, гля, не знали на кого напали!!.» Как и ожидалось, перемещение таким длинным караваном было очень
неспешным… Капризничали, требуя то пить, то писить несколько ребятишек; их
мамаши, не привыкшие в городе к переходам дальше чем от подъезда до метро, тоже
еле тащились; желчно обсуждая «эти нынешние порядки»; их мужья по физической
форме и, соответственно, скорости перемещения, особенно с чемоданами и сумками,
ненамного превосходили своих дражайших половин. Последней тащилась «Юличка» с
мужем, поочерёдно проклиная то Администрацию, то «эту суку, не взявшую наш
чемодан в машину», то ни в чём неповинного супруга, обречённо тащившего этот чемодан
за ней. Не прошли и полутора часов, как сзади «каравана» раздалось
«Стойте! Стойте-стойте! Подождите!! Эй, впереди, подождите!» Оказалось, семейные потребовали дать им время на «покормить
ребятишек» и « …вообще передохнуть!» - О, шайтан, эдак мы двое суток тащиться будем! – раздражённо
сказал Вадим, сбрасывая рюкзак в придорожную траву. - Вадим, после развилки лучше не по дороге, а через лес, по
просеке – там быстрее будет. Ближе кэмэ на четыре, - сообщил подошедший Вовчик. - Нет, пойдём по дороге! – рубанул сумрачный Вадим, - Нефиг нам
плутать тут по лесам ещё! - Так мы и так по лесам! Только по дороге. Там заблудиться
нельзя, просто срежем немного, и всё! – пояснил Вовчик, - Я ж тут несколько раз
ходил. - Ходил, говоришь… - Пап! – вмешалась Зульфия, - Пойдём с пацанами! Вовчик же
говорит – там ближе! - Ты ещё поговори… - Вадим! Володя ведь тут ходил пешком, а ты только ездил на
машине! Послушай его – он дело говорит, - поддержала и его жена, Алёна. Гузель была занята – сидя на траве, сняв кеды, она разминала
пальцы маленьких ступней, попутно, смеясь, пикируясь с Владимиром, который
предлагал «свои услуги в непревзойдённом массаже ступней» и пересказывал ей соответствующую
беседу гангстеров из тарантиновского «Криминального чтива». Вадим с Вовчиком, как знающие маршрут лучше других, обсуждали
тем временем с несколькими примкнувшими к ним мужчинами дальнейший маршрут: - … там, если напрямую, не по дороге идти, будет что-то типа
хутора… Местный шизик живёт, его тут все знают, Мышастый его фамилия;
занимается уже несколько лет самым примитивным, ручным сельским хозяйством. - Дауншифер который? - Дауншифтер. - Один чёрт – даун. Слышал про него. Вот кому сейчас пруха… - У него можно будет переночевать. - Думаете, не дойдём сегодня? - Такими темпами?? Однозначно нет, тут завтра бы дойти. Тоже не
факт. Если так тащиться… - Ну, не бросать же этих… с детьми. - Меня тоже никто не назначал тут старшим над этим кагалом! А и
назначили бы – я бы отказался! - Ну, не бросать же… Войдите в положение… - А кто бросает? Я просто объясняю обстановку – придётся
ночевать! - Ясно. - Всем к нему переться смысла нет; а семейные, которые с дитями
– пусть попросятся. - Так что, всё же через лес? - Придётся. Там ближе. Мужики! Вы баб-то своих подгоните, - чего
они еле тащатся?? - Подгонишь мою… Ты ей слово – она тебе десять… - Распустил, значит. Вы и в деревне так же собираетесь жить? Вовчик отозвал Владимира в сторону и таинственным шёпотом
сообщил, что тут, по дороге, у него есть «нычка подскока»; и что нужно будет им
чуть вперёд выдвинуться, чтобы её «снять»… - Чего-чего у тебя, Вовчик, там?.. Про «нычку» ты уже разъяснял,
а что такое… - Нычка подскока! Ну… короче, по дороге расскажу; там жрачка
есть, если ночевать в лесу, то самое то. Понятно, что на толпу не рассчитано,
но «на раз» хватит! Давай, скажи Вадиму, Гульке, да двинем чуть вперёд – тут не
разминёмся, нет, тут одна дорога, хоть и просёлок. Зу-уль! Жоржетту понеси
пока, тут мы с Вовкой передовым дозором пройдём… Они шагали по лесной дороге, действительно больше напоминавшей
просеку. По пути Вовчик объяснял Владимиру, что «нычки» делятся на «основные» и
«нычки подскока». Если в «основных» складируется-прячется всё то, что можно
будет задействовать для обустройства жизни на новом месте; то «нычка подскока»,
по аналогии с термином времён войны «аэродром подскока», - это просто определённый
запас на маршруте. «На подзаправку». - Чтобы при надобности, Вовка, можно было из дома выбежать хоть
в одних носках – и до «базы», до МПД – «места постоянной дислокации», добраться
без особых затруднений. Мало ли как повернуться могло! Это сейчас мы топаем
летом, неспешно собравшись-подготовившись, и нам лично эта бы нычка и ни к чему
– курорт!.. Но представь, если бы… если бы
Мувск разрушило землетрясением! Ну, пусть не землетрясением! – увидев
скептически поднявшуюся бровь друга, поправился Вовчик, - А, скажем, вот когда
путч был, то есть «становление Новой Народной…», помнишь, мне окна побили и
дверь взорвали?.. Я рассказывал. А если бы засобачили мне в окно чем-нибудь
тяжёлым, типа снаряда из гаубицы?? А мне бы удалось выжить… А если бы ещё и
зимой?? Прикидываешь??! Владимир, чтобы не расстраивать друга, согласился с резонностью
такого подхода; и Вовчик, вдохновлённый поддержкой, продолжал: - Так вот, на маршруте наиболее вероятного драпа у меня, как у
каждого порядочного, хы-хы, сюрвивалиста-выживальщика, расположены несколько
нычек, - чтобы можно было от одной к другой, не таща с собой лишнего, дойти
пешком до Озерья. Хоть зимой, хоть через кордоны и патрули! Пожрать, развести
огонь, укрыться и одеться. Вникаешь?? - Вовчик, какие нах «кордоны и патрули», откуда и с чего бы?.. - Аааа!! – встрепенулся Вовчик и аж остановился. Глаза его
обличающе сверкнули: – А кто, когда собирались, говорил «зачем то и зачем это,
нас до са-а-амого порога довезут??» Аааа??? Крыть было нечем, и Владимир только примирительно улыбнувшись,
развёл руками: - И опыт, сын ошибок трудных; и Гена, Чебурашкин друг… Чё говорить, ты был прав, Вовчик, признаю. Но
– на то ж ты и эксперт! По выживанию в дикой природе… - и Владимир вдохнул всей
грудью свежий лесной воздух, напоенный ароматом зелени, хвои, и чуть прелого
мха. Не уловив в словах друга элемента подначки, Вовчик расцвёл,
заулыбался, и, снова переходя на быстрый шаг, продолжил: - Вот… Для этого и существуют «нычки подскока». Ближе к городу –
ту мы уже проехали, - нычка номер раз, - там экипировка. Ну… аляска старая,
обувь… Носки там, штаны, шапочка флисовая, то да сё. Вплоть до трусов. Всё
сильно бэ-у, но крепкое и надёжное. На случай зимнего драпа-то. Даже коврик
старый, пенка в смысле – рваный совсем и клееный, в прокате турснаряжения после
сезона мне «за так» отдали, - всё не на снегу яйца морозить… Дойти,
попользовавшись – и выкинуть не жалко. Термоодеяло – как у спасателей, в кино
видел? Медицина немного – вдруг раненому пришлось драпать, или там с
расстройством желудка! Топливо, сухое… Ну и пожрать. А здесь… вот! Пришли. Сам
увидишь. Вовчик, увидев некий, только ему известный знак в окружающем пейзаже,
свернул в лес. Заинтересованный, Владимир последовал за ним. Несколько минут
они продирались сквозь невысокий кустарник, перешагивали через валежник; и,
наконец, Вовчик остановился неподалёку от довольно большой ели, чьи развесистые
нижние лапы образовывали что-то вроде шатра. Владимир решил, что Вовчик сейчас
и «снимет» свою «нычку» откуда-то с этого дерева, но не тут-то было. Вовчик на
коленях подлез под крону, привстал, несколько секунд покопался явно что-то
снимая, привязанное незаметно к одной из нижних веток – и продемонстрировал
другу… простой, довольно-таки старый садовый совок, не исключено, что
подобранный где-нибудь на помойке. Совок был упакован в полиэтиленовый пакет,
из которого Вовчик его тут же и извлёк. Владимир заметил, что несмотря на непрезентабельный вид
инструмента, совок был остро заточен, и, судя по всему, металлическая его часть
была промазана какой-то защитной смазкой. - Вот… Два с половиной года он здесь… Даже не заржавел… А если
бы и заржавел, - пофиг, это одноразовый инструмент, чисто нычку вскрыть… -
бормотал пояснения Вовчик, доставая оттуда же, из пакета, старенькие рабочие
перчатки и тут же их надевая, - Мало ли… Ясно что сейчас у нас и ножи с собой;
и он как бы и не нужен – а представь, если бы без ничего… и зимой… и «нычку
номер раз» миновали не вскрывая… всякое бывает при драпе! Вернее, может быть.
Теоретически! – поправился Вовчик, и, надев перчатки, вооружившись совком,
споро заработал им возле одного из усыпанных сухой хвоёй корней дерева. - Сейчас-то что… Сейчас – пустяки… Лето! А вот если бы зимой!
Если бы снегом всё завалило… да земля промёрзла! А ты, к примеру, тоже замёрз…
В снегу копаться - не есть здОрово, а
под деревом снега мало даже зимой… Но на дерево привязывать что-то крупное –
опасно! Заметно как бы. Опять-таки… эта… агрессивное воздействие среды. В земле
как бы надёжнее. Тут всё продумывать надо! На самый плохой вариант… Вот! Он выдернул из земли какую-то железку, к которой была прикручена
толстая проволока. Даже не проволока, а, скорее, тонкий стальной тросик.
Рванул, под заинтересованным взглядом Владимира, за проволоку – она взрезала
дёрн, уже и так вскопанный совком; перехватил, потянул ещё… Из раздавшейся земли показался конец какого-то серого,
измазанного землёй, цилиндра диаметром сантиметров 18-20, который был как бы
оплетён тросиком за нижний, скрывавшийся ещё в земле, конец. Вовчик подхватил
его и легко вытянул из земли весь цилиндр, при ближайшем рассмотрении
оказавшийся надёжно заглушенным обрезком серой пластмассовой сантехнической
трубы длиной поменьше метра. - Вот! – торжествующе повторил Вовчик, - Как в аптеке точно! И
надёжно, как в банке! Сейчас вскроем! – и принялся тем же совком вскрывать
проклеенную на герметик заглушку с одного из концов трубы. - Вовчик, а почему именно труба?.. – помогая ему,
поинтересовался Владимир. - А много что перепробовал… В разных вариантах. Опять же – итог
коллективного обсуждения… Труба – потому что тут, в лесу. Видишь – объём-то
немаленький! Чтоб надёжно закопать, и чтоб поглубже – чтоб промерзало меньше…
там же продукты! А тут я просто… сверлил, да, - он ткнул пальцем в круглую,
действительно, небольшую дыру в земле, - Ледобуром сверлил, самым большим, да.
Просверли-и-ил… Потом цилиндр завернул в полиэтилен – и затолкал в эту… лунку. Главное
тут надёжно обеспечить извлекаемость. Чтобы не пришлось копать. Видишь? Цилиндр
и вышел из полиэтилена как из обёртки, обёртка – в земле осталась. Зимой… Зимой
я не пробовал, но должно тоже быть… извлекаться, в смысле, - несложно. Говоря это, Вовчик вскрыл на трубе заглушку и извлёк оттуда массу
полезных вещей: увесистый пакет с гречкой, пакет с «ужатыми» по его системе
«бомж-пакетами» - лапшой быстрого приготовления; пачку чая и пакет с сахаром; пакет
со специями и солью, пакет с чем-то медицинским; запасные носки, которые он тут
же сунул себе в карман; плотно свёрнутые несколько больших и прочных мусорных
пакетов, на развёрнутый один из которых он и выкладывал из трубы-нычки свои
запасы; дешёвый складной нож; баночку из-под витаминов («Средства для розжига,
Вовка! Чтобы надёжно. Прикинь: зима, ты замёрз; всё в снегу – нужно быстро
развести костёр, а не разгорается… Надёжное средство для розжига – первейшее дело!»);
пару зажигалок и пакет со спичками; две консервных банки с тушёнкой; оттуда, из
трубы также высыпалось несколько горстей полупрозрачных шариков селикогеля;
выпало ещё что-то… швейный набор, рулончик лейкопластыря, респиратор, пара
сникерсов, флакончик с крупной надписью «Спирт» («Хы, главное, Хронову не
показывать!»); моток проволоки, пачка каких-то таблеток с надписью «Акватабс»
(«Для обеззараживания воды, Вовк!»)… - Класс! Ну, ты прошаренный! – в очередной раз восхитился
предусмотрительностью друга Владимир. - А то ж! – расплылся в улыбке Вовчик, - Тут для двоих с большим
запасом! На пару дней. А, значит, на… на коллектив на раз тоже хватит, - а
нычку всё равно надо было снимать или забыть о ней. Вот. - Непродуктивно, Вовчик! - Ну а что делать, Вовк, страховка всегда чего-то стоит! В этом
случае – не так уж много. Представь: сколько бы ты отдал за возможность
согреться и покушать зимой? Убегая из города, будучи голодным, замёрзшим, и
немного раненым?.. - Да уж. - Вот. Ну что, выдвигаемся опять на дорогу? Скоро наши уже
подойдут, нужно будет и место для ночёвки искать… Я знаю одно подходящее. - «Наши», Вовчик?..
Что-то ты мне, помнится, говорил… - взвешивая на руке пакет с гречкой,
заметил Владимир, - … что «сюрвивализм - индивидуальный вид спорта», ни разу не
«командный»?.. А сам ботинки подарил; сейчас вот ужином обеспокоился… ааа?? –
он, прищурясь, обличающе наставил на Вовчика указательный палец. - Нууууу… Тут, Вовк, единого мнения нету. Вот «повыживаем» -
определимся! – отмазался Вовчик, маскируя хвоёй и сухой травой место бывшей
нычки, - Как знать, как знать… Ну что, двинули? БИВАК НА ОБОЧИНЕ - Вовчик… Ну брось ты… Ну, пошутили они… Ну что ты так остро всё
воспринимаешь? Они же девки, молодые; для них хохмить и подначивать –
нормально… Ну?.. Вовчик! Вовчик отмалчивался, сопел обиженно; и продолжал ставить палатку
на краю лесной полянки, подальше от общего костра, подальше от основной группы,
обосновавшейся в центре. Владимир явно видел, что друг обиделся. А сначала всё было
хорошо: после «снятия нычки» их вскоре нагнала на лесной дороге основная группа
«беженцев»; вместе они вышли на укатанную просёлочную дорогу; Вадим сообщил,
что «вон там живёт Мышастый, там можно попроситься переночевать мамочкам с
детьми». Тут же завязалась оживлённая дискуссия: часть «пассажиров», из них
большая часть девчонок из шоу, путешествовавших теперь налегке, высказалась за
то, чтобы пройти за световой день как можно больше; а другие, среди которых
было больше семей с детьми и тех, кто тащил за собой чемоданы, требовали
отдохнуть… Опять начался гвалт. Угрюмый Вадим предложил разделиться: пусть кто хочет отдыхать,
идут к Мышастому и устраивают себе там каникулы хоть на неделю; а кто может и
хочет идти – пусть идёт… Предложение это тоже было принято в штыки; основным
доводом было «Мы теперь какой-никакой, но коллектив; и принимать решения должны
сообща, всем коллективом!» - Я на ваш «коллектив» клал!.. – пробурчал Вадим; но так, что
услышали только бывшие вблизи; но согласился, что до темна сегодня всё равно до
Озерья не дойти, а место тут для бивака удобное… В итоге группа всё же временно
разделилась: семейные, с ребятишками, двинулись по просёлку к хутору Мышастого;
а остальные стали обустраиваться на небольшой полянке в лесу, с уговором встретиться всем утром, и вновь
совместно продолжить путь. Полянка была удобная – недалеко от дороги, но с дороги
незаметная; она, видимо, не раз и не два использовалась для пикников или ночевок:
там было и старое костровище со стойками для котелка, и некое подобие уже
обветшавшего шалаша, и даже небольшой родник подальше, поглубже в лесу. Больше двадцати человек большим табором расположились по всей
полянке, распаковывая вещи, гомоня, доставая взятые с собой в дорогу продукты,
расстилая покрывала, плащи; и всячески, в силу городского понимания ситуации,
готовясь к отдыху и ночлегу. Витька Хронов бросил свой рюкзак, шлёпнулся на
него, и заявил, что он больше сегодня никуда не пойдёт! Вадим с семейством расположился поодаль, и даже костерок себе
соорудил маленький, индивидуальный, не проявляя никакого желания «поучаствовать
в жизни коллектива», а готовить пищу затеял на маленькой походной горелке. Опытный же в походных делах Вовчик развил бурную деятельность:
вооружившись своей садово-походной ножовкой, он ринулся в лес нарезать еловые
лапы. Но когда он, весь в паутине, притащил охапку зелёных, мягких, душистых
еловых лап, кто-то из девчонок его спросил: зачем он так хищнически уничтожает
природу?.. Растерявшись от такой постановки вопроса, Вовчик сообщил «… да
для вас же… Для вас! На чём-то спать надо? Вот на лапнике и будете спать…» Его заботу не оценили; кто-то спросил «А разве здесь не будет надувных
матрасов с кондиционерами?? Мы как бы на это рассчитывали, - хи-хи-хи!..» и
«Вовчик! А комаров ночью отгонять будешь??..» А также «Фи-и-и-и, эти ёлки же
застилать чем-то надо… Че-ем? Плащо-ом?? Ты дура, что ли, я этот плащ в
Эмиратах покупала, чтобы его уделать смолой тут??!» Вовчик начал краснеть и подыскивать ответ; а Владимир понял, что
его нужно спасать – засмеют, затюкают нахальные молодые девки непривычного к
симпатичному женскому обществу парня. Пришлось вызывать огонь на себя: - Девчонки! Не будет тут надувных матрасов, и кондиционеров
также не предусмотрено, как и анимации. В ассортименте только свежий воздух,
экологически чистый еловый лапник и, в перспективе, – горячий ужин! Кушать все
хотят?.. Я так и думал. Потому давайте делиться: я сейчас пойду с вовчиковой
ножовкой дальше заготавливать лапник; Катя – ты и… Вика, да, вы пойдёте со мной
этот лапник таскать и укладывать. Вовчик с приданным ему контингентом, кого он
сам выберет, будет готовить что покушать, вернее – руководить процессом: посуды
у нас мало, потому кушать будем по очереди. А остальные – в лес, собирать
валежник для костра и тащить на поляну. Все-все, да. Пока светло. И побольше. А
потом уже будет любование звёздами и серенады при луне, ага. Катя, ты с
Вовчиком готовкой займёшься? Действуй. Кто со мной? Так, идём. А остальные – в
лес, за дровами. И… кто не согласен – на гречку с лапшой и тушёнкой пусть не
рассчитывают… Да, с тушёнкой. Ага!! Вот. Я так и думал. Все «за». Ну,
двинулись! Хронов! Витька! Ты что разлёгся? Не будешь кушать?.. Ну так
подключайся к костровым делам; вон, притащи что потолще… бревно можно, да. Работа закипела. Вовчик, освободившись от возни с еловым
лапником, занялся костром; и вскоре на поляне весело затрещал огонь. Девчонки
из леса подтаскивали ещё и ещё валежник; и вскоре поодаль образовалась целая
куча дров. Руководивший процессом приготовления горячей пищи Вовчик только
успевал контролировать и распоряжаться: - В костёр не надо, в костёр – достаточно, сами подбросим… Оля,
это совсем трухлявое, не будет гореть… Прутики не надо, прутики – это чисто на
растопку, а у нас и так всё горит; тащите что потолще, ну, с руку толщиной,
хотя бы… Что, «мажется»?.. Экие вы… На, перчатки рабочие. Я знаю, что тут всё
повыбрали, вон там вон есть… там лесники, видимо, валежник складывали, когда
лес чистили, давно уже, там выбирайте сухое. И жерди там есть, тоже несите.
«Жерди» что такое?? Это такие длинные палки. Катя, Катя, ты видишь – кипит!!
Заливай гречку, и – пару пакетов лапши. И – настаиваться. Всё, не надо больше
на огонь, достаточно… Гуль?.. Вы покушали уже? Попроси у Вадима посуду –
девчонкам разольём. К закончившему нарезать лапник Владимиру подошёл Хронов, и
таинственным шепотом попросил вернуть ему «ну, тот газовый пистолет», потому
что «мало ли что, девки за дровами отходят, я их поохраняю…» - при этом
искательно заглядывая в глаза. Владимир сам взглянул ему в лицо, на котором
левый глаз совсем заплыл, оставив только щелочку; а под правым также светился
неслабый фонарь, скривился, и, вынув из-за пояса, отдал ему газюк: - На. Охраняй… Сам, смотри, не потеряйся только. Из-за малого количества посуды есть приходилось по-очереди и по
нескольку человек из одного котелка. Вовчиково варево шло «на ура». Подсевший к
костру Вадим принёс печенье, и теперь, наевшись «супа», девчонки с аппетитом
напивались сладким чаем. Пристроившийся рядом Хронов рассказывал анекдоты и
хвастался мувскими подвигами. Начало темнеть. Мало помалу все покушали; кто-то горячую пищу,
приготовленную на костре, кто-то удовольствовался сухомяткой. Толстая «Юличка» на краю поляны продолжала пилить своего
безответного мужа за то, что он не умеет разводить костёр, не взял посуды для
приготовления пищи на огне, не имеет палатки, не создал «условий»; а главное,
за то, что полностью выдохнувшись по дороге, волоча тяжёлый чемодан, настолько
устал, что наотрез отказался идти с семейными и детьми проситься ночевать на
хутор к Мышастому – то есть «за плохую физическую форму». Унылый её муж,
понурившись, сидел тут же, выскребая что-то ложкой из банки. Остальные несколько человек, не принадлежавшие к
«околотанцевальному сообществу», завистливо поглядывая, как собравшиеся у
большого костра девчонки с аппетитом поглощают вовчиково походное варево;
также, перекусив, стали устраиваться на ночлег… Вовчик поначалу хлопотал, чтобы всем всего хватило, но Владимир
пресёк его суету, забрал с костра кружку с «супом», и увёл его чуть поодаль
самого ужинать. - Как оно получилось, Вовк, а? – поглощая «суп», поинтересовался
Вовчик. - Ты о чём? - Ну… об организации. А? Они, ну, девки, сначала как-то… я аж не
понял – «диваны» им подавай, кондиционеры, мух отгоняй… Но ты хорошо их
построил, ага! - Шутят. - Да как-то… Я им, ну, девчонкам, пытался всё объяснить, когда
жрать готовили, что шутки-то кончаются; что сегодня вот у тебя своей ложки нету
– я тебе дам; но вечно это так быть не может… А они смеются! - Глупые, оттого и смеются. Думают, что вечно им будут скидки за
красивые глаза… Вовчик! Ты слишком суетишься. А «они» это чувствуют. Женщины –
они такие… всё всегда чувствуют. И напряг твой, и отношение. Расслабься. Как
папа говорил: «оценил обстановку – принял решение – предпринял шаги к
реализации». Конкретно. - Конкретно… Только я ещё не оценил, и решения не принял… - … в смысле, чего тебе от них надо? Оно и видно – оттого и суетишься.
Что ты торопишь события? - Во-овк… А как думаешь – у меня… эээ… есть шансы? - Да несомненно, старик, несомненно! Ты только свои возможности
не отдавай им как само собой разумеющееся – ты же им, по сути, ничего не
должен! Чтобы на шею не сели, причём всем кагалом. Ты не смотри, что они такие
все симпатичные, стройные и милые – девчонки, они такие… чуть что… ну ладно.
Сейчас вот поедят – сорганизуй их посуду на роднике помыть, пока светло.
Са-а-ам?.. Не-не, сам не мой. Ты и так много для них сегодня сделал, да и не
мужское это дело. Да я понимаю, что «не в облом», но ты смотри дальше. Чтоб
такой подход не стал сам собой разумеющимся. Вон, ту «Юличку» с мужем видел? Ты
что, таким же прикроватным ковриком, как и он хочешь стать? Причём не у одной,
а у всего «коллектива»? Вовчик-Вовчик… Не, так нельзя. Надо над тобой шефство
брать, хы. Вот сорганизуй их на приборку после ужина, сам! Как тренировка.
Сделаешь? - Во-овк? Ну как же я им скажу: «Идите, девки, посуду
помойте??..» - Ну, как сформулировать сам придумай. Что ты на форме подачи
зацикливаешься? Главное – суть. Вот ты их сегодня, считай, накормил… Ну так дай
понять – тем, кто этого ещё сам не понял,
- что это твоя благотворительность, твой «жест доброй воли», а не «само
собой разумеется». Иначе завтра они потребуют «продолжения банкета», хы. Причём
– как само собой разумеющееся. А там и – «создания прочих условий». А как же!..
Ты ж сам себя так поставил! - Да, ковриком быть не хочу… - задумчиво сказал Вовчик,
облизывая ложку; потом, вдруг встрепенувшись, добавил: - Вовк, неплохо бы и навесы сделать; пакетами что из нычки
обтянуть – чтоб от костра как теплоотражающий экран… Как думаешь? - Дерзай… Если тебе это надо… - Владимир потянулся. Он увидел,
что Гузель, сидевшая с девчонками, и, вместе со всеми смеявшаяся над анекдотами
Хронова, ищет его взглядом; встретился с ней глазами… слегка кивнул головой в
лес. Она улыбнулась, отвела взгляд. - Вон, Вадим не больно-то расшибается «для всех»; и в этом, в
общем, есть рациональное зерно… Да, Вовчик, ты им ещё объясни, чтобы «девочки –
туда, мальчики – сюда», чтоб у нас тут санитария и порядок в этом отношении… Да
ладно, не трусь! Папа мой говорил, что «если ты можешь организовать работу трёх
человек, то дальше-больше количество уже не имеет значения». Ты ж ужин
сорганизовал? Вот и… Да не трусь! Я тут отойду на время. Но у Вовчика, как понял Владимир, когда вернулся к костру через
почти что час, всё сразу пошло наперекосяк… Положив в коробку с Жоржеттой побольше свежей травы и долив воды
в поилку, он направился к костру с твёрдым намерением «сорганизовать
коллектив»; но не успел Вовчик подойти к костру, как нему тут же ласково
обратились: - Вовчик! А туалетная бумага у тебя есть?.. Пришлось ему доставать из рюкзака рулончик туалетной бумаги
(перевязанный резинкой, чтобы не разматывался) и, стараясь не краснеть,
«предложить» «вон туда не ходить – туда мальчики будут ходить…» Потом он совсем уже было собрался предложить совместно построить
навесы – «около костров, не от непогоды, а как отражающий экран для тепла от
костра, перед ними спать будет комфортно», как он проговорил на всякий случай
про себя, - но его отвлёк Вадим. Он закурил, сидя у костра, и взяв в руки
Вовчикову большую кружку из нержавейки, которая у него в походах была и за
котелок, и за кружку, обратился к нему: - А что ты, Володя, не имеешь армейского котелка? А пользуешься
какой-то непонятной посудой, аллах знает кем и для чего изготовленной? То ли
дело! – и продемонстрировал свой, довольно уже ободранный и закопченный алюминиевый
солдатский котелок с крышкой. Отвлёкшись тут же от своего решения «сорганизовать девчонок» и
«проявить лидерские качества», Вовчик кинулся в спор: - Вадим! Армейский котелок как походная посуда давно устарел! Да
и не для туристов он создавался! Ты ж посмотри: он неудобный! Узкий и высокий.
Он и делался не для того, чтобы в нём пищу готовить или там разогревать, у него
для этого площадь донышка мала; а для того, чтобы на армейской походной кухне
получить черпак супа и донести до окопа, не расплескав! И чтобы на марше меньше
места занимал. И чтоб дешёвый был. И всё. А как походная посуда, он… - Оооо, теоретик! И ты тоже теоретик, как дружок твой
заграничный! – прервал его Вадим, - Армейский котелок – вещь проверенная
временем, что ты в этом можешь понимать?? Как есть теоретик! - И ничего не теоретик! – стал защищаться Вовчик, - А совсем
даже практик! Неудобно в котелке пищу готовить! И есть из него неудобно! Для
этого есть современная походная туристическая посуда! - Что бы ты понимал! – встав, и забрав два своих котелка, бросил
ему Вадим, - Зульфия! Пошли до нашего шалашу, или здесь ещё посидишь?.. Только
недолго. Где Гузель? - Я посижу ещё, пап. А Гулька сейчас придёт… Когда Вадим ушёл, Вовчик сделал ещё робкую попытку
«сорганизовать коллектив»: - Девчонки! Давайте вместе… эта… сделаем навесы рядом с костром.
Для теплоотражения. А?.. Или вдруг дождь… Но его воззвание не встретило понимания. Наевшись, девчонки были
настроены не трудиться, а разговаривать… - Вовчик, успокойся… Глянь на небо – какой дождь? Какие
«теплоотражения»? И так тепло… - Ну, это… посуду надо помыть, как бы… - Потом, Вовчик… потом… А скажи, там, в деревне, клуб какой
есть? - … не, Турция отстой. Италия
рулит, Европа! Поняв, что поддержки его начинанию не будет, Вовчик стал сам,
чтобы чем-нибудь заняться, сооружать
навес поблизости от костра. Воткнув в мягкую лесную землю жерди – опоры, он
скрепил их поперечными жердями, связав конструкцию проволокой. Порезав мусорные
пакеты на большие полотнища, он, подобрав с земли шишку, завернул её в угол
получившегося полотнища, перевязал проволокой, приготавливая таким образом
собственно «теплоотражающий экран», который он собирался потом растянуть за
углы на каркасе из жердей. Невольно он стал слушателем очередных «девичьих разговоров»: - … а я вот в «Гордон-Плаза» была со спонсором… Как там классно!
А какое обслуживание… - Хи-хи, Олька, тебе только тусить! Как в деревне да без клуба?
Есть, конечно, с гармошкой! - Какое-то время можно и без клубов обойтись! - Нельзя. Обязательно чтоб клуб, и чтоб с этой… с радиолой. С пластинками,
прикинь! Были такие, ещё до дисков, чёрные такие… И под них – танцевать! - С этими… с механизаторами, ага! С трактористами! - Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Под Лещенко танцевать! - … Мэгги уже, небось, в деревне… - Витька! Не лезь! Фонари свои героические сначала залечи, потом
приставай!.. - … предохраняться лучше оральными контрацептивами, заранее. А
«постинор» потом каждый раз глотать – что ты… - Не, не обломится механизаторам! - … Как знать.
Это если бы ты туда на жыпе с папиком приехала, тогда бы можно
было нос задирать. А когда ты на скотовозе едешь, так что особо задаваться не
след… А придёшь вообще пешком… - На каком «скотовозе»? - На автобусе! - Катька! У тебя редкий талант всё
опошлить! Недаром ты из деревни! - Чё ж ты тогда в такую пошлую деревню и
едешь?? Идёшь, то есть. - Да, девки… С коронами как-то попроще
надо. Столько много принцесс на одну деревню – это перебор… Помолчали. И снова, не обращая внимания
на копавшегося с навесом Вовчика и пристроившегося рядом Хронова: - Бля. Хуё.ые времена, девки… Ну, это ненадолго.
Вот… - и оживлённая беседа возобновилась: - А она не беременная! У неё просто
такой живот! - Она такая худенькая была, такая всё
время в солярии загоревшая…- - Всё время в коридоре с мамой ругается
по телефону, и так орёт, так орёт… что ты! Весь коридор слышит, и мы слышим! А
потом придёт в комнату, и вся такая… благожелательная типа. А мы ржём – мы-то
всё слышим, как она в коридоре ругается! - Трусы – главное однотонные. Цвет – это
фиолетово. Главное – чтоб не аляпистые. А то наденет в розочках, хи-хи!.. Потеряв надежду получить хоть какой-то
положительный отклик на свои поползновения «познакомиться поближе», Хронов
вдруг достал из своего рюкзака начатую бутылку какого-то ликёра, явно
прихваченную в коттедже; воровато огляделся; и, не увидев Владимира, предложил: - А что, девчонки?.. За знакомство?.. Предложение было встречено с пониманием
и одобрением; Хронов получил несколько лестных эпитетов в свой адрес; нашлись и
стаканчики; и вскоре бутылка кончилась. Вовчику, трудящемуся над навесом,
как-то и не предложили присоединиться к компании, что он между делом отметил
для себя, став ещё угрюмей… Зато про него вспомнил Хронов, когда
бутылка кончилась. - Вовчик! А, Вовчик! У тебя ещё что
алкогольное есть? Ну, спирт хотя бы? Ты ж запасливый, я же знаю! - Нету у меня ничего. Отстань. - Ну чё ты жмёшься, друган! Щас подпоим
их, и… А??.. И вот теперь Вовчик, обиженно сопя, ставил свою палатку.
Поодаль, на краю поляны, совсем в кустах; подальше от весело трещащего и
сыплющего искрами в синеющее небо костра. - Во-овчик… ну что такое? – выспрашивал Владимир, - Что
случилось? - Да ну их, Вовка! Дуры! И Хронов дурак. И вообще я спать хочу. Хоть бы кто спасибо сказал!.. Хорошо ещё вон
Катька посуду помыла, по своей инициативе, кстати… Другие и не почесались! Поставив
палатку, он, открыв коробку, выпустил туда кролика, и вновь застегнул молнию на
пологе. -
Лучше бы Жоржетте раньше условия создал… А то она, бедная, весь день в коробке! -
Ну да, несчастную нашёл… Вовчик! Ну что ты? И палатку-то поставил как далеко от
костра… -
Вообще я палатку брал на двоих, так-то у меня пончо есть. -
Неудобно, Вовчик. Отдал бы девкам. Хотя… С какой стати? - Хрен им, а
не палатку!! Они надо мной смеялись – вот пусть смеются дальше! - Хрен им?..
Вообще, Вовчик, ты мыслишь в правильном направлении, так бы и надо; но они пока
не готовы – недозрели. После мародёрки в городе, потрясясь в общаге, они только
начали что-то понимать… Подождём… - Они меня
не любят, потому что… - Фигня,
Вовчик. У них, у женщин, всё по-другому устроено. Они не думают «почему любят»
- они сначала инстинктивно решают, что вот этого стоит любить, - влюбляются, -
а потом уже для себя, на рациональном уровне додумывают – и за что же его
любят… - Тебе
виднее… Ты у нас опытный… - Да не
фырчи так, Вовчик! Всё образуется. - А за что?
В смысле, за что они эта… влюбляются? - Комплекс
причин, Вовчик. Если суммировать – то за то, что видят себя рядом с ЭТИМ мужчиной
в достатке и безопасности, и что потомство будет здоровым и благополучным… - Фу, как
приземлено… - Старик, а
как ты хотел? Вот так оно и бывает - если, как говорится, «проверить алгеброй
гармонию». - То есть…
Если, скажем… - Ага. Если
в этих новых условиях, ну, в деревне, ты будешь успешен – то как жених… или как
возлюбленный, ты будешь так же востребован, как и какой-нибудь управляющий
филиалом банка в Мувске в своё время. Так что не переживай. Всё у тебя будет. В
своё время. Потихоньку
на лес, на «табор беженцев-эвакуированных» опускалась ночь. Семейные уже все
угомонились; и теперь сопели, укрывшись кто чем, и подложив под себя всякую
всячину из взятых с собой вещей. Слышно только было, как в тишине «Юличка»
что-то выговаривает своему супругу. Угомонились и девчонки-танцорки, улёгшись
на постели из свежего лапника и укрывшись по необходимости своими фирменными,
совсем не походными плащами и пальто. Чуть поодаль Вадим за что-то отчитывал
дочерей. - Не,
Вовчик, я вон там лягу. Около костра. Тепло уж очень. Зря ты палатку только
ставил. Да ещё так далеко. - А
Жоржетта? Что ей, всю ночь в коробке сидеть?.. - Ну, как
знаешь. Пончо? Давай. Да я курткой накроюсь. Не, нормально. - А одна
мне, говорит, прикинь: Вовчик, а зачем ты с собой нож носишь?? Ты что, зарезать
кого хочешь? Нет, ну ты прикинь, Вовка – не дура? Я ж при ней только что этим
ножом консерву вскрывал, и вообще!.. Я ей говорю: нож – это инструмент. А
«зарезать» - действие! Зачем априори привязывать действие к инструменту? Причём
– неспециализированному! - Эк тебя
разобрало… Да не дура, не дура – просто мозги у них по другому устроены… Ну,
давай. Спокойной ночи. Завтра к вечеру, наверно, даже таким неспешным темпом до
деревни доберёмся?.. Владимир
встал, и направился к приготовленному им себе ложу из еловых лап недалеко от
костра. Девчонки расположились от костра по другую сторону, перед «теплоотражающим
экраном», всё же сооружённым Вовчиком из жердей, связанных проволокой, и
больших чёрных, порезанных на полотнища пакетов для мусора. Накрыв лапник
вовчиковым походным, довольно потасканным «пончо», он разулся, лёг, укрылся
своей джинсовой курткой; и стал, засыпая, смотреть в тёмное небо, в которое
огненными шмелями улетали искры костра. С края поляны,
совсем негромко, из вовчиковой палатки, послышались вибрирующие звуки варгана.
Вовчик... Переживает. Ничего… Было тепло и хорошо. Как в старые добрые времена.
Природа. Бивак-лагерь. Ночевка. И тихие, какие-то потусторонние звуки варгана, потрескивание
костра, и негромкий шелест листьев были очень уместны сейчас, в этом тихом,
спокойном, ночном лесу. Достал айфон из внутреннего кармана, включил. Сети,
конечно не было. Полистал фотографии: отец, сестра. Штаты: улыбающийся Джонни
позирует с винтовкой; профессор Лебедев за столом, погружённый в какие-то
расчёты, не видит снимающего; Барби, сложившая губы для поцелуя… стёр нафиг.
Теперь всё по-новому. Новая жизнь. Планы на будущее… Гибкое тело в его руках,
тонкая талия, шелковистые волосы, горячие губы… Он заснул, улыбаясь. Гузель с
Зульфиёй, обнявшись, лежали на «матрасе» из нарубленного Вадимом лапника. - А я знаю,
ты с Вовкой в лесу целовалась! – тихий шёпот Зульфии. - Спи давай. - Не бойся.
Я папе не скажу. Если командовать мной не будешь. А то – скажу! - Спи давай.
Юная шантажистка. Минута
спокойного сопения. - Гу-уль? И
как он?.. Целуется? Классно? - Мне что,
много с чем есть сравнивать?.. Спи, говорю! На лес
опустилась тёплая летняя ночь… НОЧНОЙ КОШМАР Вовчик спал крепко. Рядом какое-то время
шебуршилась Жоржетта, но в конце концов утихомирилась и она. Приучивший себя
быстро засыпать на любом неподготовленном и некомфортном ложе, хотя бы и на
незастеленном ничем полу, на надувном матрасике в палатке Вовчик чувствовал
себя вполне по-домашнему, и быстро уснул. Снился
почему-то Новый Год, совсем давний, из детства. Мама тогда достала для него
билет «на ёлку», в какую-то крупную, богатую организацию Мувска. Дома, на
швейной машинке сшила маленькому Вовчику из коричневого и жёлтого фетра и байки
новогодний костюм – «мишку». Смеясь, нарисовала ему на щеках усы. И вот теперь
он, робея от такого большого количества людей, детей, стоял, взявшись за руки с
такими же как он «зайчиками» и «снежинками» в одном из кругов хоровода вокруг
большой, под потолок огромного актового зала, богато наряженной ёлки; и
постоянно оглядывался на ободряюще ему улыбавшуюся, стоявшую у стены, маму. Потом
появился Дед Мороз, тоже в богатой, расшитой золотым галуном атласной шубе, с
шёлковой бородой, с густым величественным басом – не чета тем, «уличным» Дедам
Морозам, что развозили подарки или выступали в детских садах и на предприятиях
попроще. Затеялась
игра, роскошный Дед Мороз позвал поучаствовать «мишек»; и сразу два мальчика в
простых коричневых лыжных костюмчиках и с картонными масками медвежат радостно
вышли к ёлке; а маленький Вовчик, как не шептала в ухо подошедшая мама «Иди,
иди же, поучаствуй – ты же мишка!» так и не решился; так и остался стоять в
хороводе… Вовчик спал,
и во сне улыбался, переживая вновь давно прошедшее; и было только немного
обидно, что он тогда постеснялся, не вышел; а костюм у него был такой красивый!
И приз от Деда Мороза достался тогда одному из тех, вышедших к ёлке
мальчиков-мишек… А потом Вовчика
в палатке разбудил какой-то шум на поляне, смутно слышимый через полог палатки.
Несколько секунд он поворочался на своём надувном спецназовском матрасике,
балансируя между сном и явью, когда шум стал отчётливей: забубнило несколько
голосов, из них явно несколько мужских; забубнило невнятно и вроде как
угрожающе… Борясь со
сном, Вовчик уже почти проснулся, когда поодаль, у костра, там, где спали
девчонки, Вовка, Вадим с семьёй, другие семейные, вдруг отчётливо, громко
кто-то не то вскрикнул, не то взвизгнул; тут же женский истошный голос закричал
«Помогите!! Помоги-и-ите-е-е!! Мили-иция!!!» - и тут же на поляне грохнул
выстрел. Сон слетел
как его и не было; сердце мощным толчком бросило адреналин в кровь; Вовчик,
крутанувшись в тесноте палатки, даже не заметив еле отпрыгнувшего в сторону
кролика, оказался теперь на коленях лицом напротив входа в палатку, затянутого
сеткой на молнии. Он не успел вытаращенными со сна глазами всмотреться в
происходящее – на поляне ярко пылал костёр, кто-то бросил в него щедро, не
экономя, почти все оставшиеся дрова и хворост; на фоне костра и за костром
метались какие-то фигуры, - и яркие лучи
нескольких фонарей как шпаги вспарывали темноту, когда… Грохнул ещё
выстрел! Злобный мужской голос что-то
громко, повелительно закричал; Вовчик разобрал только «… всем лежать!!.» и «…
всех кончим, падлы!!!» вперемежку с матерщиной. Тут только он увидел, что у
нескольких мужчин, сновавших между лежащими и полувставшими фигурами на траве,
в руках ружья. Переход от
сна, в котором была ещё жива мама, был Новый Год и ёлка, к действительности был
слишком резок… Лицо искалеченной гопником возле магазина женщины встало
мгновенно перед его мысленным взором; лицо в выбитыми зубами; казалось,
смотрящими в разные стороны глазами, залитое кровью… Ощущение беспомощности и
неотвратимости страшного. Что-то мучительно сжалось у Вовчика в животе, чья-то
как будто ледяная рука скомкала в теле все внутренности, сделав затруднённым
дыхание; затряслись руки, мгновенно став холодными; зато жар бросился в лицо,
так, что на лбу выступила испарина. Трясущимися руками он вцепился в
сетку-полог, собираясь не то расстегнуть её, не то просто чтобы не упасть с
колен навзничь… На поляне плачуще-рыдающе закричало
несколько женских голосов, кто-то завизжал. Всё происходило очень быстро,
Вовчиков мозг успевал только фиксировать происходящее, но не успевал ни
осознавать, ни принимать решения, ни отдавать команды на хоть какие-то
осознанные действия. Стремительная тень метнулась в свете костра; кажется это
был друг Вовка – и тут же один из мужчин коротко и точно ударом приклада
опрокинул его… Подскочивший другой ударил с размаху ногой. Девичья фигурка
метнулась в сторону кустов – её отшвырнули обратно, к костру; упав навзничь,
она приподнялась – выросшая тут же рядом тёмная фигура взмахнула рукой – и в
руке коротко взблеснула сталь, короткий вскрик - и девушка упала на траву. Их, казалось, было много, очень много; они
были повсюду; как дьяволы во сне они казались вездесущими – теперь Вовчик увидел,
как две фигуры, отчётливо хэкая, бьют кого-то ногами и прикладами у шалаша, где
устроилась семья Вадима. Вовчик оцепенел. И тут… Он отчётливо это
видел: женская фигура; полная, не девичья, истошно крича побежала от костра в сторону
его палатки; но успела пробежать меньше половины расстояния – стоявший перед
костром, чёрный силуэт вскинул ружьё, - грохнул опять выстрел, отчётливо даже
на фоне ярко теперь пылавшего костра сверкнула вспышка, - и женская фигура,
раскинув руки, полетела лицом в траву… Раздался одновременный вскрик нескольких
голосов. - Беги, беги, Вовчи…к!.. – послышался
какой-то дикий крик Вовки, резко оборвавшийся. Мозг был в оцепенении, но какие-то
древние, пещерные инстинкты самоспасения теперь сработали почти мгновенно:
Вовчик крутанулся на коленях на 180 градусов, в руке как сам собой оказался
клинок; одним движением от верха до низа он вспорол заднюю стенку-полог палатки;
и рыбкой, как прыгая с тумбочки в воду бассейна, нырнул в образовавшийся
прорез… Кувыркнулся; хрустнули ветки, и что-то больно царапнуло ухо и щёку, но
он уже нёсся в темноту; подгоняемый первобытным ужасом; как грибник, провалившийся
в берлогу к медведю; как кошка, ошпаренная кипятком; как голый ребёнок,
преследуемый роем разъярённых пчёл… Он нёсся вглубь леса, чуть огибая
поляну; ему казалось что только там, в лесной тьме, вдали от ярко пылающего
костра и творящейся возле него жути, он будет в безопасности; и он бежал,
спотыкаясь, босиком, почти наощупь и наугад; спотыкаясь и падая, едва успевая
вытянутыми вперёд руками отстранять несущиеся навстречу ветки и сучья. Он упал, и больно ударился коленом.
Невольно вскрикнул, сжав ушибленное место ладонями. Из груди с хрипом рвалось
подожжённое ужасом дыхание. Десяток секунд он пытался, не двигаясь с места,
продышаться. Для чего? Конечно, для того чтобы бежать дальше, дальше, ещё
дальше; как можно дальше от того ужаса, который он испытал на поляне, когда на
его глазах (в этом не было сомнений) только что убили женщину. Не избили, не
искалечили – на этот раз всё было предельно ясно: её убили. Выстрелом в спину. Он вскочил, чтобы бежать дальше. Но адреналин в крови уже был сожжён бешеной
безоглядной гонкой вслепую через ночной лес. Мучительно болело колено, саднили
исколотые босые ступни и исхлёстанные ветками предплечья. Он ещё тяжело дышал, но дыхание уже
восстанавливалось. И тут включился мозг. Пришло понимание: там, на поляне,
остался друг Вовка. Это же он кричал «- Беги!..» Остался Вадим с семьёй.
Остались девчонки. Да, те, что смеялись над ним; и ни в грош, судя по всему
его, не ставили. Витька. Ещё те… пассажиры. И теперь… теперь они там. Во власти
этих тёмных фигур, вооружённых; которые только что кого-то убили. И ещё убьют??
Ну конечно. Конечно же убьют! Убьют!! Он застонал от внезапно пронзившей его
душевной боли и ощущения бессилия. Застонал, поняв, что сейчас их там…
убивают?? Укусил себя за тыльную сторону ладони, озираясь. Тёмный, чёрный,
беспросветный лес. Как-то резко стало холодно, он зябко передёрнул плечами под
тонкой футболкой, переступил с ноги на ногу. Кажется, поляна там… Бежать
отсюда?.. Туда? Оттуда?? Лес… Сзади хрустнула ветка, он не обратил внимания.
Что же делать?? Вовка там!.. Девчонки… А вдруг их уже убили?? Он постарался задержать дыхание,
прислушиваясь; и теперь вдруг отчётливо почувствовал, не услышал, а именно
почувствовал, что за спиной кто-то есть!.. Он попытался резко обернуться, но кто-то
сильный ударом в спину сшиб его на землю; и тут же упал сверху, придавил
коленом, схватил за волосы – рука соскользнула с короткой стрижки; схватил за
лоб, больно выгибая назад голову. Мгновение – и Вовчик почувствовал
прикосновение холодной стали к шее… *** Владимир лежал на траве; лицом вниз,
кисти рук его были туго связаны за спиной, и уже занемели. Болела голова,
путались мысли; собственно, и мыслей-то не было – так, одно восприятие без
переработки… По голове сильно ударили, да, по голове ударили сильно… Он
попытался приподнять голову, и тут же вновь ткнулся лицом в душно пахнувшую
траву – в голове закружилось, перед глазами замелькали какие-то разноцветные
искорки; лишь огромным усилием воли он удержался от того, чтобы не потерять
сознание вновь. А ведь терял. Да. После удара в голову всё просто выключилось,
весь цвет-звук-восприятие; и вот, сейчас только стал оживать, - а руки за
спиной, и уже не чувствуются почти… Голова-то как трещит, а… А ну-ка
пальцами хотя подвигать, подвигать… вроде двигаются. А предплечьями?.. ох ты
чёрт! – он чуть не вскрикнул от боли. Нет, это не надо. Не надо обращать на
себя внимания. Не ко времени. Как-то всё нелепо получилось. Глупо
совершенно. Он уснул, и снилось что-то приятное; и
даже, кажется, нечто эротическое, потому что… А потом проснулся – резко, толчком, - а
на поляне чужие! Он сначала спросонья не мог понять – кто такие, зачем?.. Кто-то
что-то угрожающе говорил, слов он сначала не разобрал… А потом этот, худой,
ударил в лицо поднявшуюся девушку – Ольгу, кажется? – и сразу кто-то из женщин
громко закричал «Помогите-помогите, милиция!!!» - и тут же выстрел. И стало ясно что это не во сне, что
случилось нечто страшное, совсем даже взаправдашнее; и, увидев в руках у худого
мужика не то автомат, не то штурмовую винтовку, - нечто с примкнутым магазином,
он понял, что это очень-очень серьёзно; что это близко не то даже, что драка с
гопниками в кинозале, тут… совсем серьёзно! Он несколько секунд выжидал, весь
напружинившись; и даже некогда вновь было пожалеть об отсутствии короткоствола;
он понимал, что тут второй попытки не будет; и в то же время надо сразу, надо –
быстро, иначе… А в это время худой, какой-то весь
мосластый, нескладный мужик с оружием, похожим на автомат, в туристской
штормовке-энцифалитке, каркающим зловещим голосом закричал: - А ну!!. Всем лежать! Лежать всем, всем;
головы не поднимать, а то замочим всех!.. – и продолжил «многоэтажно», с
какими-то такими поворотцами, каких Владимир раньше и не слышал никогда. А несколько человек, наверное, его
подручных, метались по поляне, били ногами и палками поднимающихся. Не у всех
были ружья, да, не у всех; у некоторых были большие палки; а автомат был только
у мосластого; и Владимир сосредоточил всё внимание именно на нём, что-то
подсказывало ему, что он тут главный; и, когда тот, не целясь, чисто чтоб
припугнуть, выстрелил снова поверх голов – Владимир, пружинисто оттолкнувшись,
рванулся к нему с расчётом успеть пока тот не опустил ствол, - пройти в ноги,
дёрнуть, вырвать у падающего автомат, - и дальше, уходя в сторону перекатом –
этих, этих, валить их… Но свалили его самого; он не успел даже
добраться до мосластого с автоматом, - чем-то ударили сбоку в голову, и тут же
другой подскочил, ударил ногой… это он уже плохо помнил. Только что когда его лупили ногами, и
даже, кажется, фонарём; а он вертелся на траве, закрывая предплечьями голову; и
снова ударил выстрел, - и хором с «Ах!!!» истошно закричали женские голоса, он,
сообразив сквозь удары и боль, что Вовчик-то в палатке; а палатка на краю поляны,
далеко от костра; а Вовчик чего доброго, влезет в свалку, как тогда, в
кинозале; а это сейчас, ясно, без вариантов; и он закричал изо всех сил: - Беги, беги, Вовчик!.. – только
закончить не успел; в голову ударили так сильно, что он на мгновение вырубился;
а когда снова вынырнул в реальность, в спину кто-то сильно придавил коленом, и
кто-то крутил кисти, стягивая их чем-то режущим – не то шпагатом, не то
проволокой. *** Удачно так получилось, что они прошли на
поляну и даже успели осмотреться до «начала», и ни одна падла не проснулась, и
даже этот муд.к Башка в этот раз не нашумел как обычно. Смутило немного, что народу было много;
но, когда увидели, что в основном это бабы – даже не бабы, а молодые
симпатичные девки, то появился даже азарт. Шапа, старый товарищ по колонии,
наклонился над спящими рядком на застеленном плащами лапнике девками; потом
поднял голову, и, ухмыляясь, демонстративно облизнулся, показывая, что товар –
сладкий!.. Шапа раньше не был в «команде» Калины;
это было его первое дело после того, как Калина нашёл его по старым, ещё времён
заключения, адресам – в одной из затруханных деревенек Мувского района, где тот
влачил жалкую полунищую жизнь, живя почти что одним натуральным хозяйством и
дарами леса, подрабатывая то вскопкой огорода, то рубкой дров дачникам или
таким же как он, но имеющим доход деревенским. Почти не пил, - это Калина сразу
принял за плюс. Алкашей ему ещё в команде недоставало! Увидев старого товарища по зэ-ка, да ещё
нормально упакованного: хорошая, крепкая куртка, фирменная, судя по всему;
байковая рубашка, джинсы с набедренными карманами, хорошие туристские ботинки;
видно, что дорогие; демонстративно выпущенная поверх ворота нетонкая голда
жёлтого металла, - всё свидетельствовало, что бывший подельник преуспевает; - Шапа
не стал кочевряжиться и сразу принял предложение «вступить в команду», даже
особо и не расспрашивая, что за команда, и чем они будут заниматься. Ясно было
только, что старый товарищ обещает разнообразную жратву от пуза, хорошую одёжку
и возможность больше не горбатиться за кусок хлеба. А что будет нужно для этого
делать… Шапа не заблуждался на этот счёт, он и
сам подумывал давно, а не заняться ли прежними делами, - да нет, не прежними,
квартирные кражи и развод лохов на бабки, - это было хорошо раньше, и в Мувске;
а сейчас, после отсидки, когда ни в Мувск, ни даже в Оршанск путь был заказан –
любая проверка документов - и ты снова в обезьяннике; а дальше, говорят, Новая
Администрация с сидельцами не чичкалась; сейчас нужно было что-то новое.
Крутое, большое, с прицелом на будущее; и останавливало только отсутствие
компании – не с деревенскими же бичами мутить новое, опасное дело? При чём и какое
дело? Из города доходили смутные слухи о новых временах, о начавшемся
беспределе, - а по телеку и по радио было всё совсем по другому – типа «Новая
Администрация наводит порядок, спад преступности, жёсткие меры» и всё такое, -
очень не хотелось на себе прочувствовать, что это такое, эти новые «жёсткие
меры». Шапа и после старых-то мер было принял решение
начать новую жизнь, «честно трудиться» и больше за колючку ни ногой! – но что
делать, что делать, жизнь опять круто менялась; и выживать стало не то что
трудно, а вообще невозможно; жрать стало совсем почти нечего, курить тоже; Шапа
с ужасом думал о будущей зиме, вернее – старался не думать, - а тут и старый
товарищ Калина нарисовался, с которым кентовались на зоне; и весь прикинутый, и
намёками-намёками, а потом и открытым текстом: что давай, Шапа, хватит дома
геморрой отращивать, айда в команду! А что в «команде» - то делать?.. Шапа не
то чтобы поинтересовался, но Калина и сам, сначала намёками, потом открытым
текстом: а бомбить тех, кто с города в сёла переселяется. Сейчас поветрие такое
пошло: с городов все начинают драпать в сёла. На подножный корм, значит. Новая
такая, значит, правительственная политика. А которые драпают – они с собой всё
самое ценное-компактное с собой и тащат. Рыжьё, брюлики, валюту. Вот тут мы их
и… смекаешь? Оказалось, сам Калина со своей
«командой» этим промышляет уже второй год. В прошлом сезоне только
раскачивались; зиму переждали в одной из деревень, впроголодь, надо признаться;
зато в этом году, как горожане ломанулись массово, дело сразу пошло на лад.
Главное, всё делать грамотно, с оглядкой, зря не подставляться; ходы
продумывать, чуть-что – в норку! А Администрации теперь не до мелких уголовных
шалостей на переферии, они в городах-то порядок поддерживаю еле-еле; да с местными
властями бодаются – самое наше время! Калина демонстративно пожамкал пальцами
цепуру на жилистой шее, продемонстрировал жёлтого же металла массивную гайку на
безымянном пальце руки, украшенной незатейлевой зоновской татуировкой.
Намекнул, что есть оружие. Рассказал, что сейчас терпилы и жаловаться-то никуда
не рискуют – нЕкуда. Что, Мувский УВД пришлёт батальон ОМОНа на прочёсывание?
Что ты! – у них своих, городских проблем хватает! – в очередной раз повторил
Калина. Да Шапа и сразу был согласен; особенно
когда Калина рассказал, чего он «с командой» слупил всего-то с пары легковушек
и одного микроавтобуса только на прошлой неделе, - по прежним временам можно
было год безбедно жить в глуши, ни в чём себе не отказывая. Да и по нынешним –
тоже. Шапа сразу сообразил, зачем Калина его к
себе тянет: «команда» у того была пока небольшая и разношёрстная, в основном –
хулиганьё, бакланы уличные. Калина их потом всех и представил: Ну, Башка – просто тупой олигофрен.
Вообще ничего не соображает, пока не опиздюл.шь, гы! Читать даже не умеет,
прикинь. Зато здоровый как бык и исполнительный. Пичуга и Чика – из гопников. Но отжимать
мобильники и срывать с прохожих серёжки им уже стало уныло, а Калина завлёк их
рассказами о блатной романтике, о «законе» и о «понятиях»; что подняться можно
не в пример уличной гопоте, он вот… Сам Калина – и Шапа это знал лучше его
самого, - был на зоне так, мелочью. В авторитетах никогда не числился, даже
рядом не ходил: не хватало – тогда, имеется ввиду, не хватало, - бандитского
весу и связей; а ходить у авторитета в пристяжи не позволял гонорной характер;
так, пока они вместе чалились по статье за кражи, и болтался где-то между
«мужиками» и урками, не опускаясь до одних, и имея мало шансов подняться к
другим… Зато теперь… Ооо, теперь, как понял
Шапа, Калина решил не упустить свой шанс; «шанец», как он его называл; и спаять
свою команду; и стать настоящим авторитетом, - чему способствовала и обстановка
в стране, и полученные за время нескольких, пусть и не очень продолжительных
отсидок, умение «тереть базар» и «ездить по ушам», - словом, как понял Шапа,
Калина косил сейчас в своей «команде» под крутого, чуть ли не под законника; и
планы имел большие. А расколоть его было некому; ну а Шапа,
само собой, в авторитете кореша был заинтересован первым делом; и потому
молчал, когда Калина по-фраерски ругался матом; коверкал, не зная толком, феню;
и вообще разводил рамсы не по делу – это было неважно; важно что для салаг и
пришлых это казалось круто и как бы авторитету способствовало. Собственно, на зоне
никто Калину Калиной не называл кроме близких корешей; погоняло у него было
Башмак; а «Калина» - это от фамилии: Калинин. Но сейчас Калина настрого
запретил и вспоминать его позорную зоновскую кликуху, - Калина, и всё тут! Тем
более что и роспись по телу с куполами, крестами и кинжалами вполне у
непросвещённых в лагерной живописи нынешних подельников Калининому авторитету
способствовала. Потому он и команду свою увеличивать
старался в числе, чтобы со временем на бОльшие дела идти, не только мигрантов шерстить.
Что-то туманно говорил Калина об арсеналах, об воинских частях, откуда
солдатики разбегаются, - и разбегаются, прикинь, Шапа – с оружием, - и если бы
нам бы стволов побольше, мы бы… дальше он свой базар обрывал, давая понять, что
планы у него большие; и вообще – держись Калины – не пропадёшь! Ну и Шапа сразу стал его авторитет
поддерживать, всякий раз при случае и без случая рассказывая раскрывшим рот
пацанам и Башке о невероятной крутости и везучести своего зоновского друга
Калины, суя в строку и перевирая безбожно всевозможные зоновские байки; не
забывая приврать и про себя – закадычного Калининого кореша, совместно с
которым не одного и не двоих сук на перо поставившего… словом, держитесь
Калины, щеглы – и всё у вас будет в шоколаде! Ну а Нос и Хута – это уже были Шаповы
местные знакомые; не бичи, но и не урки, так – бедовавшие холостяки, с радостью
принявшие приглашение «влиться в новый коллектив» на гарантированную жрачку и
дозированную выпивку. Так что вместе с Шапой «команда» пополнилась сразу на
трёх членов, и представляла из себя сейчас грозную (для проезжающих) силу в
количестве семи человек при трёх пока стволах: сам Калина был с магазинной
гладкоствольной Сайгой; один из пацанов с древней двуствольной курковкой; да
корешу Шапе он вручил, отобрав у тупого Башки, что-то там накосячившего при
последнем деле, вертикалку ИЖ-27М. Для налёта на банк, или, скажем, воинскую
часть маловато, но для того чтобы шерстить проезжавших самое то, а дальше –
разживёмся! Ну и у всех – ножи, кто без ружья – те с
дубиной. Нормально, словом. Вот и тут, первое их совместное дело,
было беспроигрышным. Спят, падлы! А баб-то, а баб!! Симпотных, молодых! Пичуга
с Чикой аж слюни пустили, готовые прям сразу тащить кого в кусты, но Калина
только показал им кулак, со свирепым видом обнажив жёлтые от курева клыки, - и жестом
послал их смотреть шалаш чуть с боку поляны, - палатку совсем на отшибе они
поначалу совсем не заметили, угасавший костёр давал мало света, а фонари пока
что Калина включать запретил. «Сценарий» он расписал заранее, ещё до
того как вышли на поляну – осмотреться, никого не будить; выйдя на поляну –
распределиться. Потом напустить шороху, зашугать фраерков городских; кто
возбухать начнёт – мочить, но не наглухо, - лишние мокряки ни к чему; нет
мокрухи – по нынешним временами за счастье, что ещё жаловаться?.. Так и вышло. Почти. От первых оплеух бабы начали
просыпаться, и, видя над собой стоящих, со стволами или с дубьем, злых – от
нетерпения и азарта – мужиков, впадали в ступор; особенно когда слышали шипяще-змеиный
голос Калины: - Лежать! Лежать, не вставать, кошёлки,
кому жизнь дорога! Иначе всех перемочим!! Мордой вниз, руки за голову – и
лежать, паскуды!!! Мужиков было всего ничего, и самым
опасным показался здоровый бугай, храпящий в шалаше; со своими бабами, надо
полагать. Его Чика первым и офигачил черенком от лопаты по черепу, когда Башка
рывком выдернул того за ноги из шалаша. Но не вырубил, череп у терпилы оказался
крепким; тот начал отбиваться, поначалу со сна и от удара не поняв кто и
сколько; рыча и ругаясь; и Чика с Пичугой принялись окучивать его ногами,
палкой и прикладом ружья; а Башка еле отбился от трёх осатанелых баб, вдруг
накинувшихся на него; и даже Хуте пришлось ему помочь – офигачить чёртову бабу
сзади по затылку, - вырубилась. Шухер поднялся почти сразу, тихо
позатыкать всех не удалось, это было ясно; и Калина сам, в нарушение своего же
приказа не шуметь, шмальнул из Сайги поверх голов. Это здорово отрезвило
принявшихся было орать, вскакивать, звать милицию баб, что было особенно комично
в ночном лесу; но не всех. Когда Калина шмальнул второй раз, резкий пацанчик в
джинсе вдруг упруго ринулся на него, и явно не обниматься; благо что Шапа был
начеку и срубил его ударом приклада сбоку в голову. Тут и Нос насел на него,
крутя тому руки шпагатом. А пара мужиков в возрасте рядом со своими тоже не
первой свежести супружницами особой прыти не проявляли, что-то ныли только
жалобно; а молодой патлатый парень вообще вёл себя образцово: как в кино лежал
ничком, с руками на затылке; как любил укладывать оппонентов мувский ОМОН. Но бабы повели всё же себя
непредсказуемо; - хотя кроме тех, у шалаша, больше драться никто не пробовал,
но одна попыталась внаглую сбежать, и тогда кто-то, не то Нос, не то Хута
резанул ей по лицу, - и это опять же здорово отрезвило всех остальных, прямо
ноги у них отнялись; кроме как у одной жирной курицы – та, напротив, что-то
истошно крича, ломанулась с поляны. И тогда Калина второй раз нарушил свой же
приказ – избегать мокряков; и шмальнул ей навскидку в спину… И вот это уже
реально показало остальным, что шутить тут не будут, и что парой синяков или
порезом по мордахе тут можно и не обойтись: Калина навёл ствол на них, а с
другой стороны Шапа, и Пичуга тоже прицелился, наводя страх; и они, как
миленькие, полегли все носом в землю. Только не перестали выть и стонать. Калина длинно и забористо выругался; и
Шапа посмотрел на него неодобрительно: фраерские привычки для серьёзного урки,
под которого тот так старательно косил. Стали сгонять и стаскивать всех в кучу
у костра, бабы опять выли и ныли; у большинства от слёз потекла косметика, и
теперь, в ярком пляшущем свете костра и лучах фонарей, с лицами, искажёнными
ужасом и перемазанными потёками туши, они выглядели совсем не так
привлекательно, как до этого мирно и уютно спящими. Но Пичуге, Чике и Хуте с
Носом было пофиг, они уже кружили вокруг, высматривая, на какую наброситься
первой; и только строгие окрики Калины удерживали их от того, чтобы сию же
минуту не нарушить чью-нибудь половую неприкосновенность. Калина-то с Шапой ясно понимали, что
отвлекись сейчас «на это», - и, предоставленная сама себе толпа терпил
разбежится – всех не остановишь и не перестреляешь; это сейчас их наглядная
демонстрация того, что бывает за непослушание, привела в повиновение; а стоит
только перегнуть палку – и… много их, за всеми не угонишься. Но пока терпилы вели себя как положено –
то есть ныли, выли, плакали; один мужик всё повторял как заведённый
«Юличка-Юличка-Юличка!..» - но что было велено выполняли беспрекословно:
сгрудились у костра в кучу, сели на корточки, на пятки, держа руки за головой.
Туда же поволокли, бросили рядом связанного парня, пытавшегося дёрнуться на
Калину; и мычащего, мотавшего тупо головой здорового мужика из разломанного
теперь шалаша, видимо оглушённого; ему на загнутые назад руки Калина сам
собственноручно надел наручники. - Шо у тебя за ментовские приёмы? –
попробовал было пошутить вполголоса Шапа; но бывший Башмак, а ныне главарь
банды Калина был не расположен шутить, только буркнул бывшему соседу по нарам: - Зато так быстро не вскочишь, и руки на
виду… думаешь, зря нас на пересылках так держали? - А браслеты-то у тебя откуда? – сбавив
тон, поинтересовался Шапа. - Оттуда же. Откуда и ствол. Кабан
какой, еле руки ему загнул, скотина толстая. Иди-ка… Вон. Бля! Проверь, что там
за палатка. Чё-то мы её пропустили… Шапа отправился проверять палатку, на
всякий случай взяв ружьё наизготовку. Проходя мимо бабы, сваленной Калиной
выстрелом в спину, он заметил, что та ещё живая, елозит брюхом по траве, что-то
там бурчит себе под нос; рвёт траву скрюченными пальцами – словом, отходит. В палатке никого не оказалось; только
какая-то пустая коробка да куча шмоток. Шапа прихватил рюкзак и надувной
коврик, и тут только, осветив внутренность фонарём, заметил, что задняя стенка
у палатки порезана сверху донизу. Ну ясно. Был и убёг. - Слышь, Калина, там был кто-то, но
убежал. А та баба вроде как ещё живая! – доложился он свежеиспечённому главарю
банды, притащив барахло в общую кучу. - Не называй меня Калина при терпилах, я
тебе чо говорил?? – прошипел тот, и Шапа точно, вспомнил, как Калина перед
делом велел по погонялу его не называть, типа, «его кликуха в ментовской
картотеке, и мало ли что!» Тогда Шапа только хмыкнул на такие явные
понты своего кореша; хотя остальные члены банды согласно и уважительно
покивали, отдавая дань предусмотрительности главаря; но сейчас тот, видать,
вошёл в роль, и настроился стребовать беспрекословного исполнения своих
приказаний; ишь, даже ружьё перехватил поудобнее и смотрит недобро… может и
замочить, хоть и старого кореша, чисто для авторитету перед салагами, -
сообразил Шапа, и среагировал как подобает: кивнул виновато, шепнул, но чтоб
рядом стоящий Чика слышал: - Облажался, звиняй… Шеф. Вот, это прошло. Калина расслабился,
тоже кивнул, соглашаясь, что мол, да, лажанулся ты, но с кем не бывает, - и мотнул
башкой на здорового мужика, мычащего, лежащего лицом вниз с загнутыми назад,
скованными блестящими браслетами, руками: - А этот-то… мусор, скорее всего!
Ментяра. - Ну да?? Откуда знаешь? - Он тута ругался. Как это? Своеобразно.
Точно мент. Такие оборотцы только они могут. Очень похоже что мент. Даже
наверняка. Может – бывший. - Они сейчас все бывшие. Грят,
Администрация поувольняла всех прежних, теперь новых набирает, так што оне все
бывшие. Но это хорошо, хорошо… Посчитаемся, а, Шеф?.. – новое словечко
прилипло, и Калина, судя по всему, не имел ничего против. - Само собой. Он нам всё-всё про себя
расскажет, паскуда. Кто-что-почём. И если в натуре мент – то кончина его будет
небыстрой… Отойдём… Они отошли чуть в сторону, чтобы
шмонавшие вещи и баб пока на предмет ценностей подельники их не слышали, и
вполголоса посовещались. - Эта… грохнул ты бабу. Мокруха, как бэ…
Хотя пока ещё дышит. - Херня. Не первая, и, даст бог, не
последняя. Нужно же было её остановить, не гоняться же за ней по всему лесу.
Да, это… Удрал, гришь, кто из палатки? - Пацан. Смотря по шмотью. - Ну, пусть. Он толком ничё и видеть не
мог. Ближайший пост – на дороге на Оршанск, в десяти кэмэ; даже если он
прямиком туда – хрен менты в лес сунутся ночью. Да и вообще – не сунутся.
Кончилось ихнее время. - Чё с этими? - Ща обшмонаем, повяжем, штоб не
разбегались, - и в работу! Ты каких любишь: блондинок, брюнеток, хы?.. - Всяких! Лишь бы помоложе и побольше! –
от предвкушения такого развлечения Шапа довольно заржал; с симпатией поглядев
на кореша, - пускай бывший Башмак решил стать сначала Калиной, а потом и против
«Шефа» не стал возражать, пускай! Пусть будет главным. Шапа не против; главное
чтобы и ему что обламывалось сладкого, а тут сладкого – вон, больше десяти
человек, на всех хватит, даже на тупого Башку. - Э, слышь! Пич… ээээ… пацанчик, ты, я
смотрю, что себе в карман пихаешь?? – гаркнул вполглаза следящий и за
потрошащими вещи подельниками Калина, - Я ведь проверю потом. Ты знаешь что за
крысятничество бывает?? - Не. Я это… Всё сюда! – испуганно
доложился Пичуга, незаметно доставая из кармана только что заныканные туда
золотые серёжки и скидывая их в полиэтиленовый пакет, - Всё сюда!.. Шеф. И тут же оживился, стараясь стереть
подозрение: - Тут у этого, ну, у парня – во! Котлы
под штуцер зелени! И валюты пресс неслабый! Богатенький буратина попался! - ТщательнЕЕ шмонайте! – распорядился
Калина, - В траве потом посветите, чтоб не скинули чего. И по вещам, по вещам.
Вон, рюкзак ещё проверьте. И баб, бля, не тискайте пока, - успеете. Всех
связали? - Сделаем! Не, не всех. Только кто
дёргается – верёвок не хватило! – подобострастно ответил Пичуга, и Калина, не
дослушав того, удовлетворённо вновь повернулся к корешу: - Чо вот с ними ПОТОМ делать? - Ну как чо… А что ты… вы, ну раньше что
делали? В таком случае? - Когда чо. Когда отпускали. Если без
напрягов. - Ну? - Но тут-та… Один жмурик есть. Это –
мокряк. А остальные нас всех хорошо видели, соображаешь?.. - Ты чо?.. Ты – это… - Шапа аж отступил
на шаг, - Мы так не договаривались! - Не договаривались, так договоримся! –
упёрся в него недобрым взглядом Калина. Костёр был у него за спиной; фонарём он
светил себе под ноги, на траву, и лицо его, чуть подсвеченное снизу, через
резкие мосластые скулы и впалые глазницы казалось безжалостной маской. - Как же? А? - А как ты хотел? Времена сменились.
Хочешь жить – умей меняться; помнишь, как кум на зоне говорил? Этот, Потапов?
Помнишь? Вот бы с кем повстречаться! Ну ничего, мы и за него с этим ментом, что
нам попался, пообщаемся! – Калина, видать, окончательно себя уверил, что
попавшийся им здоровый мужик – точно мент, со всем соответствующим к нему за
это отношением… - Ты чо? А стока баб? - Ну и хули? Что одну, что десять. А то
в натуре, нагонят сюда, чего доброго, спецуры… маловероятно, но всё же. А так –
никто не узнает, никто не расскажет. А? Или ты зассал? – чёрные глазницы
безжалостной маски, казалось, сверлили лицо Шапы. - Да чё зассал… Ты ж меня не первый год
знаешь… Только как ты это всё себе представляешь? - Да лехко. Вон, Чика с Носом их сейчас
всех повяжут – и делай с ними что хошь. - Ну, а… как? - Скажем, что отведём и отпустим – сами
и потопают. Потом порежем, - да свалим в овражке, тут как раз подходящий есть.
Километрах в полтора. А там… хули сложного? Ты чо, в деревне свиней никогда не
колол? - Да колол, чо не колол… - Ну так!.. В чём тада дело? Или тебе их
жалко? - Да чё жалко, при чём тут «жалко»?
Только зачем? - Затем, бля, что – вон, одна уже лежит!
И ещё одной Чика по морде резанул. А что один трупешник, что два десятка –
разница невелика. И надо этих, новых, кровью повязать. И тебя, кстати, тоже,
да, корешок, тебя тоже! Или ты думаешь, я, случись что, всё на себя возьму??.. Шапа непроизвольно отодвинулся, - хотя
Калина держал ствол Сайги в сторону, на сгибе левой руки, что там у него было в
правой, Шапа не видел, и не стремился рассматривать; могло быть и длинное шило;
и крестовая отвёртка, какую, как он знал, Калина любил таскать с собой,
изобретательно пряча от шмонов, и на зоне, и, наверное, сейчас. Ой, попал я, кажись, ой, попа-а-ал… -
мелькнуло у него в голове, но даже мысли не появилось включать задний ход, - в
принципе, видимо, он внутренне был готов к этому, к предстоящему, уже когда
давал согласие Калине на «вступление в дело». Хуже чем было уже не будет, а
существовать как существовал до этого в деревне Шапа больше не желал
категорически. Любой ценой. Любой. И потому уже достаточно спокойно
воспринял приказ: - Да. Ты гришь, та шкапа ещё
трепыхается? Иди-ка, добери её. Шабером. Ну? И он пошёл, оставив ружьё Носу;
беспрекословно уже пошёл, подсвечивая фонарём в мятую траву; дошёл до тётки – и
правда, ещё живая, хрипит что-то, крючится. Быстро, как стараясь побыстрее
выполнить неприятную, но необходимую работу; зная, что в спину смотрит Калина и
подельники, и сознавая, что от того, как он себя сейчас покажет, будет зависеть
и весь его статус в «команде», он достал из самодельных ножен на поясе финку,
присев на корточки, оттянул лежащей ничком тётке за жёсткие крашеные кудряшки
голову назад, и в два приёма, как свинье, перерезал ей горло, следя чтобы
брызнувшая из артерий чёрной струёй кровь не попала на рукав. Вытер клинок о кофту на рукаве – на
спине вся она пропиталась уже кровью; встал, и направился обратно, мельком
только взглянув, как у тётки быстро-быстро затряслась голова и напряглись, а
потом расслабились вцепившиеся в траву кисти рук. И правда – какая разница, два
или двадцать? Надо меняться, что ж. Выбор сделан. А у костра в это время присевший около
Вадима на притащенный Шапой надувной матрасик Калина допрашивал того, - уж
очень ему не терпелось увериться, что мужик – мент, и чтоб потом мучить его с
полным основанием; очень хотелось посчитаться за все годы унижений в колонии, в
чём, как он был уверен, менты-суки и виноваты; больше даже хотелось
посчитаться, чем оттрахать напуганных до усрачки молодых баб, тем более что и
для дела полезно: посмотрят на такое
дело, от начала до конца, и будут дальше как шёлковые – и так и эдак, и отсюда
и туда, хы. Ничё, успеем. Толстый мужик только отрыкивался с
матюками на вопросы; хамил, в натуре вставляя в речь словечки, употребляемые
почти исключительно «контингентом» да охранявшими их ментами – вэвэшниками; вот
кто таков он Калина и стремился вызнать, чтобы потом дать волю обуревавшим его
чувствам и желаниям. Просто кишки выпустить – не, это по-простому, если в
натуре мент, надо будет что поинтересней выдумать. Может, сжечь его? Живьём. А
что, идея! – Калина довольно засмеялся. Костёр ярко пылал, близко к нему
находиться было даже горячо. Взять да и кинуть гада в огонь! Вот и посмеёмся,
пока жариться будет, - и для баб впечатлений будет больше некуда, и новая
братва поймёт, что с Калиной–Шефом шутить не приходится. Ну, решено! Но пока что мужик на вполне вежливые
вопросы Калины отвечал только исключительно нецензурно; и это Калину опечалило,
о чём он, смеясь в душе, не преминул и объявить всем: что, типа, опечален он
грубостью этого субъекта; я же к нему со всей вежливостью – а он, паскуда и
ментовская рожа, разучился понимать
деликатное обхождение… придётся принять меры. И Калина поднял с травы нож,
здоровенный и хорошо заточенный мессер, найденный в вещах джинсового парня; и
стал колоть мужика, несильно, так, на сантиметр-полтора, чтоб тот прочувствовал
момент. Тот прочувствовал, стал вообще зверски
рычать, и попытался встать на ноги; баба его лежала поодаль без сознания, но
тоже со связанными руками; а в кучке перепуганных пленниц и пленников кто-то
громко, надрывно зарыдал. Об-а, это уже интересно. - Пич, он в шалаше был? Бабы с ним были?
Какие? Эта, да, а ещё?.. - Две сучки ещё было, Шеф, - доложил
Пичуга. Врубились, бля, что Калине новая кликуха по нраву, - Одна, маленькая тварь, мне чуть руку насквозь
не прокусила! - Где она, ну-ка?? Пичуга стал светить в отворачивающиеся,
наклоняющиеся головы, стараясь найти ту самую; а в это время Шапа, при свете
фонаря рассматривавший кучку бумаг-документов, вывернутых у пленников,
воскликнул: - А вот и он! Ево паспорт. Тамплергареев
Вадим Рашидович, …того года рождения. Мувский, стало быть, житель. - Ну? Паспорт… Паспорт – это если
бывший. Удостоверение бы должно быть. Действующего сотрудника. Они, суки, не
сдают чаще всего корочки, когда увольняются, типа «теряют». Глянь там. - Гляжу… О!! Вот оно – пенсионное
свидетельство! Тамплергареев Вадим Рашидович является, значит, пенсионером
ЭмВэДэ. Така вот! – и он, довольный, подал бумаги Калине. - Эт-та харашо, эт-та харашо! Правда же,
Вадим… эээ… Рашидович? Вот мы с вами и познакомилися! – Калина стал по-змеиному
ласков, а в голосе прорезалась вся та ненависть, что он накопил к ментам за
несколько отсидок. Он встал с матрасика и прошёлся
туда-сюда. Глянул ещё раз в бумаги, и кинул их в костёр. - Эта… Ноги ему тоже свяжите! А то взял
моду вскакивать. Подскочившего к нему Пичугу Вадим боднул
головой в живот, а Носа попытался укусить, промахнулся, и только харкнул ему на
плечо, когда втроём, с подоспевшим Башкой они повалили его опять лицом в траву,
Башка прижал, а двое других стянули брыкающиеся ноги Вадима ремнём. Перевернули
его на спину. - Н-ну? Ментяра поганый? Как тебя
кончить? – поигрывая ножом, поинтересовался Калина. - Тттьфу! – смачный плевок Вадима попал
Калине на ветровку, тот отскочил. - Ай-яй-яй, бывший сотрудник этих…
правоохранительных органов, а плюёшься в гражданина как верблюд… - огорчённо сказал
Калина, поднимая из кучи вещей какую-то шмотку и стирая ей плевок, - Пасть ему
тоже завяжите… Калине в кайф было видеть, как его
приказы не просто исполняются, а исполняются бегом его «бандой»; как из кучки
баб и мужчин буквально осязаемо исходит ужас перед ним, Калиной, Калининым
Петром; он и забыл уже, его же Пётр зовут, впрочем неважно - вот! Вот именно
этого он и вожделел всегда – ужаса перед собой и беспрекословного исполнения
приказов, - а цацки, золотишко, - это так… пустяк! Он бы хотел, чтобы эта ночь
никогда не кончалась! – вот! Вот она – власть, сила! Сейчас кончим этого
борова, и уже тогда примемся за сладенькое!.. Впрочем, прежде чем кончать… У
него же бабы были – жена и две дочки, так? Жена вон, в отключке валяется, а где
дочки? - Э, не надо пасть ему завязывать. Пусть
поплюётся. Он ща орать будет, а это по кайфу! Пи… Пич! Ты говорил, у него девки
были? Нашёл? - Да чо-то… чо-то не могу найти, Шеф.
Они, падлы, все головы наклоняют, не разберёшь! Мелкой точно нету! - Как, бля, нету??! Ты чо, оху.л,
жульман корявый! Как нету?? Где она?.. - Может сбежала… - упавшим голосом
ответил Пичуга, на всякий случай отодвигаясь от главаря. - Как сбежала, акус ты сраный?? Да вы
оху.ели все; кто тут только не разбежался?? Бикса соскочила, с палатки фраер какой-то
слился… Вы чо, суки стрёмные??! - Да мы чо, мы чо… Темно было, свалка;
эти три падлы кусаются, дерутся, мне вон руку прокусила; этот боров как медведь
здоровый… - заныл Пичуга, всё дальше отодвигаясь. - Значит, двое уже соскочили!.. – Калина
выразительно переглянулся с Шапой, - Ну ничего… Ничего. Чешут сейчас, шкифы
вылупив; до самого Равнополья, небось… а в Равнополье гадильник пустой, левиков-то
и нету! - Но утром уходить отсюда надо будет, и подальше… на всякий случай! –
последнее он проговорил про себя, не вслух. - Зато вторая – вон она! Узнал! –
радостно выкрикнул Пичуга, наведя луч фонаря в кучу опущенных голов, - Точно –
она! Я ей ещё губу подбил! - Это барно! – щегольнул феней Калина, -
А тащи её сюда. А мы посмотрим, как её папаня-легавый теперь поплюётся! - Мужики, слышь! – послышался голос от
лежавшего чуть в стороне на боку парня в джинсе, - Мужики!.. Давайте поговорим,
а? - Мужики щас пашут, а мы тут, с вами
разговоры разговариваем! – тут же отреагировал Шапа, подтвердив своё
неудовольствие обращением ударом парню ногой в живот; но тот, как будто не
заметив этого, продолжал: - Ребята… Господа!.. Уважаемые блатные!
Послушайте, что скажу, а!.. – голос его просительно дрогнул. - Чо ты хочешь сказать, морда? - Я – сын миллионера. Да-да, миллионера.
Мой папа в Америке сейчас! Не верите – смотрите паспорт, визу. Там американская
виза, вы увидите! На айфоне – фотки. Много фоток. Это наш коттедж в Штатах!
Вилла, в смысле. - О, сазан попался? Ещё что скажешь?? –
заинтересовался Калина. Чем чёрт не шутит, вдруг и правда фарт светит; он про
такое слышал на зоне, эдак можно будет сдоить немерянно… Бывает же! А вдруг!..–
Ну-ну, базарь. Чо сказать-то хотел? Не прессуй его пока, порОй его ксиву, -
указал Шапе его место. - Господа! Я предлагаю выкуп! Да-да,
выкуп. Очень большой. Мой отец заплатит. Да и я сам, вы поверьте!.. - Верят лохи. Раскладывай давай! – все
бандиты заинтересованно замерли. - Сейчас. Да. Значит вот что… Я – сын
американского миллионера… И мой папа… - А по-русски ты базаришь нормально! –
перебил Калина. - Не американского, я хотел сказать что
мой папа сейчас в Америке, и без сомнения заплатит выкуп. За нас за всех! - Чего-о-о-о?.. - протянул Калина, -
Какой «за всех»?? Ты чё несёшь, бажбан? Включил Бельмондо? Ты за себя базарь,
про них вообще речи нет! - Это условие, слышите, это условие!..
Любые деньги, я отвечаю! - У-с-ло-ви-е?? Да ты с душком, фраер! –
хрипло гавкнул мосластый главарь, - Тобой потом займёмся! - Их-только-не-троньте!!! – закричал
Владимир; приподнявшись на боку, потом с трудом поднявшись на колени,
расширившимися от ужаса глазами он смотрел, как один из подонков, видимо, по
отношению главаря поняв, что «шоу маст гоу он», ухватил за волосы в группе
девчонок Гузель, и теперь, отчаянно отбивающуюся, тащит её из кучки пленников,
попутно наотмашь лупя палкой по рукам пытающихся её удержать. -
Слышишь, ты!!! Я золото дам! Много золота! В Мувске! Здесь!! Я отдам золото
хоть завтра, её только не троньте; слышишь, ты, сволочь!!! Не-тронь-её,
мразь!!! – он орал и одновременно плакал от бессилия. Поднялся крик, девчонки с рёвом,
захлёбываясь слезами, держали как могли подругу; но на подмогу одному пришли
ещё двое вооружённых черенками от лопат подонков; удары по рукам и головам
посыпались градом. Раненым медведем заревел Вадим, извиваясь
на траве как гигантский червяк, безуспешно пытаясь подняться; к нему подскочил
один негодяев с ружьём и стал бить ногами и прикладом, норовя попасть в и так
всё залитое кровью лицо. Двое других с ружьям; из них один главарь, которого
подельники подобострастно называли «Шеф», стояли с оружием наизготовку, готовые
стрелять, если кто-то вскочит, кинется бежать. Никто не вскочил; напротив, остальные
«пассажиры» отшатнулись от Гузели и её подруг, которых избивали сейчас палками.
Силы были явно неравны; и Гузель буквально выдернули из шевелящейся, орущей,
плачущей кучи; поволокли к главарю. - Отпусти её!! Сука, мразь, подонок!
Козёл, петух топтаный!!! – опять сбитый пинком с колен на землю, Владимир вновь
пытался подняться; пытаясь вспомнить и выплюнуть в подонков что-нибудь самое
оскорбительное для них, в иллюзорной надежде, что они, бросив девушку,
переключатся на него. Но познания его, его словарный запас уголовных
оскорблений был крайне невелик; да негодяи, скорее всего, и не слышали его
выкриков за поднявшимся гвалтом. Зато произошло неожиданное: внезапно из
темноты леса, как копьё, комлем вперёд вылетела длинная, метра в два, палка;
она просвистела над костром и попала в бок одному из подонков, тащивших
упиравшуюся Гузель. Тот охнул, и, отпустив девушку, схватился за бок. Двое
других застыли, прижав девушку к земле, не понимая, что произошло. Лучи нескольких фонарей метнулись к
лесу, мгновенно высветив мелькнувшую среди стволов деревьев и кустарника,
окаймлявшего поляну, худенькую девичью фигуру. - Это она, та сука, что сбежала! –
заорал один из бандитов, - и тут же оба бандита выстрелили в лес. Неточно: неудобно целиться и стрелять,
одновременно держа в руках и ружьё, и фонарь, если нет навыка. Бандиты навыка не имели; а о стендовой
стрельбе, наверняка, даже не слышали. К тому же находившийся недалеко от главаря
Вадим каким-то чудом сумел извернуться и пнуть обоими связанными ногами главаря
с Сайгой в колено, – и выпущенный им заряд ушёл в сторону, осыпая на землю
хвою, сбитые мелкие ветки и листья. - Зуля, беги! Зуля, беги отсюдааа!!! –
яростно заревел Вадим, извиваясь, напрягаясь изо всех сил всем своим большим
телом, чтобы только ещё раз пнуть, ударить бандита с ружьём. Тот отскочил в
сторону, и обрушил удары прикладом на голову ревущего Вадима; у которого на
лице и без того в кровавой, чёрной в свете костра маске выделялся только
кричащий провал рта. Несколько ударов – и тот свалился, затих; только елозя
ногами по истерзанной траве; и только тогда главарь смог вновь приложиться – и
черноту ночи разорвали быстрые выстрелы его гладкоствольного полуавтомата – один, и два, и три; всего пять раз пальнул
он в черноту леса; мелькнули чёрными бабочками улетающие в сторону гильзы; пять
вспышек пламени из ствола; ещё две сбоку - дуплетом поддержал его лобастый
помощник с двустволкой-вертикалкой, пока отстрелявшийся из курковки молодой
бандит неумело заталкивал в стволы новые патроны. - Ссссука… Попали?? – невнятно
пробормотал бандит, держась за бок, куда ему угодило вылетевшее из леса
импровизированное палка-копьё. Двое других по-прежнему держали Гузель прижатой
к земле, при этом озираясь по сторонам. - Вот тварь… - пробормотал Шапа,
переламывая свой ижак, нащупывая в кармане патроны. Главарь же, Калина, пошарив по лесу, по
прореженному картечью кустарнику лучом фонаря, держа его параллельно стволу
ружья, грязно выругался, - цели не было видно. Попали, не? - Башка… - он хотел послать посмотреть в
лес туповатого амбала, но потом передумал. А ну как эти начнут разбегаться? Он
тут нужнее будет. Да и не подстрелить бы его самого невзначай. Внезапно новая
мысль пришла ему в голову. - Башка, слышь! Тащите лярву сюда, к
костру! Ща мы им устроим представление! Будет знать, как палками кидаться! Сюда
тащите, говорю! Упирающейся Гузели заломили руки за
спину и подтащили к главарю. - А ну-ка, ну-ка… - он отдал Сайгу Хуте,
- Следи-ка за этими, чтоб сидели… И в лес погладывай, - если эта сучёнка ещё
мелькнёт, - мочи её без разговоров. А я пока с ментом и его дочкой пообщаюсь… -
в голосе его сквозанула ненависть. - Э! Сколько ещё дерева есть – кидайте в
костёр! Башка – держи эту падлу крепче! Ах ты… пинается! – Гузель, изогнувшись,
почти повиснув на заломленных почти до затылка назад руках, попыталась пнуть
Калину в голову – и только чуть промахнулась. - Ах ты, ах ты!!. Шилохвостка, шлындра,
матрац ссаный! Ща мы тебе сделаем самолёт! – что-то поведение девки взбесило
Калину; вместо того чтобы, как полагается, плакать, рыдать о своей незавидной
доле, и умолять о жалости, она пиналась и ещё пыталась укусить за руку придерживающего
её за плечи Носа, - Ща мы те изобразим шведский бутерброд, шалава! В мозгу у него запульсировала только
одна мысль, один выбор – или папаню её, мента, сейчас кончить у неё на глазах –
ревущего как медведь и дрыгающегося на траве; или бабца сейчас отпользовать во
все дырки, чтобы тот видел, - а потом и кончить обоих! И маруху его, что до сих
пор без сознания валяется – тоже! Да, ещё сучонка, ховающаяся в лесу… Он остановился на втором варианте, как
сулящем больше развлечения; кивнул Носу: - За ноги её держи! – и когда тот,
изловчившись, шмякнулся рядом с брыкающейся девкой на колени и схватил её
обоими руками в охапку за бёдра, обтянутые тонким чёрным трико; Калина
подскочил к ней, пару раз с левой (в правой руке он держал нож) врезал ей в
живот, стараясь пробить в солнышко; и когда девка, всхрапнув, повисла на
заломленных назад Башкой руках, схватив горстью футболку у пояса, скомкав и
оттянув, подсунул под неё лезвие ножа и одним движением взрезал её от пояса до
шеи, рванул, обнажив девку по пояс. Футболка теперь держалась только на
рукавах, а Калина, хищно оскалившись, прижал лезвие ножа плашмя к её голому
животу; обернувшись в сторону леса, каркающим голосом закричал: - Ты, сучёнка!! Сюда вышла, быстро!!
Быстро, я сказал! А то кончу щас твою сеструху!! Ну!.. Ночной лес молчал. Рычал что-то, приходя
в себя, оглушённый мент; да что-то выкрикивал парень в джинсе, миллионеров
сынок. Выждав некоторое время, Калина опять
зарядил с левой в солнышко отдышавшейся было девке, и та, задышливо вскрикнув,
опять повисла на руках Башки, уронив и голову так, что густые прямые волосы
цвета воронова крыла упали на лицо, скрыв и его, и верхнюю часть груди. Не, так
не годится! – Калина схватил её за волосы, откинул ей голову назад, зарычал
хрипло, поднося блестевшее широкое лезвие ножа то к её смуглому гладкому горлу,
то к юным грудям с торчащими маленькими сосками: - Ну, сука! Выходи на поляну! А то ща
твою сеструху кончу у тебя на глазах!! Слышала?? .. Тебе хорошо видно?? – он
передвинул лезвие ножа к напрягшемуся животу девки, - Смотри, падла! Сейчас
отсюда потроха вывалятся!! – он сделал вид, что замахивается ножом. В кустах поодаль кто-то взвизгнул. - Чо смотришь – мочкани туда! – рыкнул
Калина Хуте, и тот, приложившись, пальнул в кусты на звук. - Выходи, падла – тогда не будем
стрелять! И сестру не тронем! – продолжал разоряться Калина, манипулируя ножом
то у горла девки, то у её грудей, то у живота. Опять сбоку вскочил миллионеров
сынок – но бывший начеку Шапа опять пинком вернул его на место. - Зуууля, беги! Беги отсюда, Зуууля!! –
раненым медведем заревел мент. А, ха-ра-шо! Ай, как ха-ра-шо, как
приятно! Барно! Правильно, что ему пасть не завязали – теперь вой мента был для
Калины слаще самой сладкой музыки, желанней чифира после усталости, приятней
самой умелой барехи. - Базлай, падла, базлай! – Калина чуть
сдвинулся в сторону, чтобы и из леса, и валяющемуся рядом менту было хорошо
видно освещённую костром девку, оборвал лохмотья футболки с её тела, полностью
обнажив её по пояс; затем схватил за пояс обтягивающего трико, оттянул его
вместе с трусиками, и, подсунув лезвие, взрезал ткань от пояса до верха бедра;
рванул, обнажая. Чмокнул громко Хута, опуская ствол, всё
его внимание было теперь на обнажённой чиксе, бьющейся бессильно, повиснув на
заломленных Башкой назад руках; что-то заскулил Нос, держа её одной рукой в
обхват за ноги, а другой стягивая пониже, до колен, взрезанные Калиной девкины
исподники. - Кали… Шеф! Давай, а?!! Давай!! Ты
первый, давай – нет мочи уже терпеть! – заскулил он уже отчётливо, шаря левой
рукой по низу девичьего живота. - Давай! Давай! – в несколько голосов
поддержали подельники; и Шапа поддержал, тоже опустил ствол, не шаря больше
стволом по округе. - У-спе-ешь! – довольно уже загоготал
Калина. Вот она – атмосфера разбоя, как раз в самом начале! Самая сладкая! - Ах
ты цыпа, рыбинка, изебровая бикса!.. Ща мы тебе мохнатый сейф-то сломаем! Вали
её, Башка! - Слышь… Слышишь, ты, – вдруг отчётливо
и как-то даже отстранённо-спокойно подал снова голос мент. Не рычал, как до
этого, и не матерился. Это было удивительно, - Слышь… Тебе не жить теперь,
понял? Не жить. Кончился ты. - Кон-чил-ся??? – привизгнул аж Калина,
и, оставив девку, с которой Чика уже стащил обрывки трико и трусов до колен; и
присел рядом с приподнявшимся ментом, - Это кто кон-чил-ся?? Это ты кончился,
мусор, ментяра позорный! Ты у меня сейчас не так запоёшь! – он крутил лезвие
ножа у того перед глазами, - Ты ща ещё молить будешь, чтобы я и тебя, и её
побыстрее кончил!! А?? - … не жить тебе. - Это тебе не жить, гад! Может ты ещё
что скажешь? Может, ты ещё чем пригрозишь, ааа??? Может, ты ещё и Жёлтого с
Сиплым вспомнишь, ааа??? – вдруг всплыло у Калины в голове воспоминание о
прошлогоднем унижении от какого-то залётного фраера, жёсткое унижение, когда он
так и не смог дать оборотку; а потом долго врал братве, нанизывая всякую херню,
чтобы оправдать свою тогдашнюю слабость и своё унижение, рассказывая что Жёлтый
с Сиплым крутые воры, делящие территорию, и не след влезать в их разборки,
связываться с их людьми. Тогда проканало, но Калина навсегда запомнил тогдашнее
своё унижение; и очень, очень хотел снова встретить того фраера, сделавшего его
как салагу на малолетке; посчитаться – да не судьба. Пока не судьба. - … не жить тебе. Паскуда. - Вали её! – скомандовал, поднимаясь,
Калина, и огляделся. Терпилы под прицелом двух стволов, как и
положено, выли и плакали, пригибая головы; парень – миллионерский сынок, елозил
что-то на жопе, пытаясь опять, после очередного Шапиного пинка, подняться;
Пичуга целился в кучу баб, не забывая косить на голую чиксу, которую Башка с
Носом повалили уже на траву и растягивали за руки и за ноги; Шапа опизд.ливал
воющего и вертящегося на жопе миллионерского сыночка. Хута,
позорник, опустил Сайгу стволом в траву и сунув руку в штаны, глядя на
растягиваемую на траве голую чиксу, весь красный, аж шары закатил и пустил
слюни. А, фуцан позорный, хочешь?? Абаждёшь! –
и Калина, кинув в траву нож, кивнув Чике, чтобы следил за ментом, - хотя что за
ним следить, спеленат как младенец, помоги лучше Носу, вон за ту ногу тяни! -
принялся расстёгивать штаны, чтобы достать свой аппарат и приступить, значицца,
к работе – а папаня пусть смотрит, пусть смотрит, ага; правильно, шваркни его в
торец, Чика! Его потом, как девку отпользуем, – поджарим; хорошо костёр
разгорелся, всем видно; а ну-ка… Он не успел, доставая свой банан,
брякнуться на колени между ног растянутой и готовой к употреблению
содрогающейся сочной тёлки, как события приняли какой-то неожиданный оборот; а
дальше вообще понеслись вскачь: вдруг… КОНЕЦ ПЕРВОЙ
ЧАСТИ |
|