КРЫСИНЫЕ ГОНКИ

      Павел Дартс. Крысиные Гонки  pavel.darts@mail.ru

Часть 4. ОБРУШЕНИЕ ХРУПКОГО МИРА

   ЗАСАДА

Долгий и неприятный путь в деревню, наконец-то подходил к концу.

УАЗ-буханка неторопливо переваливался с боку на бок по запущенной лесной дороге уже третий час. Свернув в сторону от каравана машин, они теперь направлялись непосредственно в Озерье; и не просто в Озерье, а кружным путём, просёлками – к «пригорку», где обосновались «общинники», и где, как предполагалось, оставался Вовчик с девчонками. Благо запасливый Вовчик в своё время снабдил его распечаткой с ещё до-БеПешного Гугл-мапса с отмеченными на ней дорогами…

Уютно бурчал мотор, от печки приятно тянуло теплом; колёса месили уже покрывшиеся ледком лужи. Здесь было опасно, опасно, несмотря на то, что с лиственных листва уже давно опала, - но обзор по обоим сторонам просёлка закрывали кусты и кривые ёлки. Или пихты, чёрт их разберёт; во всяком случае чаще всего обзор с флангов был никудышный.

Владимир поёрзал затёкшей задницей по сиденью и покосился на соседнее сиденье – Джонни бессовестно дрых, хотя не далее как десять минут назад Владимир внушительным толчком в плечо опять возвратил его в действительность из объятий Морфея:

- Женька! Не спи давай! Говорю тебе – смотри по сторонам! Тут, на подъезде уже, вполне нарваться можно, на тех же Хроновских! Приедем – отоспишься!

- Угу… смотрю я, смотрю… - пробурчал тогда мальчишка, и, тараща слипавшиеся глаза, демонстративно завертел головой по сторонам; даже открыл окно, и, пустив в кабину струю холодного воздуха, глянул зачем-то назад. И вот опять дрыхнет – сморило пацана. Окно, что ли, открыть и печку выключить, чтоб в сон не клонило?.. Самого невыносимо тянет спать; хорошо хоть дорога отвлекает. Подвывание мотора и мысли. Как там Вовчик, девки; что за встреча получится с Гулькой?.. Наташа… Жениться обещал ведь… получается, и той и этой… Чёрт, нехорошо как-то получилось… но, может, она и забыла про меня уж давно-то?..

Что-то равномерно стало стучать в кабине. Снова покосился вправо – вон оно что: пацана так сморило, что, не просыпаясь, бъётся лбом в боковое окно; и спит, не смотря ни на что. Вот что значит молодой организм; впрочем, у меня тоже не старый; я и сам бы сейчас…

Протянул руку, отодвинул за шиворот Женьку от окна, - пусть уж лучше вперёд валится, чем набивать себе шишку о стекло.

Судя по всему было уже недалеко… Машина как раз проезжала по наваленным на дороге старым, полусгнившим веткам; и Владимир ещё подумал – а не пропороть бы колесо; хотя ветки совсем уж трухлявые, не доски какие-нибудь, не должно бы быть гвоздей… - когда боковым зрением засёк яркий отблеск на фоне серого холодного неба.

Даванул тормоз, так, что пацан, качнувшись вперёд, боднул макушкой ветровое стекло; остановился; быстро вертя ручку стеклоподъёмника опустил окно, высунулся… точно! Это была сигнальная ракета; сейчас она уже погасла – взлетела она невысоко; так что, скорее всего, и не сигнальная, а так – пиротехника новогодняя, китайская, - но точно ракета была! Вон и дымный след в небе. И запустили её не так уж и далеко отсюда, метров со ста пятидесяти – двухсот. Вот кому бы это надо было – в такую поганую мокрую и холодную погоду шароёбиться по лесу, где каждая ёлка норовит обрушить тебе за шиворот водопад холодной воды; да ещё ракеты новогодние пускать!.. И близко ведь! Интересно, мотор они услышали?.. Нет, не должны бы, я тут на малых оборотах крадусь плюс ветерок… да, не в тут сторону; и растительность эта по краям дороги… нет, не должны бы. Но что за ракета??

- Чо там, Билли?? – раздался встревоженный голос пассажира. Женька уже держал в руках свою верную Беретту и теперь встревоженно озирался, - Чо встали??

После того, как Владимир приклеил Женьке погоняло «Джонни», или, полнее, «Джонни-Диллинжер», пацан теперь как только не извращался, обращаясь к старшему товарищу. Поскольку «Американец» было длинно, он звал его то Вилли, то Винсент; а вот сейчас, поди ж ты – Билли. Хорошо ещё что не Билли Бонсом, именем боцмана-пирата из «Острова сокровищ», книжки, что Женька читал время от времени в дороге.

- Ракета… Вроде как сигналка; или пиротехника. Вон там… - он потыкал пальцем в ту сторону, где расплывался в небе бледный дымок.

- Свистать всех наверх! – отдал сам себе команду пацан и мигом по пояс вывинтился худеньким телом в открытое окно. – Поднять бом-брамсели, команду на шкоты, такелаж крепить!.. – послышалось от него уже из-за двери, сверху.

- Не дуркуй! – пристрожился Владимир, прихватив пацана за штанину - Это, наверное, кто-то сам заблудился в лесу и семафорит. Пока там что-как – мы уже «на пригорке» будем.

- Не-а. Никого не видно. – пацан ввинтился обратно и закрутил ручку стеклоподъёмника, отрезая тёплый мирок кабины от атмосферы выстуженного леса, - Холодно, бля! Может и вправду кто заблудился. Далеко ещё?..

- Скоро уже… Поменьше бы встревал в конфликты – сидел бы дома, в тепле…

- А ты бы один на машине попёрся?

- Да хоть и один...

***

Речь была о конфликте с одноруким соседом Владимира по подъезду, вечно пьяным «героем фронта», которому Женька действительно «набил морду» в очередное дежурство.

Владимир проснулся тогда от гвалта – звуки доносились и до его этажа, хотя всё действо происходило у входной двери подъезда; к тому же удравшие «посмотреть, поболеть и поучаствовать» ночевавшие у него в квартире пацаны не удосужились прикрыть за собой входную дверь. Как и разбудить своего старшего товарища.

Когда Владимир, наскоро натянув тренировочные брюки; накинув прямо на майку кобуру с пистолетом, без которого он из квартиры не выходил, и зябко кутаясь в наброшенную на плечи куртку, спустился вниз, сражение было уже в разгаре. На тесной площадке перед запертой изнутри дверью подъезда, освещённые тусклым светом подъездной лампочки и несколькими яркими лучами ручных фонарей, бился Женька со здоровенным, но одноруким парнем. Повисшие на перилах пацаны, не стесняясь ночной поры, азартными криками подбадривали «своего»; тут же было и несколько мужчин из подъезда, выскочивших на шум. У Женьки была подбита губа, парень же был уже разукрашен по полной программе: из носа на белую футболку обильно брызгала кровь, под обоими глазами наливались отчётливые гематомы. Рыча от ярости, он пытался то сгрести своей единственной клешнёй юркого пацана, то пнуть огромным солдатским берцем, то загнать пацана в угол. Его армейский бушлат, тоже уже в пятнах крови, валялся в углу.

Женька уворачивался; и, ускользнув от очередного захвата, вновь пробивал «герою фронта» в лицо и в корпус; причём, как заметил Владимир, левую свою руку старался держать за спиной, чтобы, значит, нивелировать своё преимущество в «двурукости». «Герой» же своё преимущество в росте и весе совсем не собирался никак уравнивать, и, рыча, метался за юрким пацаном по площадке, разбрызгивая кровь из носа, намереваясь, несомненно, всё же схватить пацана и затоптать. Пока не получалось.

Что интересно, никто из мужчин – жильцов подъезда, включая старшего по подъезду, как-то не спешил разнимать дерущихся или хотя бы словесно призвать их к порядку; нет, все только «болели» с разной степенью вовлечённости, причём, судя по выкрикам, за мальчишку – Владимир счёл это признаком прогрессирующего одичания населения плюс то, что вечно пьяный и амбициозный «герой фронта» надоел жильцам хуже горькой редьки. Пацаны же хоть на дверях дежурили…

Владимир стал проталкиваться к площадке, чтобы прекратить этот гладиаторский поединок, когда парень всё же загнал Женьку в угол возле двери и уцепился единственной клешнёй ему за шиворот, намереваясь ни то дальше бить его коленом, ни то бодать лбом… не успел: Женька остервенело, с куском ворота от курточки, сбил в сторону его руку и тут же, уже не заботясь о самим же им декларируемых «правилах» пробил «герою» в лицо жёсткую троечку…

Парень выпустил его воротник, и, заревев, схватился за и так разбитый уже нос.

- Нечестно!! Джонни, нечестно! Одной рукой дерись!! Жендос, нарушаешь!!! – хором заорали зрители.

Отскочивший в сторону Женька, у которого так и ходили ходуном бока от тяжёлого дыхания, обернулся к кричавшим:

- Идите в жопу!!! А рукой хвататься – честно?? А плеваться??? Да я, если захочу, его одними ногами урою!!

В это время окончательно увазюкавший себе кровью всю физиономию и всю футболку инвалид заревел и кинулся в очередную атаку – а Женька, демонстративно спрятавший обе руки за спину и изображая собой некого героя из индийского фильма, демонстрирующего «безрукое карате», действительно двумя ударами отправил противника на пол: толчком левой стопы в грудь остановил его, и почти тут же с правой пробил тому в пах… бой был окончен, «герой фронта» с утробным мычанием рухнул на пол, зажимая единственной рукой ушибленные тестикулы.

- Ура, Джонни, победа!! …нечестно, по яйцам бить нечестно!!! – раздались крики так и не пришедших к единому мнению зрителей. Протолкавшийся вниз Владимир схватил мальчишку за плечо:

- Марш в квартиру!! … И вы! Ты и ты – вот его подняли, - и к нему отвели, пусть там… чёрт-те что устроили!!

- Нормально, чо… не, в натуре… Давно так не смеялся… Ага. А чё это они?.. Да фиг знает, – послышалось от начавшихся расходиться зрителей, - Ромка сам постоянно зал.пается. А здорово ему пацан навешал – впредь будет знать…

- Он – сам!.. – обличающее тыча в постанывающего инвалида пальцем, заявил Женька, - Я его не трогал! Сам припёрся, типа «прикурить», и начал мне тут права качать! Я его не хотел бить – ещё мне не хватало с калекой связываться! Так он сам, первый доскрёбся! Падла…

« - Хорошо ещё что пистолет с собой я ему запретил на дежурство брать!» - подумал уводящий пацана Владимир, - «Ещё пристрелил бы урода. Хотя нет – «не по понятиям». Но засветил бы ствол точно…»

В общем после этого инцидента, опасаясь, что «герой фронта» с разбитой мордой и отбитыми яйцами не преминет настучать в СБР или полицию, Владимир спешно интенсифицировал сборы в деревню. Пару ночей пришлось переночевать прямо в ресторане и в одном из убежищ пацанвы; и вот они выдвинулись. Женьку взял с собой – его-то искать будут больше всех; а пока съездим в деревню, да обратно – ситуация, смотришь, и рассосётся… мало ли кому сейчас морду бьют. Да и ехать одному было неудобно. Ресторан и назревшие бизнес-вопросы оставил на Диего и Рамону…

***

Некоторое время ехали молча. Пацан уже отоспался, кажется; исправно вертит головой по сторонам.

Владимир подумал и сообщил:

- Там, впереди, поворот будет… довольно многообещающий в смысле засады. Спешить нам особо-то некуда; мы на подъезде; а безопасность – это главное… «Иной раз несколько часов пролежишь в мокрых кустах, возвращаясь к своим с разведки, только потому что изменился график у часовых…» - процитировал он по памяти.

- Каких? Часовых?.. Чьих??

- Это из книжки. «Приключения на берегах Онтарио», кажется, там всё с индейцами воевали, и главный следопыт, - его так и звали – Следопыт; вот он говорил, что поспорить в хитрости с индейцами может только такой же как они хитрец… и что предосторожности прежде всего. Несмотря на потери времени и всё такое, это окупается – пусть даже и перестраховка…

- Начитанный!.. – с ноткой уважения протянул Джонни; - И что с того? Ну – какие предосторожности?

- А вот какие… - Владимир вновь притормозил, - Лезь на моё место. Дальше сам поедешь, и медленно, на второй передаче; а я срежу. Выйду к повороту с другой стороны. За поворотом, если ничего не случится, подождёшь меня; ну а я тебя, в свою очередь, оттуда подстрахую.

- Йес, сэр!! Вахтенных на мостик! – пацан бы сама исполнительность. Пошоферить для него всегда было в радость, но Владимир пускал его за руль редко, предпочитая рулить сам.

Владимир покинул тёплую кабину; зябко застегнул все пуговицы на своей длиннополой, ещё с семейного коттеджа куртке-шотландке; порадовался, что она такая вся «почти что хаки»; натянул по уши вязаную шапочку, поправил шарф-арафатку, надел на левую руку перчатку, а правой проверил пистолет под мышкой. Ну, с богом! Оно, конечно, может и случайность, эта ракета, но уж очень подозрительно; хотя и в стороне. Проедем этот неприятный поворотик – там, сколько помню, ещё куча валежника навалена, - дальше уже бестрепетно к церкви… ну и там, на подъезде, осмотримся – не сменилась ли власть за время моего отсутствия. Как завещал незабвенный Следопыт Натаниэль Бампо. Ибо мало ли что, а скальпы наши нам самим пока пригодятся…

***

Well, what the heck? Предосторожность оказалась не лишней. У поворота, где кусты были совсем густые, и вдобавок, как нарочно, была свалена большая куча валежника, кто-то прятался.

Владимир нарочно сделал немалый крюк, и вышел к повороту «с тыла». И вот теперь, сидя в густых кустах, внимательно рассматривал засаду. Засаду, явно, на них с Женькой – поодаль неторопливо и негромко напевал мотор приближающейся «буханки» с пацаном за рулём. А тот, в засаде, явно ждал. Он был в камуфлированной куртке с капюшоном, и рассмотреть с такого расстояния Владимир его не мог. И он был с оружием – из-под руки прятавшегося был виден приклад. Приклад, и ещё какая-то коробка.

Вот попадалово! Хорошо что решил быть предусмотрительным! Он осторожно отвёл рукой ветки кустарника, продолжая рассматривать прятавшегося. Машина всё ближе… Hell, чо делать-то? Стрелять отсюда? Попаду, конечно, но надо ли? Лучше взять живым, кто бы там ни был! Но красться времени уже нет, машина рядом. Остаётся только преодолеть оставшееся расстояние рывком. Тот – неважно что у него, автомат, карабин или охотничье ружьё; всё одно «длинномер» как говорил Вовчик - не успеет развернуться, тут я его и… Он сунул было приготовленный пистолет обратно в подмышечную кобуру, и стал готовиться к рывку…

Как будто почувствовавший что-то человек в камуфляжной куртке приподнялся на локтях, завертел головой, осматриваясь по сторонам – мелькнула из-под капюшона курчавая бородка. Сейчас-сейчас я его…

- Да расслабься ты, - Вовчик это! – отчётливым шёпотом произнёс кто-то у него за спиной, и этот шёпот прозвучал для него как набат.

Владимир чуть не подпрыгнул от неожиданности; и, с хрустом каких-то деревяшек под ногами резко обернулся, вновь сунув руку за пазуху, к пистолету… на него смотрело девичье лицо. Ээээ… Лика. Одна из девчачьей коммуны. Чччёрт…

Лика была экипирована по-походному: довольно драный, чинёный «через край» солдатский бушлат, перетянутый широким ремнём; спортивные брюки, резиновые сапожки. Голову украшала повязка в стиле «бандана». В руках у неё было охотничье ружьё, которое она теперь, уже не стараясь сохранять тишину, забросила на ремне за спину.

Вот это попадалово! Свои!

Человек в камуфляжной куртке, явно услышав шорохи за спиной, споро перекатился на спину, одновременно поднимая автомат… ну конечно – Вовчик!! Только бородатый! Свои!!

От избытка чувств Владимир заключил отнюдь не сопротивляющуюся девушку в объятья и чмокнул в щёку.

- Ура!

- Вовка!! Стой – Хорь же не знает! Пальнёт сейчас! – высвободившись от его объятий, она несколькими замысловатыми жестами явно дала понять, что «это – свой!», да сейчас и сам Вовчик уже рассмотрел друга и, просияв, опустив автомат, чуть ли не кинулся ему на встречу – но из-за поворота появилась неторопливо катящаяся «буханка».

- Это?..

- Свои, Лика, свои! Вовчик! – свои это!

Они проводили взглядами проехавшую и вскоре скрывшуюся за поворотом машину, - в окне было видно настороженно озирающееся лицо Женьки, - и устремились друг другу навстречу. Чуть поодаль, из-за кустов, выглянула ещё одна коммунарка, которую так же как и Лику, не заметил ранее Владимир, - Вера, - в просторном брезентовом плаще и опять же с ружьём в руках, но уже с нарезным карабином. Засада была сделана по всем правилам!

***

            - Не, ну ты оброс! Ну ты прям как дед Мазай!

            - Вовка, друг! Как же я тебя рад видеть!

Уже сидя в машине; все впятером еле-еле разместившись в забитой всякими нужностями буханке, они всё хлопали друг друга по плечам. Женьку-Джонни, несмотря на его бурчание, переместили назад, и рядом с Владимиром, вновь севшим за руль, теперь восседал Вовчик.

- Ну вы даёте!! Такую засаду устроить – да с подстраховкой!

- Вовка, друг! Ну ты же не думал, что я, устраивая засаду, не подстрахуюсь с тыла! Я же… я хоть и диванный теоретик, но по тактике кое-что читал!

- Ну, молодец!!

- А Лика – она как кошка! Как тигр, крадущийся в ночи, хе! Мы её так и зовём – Наш Тигр, хы! Вообче бесшумная!..

- Тигр, скрадывающий телёнка! Не, скорее – воробышка! – послышалось сзади.

- Да ладно, телёнка… воробышка… что уж я, так уж?..

- Ты, Вовка, только не обижайся, но в скрытном перемещении по лесу… ну, у нас в балете таких называют «корч». Или «летающая кувалда», хи-хи. Ты ж ломился, как бегемот сквозь витрину!

- Да я вроде… ну, конечно… - стал подыгрывать и он.

- …Она б тебя, случись до дела, и стрелять бы не стала! – подвёл черту Вовчик, - Отоварила бы гирькой на шнурке, надёжным разбойничьим и народным средством – кистенём, - и гаплык тебе! Знаешь, как она с гирькой умеет?? Цирк!

- А что за милого мальчика ты нам везёшь, а, Владимир?.. – послышалось сзади, - Что Евгением зовут ты сказал, а кто он такой? По жизни?

- Такой миленький! А чего такой молоденький?? У нас парней некомплект!

Сзади, из «салона», послышалось раздражённое, как у ежа, фырчание Женьки. Ещё бы – его назвали «мальчиком», да ещё и «миленьким»! Ща, он им ответит…

Не заставил себя долго ждать:

- Рты позакрывали, мочалки! За «милого мальчика» и ответить можно!!.. Козы деревенские!

- Ой-ой!! Хи-хи-хи-хи! Маааальчик! Евгений! Зачем ты так дерзко с деревенскими-то деушками?!.

- Хи-хи-хи-хи! Нам городского парня привезли! Хи-хи-хи!

- Ваше счастье, что я вас не заметил, когда проезжал. Пострелял бы как голубей! Не. Как ворон!

- Ой, пострелял бы он! Из чего??

- Вот, видали?!!

- Ооооо!.. (пауза) …Ну извини… За «мальчика», извини… Ооо, ничего себе вещь! Как называется?.. Да ты серьёзный молодой человек! Разрешите ещё раз представиться! – Вера. Первая среди троицы: веры, надежды и любви, хи-хи!  А это – Лика. Хи-хи-хи.

- То есть Анжелика. Но если дашь подержать – можно Лика. Дай?..

- Полай!

- Фу, как грубо, молодой человек! А если я в виде ответной любезности позволю себя потрогать? Ааа??.

- Иди ты. Больно надо. На, подержи. Только я магазин выну, а то знаю я вас, баб!..

- Хи-хи! Нет ты погляди, какой строгий! Оооо, дааа, вот это вещь! Как, говоришь, называется?..

Ясно. Увлеклись.

- Да, Вовчик! – следя за дорогой, полуобернулся к другу Владимир, - Это ваша ракета была? Ну, в лесу? Я так и думал!

- Да. Надо же обезопасить себя… У нас круговое наблюдение. – принялся вводить в курс дела Вовчик, - К пригорку, вот, как ты знаешь, можно проехать тремя путями – по этой вот дороге, по лесу и совсем немного по открытому; или по полю, это долго, заметно; или через деревню. По полю и через деревню мы сразу видим – недаром мы же на пригорке. У нас пост на колокольне, круглосуточный причём, заметь! Днём дежурит малышня, которую на работы не припряжёшь за малым возрастом, но – очень строго! Я им вводные устраиваю, заставляю рассказывать потом по времени, кто куда и во сколько пошёл – в деревне ли, в общине. Чтоб не расслаблялись. Девочки, кстати, внимательней и ответственней мальчишек…

- Ну, а ракета?

- Вот. В лесу ставить пост накладно – по этой дороге почти что никто и не ездит. Если там коммерсы, или вновьприбывшие – они через деревню едут. Но дорога-то есть! Вот я и поставил сигналку.

- А что за сигналка?

- Вот, эту ракету. Их у меня несколько. С электроподжигом, с самодельным, конечно. Вывел только подальше в лес, телефонным проводом, - его у меня целая бухта нашлась, старого, - ну и поставил. Зачем дальше в лес? – чтоб не возле дороги пульнуло; чтоб не насторожить особо. Ты ж, поди, тоже не подумал, что это по твою душу?

- Я думал кто-то в лесу заблудился и сигналит.

- Вот. На то и расчёт. Срабатывание – от нажима. Ты там, помнишь, по мусору проехал? Вот. Там поперёк дороги шланг ПВХ протянут; в нём – антифриз. Ну, незамерзайка; по летнему времени можно было и воду, но сейчас – антифриз! Вот. Ты на него колесом надавил – жидкость выдавилась в шприц в одном конце, другой конец запаян… Какой шприц? Да обычный, пластиковый, ну, с поршнем. Жидкость выдавилась – поршень выдвинулся. На поршне – контакт. Батарейка. Контакт замкнулся – сигнал по проводам пошёл на ракету. А мог бы – на мину, скажем. На противобортовую. Да-да, и такая есть; самодельная, правда. Наподобии МОН-ки нашей или американского Клеймора. Я ж тут… помнишь, взрывчатку купил? Вот. Пригодилась. Помнишь мою баньку? Вот нет её больше, взорвалась. Я тебе потом расскажу… Так вот: если бы тут банда какая пёрлась – как ты думаешь, чем бы мы транспортное средство останавливали?? Вот. Да. А так - ракета фррр!.. – девчонка с колокольни тут же орёт, Олька бабы Нюрина там сегодня с Анюткой, мы их вдвоём, мальков-то, ставим дежурить, чтоб не скучно - тревожная группа тут же подхватывается и на точку! Сегодня вот «на тревоге» по расписанию я, Лика и Вера. Тревожная группа, да. Нет, мы, конечно, не сидим «в полной боевой»; просто те, кто в этот день в тревожной группе, те на работы вне периметра не отвлекаются, чтобы всегда вместе были, и чтоб быстрый доступ к оружию и к камуфляжным шмоткам… Ну как «камуфляжным»… по сути-то полноценный камуфляж только у меня, а у девчонок шмотки все яркие, модные… в нашем деле неприменимые. Видишь, дождевик Андрея Владимировича даже пришлось задействовать. Вот. График у нас. Если б ты вчера приехал – то Катька, Аделька и Настя. Если б завтра – то Гулька, Валентин Петрович и Наташа с Зулькой. Потом… Ты чо, у нас строго!.. Кстати, завтра схожу, перезаряжу сигналку.

Владимир встрепенулся:

- А как Гулька? Ну… вообще?

- Ну как. Нормально. Как все. Они с Вадимом, Алёной и Зулькой не в строении живут, ну, не с нами. Вадим, единоличник эдакий, договорился – они у бабы Насти квартируют. Там тесно, конечно; у ней и свои; но всё же. Вадим и девчонки им здорово помогают; опять же Алёна медик, а баба Настя давлением мается…

- Ну как… она?

- Нормально, говорю ж тебе!

- А Вадим?

- А чо Вадим? И с Вадимом нормально, и с Алёной, и с Зулькой.

- А что, Вадим в «тревожную группу» не входит?

Вовчик скривился:

- Ты чо… От него столько вони!.. Его послушать, так он один бывалый спецназёр, а остальные говно говном, и «учить их только время тратить!» Не, с ним каши не сваришь! Попробовали девчонки с ним в дозор ходить – так обплевались потом: «ты, коза косолапая, не так ногу ставишь!»; да «куда ты прёшься, дура??» Обижаются, да. Сказали – пусть один ходит; но одному неположено; так что он теперь не в тревожной группе; так, … консультантом. Очень, эта, вредный у тебя тесть. Будущий, то есть.

- Дааа, тесть… будущий…

А Вовчик продолжал:                  

- …Провода, правда, много ушло… Эх, нищета это наша всё убогая! Выдумываем всякие приспособы, делаем на коленке… Ты американский фильм на Дискавери смотрел? «Американское затемнение», кажется. Полудокументальный. Нет?.. Там американский мужик, готовя свой участок к возможным неприятностям, обставляет лес датчиками и камерами. Кто-то прошёл – оп! Датчик сработал, инфракрасный или там на разрыв лески – у него сигнал; и он тут же из бункера через монитор смотрит: а кто это лазит в моих владениях?.. Всё на электронике, на УКВ! А мы…

Владимир ощутил укол совести – действительно, в Штатах закупить таких датчиков хоть десяток не составило бы никакого труда. И деньги небольшие. Но… Казалось, что всё это прогнозируемое – это как где-то на Луне. По расчётам получалось, что и неминуемо – а вот поди ж ты, разум упорно сопротивлялся: - Нет. Нет, не случится; а если и случится – то очень не скоро; лучше своди Джуди на очередную дискотеку, чем заморачиваться какими-то датчиками… Ну а Вовчику, понятно, неудобно давить-то. Деньги-то…

Как будто прочитав его мысли, Вовчик произнёс ободряюще:

- Но хорошо – ты ж солнечную панель прислал! Здорово выручает! Ну и – гена ещё. Генератор, в смысле; ну, Вадимов. Помнишь, мы помогли скоммуниздить. Заводим время от времени; по вечерам фильмы по ноутбуку смотрим… Через раз: учебные; ну, боевые типа, с разбором как и что, из моей коллекции – и мелодрамы всякие. Про любовь там, комедии. Эти посмотреть, конечно, много народу набивается; и бабки там, в смысле, прихожанки; но девчонкам и молодняку я строго вопрос поставил: кто учебные фильмы не смотрит и в обсуждении потом не участвует, те «гражданские фильмы» не смотрят!

- И слушаются??..

- А то ж…

Вовчик конспиративно понизил голос:

- Ты правильно тогда сказал: главное как себя поставить. А количество подчинённых свыше трёх уже роли не играет! Я и… все ж в курсе – если нас эти, хроновские, подомнут – всем карачун станет! Значит нужна оборона, нужны навыки, а главное – единоначалие! Ну, про Вадима я тебе уже сказал… Батюшка Отец Андрей, Андрей Владимирович в миру, он не по этой части; он у нас больше типа комиссара, за духовную сферу отвечает… ну и… Вот он я. Всеобщим открытым голосованием.

- Кто? Кем?

- Типа «курбаши». Военный вождь у древних туркмен, хе. Короче, в оборонительной сфере я главный. И не только в оборонительной…

- Клаааасс!.. А как в деревне обстановка!

- Опп. Подъезжаем. Вот, с колокольни в бинокль уже секут! Сейчас я им отмашку дам, что свои. Не, ну, Вовка, как же хорошо что ты приехал!! Сегодня праздник будет по этому поводу, объявлю торжественный ужин, баню! Потом всё дорасскажу! 

***     НОВЫЕ ДЕРЕВЕНСКИЕ РЕАЛИИ

***     ДЕРЕВЕНСКИЕ РЕАЛИИ - 2

*** ДОРОГА В ОРШАНСК

*** ПРОИСШЕСТВИЕ НА БЛОК-ПОСТУ

*** КОТТЕДЖ ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ!

ПОСЛЕДСТВИЯ И НОВЫЕ ОПАСНОСТИ

            Груда заиндевевших тел рядком и друг на друге лежала в бывшей оранжерее-теплице. Сейчас перекрытия из прозрачного пластика были сняты, видимо, чтобы не являться укрытием – присыпанные снежком они могли служить преградой для полного просмотра территории в этом направлении; и в помещении, на мёрзлой земле, среди горшков и засохших останков цветов были сложены трупы.

Торчали вверх руки со скрюченными почерневшими уже пальцами, в раззявленные рты позёмкой намело снега. На головах видны были пулевые отверстия – добивали??.. Наверняка. Кто, интересно? Как-то не мог себе представить интеллигентного Виталия Леонидовича или с детства знакомого Мишу, достреливающих раненых стонущих боевиков… Вообще смотреть на трупы, конечно, было неприятно, но Владимир заставлял себя. Кривился и Женька, невесть зачем увязавшийся с ними. Женька-то потом и узнал троих…

Собственно, сначала сам Владимир обратил внимание, что несколько трупов были какие-то подозрительно маленькие; и, наклонившись, рассматривая, определил, что пятеро-то были совсем молодые парни; наверное, ровесники Женьки. Все в разномастном камуфляже, все четырнадцать, вернее – шестнадцать – тела застреленных ночных «ниндзей» теперь лежали тут же. Разномастная обувь: берцы, гражданские зимние ботинки на меху; охотничьи сапоги как из «Охотника-Рыболова». Бурые пятна на форме. Никаких отличительных знаков. Стандартные армейские разгрузки – теперь пустые. И четверо – совсем мальчишки.

- Да-да! – подтвердил Виталий Леонидович, - Совсем пацанов погнали! Никакой совести у подонков! Вот этот вот… глянь. Вообще сопляк. Как он автомат-то тащил!

- Где сопляк? – встрепенулся Женька; подошёл, присматриваясь.

- А что, с автоматами они были?

- Почти все, да. Три дробовика, только. Стандартные армейские АК-74, жаль, что с боезапасом под 5.45 у нас не густо. Но и то…

- Это - Дрон! – послышался голос Женьки, - А этот – Фикса, вот, у него сбоку зубы вставные! Я их знаю!

- Да ты что? Пацанов этих? Откуда знаешь? – обернулись оба мужчины к мальчишке. Тот с полной уверенностью добавил:

- И вот этого – тоже видел. Только погоняло его не знаю. Они из «Бойцовых Котов». Ну, бывшие «Шестерёнки», с района мехзавода. Билли, посвети, есть фонарик?..

- Каких таких… «Бойцовских котов»?.. – забеспокоился Виталий Леонидович, - Банда? Подростковая? Под кем ходят? И – остальные-то взрослые!

- Они не под кем не ходят, они сами по себе… как мы. Мы с ними постоянно стЫкивались. Ну, на разборах. Они на нашу территорию лезли, ну и… мы на их. – продолжал Женька, - Это точно – Дрон! Я его хорошо знаю… знал. Он Шалому, ну Вампиру… то есть Сашке Меньшикову – зубы выбил. Кастетом. В драке. Вот…

Помолчал и добавил:

- Вампир его обещал из-под земли достать, и только потом зубы себе вставлять… а он вот он, тута. Надо будет ему сказать… Не получится у него… мстя.

- Месть.

- Угу. Вот тута вот… - Женька потеребил замёрзшую и ставшую жёсткой как жесть куртку на плече лежащего, - вот тут… на плече. Татуха у него должна быть. Кот, типа. Бойцовый. Они ещё летом себе набили, и ходили в безрукавках, понтовались.  Дай ножик – вот давай прорежем,- там татуха. Я отвечаю.

- Да верим… ничего мы резать не будем, конечно. Кот так кот.

- Мы и «Уличных Псов» себе набили, в общем, в контру им. Ну, после той песни, помнишь? Типа, они кошаки – а мы Псы!

- Уличные.

- Уличные! – не принял подначки Женька, - А они потом куда-то подались. Кто что говорил – не то в тербат какой, не то в Вектор. Или в «Чёрные Квадраты». Ну и вот – допрыгались!

- Ты и «Чёрных Квадратов» знаешь? – встрепенулся Владимир.

- То я Чёрных Квадратов не знал бы… Тоже – бандюки; но, типа, идейные. У них автор, ну, главный бугор – говорят, в Мувске. Они, типа, против олигархов!

- Сейчас, Женька, все «типа против олигархов»; только олигархам от этого не жарко и не холодно. Ладно, пойдём, что ли.

Они выбрались из оранжереи, служащей теперь покойницкой, и в быстро синеющих сумерках направились к дому. По пути Виталий Леонидович всё размышлял вслух:

- … какая страна была! Держава! Не без недостатков, конечно – но пусть кинул бы камень тот, у кого нет недостатков! Мощь была! Нет, раздербанили, растащили по углам… и это ведь только начало! Сейчас… ты знаешь, Володя, что всё продаётся и покупается?.. Должности, звания. Дети вот, подростки. Кто платит – за того и идут на смерть. Дожили…

- Виталий Леонидович! – перебил Владимир, - Вот вы – отбились. Но ведь это повторится. Придут уже с техникой. С тяжёлым оружием. Что вы сможете противопоставить гранатомётам?..

Хозяин коттеджа осёкся. Помолчал. Потом вымолвил, как бы с трудом:

- А что ты предлагаешь?

- Уходить надо.

- Ку-да?? Куда – уходить? С запасами, с топливом? С женщинами? Куда?

- Я не знаю… Но тут – не вариант. Вы же видите – многие коттеджи уже разгромили. Доберутся и до вашего.

- Уходить – не вариант! Некуда уходить.

- Есть ещё вариант… - спохватился Владимир, - Виталий Леонидович! Вы только меня выслушайте, не перебивайте! Я понимаю всё… И что дом этот вам очень дорог, что много сил сюда вбито. Что перебираться куда-то со всеми запасами, и чтобы на новом месте сохранить тот же уровень комфорта – нереально. Но… вот я вам говорил – сейчас новая эта власть, эта «Региональная Администрация» - она на волоске держится. Пока они ещё как-то могут обеспечивать… электорату… какой-то уровень, пусть не комфорта, но хотя бы выживания и защиты. Но… ресурсы кончаются. Они уже не могут держать ситуацию. До сих пор оправданием была война с Мувском. Но сейчас, как я понимаю, боевые действия зашли в тупик – ни те не могут продавить ситуацию, ни эти. И в то же время поддерживать армию на приемлемом для неё уровне Администрация уже тоже не может! Я вам рассказывал уже – армейские части возвращаются в город. С оружием возвращаются, в том числе – с тяжёлым. Танки, пушки БМП… Миномёты. Плюс к этому идут уже столкновения с «Верным Вектором», с их, пока ещё тыловыми, частями…

- Знаю я. Я ситуацию мониторю.

Они дошли до коттеджа; и Женька отправился в ванну. Мужчины же сели в кресла в курительной и продолжили беседу. Всё это было уже очень серьёзно. Он предполагал, что обитатели коттеджа, просто запершись в четырёх стенах, и явно давая понять, что в коттедже есть что взять; а самое главное – озлобив нападавших, сделали не лучший выбор. Рано или поздно их раздавят… Владимир чувствовал, что от того, какое решение будет сейчас принято, зависит судьба обитателей коттеджа, Наташи; во многом – и его самого. Он старался быть убедительным. Но… хозяин явно был настроен отвергнуть любые доводы. Владимир знал этот эффект – когда собеседник не оценивает доводы, а только ищет любые, пусть несущественные, лазейки в них, чтобы доводы отвергнуть. Не опровергнуть своими контр-доводами, а просто отвергнуть. Потому что для него доводы оппонента неприемлемы на эмоциональном уровне; а все мы, что ни говори, дети эмоций… Но нужно было попробовать. Слишком многое от этого зависело. Получалось не очень…

- Вы же понимаете – начнётся то, что называется «Дикое Поле». Уже, по сути, началось – я был свидетелем по дороге. Когда закона нет, никакого! Вообще! Можно убить, можно ограбить – за это ничего не будет! Вот Администрация – она… нелигитимна, как сказал бы юрист; жестока, непорворотлива… но она олицетворяет хотя бы видимость порядка! Когда этого… кто тут у нас  сейчас? Когда очередного «президента» скинут – начнутся погромы. В лучших традициях…

- Володя, давай-ка к делу. Ты это можешь всё объяснять своему малолетнему подопечному, мне – не надо. Что ты предлагаешь?

- Погодите, Виталий Леонидович. Я просто последовательно… последовательно приближаюсь к главному. Так вот. Выжить в ситуации «Дикого Поля» можно только в двух случаях: первый – когда вы с какой-то из сильных сторон… Ну, из истории – когда вы с красными, или там с петлюровцами, или, на худой конец, с Махно! Тогда в составе этой силы есть шанс – насколько есть шанс у этой силы. Да, можно словить пулю в бою; может эта «сила» в полном составе понести поражение – как это было с теми же белыми; но «в процессе» - шанс выжить есть… Тем более что разгром какой-то одной «силы» совсем не обязательно фатально сказывался на рядовых членах… на солдатах, имею ввиду. Вот в Гражданскую – были люди, что успевали повоевать и у белых, и у красных. И у Махно. Того же Алексей Толстого почитать, «Хождение по мукам» - с натуры было списано. Но – это не ваш вариант, я так понимаю.

- Правильно понимаешь. Очевидные вещи пока говоришь, Володя. Но… ты же понял – я намеренно устранился из политики. Я не с Регионалами, я не с Мувском, я не с Вектором или «Кувалдой» какой… слишком много их тут развелось – вот, уже какие-то «Коты» и «Квадраты»… Не тот мой возраст – лавировать в этом клубке… или там в атаки ходить. Вышел я из «рядовых», и давно! Да и противны они мне все!

- Это понятно, Виталий Леонидович. Но, в тоже время, если бы вот те… нападающие, если бы они точно знали, что у вас сильная «крыша», - ну пусть тот же «Вектор», вы же их… подкармливали? - они б не сунулись, правда же? А они полезли… значит, позиции «Вектора» совсем шаткие…

- Верно. Последнее время они и телефон не берут…

- То есть «крыши» у вас, считайте, нет… А в таком расколбасе – вы же понимаете! – того, кто ни с тем и не с этим,- того бьют в первую очередь… Тогда остаётся другой вариант – чтобы вы были никому незаметны или неинтересны. Нечего у вас взять, некому мстить!

- Как ты это себе представляешь?

- Ну как… Вот, уходить вы не хотите, и некуда – я вас понимаю. А коттедж – стоит! И видно, что жизнь в нём идёт. И ясно, что взять в нём есть что…

- Короче!

- Сжечь его! – решился наконец Владимир, - Сжечь. Не дотла, но чтобы видно было, что коттедж горел и частично разрушен. Разворотить или взорвать кровлю. Выбить окна, вместе со ставнями. Внутри всё разломать, как будто был штурм и дом уже разграблен!

- Володя… да ты с ума сошёл?.. – Виталий Леонидович смотрел теперь на Владимира с явным сомнением в его адекватности, - Чтобы я… свой дом?.. Дом?? Свой?? А самому что – повеситься на воротах? – он хмыкнул, - Не понял я твоей идеи…

- Виталий Леонидович, идея в том, чтобы вас не искали. Чтобы тут некому и нечего было делать. Вот в деревне, откуда я приехал – там другая ситуация. Там – сила против силы. Людей много. А у вас… Да, один штурм отбили – но это же город! Тут людских резервов несравненно больше, чем в Озерье! Придут ещё, и много. Надо чтобы некуда было им приходить, чтобы не маячить назойливо! Мне Наташа говорила – да я и сам помню, ещё с детства – ну, когда мы там в прятки играли, и когда в подземном тире вы меня стрелять учили, - у вас же огромный подвал! Как я понимаю, там запасы и есть… Про него мало кто знает – вы же сами говорите – эти, с администрации, приходили с обысками – и не нашли ничего…

- Да уж! – бывший депутат довольно хмыкнул, - Ещё бы они нашли! Там всё по уму сделано! Те же спецы делали, что твоему отцу тайник в кабинете… ну, ты знаешь. Сторонний человек в подвале найдёт только то, что ему позволено будет найти… а кроме того, я и… впрочем, не об этом речь. Итак?

- Вот. «Уйти в подземелье». «Оформить» всё так, что будто бы коттедж разгромлен, и обитатели спаслись бегством! В подвале, в бункере вашем, я уверен, можно выживать! С соблюдением, конечно же, некоторых мер конспирации – чтобы генератор не стучал, чтобы дым… запахи там… ну, вы понимаете. Конечно, джакузи или ванны уже не будет – но вас там не достанут. Просто потому, что никому в голову не придёт вас там искать!

Виталий Леонидович тяжело вздохнул, чешуйчатая кожа на его лысоватом черепе сдвинулась на лбу в складки.

- Володя… давай закончим эту тему. Никуда «в подземелья» я уходить не стану. Как ты это себе представляешь: с Наташей, с Оленькой, с детьми, с Ольгой Михайловной в подземелье – и дышать через раз? А у нас над головой будут ходить друзья этих, покойничков, что рядком в оранжерее лежат – и пинать мои стулья?? – он зло хлопнул костлявой рукой по подлокотнику кресла и повысил голос, - Тыкать грязными пальцами в клавиши Оленькиного фортепьяно?? А мы будем через микрофоны напряжённо прислушиваться – ушли? Не ушли? Будем греть пищу не в микроволновке, а на газовой горелке; на спиртовке ещё, может?? Кутаться в пледы чтобы не замёрзнуть? Превратиться в тараканов??

Владимир сделал ещё попытку:

- Ну, готовить на газовой горелке – это ещё не самое страшное… Я же с деревни – там Вовчик, - вы его знаете, - со своими на дровяной печке готовит… и ей же обогревается.

- Оленька… Оленька с Наташей будут вилками таскать разогретую тушёнку из жестяной банки?? Варить эти… дошираки? Самим разрушить свой дом??

- Имитировать, всего лишь имитировать, Виталий Леонидович! Чтобы вас тут не искали. Вы же говорили, что эти люди… что они этого, вашего бывшего коллегу Лиошко, упоминали – и что он мстительный и подлый тип. Зачем вам эта вендетта?

- Всё, закрыли тему! – Виталий Леонидович был непреклонен, - То, что ты предлагаешь, положительно неприемлемо!

- Ясно… - Владимир вздохнул, - Но какая-то концепция выживания у вас есть?

- Есть. Мы отбили один штурм, отобьём и следующие. Стрелковки у нас хватает. Стрелков – тоже; к тому же я рассчитываю, что и ты к нам присоединишься. Насчёт применения тяжёлого вооружения Администрация настроена непреклонно – это неприемлемо, это будет пресекаться. Хотя на некоторые инциденты с применением лёгкого пехотного оружия они глаза закрывают…

- Ничего себе «инцидент» - четырнадцать трупов!..

- … вот если не станет Администрации… Ну, у них пока есть более жирные и легкодоступные куски; будем надеяться, что на нас они не ополчатся… Что делать – время такое! Приходится рисковать… Останешься с нами? Мальчик тоже может остаться.

Владимир понял, что переубедить эту очкастую рептилию уже не удастся…

- Я мог бы остаться… Всё равно, я чувствую, в нынешних условиях бизнес в Оршанске придётся сворачивать и где-то пересидеть. Но я не один теперь. Кроме вот Женьки – ещё десяток мальчишек, и у них семьи. Я за них теперь чувствую ответственность.

- Владимир. Ответственность – это хорошо. Это – по молодости. Я тоже… раньше «чувствовал ответственность» - причём в глобальном масштабе, «за человечество», за мир во всём мире – оттого и в политику пошёл. Потом этот максимализм кончился – я сейчас ответственен только «за своих». Ты тоже – свой. Оставайся. Принять же такую гурьбу народа  я, конечно же, не смогу. Тут, знаешь ли, не детский сад и не богадельня.

Владимир понял, что разговор, по сути, закончен. Всё остальное теперь уже – ни о чём. Так – разговоры… Бросать мальчишек он не собирался. Вывезти их в Озерье, с семьями – это был бы, пожалуй, лучший вариант – хотя Вовчик и сидел там «без джакузи и микроволновки», и «без фортепьяно», он людей, наверняка бы, принял. Но теперь вывезти всех в деревню уже нереально – дороги перекрывают. Уже и самому не прорваться. А здесь…

Он вздохнул.

- Да ты не вздыхай! – обнадёжил депутат, - У нас тут всё продумано. Я же тебе показывал – проволочные заграждения, МЗП; ворота теперь закупорены. Если проломят забор – на этот случай фугасы направленного взрыва с горючей смесью. Близко не подойдут! Отсидимся.

- Эх, Виталий Леонидович… Я бы согласился с вами, - да только город у вас рядом; город – с огромными ресурсами оголодавших озлобленных людей. Ненавидящих «олигархов». Вот вы не олигарх – но кто это знает и кого это волнует? В тепле, с электричеством, в комфорте – по нынешним временам олигарх… в народном понимании. Сомнут. Трупами завалят… Впрочем, как знаете. Я бы вот ещё что посоветовал – гранаты! Фугасы на территории у вас есть, а гранат, для ближнего боя – возможно, под коттеджем, или в самом коттедже – нет. Гранаты нужны, или их эрзацы. А?

Виталий Леонидович тоже был рад уходу от тяжёлой темы. Вопросы собственно обороны, технические вопросы были не в пример легче, чем обсуждения самой концепции «в общем»; тем более он сейчас, по сути, отказал Владимиру в возможности войти в коттедж «со своими людьми».

- Ну что ты, Володя. Какие гранаты? Зачем? Мы не подпустим нападающих к стенам – вот как в этот раз. И Макс со мной солидарен – мы выбьем любое количество нападающих на дистанции! Макс уверен – до дистанции гранатного броска мы их просто недопустим!

- «На дистанции выбьете»… ну, как знаете…

- Володя, поверь, тут оборона готовилась всерьёз и надёжно. Мы – отобьёмся. А вот ты куда?

- Я… Как я сказал – в самое экстремальное время я постараюсь не отсвечивать. «Залечь на тюфяки», как говорят сицилийские мафиозо про период, когда нужно отлежаться. Есть у меня одно подготовленное место, в промзоне. Грязное, некомфортное – но с печкой. Вот там.

- Ну гляди. На мой взгляд, ты поступаешь неразумно.

Виталий Леонидович поднялся, давая понять, что разговор закончен.

- Вот что. Я дам тебе хорошее радио, поставишь в квартире. Мы будем на связи, если что – ты лично можешь рассчитывать на укрытие…

***

После ужина сидели с Женькой в гостевой комнате, где им обоим было постелено; в той самой, где прошлый раз ночевал Владимир. Готовились уже, как говорится, «к отходу ко сну».

Вернее, «готовился ко сну» один Женька – чисто вымытый, теперь уже не в деревенской бане с минимумом воды, а в настоящей джакузи и с настоящим душем, не только с хорошим мылом, но и с душ-гелем и шампунем, Женька, обложившись подушками, сидел в постели, и азартно резался с монстрами на большом ЖКИ-экране на стене посредством видео-приставки.

Мягко жужжал климат-контроль, поддерживая комфортную температуру; верхний свет был притушен, комната освещалась только изысканным торшером под пёстрым, в «африканских мотивах», абажуром…

Владимир, под приглушенный рёв монстров и пронзительное стрекотание каких-то пулемётов-бластеров, отжимался на кулаках, изредка поглядывая на экран. Пронзённые светящимися струями космического оружия будущего, монстры взрёвывали и картинно разваливались на куски, но, тем не менее, всё лезли и лезли со всех сторон. Женька похрюкивал от азарта и жал на джойстик-гашетку, уничтожая их десятками, но они лезли сотнями.

«- Всё как в жизни…» - подумал Владимир, - «сорок два, сорок три, сорок четыре… Нагонят народу толпу, и завалят трупами… сорок семь, сорок восемь… или проломят периметр ещё одним бульдозером и прочистят дорожку к дому; а они гранаты отрицают… Макс этот, авторитет, тоже… пятьдесят два, пятьдесят три… конечно, фугасы направленного взрыва на территории, это да… ну, сожгут ещё один «Комацу», ну, два… но раз так чётко обозначили своё благосостояние, и отсутствие «крыши» среди силовиков, и озлобили банду – найдут чем и как задавить… пятьдесят семь… шестьдесят. Ну-ка, на левой теперь… Раз. Два. Три…»

- А клёво тут! – не отрываясь от экрана, поведал Женька, - Горячая вода всё время! Жрачка! Телевизор вот! Лёшка бы позавидовала! Клёво они тут обосновались!

Тра-та-та! Ж-жжых! Пиу! Пиу! – бластер на экране разил врагов направо и налево.

- Ыы-ых… Клёво, да. Остался бы?..

- Тут? А чё. Конечно!

- Фффух… - Владимир рухнул всем телом на пол, - Фффууу… Ослабел тут с этими переездами… Жендос! Я говорю – один бы остался? Ну – без стаи своей, без Псов?..

- Оди-и-ин??.. – Женька на миг отвлёкся от экрана, - Как это? В смысле – тут остаться, - а пацаны? А родаки?.. Ах ты ж, бля! – воспользовавшись отвлечением стрелка, монстры на экране с победным рёвом рванулись в атаку.

«- Жжжых! Пи-иу!! Та-та-та!..» - застрекотал торопливо снова пулемёт-бластер Женьки, но было поздно – на экране крупно мелькнули перекошенные оскаленные рожи чудовищ, экран окрасился красным; как бы кровью – «Game Over!» выскочила надпись.

- Сожрали… - огорчённо произнёс Женька, отбрасывая джойстик, - Чуть-чуть уровень не прошёл… Один? Не, ты чё, Американец, одному – западло! Как это так – одному тут в джакузях мыцца и в тепле центровую хавку шамать, а братва будет по морозцу сопли на кулак наматывать?? Это не по-пацански!

- Не по-пацански… - продолжая лежать пластом на паркете, отдыхая, повторил Владимир, - Вот и я думаю – не по-пацански…

- А чё? Предлагали?? Вот така-вот – одному?? – взъершился пацан, и аж привстал с постели.

От тяжёлого и, скорее всего, неправдивого ответа Владимира спасла тихо, без скрипа приоткрывшаяся дверь в комнату.

***   НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ В КОТТЕДЖНОМ ПОСЁЛКЕ

** ВИТЬКА ХРОНОВ, ПОЗЫВНОЙ «ХАРОН»

*** СМЕРТЬ ГРОМОСЕЕВА

*** ЛЮДИ. ТАКИЕ РАЗНЫЕ ЛЮДИ

*** ПОДГОТОВКА К «ЗАЛЕЧЬ НА ТЮФЯКИ»

ПОДГОТОВКА К ШТУРМУ «ДЕПУТАТСКОЙ КРЕПОСТИ»

В это же время, когда Владимир с мальчишками выгружал запасы в «Норе», готовясь «залечь на тюфяки» пока не уляжется в Оршанске, вдалеке от пром-зоны, в коттеджном бывшем элитном посёлке из мансардного окна брошенного дома трое мужчин рассматривали по очереди в бинокль коттедж депутата Виталия Леонидовича. Чуть поодаль от них на заиндевевшем пуфике, с которого аккуратно был сметён снег, сидел ещё один мужчина. Трое переговаривались, один молчал.

Если бы там был Владимир, он бы без труда узнал всех троих своих иноземных знакомцев, торговых партнёров, выгодно для обоих сторон барыживших коньяком, продовольствием, снарягой и бензином – Влада, и Андерса с Петерсом. Сейчас они были на рекогносцировке – обсуждался план атаки на коттедж, тёмной глыбой возвышавшейся поодаль на фоне чуть более светлого зимнего неба. В общем-то заказ был ещё не принят; но Влад склонялся к согласию – условия расчёта были очень «вкусные».

- Бронещитки на всех окнах… - задумчиво сказал, опустив бинокль с функцией ночной «подсветки» Петерс, - С амбразурами…

- Вот через них всех этих олухов и постреляли, - поддержал Андерс, от нечего делать отряхивавший снег с флакончиков на туалетном столике в углу и переставлявший их как фигурки на шахматной доске, - Всех этих идиотов. Которые пошли в атаку на укреплённый объект цепью, как в кино. «Ура», интересно, они не кричали при этом? Или там «банзай!»?.. Бараны, бля…

- Ладно тебе… - Петерс покосился на сидящего человека. Но тот не реагировал. Ему вообще всё было параллельно; его задача была получить согласие и записать, а потом выполнить пожелания исполнителей. Чётко и точно. И ещё – продумать вариант устранения исполнителей после акции, - уж очень много они запросили. Впрочем, другие не брались совсем. А эти – они и «не наши», кто их хватится? Но ликвидация – это потом. А сейчас – пусть обсуждают, ругаются, острят, - его это не трогает. Пусть.

- Чо уж сразу «бараны». Они, может, рассчитывали на численность, и что не будет такого плотного огня…

- Зато теперь они снабдили их порядочным количеством автоматических стволов! – перебил Андерс, - За что им особое «спасибо»!

- Это так, да, это так… - Петерс опять поднял аппарат к глазам, - Теперь оттуда и очередями будут… Да, соглашусь, oi prost… Интересно, гранаты у них есть?

- Не должно быть. – нарушил молчание Влад – Говорят, что двое добежали до самых стен коттеджа. Какое-то время были в слепой зоне. Но… их не могли достать, и у них ничего не было. Когда обратно побежали – их и завалили. Не раньше. Так что вряд ли там гранаты есть. Кроме того там и бойницы узкие – гранату не протолкнёшь.

- Этта пальшая ашыпка… тта, этта, пальшая ашиппка… - усмехнулся Петерс, - в обороне не иметь гранат…

- Они на заранее заложенные фугасы полагаются. Которые, в общем, вполне эффективны – вон, задница этого трактора до сих пор из дороги торчит, проезд загораживает. Но если нападающие окажутся уже у стен, под окнами, в слепой зоне – они через окна ничего не сделают. Если каких-то других задумок у них нет. Но то, что двое были под окнами, и ничего – девять из десяти, что этот вопрос они не продумали.

- Или, к примеру, рассчитывали основной состав атакующих выбить «в процессе их атаки», а по добравшимся до стен – сделать вылазку. Ну, типа как капитан Смолетт с командой в «Острове Сокровищ», когда их в блокгаузе осаждали пираты, - заметил начитанный Петерс и передал бинокль Андерсу. Тот оставил в покое флакончики и в свою очередь стал рассматривать коттедж.

- Нафиг вообще это надо? – отняв, наконец, окуляры от глаз, сказал он, - Поставить вон там, за стеной, автоматический гранатомёт и расфигачить все окна за полчаса. А потом взять тёплыми. Или, к примеру, миномёт. 82-й. А? Чо, у вас ничего крупнее носимого нет?..

Он оглянулся к сидевшему.

- Можно применять только лёгкое стрелковое оружие, - нарушил тот своё молчание, - Таковы сейчас политические условия. И ручные гранаты. Только.

- А гранатомёт? Ручной?

- Нельзя.

- Почему?

- Нельзя и всё.

- Oi, la naiba! – видно, что Андерс выругался, - Почему нельзя-то??

Сидящий на пуфике промолчал.

- За это нам и платят. – напомнил Влад, - За «особые условия». Подъехать на танке и влепить по осколочно-фугасному в каждое окно – тут большого ума не надо, и цена такой работе грош. А вот войти с лёгким оружием… Да, слушай!.. – он обратился к сидящему.

- Я так понял – от нас требуется расчистить проход в здание, вскрыть его, подавить организованное сопротивление – так? Но зачищать внутри мы не подписываемся…

- Войти, и взять живым старшего. Фото я дам. Живым! За мёртвого половина по расчёту снимается.

Андерс отвернулся в угол и смачно, с вывертами, выругался. Петерс засопел:

- Мы вам что, зондеркоманда?

- Таковы условия, - сидевший был невозмутим, - Мой заказчик высказал именно такие пожелания. Вы можете отказаться, тогда вопрос по расчётам снимается. И – мой заказчик просил напомнить – за вами определённый долг; без расчёта ваши машины не выпустят за границу Регионов. Это для сведения.

На минуту показалось, что Андерс сейчас прострелит голову сидящему, он уже сунул руку в карман. Напряжение в комнате сгустилось. Но сидевший был по-прежнему невозмутим – у него был большой опыт переговоров по самым острым вопросам; собственно, за это ему и платили.

Петерс отобрал бинокль у Андерса и вновь стал рассматривать коттедж.

- Главное – пройти под стены. Войти… можно СВУ вынести двери. Там крыльцо высокое, можно укрыться.

- Ладно, - Влад, подводя черту, вздохнул, - Такого мы ещё не делали, конечно… Но всегда что-то приходится делать в первый раз. Не исключено, что входная дверь надёжно бронирована; также не исключено, что внутри бронированный же тамбур. Во всяком случае, я сделал бы именно так, если бы надумал обороняться. Пройти под стены, вынести ставни…

- Там окна первого этажа высоко! – предупредил Андерс, - А в цоколе окна заложены, там не просочишься…

- Стремянку! – предложил Петерс, - Вернее, накидную лестницу, как у пожарных, с крюком! А? И входим через окно. Только бронеставню надо будет вынести чем-то.

- Другого варианта нет, да, пожалуй… - согласился Влад.

Сидевший на пуфике расслабился и неслышно вновь поставил на предохранитель в кармане пальто свой миниатюрный ПСМ: началось детальное обсуждение операции, стало быть с принципиальными вопросами дело улажено. Чччёрт! В принципе, могли бы и грохнуть тут, особенно этот, молодой, с бакенбардами. Ишь как глазами сверкает, аж в темноте видно. Правда, потом им затруднительно было бы уйти через границу, граница всё же как-никак охраняется. Не бросят же они тут набарыженное, да и условия сделки настолько сладкие: списание долгов по прежним операциям и карт-бланш на поставку с оршанского НПЗ якобы для нужд РВУ… Но всё равно – чёрт его знает, что у них в голове, у нерусских… Надо будет просить прибавки. В «Мувск-Рыбе» было спокойнее… Относительно, конечно…

- … слышь? Как тебя там? Паралетов! Замечтался? Дымовые шашки у вас есть?

Сидевший, которого окликнули, заворочался, доставая руки из карманов, полез за пазуху, доставая блокнот:

- Так. Ды-мо-вые шашки…

- Бля, blunt nemernic, я спрашиваю, есть или нет? Записывает он!

- Я не могу сказать сразу… надо запросить…

- Бляя… Влад, дай я ему по башке тресну!

- Погоди. – и сидевшему, - Если нет – я тебе сейчас продиктую рецепт. Сделаете в спешном порядке, ничего сложного в этом нет… Ещё щиты нужны будут.

- Какие щиты?

- Омоновские. Обычные такие щиты. Есть… вернее, был же у вас ОМОН? С кем вы тут на «базарах» номер раз и номер два дрались-то?

- Я не дрался, я в это время в Мувске был… Хорошо, я записал: щиты омоновские. Но они пулю не держат…

- Тебя не спросили. Умник! Сейчас как…

- Погоди, Андерс. Ещё удочки. Пару-тройку. Ну, лестницу мы сами сделаем…

- Какие… удочки?..

- Рыбу ловить которые, блядь!!

- Уймись. Петерс, дай ему бинокль; Андерс, - продумай траекторию движения. Учти, что в траве и кустах там, как говорят, эти – МЗП. Так просто галопом не проскочишь…

И снова к сидевшему:

- Обычные удочки, раздвижные, стеклопластиковые. Пошарьте в бывших рыболовных магазинах. Штук пять, я выберу.

- Ок, понял, я записал, - сидевший зачиркал в своём блокноте.

- Вот. Ещё кружки несколько штук. Знаешь, обычные такие кружки, металлические, эмалированные. Дачные такие кружки, или армейские… алюминиевые тоже пойдут. Среднего размера.

- Аааа… да, понял. Найдём.

- Я надеюсь… Я ж не дирижабль заказываю, а всё самое обычное – удочки, кружки… Как для пикника, хм. Скотч. Или синюю изоленту. «Синюю» - это, понятно, фигура речи. Улавливаешь?

- Улавливаю. Записал.

- Шесты или палки длинные. Остальное сами сделаем… Противогазы. Ну и… Чем-то нам надо будет ставню выносить… Пару толовых шашек по 200, капсюли-детонаторы, огнепроводный шнур. Немного.

- Это у нас самих есть! – шепнул запасливый Петерс, но Влад только дёрнул плечом: типа, ничего, заказ есть заказ, пусть обеспечивают…

- Сколько человек нас будет обеспечивать?

- А сколько вам надо?

- Человек десять-пятнадцать. Чисто создавать массовость, отвлекать и помогать с постановкой дымов.

- Будет.

- Так… записал? Стрелковка у нас своя. Да! Вот ещё что! Договор на поставку с ОНПЗ со всеми согласованиями, квотами, разрешениями на вывоз должен быть у меня на руках до начала операции! Иначе – отбой! Мы, понимаешь ли, «под честное слово» больше не работаем!

- Я скажу заказчику, как он… Но операция должна пройти в ближайшие, в эти сутки!

- Да ты охерел! – взвился Андерс, швыряя бинокль на столик перед трюмо, так, что на пол посыпались флакончики.

- Таковы текущие условия… Заказчик просил передать, что это в ваших же интересах – в ближайшие сутки Региональная Администрация будет очень занята… есть такое мнение!

- Митинг днём, да? – переспросил Петерс, - Очередное «Доколе!!» и «Долой!»?.. Знаем, слышали.

- Да… И митинг тоже. Вот, в это время и нужно будет всё…

- Ну так а чо ты тогда здесь сидишь?? Быстро подхватился и помчался выполнять заказанное! И договор с согласованиями – в первую голову, а не то не будет продолжения! Давай-давай, в темпе!

Андерс пнул по пуфику, на котором сидел человек, и тот чуть не упал. Вскочил, ухватившись, чтобы не потерять равновесие, за витой столбик у края широкой кровати, сейчас представлявшей собой просто плоский четырёхугольный сугроб. Наклонился, отыскивая наощупь обронённый блокнот. Андерс подтолкнул блокнот носком ботинка:

- Давай-давай! Мотай отсюда! По заказам – вперёд, время пошло!

Паралетов вышел, проклиная про себя чёртовых «ватажников»; подсвечивая себе фонариком, стал спускаться по скрипучей лестнице с мансарды. Действительно, задача ещё та – за ночь найти всё это перечисленное: щиты омоновские, дымовые шашки… кружки, удочки… зачем им удочки?? Ну, насчёт договора пусть сам Лижко разбирается, моё дело передать… Чччёрт… Нет в мире тихого, тёплого, безопасного места – к кому не прибейся, все норовят сунуть в самое пекло, а платят… платят совсем  неадекватно опасности, во всяком случае, не как он рассчитывал… Он, переговорщик с огромным опытом, вынужден иметь дело с какими-то отморозками, выполнять их бредовые «поручения»…

Спустился по лестнице, перешагнул через заледенелый труп бывшего, очевидно, владельца коттеджа. Вот уж кому точно не повезло – рассчитывал, наверное, тоже – отсидеться, да откупиться. А эти… Да ладно, у них у самих какие шансы-то, что не перестреляют их?.. кружки им, удочки… спасут их омоновские щиты, ага… Кстати, нет ведь давно ОМОНа, и щитов нет; надо будет заехать в штаб-квартиру «Верного Вектора», они во время прошлого «базара» много у милиционеров наотнимали, у  них точно должны быть… Так, кто у меня в «Верном Векторе»…

Полуощупью он направился к выходу во двор.

- Влад, может, ну его? – вполголоса спросил осторожный Петерс, - Грохнем сейчас этого Паралетова да и уйдём? Что нам эти, в коттедже, сделали, что мы их будем мочить?

- Долги у нас… Разрешение на выезд нужно… - теперь Влад опять рассматривал коттедж, - Прямой ход на нефтепереработку и отгрузку «на ВСР», «на фронт» - это дорогого стоит… что, бросить всё здесь и уходить лесами? Нет, мы уйдём, конечно, но мы же не для этого сюда приехали?

- Правильно! – поддержал шефа Андерс, - А то скучно! Как в прошлый приезд тех ментов положили на трассе, так больше ни одного конфликта! Скукотища!

- А как схлопочем по дырке во время штурма – веселее будет?..

- Не боись, не схлопочем! Вон, я же вижу, Влад всё продумал.

- Ладно, - Влад опустил бинокль, - Пойдём вниз, в машину. Там расскажу, что придумал. Если получится, то не так это и сложно будет.

 ***  «НОРА» и «СЛОНОПОТАМ»

***  ПЕРЕСТАНОВКИ В ОЗЕРЬЕ

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

- Вовчик, Вовчик, там Верочка пришла с базарчика; говорит – самого главного Громосеева убили!!

Вовчик оторвался от рассматривания деревни в мощный 12-кратный монокуляр и обернулся. Из люка колокольни торчала головёнка Анютки, бабы Вариной внучки; округлённые в детском ужасе глазёнки, завязанный наглухо «по-деревенски» тёплый шерстяной платок на голове.

- Чего?..

Сидевший тут же, на колокольне, на чурбачке у стенки, укрываясь от пронизывающего на высоте ветра, дежурный наблюдатель двенадцатилетний Тарас неодобрительно хмыкнул, отмечая «обращение не по уставу».

- Ой, то есть извините – камрад Хорь! – испугалась девчонка, - Камрад Хорь, Камрад Хорь я хотела сказать!

Пропустив мимо ушей извинения, Вовчик уточнил:

- Давно Вера вернулась? Где она сейчас?

- Только что! И меня – сразу вас, позвать! Она сейчас в трапезной; и дядя Вадим там! И все собралися! За вами послали! Камрад Хорь!

- Сейчас иду. – и голова девчонки скрылась за парапетом люка.

«-Собралися…» Подумать только, ведь все почти городские, в деревне чуть больше полугода – а уже этот слэнг местный: «собралися», да «полдничать», «ежели» да «поди», «вона чо» да «небось» - откуда что и берётся! У бабок нахватываются, что ли? Впрочем, оно и понятно: кто с ними сейчас занимается? Только дед Минулла да Отец Андрей, урывками. Надо бы школу организовать… Но сейчас не до этого, совсем не до этого… Про Громосеева что-то…

Как-то сразу поморозило; передёрнул плечами. Ещё раз глянул в бинокуляр. Смеркалось, видно было уже плохо; но нездоровое оживление в центре деревни наблюдалось весь день, с утра. Машины и автобус с личным составом; фигурки вооружённых людей возле бывшей конторы; кажется тогда удалось мельком разглядеть даже массивную фигуру самого Громосеева, проследовавшего из джипа в бывшую коммунарскую общагу. Ладно. Посмотрим, что там за новости Верунчик с базарчика принесла.

Передав бинокуляр мальчишке и в очередной раз наказав обращаться с прибором, а также и с рацией осторожно, стал спускаться.

***

В трапезную набилось много народу. Сидели и стояли, негромко переговариваясь. Ждали Вовчика. Вадим, Алёна, Гузель и Зулька уже были тут; причём Вадим не скрываясь – с автоматом. На него посматривали опасливо и уважительно. Когда уже и новость-то разнеслась… Конечно же, был и батюшка Отец Андрей  - в мирском, в расстёгнутой тёплой куртке с откинутым капюшоном; из-за пояса, из-под толстого брюха вытарчивала увесистая рукоятка раритетного револьвера.

Вовчик вошёл, отряхивая снег – все задвигались, выжидающе поглядывая то на него, то на  Веру, сидевшую в центре, за столом.

Лёгкой такой, почти незаметной щекоткой пробежала мысль: «- Вот ведь, меня ждут; без меня не начинают. Моё мнение важно! Давно ли?..» - пробежала мысль, и стухла – нефига не тот момент, чтобы кичиться перед собой «признанием». Оно сейчас в основном авансовое – признание-то; если что девчонка сказала правда – ситуация аховая…

Вовчик, отряхнув снег, вошёл; снял, походя, куртку. Отец Андрей с неодобрением смотрел на то, как Вовчик даже не перекрестился на образа в углу; сразу сел напротив Вадима, на как по волшебству очистившееся на лавке место. Коротко окинул взглядом собравшихся, задержался на Адельке – у той прям чёрные круги под глазами, - опять всё по Илье… надо её от дежурств освободить. Зря родители того не хотят перебираться на пригорок – опасно там, в деревне, сейчас Илье, хотя он большей частью и без сознания. Хронов мстительная скотина.

Кивнул Вере – говори, мол.

Та начала, явно повторяя уже не раз сказанное, но с явным же желанием дать более «расширенную информацию», чем просто пересказ фактов:

- Значит, я на базарчик пошла сегодня; с Нинкой Федотовой договаривались сменять кусок фетра на капроновые нитки; ещё с Никишиной надо было предварительно насчёт самогона и патронов, тайно…

Вадим пристукнул кулаком по столу; Вовчик раздражённо поцокал языком – не, ну бабы; ну вот зачем сейчас это??.. Верочка поняла и зачастила:

- Значит, камрад Хорь, вот что Никишина сказала: что, как мы и видели, это Громосеев со своим отрядом приехал. Остановились в бывшей нашей общаге, которая контора. Вызвали туда БорисАндреича, и Хрон прибежал… Потом какой-то чин важный, с Оршанска вроде как, приехать должен был – и все почти пошли на околицу его встречать. Но Антон остался. И Гришка, и Борис Андреевич. Ну и Хрон тоже. А потом Громосеева убили… Валерьевны невестка и Галка Никишина ходили в общагу, Хронов за ними прибегал – с горячей водой их Борис Андреевич вызвал зачем-то – а там весь пол в крови!! Ну, где мы переодевались и инструмент держали, помните? В передней. Вот. Всё – в крови.

После паузы Вадим угрюмо произнёс:

- Ты по делу что-нибудь скажешь, нет? С чего они взяли что…

- Скажу. Когда они пол от крови оттирали – а кровь была свежая совсем; Борис Андреич сказал ещё их на улицу не выпускать вообще… пока всё не ототрут. А там вода уже вся кровавая стала. Они говорят – воду менять надо. Он их не пустил; он велел Хрону выносить; и потом он опять Хронова погнал к Валерьевне; чтоб она сама воду принесла, горячую. А у ней вёдер-то свободных воду греть небыло – так она к соседке. А потом, когда вёдра отдавала, ну и рассказала ей. Ей-то невестка сказала, но под страшным секретом; чтоб никому! А соседка, значит, Нинке; а Нинка – мне. По секрету, конечно. БорисАндреич лично их того, инструктировал; а Хронов сказал, что лично расстреляет каждую, если кто хоть слово пикнет, чего они делали в общаге-то…

Вовчик хмыкнул понимающе. Вращаясь в последнее время в женском коллективе, он чётко понимал, что «запретить рассказывать под страхом расстрела» - это всё равно что зашить анус желающему какать – или шов разойдётся, или пузо лопнет; не метод это с женщинами – «запретить рассказывать» то, что будут слушать с вытаращенными глазами, совсем не метод! Да им хоть костром угрожай, хоть инквизицией – женщины же!..

- Ну так что там было-то?

- Вот, когда они ещё кровь с пола оттирали, пришли эти – Мундель с Попрыгайлом. Гришка выходил к своим, потом тоже к ним присоединился, а Антона нигде не было видно. Они заперлись в комнате, ну, где у нас бытовка была, спальня. И бу-бу-бу там. А Хронов их, в смысле Галку и бабку сторожил. Валерьевна его спросила: « - Вить, а чо за кровь?» - а он эдак нехорошо ухмыльнулся и говорит» « - Отпрыгался кое-кто!» Ну, они больше и не спрашивали, страшно уж очень! Вот. Всё вымыли, значит, – а воду выливать всё время сам Хронов бегал, в наш сортир, что Вовка с Вовчиком ещё строили. Красная вся вода, кровавая! А потом эти вышли; и к ним. Ну и Мундель им говорит, что сегодня тут трагическое происшествие произошло: господин Уполномоченный Громосеев застрелился! Случайно, говорит, застрелился – чистил пистолет и …

- Ага, к нему проверяющий едет – а он в это время пистолет чистит!.. – вылезла с репликой Зулька, но отец одним суровым взглядом оборвал её. Зулька смешалась, и поспешила затеряться среди стоявших.

- Ну? Что ещё?

- Ну и вот. Сказали строго-настрого чтоб никому не говорили про кровь в прихожей; и что Антон Пантелеевич случайно застрелился. И Хронов ещё потом пригрозил…

- Ну, застрелился и застрелился; чего они секретничают?.. – пробормотал Отец Андрей, - Всё равно же вся деревня узнает.

Вадим с сожалением посмотрел на него и отвернулся; а Верочка вновь зачастила:

- Ну и вот, ну и вот, им же сказали – что он сам застрелился, случайно; когда пистолет чистил – но выстрела никто не слышал – они же рядом живут! Но не в этом дело! Крови, говорят, было… как кабана какого зарезали, или бычка. Вы не понимаете – там весь пол в крови был, весь! Убили его, зарезали – они так и говорят!

- Да и не стал бы он в прихожке оружие чистить, там же даже стола нет… - задумчиво согласился Вовчик.

- И что – кто теперь главный? Этот – который приехал?

- Нет, говорят. Они с ним совещаются; но он, говорят, не главный. Вроде как Гришка теперь будет отрядом командовать; и он же будет Уполномоченным По Району. Так слышали.

- Ого!..- все переглянулись.

Эта новость была не то что острой, она была очень, очень плохой. Очень!

Вовчик потупился. Насчёт Гришки он не заблуждался – тот сделает что угодно, чтобы с ним посчитаться за то унижение на дискотеке, «за фонарик». Без всякого сомнения – убил бы он давно Вовчика, ещё в прошлый приезд – если бы не Громосеев… А теперь, выходит, Громосеева нет.

Помолчали.

- Может и ничо? Может, бог даст, обойдётся?.. – послышался голос одной из пожилых женщин, прихожанок Отца Андрея.

- Там ведь начальство какое-то приехало, с самого Оршанска! Может, даст бог, разберутся?..

- Да уж, Оршанское, региональское это начальство – оно, несомненно, разберётся! – Вадим зло стукнул кулаком по столу.

Отец Андрей поднял взгляд от стола на говорившую:

- Леонида Ивановна. Всё в руках божьих. Но говорят же: бог помогает тому, кто сам себе помогает…

- Вы, батюшка, прямо как мирянин говорите!.. – возразила та, - Бог не даст!

- Перебьют нас сейчас всех!.. – пискнул кто-то.

- Нешто не перебьют! – не согласились с ним, - Там же всё ж Отряд. Власть! Опять же – начальство это, из Оршанска. Разберутся. За что нас… перебивать??

Начался гомон:

- За то, что они – бандиты! Я у Настасьи Петровны сгущёнку дитЯм своим надысь сменяла – откуда у них сгущёнка?? Хронов, говорит, приволок; и шоколад ещё. Откуда?? Грабят! Я вам говорю – они на дорогах грабят!

- Хронов-то Витька, Хронов!..

Зря только его раньше не удавила, поганца! – это, со злостью, Аделька.

- Что-ты, что ты!! – вдруг, ни с того ни с сего, возразила ей Алла, жена Вадима, - Сказано же: «Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми!»

Вовчик, поочерёдно глядя на говоривших, воззрился на неё с удивлением. Он слышал, конечно, что после того происшествия на поляне, после травмы, Алла стала ну уж очень богомольная; всё свободное время проводила за чтением религиозных книг из библиотеки Отца Андрея – но чтоб такое??.. Она же сама в чуркобесов с Гулькой из ружья стреляла – и тут такой поворот?! Неисповедимы пути человеческой психики…

Аделька только скрипнула зубами и промолчала, опустив голову. Никто не сомневался, как она поступила бы с Хроновым, попади он ей в руки. А вот Вадим с демонстративным удивлением отстранился от жены и буркнул:

- А не пошла бы ты, мать, домой?? Несёшь какую-то чушь…

Но их никто уже не слушал:

- И Гришкины – такие же бандиты! Их только Громосеев в узде держал! Как они прошлый раз налетели! Артишока, Вовчикова вон, пса, застрелили… Да они б со всеми нами расправились – если б не Антон Пантелеевич! А теперь – Гришка главный! Будут они какого-то «из Оршанска» слушать, они тут сами цари!

- А Мундель-то, а Мундель! Он же целыми днями по домам ходит – то в один зайдёт, после обеда – в другой! Как на работу. И говорит, говорит, говорит!.. Мне Зинка рассказывала. И – по его получается, что во всём мы виноваты, «пригорок» в смысле. Община. И что «урожай их собрали» - хотя мы же и садили, и пололи, а они все потом приехали – нет, всё равно: «- Вы наши продукты собрали!» И что Алёна вон с лекарствами – а в деревне в медицине никто… 

- Да так и есть!.. …даже что у тётки Захарова бурсит был в колене, и Алла ей гной спустила и таблетки дала – всё равно мы виноваты! Их не поймёшь – «вы, говорят, во всём виноваты, и всё!» И волком смотрят. Хотя и меняться приходят, и торгуются ещё…

- Цари не цари, а Оршанск – власть! По радио передавали…

- Да какая там «власть!» Вовка же говорил: полста километров от Оршанска отъехать – и кроме как около блок-постов вообще никакой власти нету! Волк – судья, медведь – прокурор!

- Да давно уже так, вы как будто не знали! – высказалась обычно молчавшая Катерина, - Ещё летом, когда… ну, поляна – помните?? Какая там власть?! Кто нам тогда помог, какая власть?? Если бы не Вовчик… А сейчас уже зима, сколько времени прошло. Думаете, власть крепче стала??

- Ну, власть же… Отряд… Из Никоновки…

- Ага , и главный – Гришка-бандит!

- Бог не допустит!

- Ты ещё скажи, что Хрон с его уродами – тоже «власть»!

- А Гришка этот – он бандит и есть!..

В паузе вдруг прозвучало; кажется, опять от той же богомольной женщины:

- Ну, если и бандиты. Вы-то… вот Вовчику Гришка враг, да. Вы – товар лакомый, а нам-то что сделают?? У нас – дети!

Все замолчали.

Вовчик поднял голову; Вадим нехорошим взглядом упёрся в говорившую; Катерина порывисто вскочила, хотела что-то сказать, в неярком свете светильника было видно, как у неё задёргалось лицо, красивое лицо со шрамом на щеке – и, ничего не сказав, выбежала в другую комнату.

- Вот что! – Отец Андрей щепотью постучал по доскам стола и возвысил голос, - Вот что. Тут сказано было про «не воздавать злом за зло» - из послания апостола Павла к римлянам, - но не всё было сказано! Дальше же было сказано: «-Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.»

И сказано в Книге Бытия: «-Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его; кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию.»

Сестра Леонида, тебе не стыдно? Это, ты считаешь, по-христиански? Пусть злыдни аки львы терзают брата и сестёр наших; а мы будем в стороне стоять и молиться, чтобы нас не тронули?? И не тронут ли?..

- А тронут, обязательно тронут! – густым басом поддержал священника один из присутствующих мужчин-общинников, - Так всегда бывает. Дай палец – откусят всю руку. Нам, общине, тоже не поздоровится!

- Нам-то за что?? – искривив лицо, выкрикнула та же женщина, - У нас же – дети! Господи спаси! Нам о детях думать надо!

- Дети не у тебя, а у твоей золовки, - сумрачно заметил Отец Андрей, - У тебя никаких детей нет, окромя племянников; а ты громче всех: «Дети! Дети!» Кого сейчас дети останавливают?

- Да-да… В Заречино, говорили… - послышался чей-то голос, - Машину, говорят… вместе с…

- Господь защитит! Племянники – они тоже мои дети! О них думать надо, о детках!

- «Обычно все самые гадости люди прикрывают самыми благими мотивами. Заботой о детях, о благе ближних…» - глядя на говоривших, думал Вовчик,- «Где-то она права, конечно. Кто ей мы? А племянники есть племянники. Не убьют же их, если они отдадут всё… если нас сдадут. Правда, потом, рано или поздно, Гришка, староста, Хрон, вся эта свора – они заберут и племянников; но она же об этом, о том, что будет «потом», предпочитает не думать…»

- Господь-то защитит! – Отец Андрей вновь постучал по столу, - Все под Богом ходим. Но кого Он своим орудием изберёт? В прошлый раз, когда нехристи, язычники окоянные на святую церковь покусились – кто защитил?? Вот! – он привстал и указал перстом поочерёдно на Вадима и Вовчика, - И друг их Владимир ещё! Они были десницей Господа, спасшего нас! А вы сейчас про… про то, что «лишь бы нас не коснулось»! Не стыдно??

- И вы, и вы ещё! Вы тоже! Были ведь, значит, десницей господа нашего?! – говорившая ни то с издёвкой, ни то истово перекрестилась, - Вы ведь, батюшка, тоже нас… защитили?..

Отец Андрей вновь опустил голову:

- Не надо мне, Леонида Ивановна, поминать про это – помню я прекрасно, что грех на мне. Не надо.

- Я только что…

Вовчик: «- Ну да, самое время сейчас прежние грехи перебирать… Пора этот базар прекращать!»

- Оп-п! – раздался звонкий хлопок; так, что все вздрогнули. Это хлопнул в ладоши Вовчик, хлопнул нарочито громко.

Давно прошли те времена, когда он бы молча выслушал бы «мнения» и покорно согласился бы с большинством. Прошли те времена, когда друг Вовка учил его, как надо «управлять коллективом». Теперь были и знания, и опыт; и понимание, «чувствование ситуации», и эта «чуйка» говорила ему, что дальше будет только базар, плавно переливающийся во взаимные претензии.

Даже здесь, среди общины, среди людей, связанных общим делом и общей верой, люди остаются людьми… Информация подана, информация осмыслена; первичный «обмен мнениями» произведён; и дальше надо брать контроль за ситуацией в свои руки – у нас, благо, не парламентская республика, у нас БП! – и терять время на жевание опилок недопустимо!

Все обернулись на него.

- Я полагаю, обсуждение закончено. Сейчас мы – вот: Вадим Рашидович, Отец Андрей, Степан Фёдорович, Геннадий Максимович и… и Катерина, тут останемся и выработаем политику по отношению к произошедшему. Остальные – свободны! Информация до вас будет доведена.

Видно было, как изумлённо взглянул на него Отец Андрей; как в мимолётной довольной улыбке дрогнуло исполосованное шрамами лицо Вадима. Никто не возразил.

Остальные, как будто и ждали этой команды, облегчённо задвигались; начав пробираться к навешанным на стену и сваленным в углу курткам, пальто, полушубкам.

Оставшиеся названные остались сидеть, ожидая, пока очистится помещение. Вернулась из соседней комнаты Катерина, также села за стол.

- Хорь, радио у тебя?

- У меня, да. Надо пацана сменить на колокольне.

- Я отправила уже. Всё по графику…

Вадим тихо шепнул выбирающейся из-за стола Гузели:

- Вот, слышала как мужчина вопрос ставит?? «Все свободны, а мы сейчас решим!..» Вот Вовчик – мужчина, а не как этот твой… американец этот твой. Зря только пистолет ему отдал!..

Гузель только фыркнула в ответ, отворачиваясь; а Вадим пробубнил ей уже в спину:

- …сбежал, понимаешь, как только жареным запахло!.. Ты вот к Хорю присмотрись!

Пока все в тесноте одевались; периодически, уже одетые, подходя к Отцу Андрею для благословения, произошёл конфликт. Та же женщина, что больше всех ратовала «за деток», вполголоса вдруг сказала:

- А вообще батюшка Андрей, совершивши грех свой, пастырем быть уже и не может… И мы должны бы…

Её негромкое, но отчётливое бубнение оборвалось звуком пощёчины. Она ахнула, схватившись за щёку. От неё отшатнулись…

Аделька! – подняв голову, понял Вовчик. Последнее время из-за Ильи она сама не своя. Отец Андрей, как пожарник, рванувшийся к месту внезапного возгорания, оказался с неожиданной для него полноты скоростью между женщинами:

- Сёстры! Слушайте меня! Сейчас не то время, чтобы…

Вовчик взъерошил волосы, зажал уши.

Разберутся. Отец Андрей разберётся, это его епархия – гасить эти раздоры. Да, верующие – неверующие, а люди всегда остаются людьми, хоть ты что с ними делай; не отрастают у них ангельские крылья только оттого, что они в церковь к исповеди ходят, причастие принимают… Ничего, Отец Андрей разберётся.

Нам-то что делать?? Вся эта банда ведь не позже чем завтра двинется сюда, счёты сводить. И остановить их нЕчем. Оружия и людей достаточно, чтобы отбиться от случайно забредшей банды грабителей-мародёров; чтобы Хроновские уроды не рискнули приближаться к «пригорку», но что они сделают с отрядом из Никоновки?.. Они же там все поголовно с автоматами; и гранаты, видимо, есть, и опыт… А у нас – два АК, два СКС с совсем небольшим для них боекомплектом – не успели ещё патронов 7.62Х39 достаточно наменять; и охотничьи ружья, дробовики с самодельными трубками-стрелялками, годными только для ближнего боя. Ну, взрывчатка есть ещё, но совсем немного. Бомбомёт вот начал делать… Нет, не выстоять… Но и других вариантов нет – не в зимний же лес уходить! Нереально совершенно… - Вовчик давно уже избавился от своих ещё ранне-выживальщицких иллюзий о «выживании в зимнем лесу в палатке». Уходить сейчас от жилья – это верная смерть… Оставаться – тоже; во-всяком случае для него, Вовчика. Ну, девчонкам тоже ничего хорошего не светит… Общинникам тоже, недаром Мундель против них деревенских настраивает; – но попозже, сначала просто ограбят. Отец Андрей хоть это понимает, и то хорошо. Паства же его пока слушается. Пока слушается… Да, завтра придут… Что же делать, что же делать!.. Оружия мало, да… Два АК, два СКС, - это что есть, чтобы попытаться остановить на расстоянии… да, у Вадима ещё Сайга нарезная, с оптикой, кажется… Бомбомёт ещё, да… взрывчатки мало! Тут бы мины, минные фугасы!.. Тогда можно было бы остановить… чего я много взрывчатки не купил тогда?? Хотя…

Чччёрт!.. – молнией мелькнула идея, - А кто это знает – что «взрывчатки мало»??.. В деревне, хроновские уж точно не знают; более того – после того случая, как на установленной им в баньке мине подорвалась Инесса, они все моих мин боятся до поноса…

Он поднял голову.

Все лишние уже ушли; Катерина быстро, тряпкой на швабре, прибирала натащенную со двора грязь и растаявший снег.

Отец Андрей стоял лицом к иконе в углу и негромко молился, крестясь.

Вадим угрюмо отщёлкивал и вновь присоединял магазин к лежащему на столе автомату. Тоже, конечно, понимает, что придут на пригорок Гришкины и Хроновские хлопцы, ничего хорошего и ему не светит – бывший юрист Попрыгайло, бывший сосед по дому, подселённый, а теперь полный владелец его, не замедлит, конечно, посчитаться. Припомнит ту перестрелку в вечер взрыва вовчиковой баньки. Всплывут опять вопросы и по автоматам… Найдут уж за что к стенке поставить, найдут! – теперь это быстро. Одна надежда была на здравый смысл и понимание ситуации Антоном Громосеевым – а теперь, когда он убит, и власть над районом стала Гришкиной – всё… кысмет; окончен бал, погасли свечи!

И он опять, со злостью, щёлкнул присоединённым к автомату магазином.

Двое пожилых мужчин из общины, сидя за столом, негромко переговаривались.

Катерина, закончив с полом, присела на край лавки, выжидающе взглянула на Вовчика. Отец Андрей, в последний раз перекрестившись и глубоко поклонившись образу, тоже присел к столу:

- Ну, братие и сестра, что делать завтра будем? Придут ведь завтра окоянные.

- Что делать, что делать… - отозвался Вадим, вновь щёлкнув автоматным магазином, - Встречать будем! Всем, что есть. Одна надежда остановить их на подступах. Выбить комсостав… Я завтра на колокольню, и с оптики постараюсь завалить этого… как ты его называешь, Вовчик – ухаря? Брони у них нет, - машины также остановлю. Что им останется? – цепью в атаку идти. Готовы они на это? – не факт! Вот и проверим. А вы – в окопы. И – создавать плотность огня, прикрыть подступы…

- Вадим Рашидович… - степенно заметил один из общинников, Геннадий Максимович - Это вы как военный рассуждаете. Правильно рассуждаете, в общем-то – выбить комсостав, остановить технику, недопустить сближения, - я сам, вы знаете, майор в отставке… давно, правда, в отставке. Но нечем создавать «плотность огня». Нарезного оружия мало, патронов мало; а гладкоствольное… Вот  у меня, скажем, ИЖ…

- Нечем, нечем… - согласился и второй из общинников, весь седой как Дед Мороз Степан Фёдорович; тоже уже пенсионер, в прошлом, как знал Вовчик, учитель, потом, уже на пенсии, художник в какой-то организации, - И некому особо-то. Оружие вот только мы и можем держать; на отроковиц ваших, Володимир, надежда небольшая…

- С божьей помощью! – возразил Отец Андрей, похлопав по рукоятке револьвера за поясом.

- Ой, вот только про «божью помощь» не начинайте тоже вот!.. – отмахнулся Вадим, - Нам бы от Господа пару пулемётов и миномёт!..

- Постойте. – вмешался Вовчик, - У меня тут идея возникла…

 ***   АТАКА НА ОБЩИНУ

ПЕРЕГОВОРЩИК

Потери были, да. Двое с простреленными ногами в самом начале, один -  с плечом. Трое – с лёгкими, касательными; один – тяжёлый, в грудь. Лежал на подстеленном каремате, закатывая глаза, хрипел, дышал тяжело – лёгкое, пневмоторакс. Над ним суетился отрядный санинструктор с помощником.

Вот тебе и «съездили разобраться на пригорок»!

Первым делом Гришка допросил командира первого отделения – какого хера попёрли без команды и насколько близко подошли?

Тот ответил, что взрыв и дружную стрельбу и принял за команду; а вы какого хера залегли?? За «какого хера» Гришка саданул ему в сплетение, так, что тот, не в одну минуту отдышавшись, уже без «херов» доложил, что подошли они к окопам метров на сто – сто пятьдесят; но ближе было сложно – там проволока намотана, на колышках. Стреляли по ним много, но очередями, кажись, только один. Но стреляли – он повторился – много, и, кажись, из гладкого в основном. Потому что почти все пацаны от дроби получили. Во! – и продемонстрировал на себе в нескольких местах действительно в мелких дырочках бушлат.

- По ногам тоже попало! – сообщил он, - Я, можно сказать, раненый! Лежать должен, перевязываться! И пацаны…

- Пасть закрыл, бля! – отреагировал Гришка, - Лежать и перевязываться на пригорке, возле церкви будем. За автобус – только кто ходить не может; остальные – в цепь!

Хронов вообще пропал где-то среди своих парней и на глаза не попадался. Свои, отрядные пацаны мрачно матерились, грозя теперь не оставить на пригорке ни одной непробитой башки.

Что делать??

Хотон предложил согнать из деревни толпу и вместе с нею… вернее, за ней…

- Да ты тронулся, что ли?? – наорал на него Гришка, - Это у вас на фронте так воюют, или в Оршанске?? Ты врубаешься, что тут все друг друга  знают?

- Вот и хорошо, вот и хорошо! Не будут они в своих стрелять! А мы прогоним стадо ближе, и потом…

- Рот закрыл, нах! – рявкнул на него Гришка, уже совсем войдя в роль и командира, и ответственного по району. К Хотону он за такое предложение, а ровно и за позорный промах по колокольне, а главное, за тот трусливый способ перемещения, когда он не броском, не перебежкой, а как гусеница переползал вокруг машины, отыскивая свой гранатомёт, совсем потерял уважение.

- Какое нах «стадо»?? Это для тебя они «стадо», для оршанского, а для наших тут половина родни! И хер ли с того что тут почти все мувские – мы тут «на регионы» не делились! Погоним этих – через неделю весь район знать будет, и ни один пацан больше в отряд не пойдёт! И эти – разбегутся! Думай что говоришь! Лучше бы подствольники привёз, ВОГов пару ящиков, а не одну вшивую трубу, с которой сам и промахнулся! Ещё советует! Вылез тут со своим тухлым фашизмом…

Он ещё собирался дальше отвязываться на молчаливо принимавшего ругань Оршанского «комиссара»; наливаясь яростью, чтобы, наконец, скомандовать на штурм долбаного «пригорка» - и хрен с ними, с потерями; зато не оставить там ни одной живой души в назидание, когда сразу несколько парней окликнули:

- Гля, Гриш, белый флаг!

- Оба-на, белый флаг подняли!

- Не фига себе, сдаются!..

И действительно, из-за брустверов поднялся шест с белой привязанной тряпкой, и замотылялся из стороны в сторону.

- Нихера себе, пощады просят?? – воспрянул Гришка, - Ща, мы им дадим «пощады»!

- Об-ба, Гриш, хер какой-то лезет! Тоже с белой тряпкой! Гля!..

***

- Во-о-овчик… Ты с ума сошёл?? Ты куда?? – к готовящемуся перелезть через бруствер Камрады Хорю подскочила Вера, уцепившись за рукав балахонистого его плаща, - Лика! Катя! Чо вы смотрите – держите его – он с ума сошёл!

- А! Отстань! – Вовчик с трудом оторвал её пальцы от рукава, - Так надо.

- Не тронь его, Валь… так задумано. – поддержала его Катерина. Теперь автомат был в её руках, на ней же поверх куртки была надета и Вовчикова разгрузка с магазинами. Лицо её было мрачно.

- Катя! Кать!! Да что же это??

- Говорю тебе – так надо… Хорь, возьми вон тоже… флаг. – кивнула на прислонённый к стенке окопа недлинный шест с привязанным к нему белым лоскутом от простыни.

- И маши… Главное, чтоб сразу не выстрелили, чтоб подпустили…

Вовчик кивнул, взял палку. Перед тем как вылезти из окопа, тяжело вздохнув, огляделся…

В пяти метрах слева видны были грязные подошвы кирзовых сапог лежавшего Дениса Сергеевича, в прошлом – слесаря на молокозаводе в Оршанске. Слышал, что он не хотел в общину; он хотел с семьёй к тётке в Демидовку, он был не сильно верующим, но жена настояла… Хорошо что её здесь пока ещё нет… Отец Андрей велел, чтобы все - и женщины, и дети, старухи; и пара стариков, включая Минуллу-бабая, настолько уже немощных, что не могли ничем помочь в обороне, укрылись в церкви, откуда сейчас еле слышно раздавалось протяжное пение. Там и жена Дениса Сергеевича… покойного. Прямое попадание в голову, в лоб прямо, над правым глазом… Маленькая такая окровавленная дырочка – и дыра величиной с кулак на затылке.

Справа Алла бинтовала голову Отцу Андрею, сидевшему прямо на дне неглубокого окопа, в намешанной беготнёй снежной грязи. Касательное. Хорошо как! – что только касательное. Даже сознание не потерял, когда пуля, содрав кожу, вскользь поцеловала его над правым ухом. Говорил ему – будьте, Андрей Викторович, в церкви; вам надо паству поддержать, - куда там!.. «Поддержу, говорил, личным примером. «Не мир, но меч…», как там дальше… Хорошо, что жив и в сознании. Что бы мы без него делали…

Рядом, осторожно выглядывая из-за бруствера, Гулька – с карабином. Там, дальше, Вовчик смотрел уже – ещё тело. Серафима Ивановна, 39 лет, вдова. С Петровыми приехала в общину; пацан у неё, Славка… еле загнали в церковь со всеми – «Я тоже помогать буду, я уже большой!!»

Пуля в левый глаз, когда, высунувшись из окопа больше, чем нужно, стреляла из трубки-дробовика в наступавших никоновских и хроновских. Говорил ведь – не высовывайтесь; просто ствол выставьте и… да что говорить!

Кажется и Геннадия Максимовича за ухо, и Адельку вон за плечо зацепило – но их, Слава Богу, совсем чуть-чуть – когда никоновские с «ура» и «… вашу мать!!» пошли в атаку, яростно поливая всё пространство перед собой автоматными очередями.

Поймал себя на том, что на полном серьёзе, а не к слову, произнёс это: « - Слава Богу!..» Атеист же, всегда себя считал неверующим, с Отцом Андреем спорил, смеялся… Да уж, как говорят «Не бывает атеистов в окопах под обстрелом»… Это да…

Ну что… идти надо. Вот и Катерина смотрит выжидательно, не даст ли он слабину. Как она вчера спорила, до хрипоты – не с самой идеей, а что именно ему идти. Сама хотела, доказывала! Настоял на своём… Фффух… Ну… пошёл! Главное, чтоб сразу не выстрелили, дали подойти. А там уж… поговорим, в общем. Есть что сказать. Главное, чтоб не выстрелили… Ишь как Зулька отчаянно шестом с белым флагом машет, старается – заметили уж, небось. Пошёл.

- Рацию на приём ещё раз проверь! – уже в спину ему сказала Катерина; явно чтобы лишь бы что сказать.

- С пистолетом осторожней! Не стукай по шпилькам, и не прижимай даже сильно – он этого не любит! – это уже Отец Андрей, - С Богом! Молиться за тебя будем.

- Удачи, камрад Хорь!

- Будь осторожен, Вовчик! – донеслось ещё от нескольких; он уже не оборачивался.

Вылез из окопа, и, размахивая палкой с белым лоскутом, пошёл в низину, к застывшим джипу и автобусу и кучковавшимся за ними фигуркам в камуфляже и в гражданке.

В гражданке – это, конечно, Хроновские. Мишка, Юрка, Денис, Серёга – заметил их среди Гришкиных бойцов ещё на подходе, как  сыпанули они из автобуса; и, когда стрелял, непроизвольно как-то старался не в них. Летом же ещё пусть не друзья, но в нормальных товарищах были; Юрка ещё приходил всё рубанок одалживать… и вот! Гражданская война в одной отдельно взятой деревне, етить – колотить! Главное, чтоб подпустили. Не будут же они сразу стрелять в безоружного с белым флагом, неужели им не интересно, зачем он к ним идёт и что скажет?? Только бы сразу какой дебил не выстрелил… Отчего так долго белым флагом и махали, потом уж он полез. Главное – чтоб дали подойти и начать говорить… а уж он им скажет! Всю ночь готовился.

***

- Гри-и-ш! Это тот! – ну, что с фонариком тогда, на дискаче! – поведал Макс, рассматривая в маленький китайский бинокль неуклюжую фигуру в балахонистом брезентовом плаще поверх явно бушлата или толстой куртки, опирающуюся на палку с белым лоскутом – Парламентёр, ёпт!

- Этот… Вовчик? – Гришка тоже поднёс потёртый армейский бинокль покойного Громосеева к глазам. И точно. Вот, высоко поднимая облепленные снегом ботинки, перешагивая через натянутую там отсюда невидимую проволоку, фигура двинулась к ним. Точно – он.

- Это – кто?? – забеспокоился и измазанный весь в снегу и земле Хотон, доставая из кармана щегольский футляр с американским девайсом.

- Конь в пальто! – нелюбезно ответил ему Гришка, и крикнул своим – Не стрелять! Эээ? Поняли? Пусть…

- Торговаться идёт! – высказал вслух мысль Макс.

- А то ж! – поддержал Сава, рассматривая неуклюжую фигуру в дождевике, - Сейчас начнёт: «- Мы вам всё отдадим, вы только никого не трогайте, не обижайте!..» Хы.

- Нах нам с ними торговаться? Ща рванём все вместе!..

- Рванёт он. Бля, у нас даже пулемёта нету! А снайпер?? А дробовики на подходе? И шершавое у них есть, грят, благодаря местным олухам.

- Да хули!..

- Хули не улей, - сам первый побегишь в атаку??

- Да ладно, чо, пусть подойдёт. Послушаем.

- В морду ему только сразу дать, чтоб не борзел в «условиях».

- В морду нельзя – парламентёр!

- Ой, да ладно – нельзя! Когда нельзя, но очень хочется – то можно! Хы.

Хлопнул выстрел. Фигура в балахоне шмякнулась в снег.

- Какого хера?? – вызверился Гришка, - Кто стрелял??

- Не стреляя-ять!! – заорал Макс.

- …не стрелять!.. не стрелять… - понеслось по цепи. Собственно, все жались к автобусу и к джипу, которые кроме редких и невысоких холмиков-кочек были единственной защитой от снайперского огня с колокольни; так что и без того команду «не стрелять!» все слышали. И тем не менее…

- Это точно кто-то из местных ублюдков! – сообщил Савельев; и тут же с колокольни хлопнул выстрел. И ещё. И ещё. Невидимый снайпер с колокольни бегло отстрелял пять патронов; пока Гришка, спохватившись, не рявкнул:

- По колокольне – беглый огонь!!

Вразнобой застучали автоматы и винтовки; в бинокль видно было, как с колокольни брызнули пыль и осколки камня, выбитые пулями.

Отстрелявшись, затихли – опять же по Гришкиной команде. Он зашарил биноклем по пригорку – ооо, живой, падла! Упавшая фигура в балахоне неуклюже поднялась, опираясь на палку. Вот Вовчик, обернувшись, помахал рукой в сторону колокольни; затем поднял палку с привязанным к ней белым лоскутом и мерно замахал ей из стороны в сторону, уже явно обращаясь к противнику.

Тут же за его спиной как из-под земли, а вернее всего что из окопа, поднялся вновь и шест с белым флагом, замотылялся из стороны в сторону.

- Не стрелять, уроды!! – рявкнул Гришка, - Пусть придёт сюда и скажет, чего хочет. Я его, падлу, лично заглушу!

- Не стрелять!.. не стрелять… - понеслось в сторону. И оттуда тоже по цепи передали информацию…

- Какой мудак стрелял без команды?? – продолжал разоряться Гришка, - Сюда его!

- Не-а… - ответил Сава, - Не получится. Уже, эта… наказан. Пуля в башку. И ещё один, рядом – под ключицу – и, грят, под лопаткой вышла! Два двухсотых!

- Не наши?

- Не. Хроновские.

- Тогда пофиг. Жалко что самого этого «Харона» не шлёпнули…

Тем временем фигура в балахонистом дождевике, опираясь на палку, бодро стала приближаться к автобусу и джипу. Ни с той, ни с другой стороны больше не стреляли. Цепь лежащих стала сокращаться; периодически то один, то другой боец, без команды, пригнувшись, перебегал с места на место, в основном в направлении автобуса, пока постепенно почти все не оказались за ним. Остались лежать только два неподвижных тела. Поскольку около самого автобуса стоял Гришка с приближёнными, бойцы кучковались дальше, стараясь только, чтобы автобусный корпус скрывал их от колокольни. Гришка зло посматривал на такую самодеятельность, но молчал. Пацанам жить хочется, чо; не хотят стать очередными двухсотыми. Ничо. Щас послушаем этого олуха, что он там проблеет – и вперёд! Его же впереди и пустим! – решил про себя Гришка.

Вовчик дошёл до джипа и встал перед ним.

- Иди сюда! – после паузы, высунувшись из-за автобуса, приказал Гришка.

Вовчик, помедлив, миновал джип и подошёл к автобусу; встал возле передней открытой двери, чуть в стороне, поглядывая то на кучкующихся хвостом за автобусом бойцов, то на ветровое его стекло, украшенное теперь и пулевыми пробоинами.

- Чо встал?? Сюда иди! – опять высунувшись, рявкнул Гришка. И снова спрятался – не хватало ещё подставляться.

- Гриша!.. – узнал его Вовчик, - Гриш! Иди сюда. Поговорим в автобусе, сидя. А?

Гришка молчал.

- Григорий! Айда сюда, в автобус! Поговорим сидя, как культурные люди. Наши стрелять пока не будут – я отвечаю!

- Да я тебя сейчас завалю, урода! – проорал Гришка, возмущённый таким неподчинением находящегося в их власти Вовчика, - Быстро иди сюда, я сказал!

- Смысл, Гриша, смысл??.. – чуть отступив в сторону из-за автобуса и сразу ощутив, как в него нацелилось с десяток стволов, громко произнёс Вовчик, - Какой смысл тебе меня стрелять? Я же сам пришёл. Поговорить. Предложение у меня. Дельное! Айда в автобус, мы же не будем тут новгородское вече устраивать?

Гришка оглянулся. И вправду – все глаза были устремлены на него. Весь его отряд плюс местные уже стянулись за автобус, расположившись за ним длинным «хвостом», и теперь пялились на него, ожидая его командирского решения. И Сава, и Макс, и Хотон тоже уставились на него; последний кроме того и промямлил вполголоса:

- Григорий Данилович… может и вправду, лучше разговаривать где меньше посторонних ушей?

Вот сука! Всё как-то через жопу в этот день: и попёрлись скопом без разведки, и сходу под обстрел попали; и эта неудачная атака!.. Трёхсотые; теперь ещё двое холодных – хорошо хоть не с его отряда. Теперь ещё этот урод диктует, что ему делать!.. Но, в самом деле – не устраивать же переговоры у всех на виду. Это же не базар на самом-то деле, это… как его?.. принятие капитуляции, во. Мало ли что он там попросит! Хотя… Не. Мало ли о чём разговор пойдёт – действительно, тут ушей слишком много. Ладно…

Вновь высунувшись из-за бока автобуса, теперь уже более громко сказал:

- Ща я подойду, побазарим! Но учти – без глупостей! Если чо – ты сразу покойник!

- Ладно, Гриша, ладно! – тут же согласился Вовчик.

Гришка обернулся к своим:

- Пойду поговорю. Чо они хотят. Снял с плеча автомат, отдал Максу, пощупал зачем-то кобуру.

- Сава пока за старшего. Если он чо – валить его без разговоров!

Отыскал взглядом Хотона, приказал ему мстительно, советчику непрошенному:

- Ты – со мной пойдёшь. Вместе послушаем. Там и «посоветуешь»!

Хотон безропотно кивнул, тоже снял с плеча навороченный, импортный, с тюнингом, автомат, отдал. Сава принял с почтением – ишь ты, магазин под прикладом, компоновка «буллпап», «булка»; под стволом планка Пикаттини, на ней подствольный фонарь и лазерный целеуказатель, на прицеле рамка АКОГа  - живут же тыловые крысы!..

Вышли с Хотоном вдвоём из-за автобуса, подошли к Вовчику. Гришка поднялся на подножку, заглянул в салон: четверо раненых и санинструктор… Спрыгнул, кивнул на джип:

- Айда в машину, там перетрём…

Втроём направились к стоящему тут же, впереди, джипу; причём Гришка, чувствуя спиной десятки глаз своих парней, и желая показать, что не он выполняет «пожелания» пришедшего «парламентёра», а тот находится в полной его власти, не отказал себе в удовольствии пнуть ногой в задницу идущего впереди Вовчика, оставив на брезенте дождевика снежно-грязный отпечаток подошвы берца:

- Шевелись давай, скотина!

Вовчик от пинка покачнулся, ускорился на пару шагов, но устоял на ногах, и лишь обернувшись, ответил кротко:

- Зря ты это, Гриша…

- Зря – не зря, я сам решу! Лезь в машину, козёл, послушаем тебя, чо ты тут… прежде чем кровь тебе пустить!.. Тебе и всем вам там, уродам!

***

- Ну что там, что там?? – потеребила Катерину за рукав Зулька.

Катя, поставив автомат к стенке окопа, рассматривала происходящее в низине через Вовчиков монокуляр.

Тела Дениса Ивановича и Серафимы Сергеевны уже были накрыты простынями; лежали тут же, в окопах. Простыни набухли кровью на уровне головы. Через тела приходилось перешагивать, протискиваясь, когда нужно было пройти, стараться не наступить хоть на рукав; окопчик был узкий и неглубокий; на простыни сыпалась глина со стенок. На тела старались не смотреть…

Геннадий Максимович, как единственный сведущий в военном деле, хотя и ПВО-шник по бывшей своей военной специальности, строго наказал всем сидеть на дне окопов, не высовываться ни под каким видом, ожидая команды. Сам он максимально скрытно рассматривал происходящее в низине через бинокль; у Катерины был Вовчиков монокуляр – вот они двое сейчас пока и были для обороняющихся всем источником информации о происходящем.

- К джипу пошли… Вовчик впереди. Ах ты!..

- Что??

- Гришка пнул Вовчика, сволочь!

- Да-ты-что?? Оййй…

- Я говорю ж – зря он пошёл!

- Ничего… В машину полезли…

- Поедут куда??

- Да нет… разговаривать наверное.

- О чём?? Чего не у нас рация??

- Рация, Зуль, у твоего папы на колокольне… Он всё слышит. Если что – нам сообщит. Крикнет. Если что…

- Угу… А чего Вовчик пошёл-то?? Зачем? Ну Ка-а-ать!

- Зуля, отстань. Потом всё узнаешь.

- Дай посмотрю, а?!..

- Ну на, на, посмотри. Только не высовывайся. Всё равно ничего не видно – в машине они.

Зулька ухватила увесистый монокуляр и жадно принялась высматривать происходящее. Но смотреть, действительно, было не на что: нападавшие прятались за автобусом, а Вовчик сидел в джипе, и видно их не было.

Зулька разочарованно передала монокуляр Адельке и вновь взялась за Катерину:

- Кать. А чем это Вовчик так бабахнул в Гришкиных-то? Что это так полетело?

- Ты не знаешь, что ли, что он тут собирал последнюю неделю?

- Не-а. Откуда? Папа же не пускает – говорит «дома работы много»!

- Миномёт. Вернее, бомбомёт. Из трубы железной. Сделал для неё кОзлы такие, типа упора в наклон. Порох вот из батюшкиной селитры и всяких своих ингредиентов. А бомба – это огнетушитель. Углекислотный бывший. Что уж туда Хорь насовал, я не знаю, но взорвалось сильно…

- Даааа… Как еб.нёт!

- Ну-ка!! Что за слова?? – тут же посуровела Катерина.

- Я всё отцу расскажу, что ты материлась! – пригрозила и сестра.

- Ой, поду-у-умаешь… Он сам матерится.

- А тебе нельзя!

- Вы сами материтесь, я сколько раз слышала!

- А тебе нельзя!

- Нельзя, нельзя… всё мне нельзя!.. А чего один раз бАхнул? А ещё? Здорово же еб… взорвалось!

- Вот Вовчик вернётся – у него и спросишь за «ещё». Но, кажется, огнетушителей у нас больше нет…

- Дааа, хоть бы Вовчик вернулся… скорее, я имею ввиду! – увидя посуровевшее лицо Катерины, торопливо добавила Зулька.

С колокольни, через небольшое оконце, выходящее в их сторону, раздался свист. Все повернулись в ту сторону. По натянутой из окошка наклонно леске к окопу заскользил маленький светлый предмет. Стоявшая ближе всех к закреплённому колышком концу лески Гулька перехватила его, подвешенный на леску петелькой, оказавшийся пластиковой баночкой из-под витаминов. Почта! Торопливо свинтила крышку, вытряхнула на ладонь свёрнутую бумажку. Не успела развернуть, как со всех сторон послышалось:

- Что там? Что случилось? Что пишут?

Быстро пробежала глазами корявые торопливые строки отцовского почерка:

- … срочно… Андрею – в церковь. Собираются идти крестным ходом, вра… вразумлять. Тут дальше ещё – но всё… эээ… ругательски.

- Матерно! – кивнула головой заглядывавшая через плечо сестры Зулька – Я же говорила!

- Господи… - зашевелился, поднимаясь с дна окопа Отец Андрей, - Вразуми неразумных! «Крестным ходом они пойдут!» Это всё Леонида воду мутит! Сейчас я им «пойду!»

***

В джипе разместились так: Гришка на водительское сидение, Хотон рядом с ним, на пассажирском; Вовчика же втолкнули на заднее, и Гришка заблокировал дверцы, чтобы тот, значит, не вздумал выскочить. Впрочем, козе понятно, далеко б он точно не убежал; так что это так – для порядка.

Развернулся всем корпусом к смирно сидящему Вовчику:

- Ну, падла, сам пришёл?? Говори, паскуда, что хотел – потом с тобой решать будем!

Обшарил его взглядом: обветренное лицо, аккуратно подстриженная бородка от уха до уха; светлые глаза смотрят спокойно и, как подумалось, а вернее, хотелось думать Гришке, обречённо. Под воротником в самодельном кармашке и самодельной же лямкой пристёгнута маленькая рация. Кармашек аккуратно так пришит – маленькие ровные женские стежки…

А Хотон уже, также развернувшись на сидении, наставил на парламентёра-пленника пистолет. Импортный, новенький, не что-то там… - как отметил для себя Вовчик. Ну что… решающий момент.

Вовчик поворочался на сидении, устраиваясь поудобнее; правой рукой расстегнул верхнюю пуговицу брезентового плаща. Был он под плащом каким-то толстым, как отметил про себя также уже Гришка, наверное понадевал под низ кучу свитеров, мурло деревенское! Сам-то он в лёгком дышащем зимнем камуфляже и L2 термобелье под ним чувствовал себя вполне легко и свободно, не то что этот…

- Ну?? Падла…

- Не нукай, не запряг! – совершенно спокойно и даже, как Гришке показалось, нагло ответил Вовчик.

- Чи-ивоо?? Да я с тобой ща вааще разговаривать не стану, я тебя ща…

Не обращая внимания на Гришкины вопли Вовчик вдруг обратился к Хотону:

- Вы… этот?.. как его? Из Оршанска, да?

Хотон кивнул, не отводя ствола ЧеЗета.

Чем-то этот парень ему не нравился. Возможно своим спокойствием. И что сам пришёл. И тем, что не торопился просить о снисхождении и так далее. Ясно же, что несмотря на снайпера, несмотря на отбитую атаку, на окопы и, как оказалось, насыщенность ручным огнестрельным оружием – в основном, конечно, охотничьим, какими-нибудь ржавыми обрезами, - «пригорок» сейчас будет взят. Ребята разозлились; перевес в численности и в автоматическом оружии будет, несомненно, реализован! И тогда всем там не поздоровится. А этот сидит и «Не нукай!» От страха, что ли? Не похоже…

- Вы поосторожней с пистолетом-то! – увещевательно посоветовал Вовчик, - Чего вы на меня его наставили? Я же сам пришёл, и, понятно, что не побегу… А у вас рука дрогнет – выстрелите ещё чего доброго… в меня. И – с собой покончите. Оно вам надо??

- Чего?.. – растерялся Хотон. Гришка тоже заткнул фонтан угроз и сквернословия, замолчал недоумённо. Вовчик же продолжил:

- Вам вообще надо бы вести себя со мной осторожно и внимательно… а ты, Гриша, так необдуманно меня ногой пнул! А если бы у меня палец соскочил??

- Какой… палец? Чо ты несё…

- Вот этот! – Вовчик поднял на уровень груди левую руку, сжатую в кулак; развернул её сжатой ладонью к Гришке и Хотону. Сразу стали видны два проводка, красный и белый, выходящие из рукава и скрывавшиеся в кулаке, в запястье прихваченные к предплечью узким прозрачным скотчем.

В кулаке Вовчик сжимал некий пластиковый прямоугольник, в который, собственно, эти проводки, судя по всему, и уходили. Под большим пальцем Вовчика, побелевшим от напряжения, вытарчивала из пластика большая красная кнопка. Она была нажата.

Глаза Хотона от ужаса расширились. Гришка ничего не понял.

- Ну? И чё??.

Не обращая внимания на тупого Гришку, обращаясь к Хотону, который, судя по всему обладал сооображалкой чуть получше, Вовчик продолжил:

- Мы же не хотим сразу на небеса, не поговорив предварительно?? А вы меня пинать… толкать… необдуманно! Вот, видите!..

Он ещё раз продемонстрировал кулак с зажатым предметом.

- … обратного действия! То есть стрелять-то в меня вы можете; но с таким же успехом можете стрелять и в себя! Поскольку…

И уже обращаясь к Гришке, до которого, наконец, тоже что-то стало доходить:

- … если я, даже подстреленный, палец с кнопки уберу… а я уберу, вы ж понимаете! – то… бум!

Вовчик сказал «бум» и улыбнулся. По внезапно побелевшему лицу Хотона, по дёрнувшемуся в сторону стволу наставленного пистолета; по тому, что Гришка, не оборачиваясь к дверце, зашарил по ней дрожащей рукой, нащупывая кнопку разблокировки, он понял внезапно, что всё получится. Всё. Получится. Обосрались, гады! Сейчас главное не пережать…

- Да я держу, держу я, особо-то не волнуйтесь. Пока, в смысле. Пока я не решу, что пора. Или пока вы сами не решите это… с собой покончить! Это я чисто чтоб поговорить. Без террора, так сказать, вменяемо, как интеллиге… то есть как деловые люди! Гриш! Гриша – ты за ручку-то не хватайся, а?? Не успеешь. Сиди лучше спокойно, разговаривай. Не успеешь, говорю! Сейчас палец уберу – а на мне пять килограмм тротила и шрапнель! Куда вот ты спешишь??

Гришка убрал разом ослабевшую руку с дверной ручки. Начал краснеть, в отличии от бледного как серый газетный лист Хотона.

- Гонишь!.. – хрипло произнёс командир отряда и теперь уже признанный Уполномоченный по району. Заманил, сука… Специально… Надо было его сразу, как увидели, что вылез… Сука, сука, чо же желать??.. Мысли метались в черепной коробке как в клетке. Гришка чувствовал, как наливается кровью лицо, как после хорошей пьянки. Чо делать?? В голову не приходило ничего дельного. Заманил, сука…

- Гонишь! – повторил Гришка и грязно выругался. Хотон молчал, только что убрал пистолет.

- Чо гоню??.. – с немного обиженным видом возразил Вовчик, - На – покажу!

Держа левую руку с кнопкой чуть на отлёте, правой стал дорасстёгивать плащ. Расстегнул до пояса – и ясно стало, почему он казался таким толстым не по комплекции и неуклюжим: его опоясывали прямоугольные на вид бруски, плотно обмотанные многими слоями коричневого скотча. Из-под туго натянутой ленты многообещающими бугорками вытарчивали шарики –  по размеру как крупная картечь или мелкие шарикоподшипники. Много. Густо. Туда же, под скотч, уходили и два провода из рукава, красный и белый. В глаза Хотону бросилась квадратная батарейка, так же примотанная скотчем, но уже прозрачным, к верху заряженного пояса.

Упала пауза.

Шахид, нах… попали… зачем только согласился на эту «командировку»… полгода ныкался от мобилизации на фронт; вернее, не ныкался, а «осуществлял полезную для Великих Регионов деятельность в тылу» - и сейчас его укокошит какое-то деревенское чмо… вместе с этим никоновским идиотом… из-за каких-то чисто их, внутренних, никому в Большом Мире неинтересных деревенских разборок… и никто не узнает как и что… пять кило?? Врёт, не может тут быть пять кило; но какая разница, видно, что много… Тут и от джипа ничего не останется, и хоронить нечего будет… бляяя…

 Хотон почувствовал, как обжигающе-горячая струйка побежала у него по внутренней стороне бедра, напитывая термоштаны.

- Не верю!.. – всё так же упрямо и тупо повторил Гришка, - Гонишь!

- Чо я «гоню», Гриш? – переспросил Вовчик, - Ты с Хроновым Витькой разговаривал? Он тебе про взорвавшуюся баньку у меня возле дома рассказывал?? Вот. Не дошло? Это демонстрация была. Ты думаешь, я не знаю, что ты б меня всё равно с пригорка живым не отпустил?.. ты думаешь, я не понимаю, что мне ловить нЕчего? Только знаешь что?.. Правильно сказано: «Выиграть не каждый может. А вот не оказаться единственным проигравшим – каждый!» Внял? Спросишь, кто это сказал? А я сказал. Сейчас.

«-Болтает…» - вихрем пронеслось в мозгу бледного Хотона, - «Пока болтает – не взорвёт!.. Пусть болтает! Пусть! Ещё минуту, две – пусть!.. Выскочить?? Этот ублюдок двери разблокировал?.. не помню, не слышал я щелчок… Господи! Ну почему я?? Ну почему так глупо??»

- Это… Уважаемый… как вас там?.. – не своим, чужим каким-то голосом промямлил он, - Зачем вам это?.. вообще. Да и… я же совсем тут, эта… случайно! Зачем?..

Он хотел ещё сказать «- Отпустите меня, пожалуйста!..» и «- Можно я пойду?..», но почувствовал, что это будет уж совсем по-детски. Не то что он боялся, что он будет как-то не так выглядеть в глазах Гришки и этого… шахида деревенского, нет, - сейчас ему совершенно наплевать было, как он будет выглядеть; и боялся он сейчас одного только – что этот долбаный пацан с бородкой вдруг наскучит разговаривать и уберёт палец с кнопки. Или просто уберёт, потому что решит, что «пора». Или что идиот Гришка выкинет какой-нибудь фортель вроде попытки выскочить из машины, и этот пацан поторопится…

Просто Хотон сейчас понимал, что все эти просьбы ничего не стоят.

Зачем он согласился поехать на эту карательную операцию!.. Захотелось почувствовать власть над жизнью и смертью?? Как бывало, в редкие и показушные поездки «на фронт», когда выцеливал в оптический прицел своего навороченного Баррета фигурки родионовских солдат, вчерашних земляков, и выбирал, в кого послать пулю? Захотелось, чтобы ботинки целовали, в ногах валялись, в глаза снизу вверх заглядывали?.. мог ведь, мог отказаться; вернее, просто не согласиться – вы там свои дела решайте, я потом… как эти, помощник Уполномоченного и его шестёрки – те не поехали! Бл.дь…

Горячая струйка в штанах стала интенсивней; горячее потекло уже по голени, в берц.

- Вы вот что. – после паузы вдруг другим тоном и совершенно спокойно, по-деловому, сказал Вовчик, - Вы просто сидите спокойно. Мне кое-что сказать вам надо.

- …зачем?? – рванулось надеждой из Хотона. Гришка просто тупо и угрюмо молчал.

- Потому что я не ставлю целью вас непременно убить. – спокойно и размеренно, как учитель у доски двоечнику, объяснил Вовчик, - Я с вами поговорить хочу. По-деловому. Может до чего и договоримся. Но…

Он приподнял и помотылял в воздухе рукой с проводами и кнопкой.

- … если дёрнитесь куда – разговора не получится. Тогда просто детонирую – и всё… И всё! Понятно?

Гришка против силы кивнул, и Хотон закивал, много и часто. Понятно, понятно, что ж непонятного. Пусть говорит. Ага. Взорваться всегда успеем. Не дай бог. Нормальный такой пацан, сразу видно. Даже классный пацан! Он ведь не взрывать нас сюда пришёл, а поговорить! Конечно, мы его выслушаем, правда же, Гриша?? – Хотон ничего не сказал из этого, мысли просто пулями пронеслись в его голове, - он только взглянул умоляюще на Гришку, а тот, как поняв, разлепил вдруг ссохшиеся губы и выдавил:

- Говори, чо…

- Да, да, конечно же, говорите! Мы же деловые люди, мы всегда найдём почву для компромиссов!! Зачем же крайние меры, мы должны общаться… так сказать, придти к консенсусу! Мы же деловые люди, земляки, можно сказать… - фонтаном рванулось из Хотона, и только угрюмый взгляд Гришки оборвал его красноречие. Он ещё шевелил губами, как бы договаривая про себя недовысказанное, и окончательно замолк. Господи! Да конечно же они его выслушают! И согласятся, он заранее был уверен! – согласятся, то есть найдут этот… как его? Компромисс. Пусть он только идёт к себе на пригорок, а мы тут… сами… разберёмся.

Очень хотелось домой, в уютный коттедж под Оршанском в охраняемой зоне; горячего чаю с мёдом, и поменять противно липнущие к ногам через термобельё камуфляжные штаны…

***

…

- … вот я и говорю! – наконец подвел черту десятиминутному объяснению обстановки Вовчик, - Мы себя в чём-то виноватыми не считаем! И обороняться собираемся до последнего! У вас полюбому ничего не получится. Вы атаковали нас, с автоматами, - и даже на бросок гранаты подойти не смогли! А ведь мы стреляли чисто чтобы отпугнуть, в основном над головами и по конечностям! И снайпер – по конечностям или мимо! Подошли бы – тогда бы мы и всерьёз… и ни одного, заметьте, ни одного человека из наших вы даже не поцарапали! – он вспомнил подошвы сапог лежащего в окопе убитого наповал Дениса Сергеевича, сглотнул, и продолжил, - Ни одного даже! В общем, ребята, если атаковать вы бы вздумали – то до церкви вас дошло бы в лучшем случае половина, а то и треть. Это если б вам сильно повезло, и вы б вообще дошли. Но тут начинается самое интересное…

На груди Гришки запищала, обозначая вызов, рация. Тот не глядя взял её здоровенной ручищей, нажал. Послышалось:

- …Ледокол, я Флот, приём! Сава на связи. Гриша! Григорий – ну чё у вас там?

- Разговариваем… - буркнул в рацию Гришка.

- … Чо долго? Пацаны мёрзнут. Эта… интересуются. У вас там всё нор…

- Рот закрыл, нах! – гавкнул в рацию Гришка, - Пусть мёрзнут! Ща приду – согрею! – на пизд.лях рысью в деревню побежите, ещё и автобус потолкаете! Сказал – сидеть, ждать!!

- … рррхм.. – хрипнула рация, - Понял. Связь кончаю…

Повесил свою Моторолу обратно на грудь. Скользнул взглядом по плащу Вовчика – у того маленькая китайская рация, даже без дисплея, явно из самых дешёвых, была пристёгнута в кармашке чуть ниже воротника. И… только сейчас заметил – тангета передачи была нажата какой-то самодельной скобой, тускло горел микро-светодиод, означая работу на передачу. Всё слышат, стало быть. Суки…

А Вовчик продолжал:

- Так вот – о «самом интересном». Я уже сказал, что мы никто не заблуждаемся, какую судьбу вы нам приготовили…

Хотон протестующе затряс головой – нет, какую ещё такую «судьбу», мы же просто разобраться! – но Вовчик, не обращая на него внимания, продолжил:

- …и потому сдаваться никто не собирается! Вот на мне…

Он опять отвернул правой рукой полу плаща и продемонстрировал пояс шахида.

- …пять кило тротила и шрапнель. И ещё больше десятка таких поясов «на пригорке». И в церкви полста кило тротила – только войдите! И в домах. И ещё… сюрпризы всякие. И сельхозпродукцию мы тут же всю зальём дизтопливом! Я же говорю: не каждый может выиграть, но «не проиграть» - каждый! Вы там все очень быстро кончитесь, на пригорке. Вместе с нами, конечно, но вам от этого не легче.

Запищала рация Гришки. Не отводя остекленевшего взгляда от шахидского пояса Вовчика, тот наощупь её включил, нажал на передачу, бросил:

- Ну, что у вас там ещё?..

- Ледокол, Ледокол – я Флот! – зачастила рация взволнованным голосом Савы, - Наблюдаю в бинокль на пригорке возле церкви движение! Толпа гражданских, с иконами. Кучкуются… плохо видно. Вроде как в нашу сторону идти собираются. С иконами!

Гришка упёрся взглядом Вовчику в лицо.

Мысли Вовчика поскакали галопом – это ещё что за импровизация?? Зачем? Что они там думают?? Они же сорвут всё! Но там Отец Андрей, Вадим, Катька, старики, все, кого он посвятил в свой план – должны воспрепятствовать, это же явно чья-то самодеятельность!

И потому он только мрачно и многозначительно улыбнулся.

А рация продолжала:

- …Там мужик какой-то… вроде как говорит с ними… руками размахивает…

- Что за мужик? - буркнул Гришка.

- Толстый, башка перевязана. В этой, как её. В рясе, да. Из-под куртки видно. Говорит с ними. Поп тот, наверное… А, назад пошли, ага. В церковь вроде, или за церковь. Отсюда не видно.

- Это батюшка Отец Андрей! – тут же сообразил, как обратить ситуацию в свою пользу Вовчик, - наши, ну, верующие – хотели прямо сейчас на вас идти и вас взрывать! Очень все против вас настроены; и очень все хотят… эта… в рай! Подойти поближе – и взрываться – вы бы всех всё равно не перебили на подходе! Но решили ждать вас… только взойдите на пригорок, только к церкви приблизьтесь! – тут вам всем и каюк! Очень люди на вас сердиты и того – очень хотят собой пожертвовать! Прям все! Отец Андрей их еле сдерживает!

Вовчик нёс эту ахинею, а у самого него по спине струйками стекал пот. А ну как не поверят? Я же откровенную чушь несу – нельзя же верующим во Христе самоубиваться, смертный грех это, никто бы на это не пошёл! Неужели не сообразят?..

Но Хотон с Гришкой были, видать, далеки от понимания православных канонов; для них все верующие были кем-то непременно фанатичными, готовыми взрываться и гореть, что-то вроде мусульманских шахидов, наводнивших одно время Западную Европу; и потому у них не возникло и тени сомнения, что «эти чёртовы фанатики» действительно только и стремятся приблизиться к ним, чтобы тут же взорваться! И только поп на какое-то время сдерживает их, и то только затем, чтобы они сами взошли на пригорок, приблизились к заминированной церкви!

Хотон с Гришкой переглянулись.

Повисло молчание. Хотон всё умоляюще заглядывал Гришке в лицо.

Наконец тот выдавил:

- И что ты предлагаешь?..

 *** ПОСЛЕДСТВИЯ ПЕРЕГОВОРОВ

*** КРОВЬ И СТРИПТИЗ

*** КОНЕЦ РЕГИОНАЛЬСКОЙ ВОЛЬНИЦЫ

*** ВЗЛОМ ОБОРОНЫ ДЕПУТАТСКОЙ КРЕПОСТИ

*** ПАДЕНИЕ «ДЕПУТАТСКОЙ КРЕПОСТИ»

*** НЕОЖИДАННЫЙ «УХОД ПО-АНГЛИЙСКИ»

***  ВСЁ ПЛОХО И ГЛУПО

 ***  м  НЕ ВЕЗЁТ ТАК НЕ ВЕЗЁТ!..

Валерка Чепиков считал себя невезучим. Ну не везло ему по жизни, и всё тут! Это он сам так считал; и пацаны, с которыми тёр за жизнь, тоже подтверждали: реально, типа, Лерыч, не прёт тебе; наверно, мама тебя стоя на кафель родила, на бегу, гы-гы-гы-гы!

И всё из-за баб.

Чиста конкретна из-за них, проклятых. Всё зло из-за баб! – правильно говорил папахен, бывало, набухавшись, пока не перекинулся из-за цирроза печени.

Ну в натуре же… Как пошло после школы всё через жо, так и шло до сегодня: в восьмом классе как-то решил подшутить над Лялькой, стройной такой конфеткой, которой втайне симпатизировал… Подшутил немного неудачно – Лялька у школьного выхода стояла, на лестнице, ждала подружку; Валерка тогда с пацанами за углом курил. Ну и… решил подшутить, по-пацански; опять же и внимание проявить, и перед пацанами прорисоваться: подкрался к ней со спины, пригнувшись, да и дёрнул её за лодыжки. Как-то с пацанами такой номер обычно кончался более или менее бряком на руки, потом матюками и дружным вокруг гоготом, но тут вышло как-то неудачно: Лялька глупо как-то не ухватилась за перила, или там не на руки стала падать, а, идиотка, только взвизгнула и, наоборот, руки к груди прижала. Ну и… лицом на ступеньку. Ротом. В смысле - передние зубы сломала. Совсем. А мамаша у Ляльки в той же школе работала училкой английского, и была такой сволочью, что её все старшеклассники боялись, и даже завуч – так она всех стрОила… Когда про дочу свою – и про Валерку, она узнала – то чуть не перекинулась; а вообще если б подохла – было бы только всем лучше; но она, падла, не померла, а включила на все рычаги – и Валерку из школы попёрли… Хорошо хоть не посадили; а могли уже тогда – списали на «глупо пошутил»; хотя на суде мамка Ляльки орала, что если б перенесицей или там виском… порывалась Валерку придушить прям в зале – умора!..

Зато Валерка у пацанов стал в авторитете – через суд прошёл! а некоторые старшеклассники стали за руку на улице здороваться – англичанку в выпускных здорово не любили.

Второй раз он влетел на мелкой краже в супермаркете – и опять же из-за тёлки, тупой и жадной Гальки. В этот супер они ходили ни однажды; и каждый раз прокатывало – надо было только не борзеть; но в тот раз падла-Галька додумалась не коробку конфет скоммуниздить, вернее – не только коробку конфет, а ещё и бутылку Мартини местного разлива под куртку засувала. Под мышку, штоль. Типа «У Надюхи день рождення, западло без Мартини!»

А на кассе эта бутылка у неё из-под полы вывалилась, прям на пол… Охранник тут же подлетел, стал её за рукав хватать – а Галька стала орать, что не её это, и чтоб не хватал! Можно было б лехко уйти – Валерка потом часто думал, что и надо было уйти, - фигли они б тёлке сделали? – но он, мудак, вписался за кошёлку; кипиш начался, есчо вертухаи супермаркетовские набежали – и Валерку повязали. Вместе с Галькой, натурально. А потом, в ментовке, и у него нашли – и крабов две банки, и филе лосося, и ещё какую-то консерву. И ножик-выкидуху, который он в кипише и не думал доставать – он же не дурак?.. Лосося особенно жалко было – но потом стало не до лосося, и не до Гальки, и вообще…

Короче, из-за этой лохудры – и из-за ножика, на который менты особенно возбудились, и из-за Мартини сраного – припаяли им статью как «за крупное», и «организованной группой», и «неоднократное» - у жадной дуры Гальки дома потом много шмоток с городских магазинов нашли, хотя Валерка-то там при чём??. Но разбираться особо не стали – и впаяли два года. Галька – дура, которой дали всего год, ещё писала ему, сука – он не отвечал, нах надо? С зоны на зону переписывацца – ни дачек, ни свиданок, нах такая заочница нужна? Тем более пацаны с отряда с его истории угорали по-чёрному и чифирь ему не иначе как «мартини» называли…

А когда откинулся – всё уже завертелось… Все эти «за свободу!» и «против олигархов!». Ну, Валерка тож поучаствовал – не на завод же идти? К тому же «за свободу» и «против…» поначалу нормально платили и кормили-поили.

Потом «свобода победила», и платить перестали. А, наоборот, стало надо вдруг куда-то записывацца ехать «воевать». В смысле «за свободу которая победила» - но теперь ни то чтоб на неё не покушались, ни то штоб ещё куда-то эту «свободу» продвинуть, - Валерка особенно не вникал.

«Воевать» особенно не климатило; но делать особо было тоже нЕчего – сразу после «отвоевания свободы» с работой, вообще с заработками в «свободных регионах» похужело, а жрать, что характерно, хотелось каждый день, и одеться надо было…

Как-то не нашёл себя Валерка в новых, бля, «экономико-политических условиях», а вот бывший корешок школьный, Артур, наоборот нашёл. Встретил ево как-то – всё по-прикиду: штанцы с подвисоном, лапти - топсайдеры, а на мизинце гайка с камнем, и в обоих ухах по тоннелю. С распальцовкой объяснил бывшему однокласснику, что «занимаецца он сельским теперь хозяйством», а точнее – «животноводством», а ещё точнее – «разводит племенных тёлок для денежных, но без должного экстерьера, хряков!»

На прямой вопрос Валеркин «- Чо, блядями торгуешь?» Артурчик обиделся, и заявил, что «бляди – это на вокзале за чебурек надкусанный», а у него – «сладкий товар» и «благородное сутенёрство».

На зоне Валера жЫзнь маленько уже просёк; быковать и смеяцца не стал – ибо нихера не смешно, если чувак при денежном деле и при баблосах, хоть пусть он хер сосёт; а ты со справкой до сих пор бычки стреляешь. И потому Валера мигом извинился; и кинул в свою очередь намёк, что нехило бы подсобить другану косарем-другим, ибо «потом отдам, век воли не видать!»

На что Артурчик резонно заметил, что «друганы кончились в школьном туалете», «век воли не видать» нихера на долговую расписку не тянет, и «по четвергам я не подаю». Но потом снизошёл до бывшего одноклассника и предложил работу. Нормальную такую работу – телятник по клиентам сопровождать.

Вообще таких хлопцев «на выездные заказы» у Артурчика было трое; и Валерка нормально вписался в коллектив. Работа была не то чтобы трудная, но нудная и малооплачиваемая – Артур был пацан прижимистый, как настоящий коммерсант. Валерке выделили полуубитую малолитражку, основное достоинство которой было то, что она мало потребляла бензина. Ни вида, ни пафоса – на такой даже стыдно тёлку подвезти, если не по работе – зато бензин за счёт фирмы; и ещё Артурчик сказал, что «если будешь бенз воровать или там машину поломаешь – будешь девочек по адресам на велике развозить, типа велорикши, хы!»

Когда звонил клиент и «заказывал девочку» - Валерка заводил свою букашку, сажал туда выбранную по телефону же шалаву, и вёз в адрес. Там его обязанность была в адрес зайти первым, осмотреться – чтобы не было кидняка, или, скажем, незапланированной групповухи. Артурчик, хотя «на выезд» и отправлял тёлок не высший сорт, но всё ж таки своих кобыл берёг.

Зашёл, осмотрелся – привёл шмару. Иногда клиенты, конечно, .бло воротили – я, типа, заказывал Ким Бессиннджер из «9 с половиной недель», а мне привезли Нинку из совхоза «Вымя Партии». Тогда в обязанности Валерки входило такого привередливого клиента уболтать, типа «- Ты ж смотри, какая сисястая мадам, твоя Ким ей в подмётки не годится» и всё такое; а, поскольку альтернативы не было и каждая «сисястая мадам», чтоб не получить по башке от Артурчика за «нетоварный вид и рекламацию» тоже старалась клиента завлечь, выставляя коленку-попу-сиську; а клиент в четырёх случаях из пяти был уже поддатый, то практически всегда прокатывало, и «Нинка» вполне шла за «Бессинджер». Это после одной такой предъявы Валерка их, «выездных», так и стал звать: «Нинки Бессинджер».

Ну, предъявив шалаву клиенту и получив согласие, Валерка должен был с клиента получить предоплату, на что тоже многие не соглашались типа «хер его знает, какое оно удовольствие мне доставит; может она бревно бревном, а я деньги зря отдал!..» На что Валерка резонно замечал, что «потом» у его хера спрашивать о полученном удовольствии будет бесполезно – хер будет на полшестого, неразговорчив, и не в настроении платить; и потому предоплата и только предоплата! – и товар не портить! – и демонстрировал служебный травмат за поясом.

Получив башли, Валерка удалялся в свою букашку, где час-два, в зависимости от оплаченного времени, скучал, слушая попсу по плееру. По истечении оплаченного времени поднимался, забирал шалаву – или получал доплату за доп.время, - и либо в офис, либо ещё час. Скучно, однообразно – но жить можно; особенно если удавалось потом, по дороге «в офис» поддатой уже как правило с клиентом очередной «Нинке Бессинджер» тоже заправить тёплого. Прям в букахе. Многие соглашались, чо. Забесплатно. Так и жил.

А потом случился залёт.

Клиент был при бабле и амбициях, блядей ему он привёз целых три; да их, мужиков, там, на адресе, трое и было. Всё как бы норм – рассчитались по прейскуранту; Валерка оставил «Нинок» и пошёл было скучать и мёрзнуть, но чёрт его дёрнул заметить в прихожей на тумбочке айфон… Ну, Валерка его и пригрел.

Сеть в городе была очаговая, или чаще вообще лежала, вот как в тот день; и мобилки были в основном знаком уходящего времени. Но как игрушки в общем ценились; и можно было скинуть скупщику. Аппарат оказался заряженным; и Валерка, пока два часа ждал шалав, вволю наигрался во всякие приложения и порассматривал фотографии. А потом, идя забирать «Нинок», сдуру сунул его в карман…

Ну и – день такой неудачный задался – клиент пропажу мобилки заметил…

Телятник – в несознанку; ну их особо и спрашивать не стали – просто обшмонали и всё; а Валерка строго сказал, что он, конечно же, не брал; а шмонать себя он не позволит – он на работе! И продемонстрировал травмат за поясом – это обычно срабатывало.

Но не в этот раз.

Шмонать его мужики не стали, а просто один взял и со своего аппарата набрал тот, что лежал у Валерки в кармане… кто ж знал, что у них там на аппаратах какая-то хитрая хрень установлена, что позволяет связываться помимо вышек и сети? Мобилка в кармане Валерки сыграла марш, и этот марш чуть не стал для него похоронным,- били его сильно и долго. Втроём. Травмат не помог; даже чуть не навредил – один сильно злой клиент предлагал «чисто по онекдоту» засунуть ему ствол в задницу и там повращать, благо «мушка не спилена», - но обошлось. Только морду набили, отпинали; отняли травмат, и, в виде моральной компенсации, все деньги, отданные за блядей… Получился у «Нинок» таким образом «субботник», о чём они, конечно, не преминули настучать Артуру.  Да он и сам бы узнал; но они ж настучали с подробностями… И Артурчик Валерку уволил; предварительно повесив на него и долг за травмат, и за неоплаченный субботник… С процентами. Всё из-за баб, в натуре!

Времена уже настали суровые, и Валерик знал, что Артурчик никакой уже не такой «чиста сутенёр», что можно было б его стрОить – знал Валерка, что есть у Артура и «адрес» с подвалом, где держит он строптивых «Нинок» - на исправление, или там кто долг не соглашался отрабатывать; и ещё «адрес» за городом, где прикапывали тех, кто «не вставал на путь исправления» - Артурчик экономил на «службе уборки» и эти обязанности возлагал на своих же работников. Собственно, сам же Валерка дважды и помогал отвозить-закапывать.

Бабла поднять было нЕгде, и потому Валерка из города чУхнул. Чтоб не «прокатиться на адрес» в чёрном пластиковом мешке.

Сначала по окраинам ныкался, подворовывать пытался – но сейчас пригороды стали более заселёнными, чем сам центр города – всё ж таки вода с колодца, сортир и печка, - и пару раз Валерка еле унёс ноги… Обтрепался, оголодал, озлобился.

Потом такой же бедолага, спившийся Миха, бывший железнодорожник, подсказал идею податься подальше, в коттеджный посёлок.

Обосновались с ним сначала в недострое с краю; и стали потиху приворовывать и подрабатывать – когда как. Пожилой Миха с культяпками вместо пальцев на левой руке – производственно-алкогольная травма – хорошо вошёл в роль танкового мехвода, счастливо избежавшего гибели в котле под Давальцево; и теперь по инвалидности вынужденно побиравшегося. Валерка канал под его племянника, которого повоевавший и пострадавший «на фронте» дядя нипочём не хотел отправлять на фронт и таскал с собой, укрывая от призыва. Сказка шла «на ура», особенно женщинам из прислуги в богатых коттеджах, особенно когда Миха, наслушавшись ранее рассказов бывалых вояк, раскрасневшись и войдя в роль, живописал:

- …и вота, тута, я, значицца, натурально из люка свесился – и висю… А танк мой, натурально, горит!  Потому как три… не, четыре попадания из ПэТэ пушки «Рапира» он выдержал, но «Корнетом» ево добили… а вокруг – шесть танков мувских… горят! И два БээМПе. Дали мы им жару! Вокруг мувские уголовные морды, из бурят все, в чёрном – как мешки набросаны, мёртвые! Потому как молотили мы их пока в пулемёте лента не кончилась и в кожухе вода не закипела! И только «Корнетом» нас, значит, захреначили! А я висю из люка, потому как оглушонный; а в танке ребяты из экипажа догорают, все четверо… а на гусеницы, значит, тро… пятеро из мувского спецназа намотаны – не смогли, значит, нас-то остановить! Только «Фаготом», значит… и тут – штабной афтамабиль! Разведывательно-дозорный, ну, «Тигр», знаешь… и останавливается прям возле нас. И сам генерал Родионов выходит, значит… при параде, натурально. Поглядел так, значит… строго так. И грит своим холуям: чо ж вы, падлы, так воюете?? Тут вот один танк наш батальон выключил, шесть наших «коробочек» угандошил и три БеэМПе, не считая спецназа! Ведь если так пойдёт – они ж нас… и на меня поглядел, и грит: «- Какая геройская смерть!» А адъютант евонный меня за пульс пощупал и грит: «- Да он живой!» И тогда Родионов меня велел в госпиталь, вылечить – а потом отправить в Оршанск, с пакетом, насчёт примирения с Регионами, значит. Только до президента меня не допустили, пакет отняли и чуть не убили – вот, скрываемся… на фронт мне больше нельзя!.. Будь проклята эта война! – и демонстрировал свою культяпку.

После этого их без осечки кормили и давали ещё что-нибудь с собой.

Потом коттеджи стали пустеть один за другим – часть куда-то переезжали, часть разбивались какими-то малыми, но злыми отрядами, - Валерка с Михой на это предпочитали смотреть издаля. Потом, в разбитых и разграбленных коттеджах можно было прибарахлиться и найти что покушать – всё равно ведь, как ни вывозили, что-нибудь да оставалось, если хорошо поискать. Можно стало уже спать не в подвале, а в хорошей кровати, если хорошо укутаться… Пару раз даже мылись, грея воду на большой кирпичной печке. Но появились и конкуренты – наползли такие же бомжи с города. С ними конфликтовали, боролись за территорию… В один из таких-то вот конфликтов Миху и оху.чили по голове доской с торчащим гвоздём. Миха это воспринял плохо, сразу слёг; Валерка за ним по мере сил ухаживал – но не помогло, и Миха помер.

В общем, жить стало совсем невыносимо, а ведь ещё даже не Новый Год…

Валерка уже подумывал, чтобы вернуться в город и, - была не была! – самому, первым поставить Артурчика на перо, - но тут случился удачный случай.

Стали докапываться до единственного, пожалуй, оставшегося целым и нетронутым коттеджа в посёлке. Не в первый уже раз – но тогда те отбились. Валерка тогда даже сползал ночью по-пластунски на участок, нашёл мертвяков в оранжерее. Замирая от страха – от страха, что засекут с дома, не от мертвяков! - шарил у них по карманам. Снял с одного куртку-бушлат, - они тогда ещё не совсем задеревенели…

А в этот раз за них взялись совсем серьёзно – Валерка с неподдельным живым интересом следил с чердака окраинного дома за происходящим, поскольку после взятия такого хорошего «замка»  должно было и ему чё нормально перепасть, - если другие не поспеют первыми.

Он и срисовал этого мотоциклиста.

Нормально упакованный парень, на хорошем таком импортном мотике, видно что шифруясь, проехал к посёлку и скрылся за домами. Там негромкое тарахтение мотоцикла и стихло окончательно. Валерка подумал-подумал, и решил, что не хило будет тудось сходить: парень явно не спать там лёг, возле мотика, и вообще…

Мотик он нашёл по следу, и парня возле его, как и ожидалось, не было. Мотик ему понравился – «Судзуки»! Вот и появилось, на чём в город сдёрнуть, не пешком же тащиться!

Правда, ключей от мотоцикла не оказалось; а Валерка был не таким технически грамотным, чтобы завести импортный аппарат без ключа. Это раз. И два – уезжать прям сейчас, когда возле коттеджа затеялась нешуточная стрельба, и явно к ночи будут трофеи, было явно не лучшим вариантом; и потому правильным было бы мотоцикл просто умыкнуть, а потом разобраться с зажиганием… Спрятать «на пока». Но… Укатить мотоцикл по снежку так, чтобы не оставить следов, и чтоб вернувшийся парень не нашёл его по следу, было явно невозможно.

Во время своих скитаний – да и зона научила! – Валерка освоил навык «мыслить стратегиццки», как говорил покойный Миха. И вот он принял «стратегиццкое решение»: устроить на парня засаду. И когда тот вернётся – угандошить его, для чего запас крепкую такую палку с торчащими из неё на конце парой длинных гвоздей. После того как Миху грохнули такой-то вот дрыной, Валерка к такому бомжескому оружию проникся – оценил его эффективность!

Грохнуть парня. А, поскольку он упакован нормально так, тепло и опрятно – то у него и с собой наверняка что-нибудь есть! Заодно и ключи от мотика будут.

Насчёт «пришить запростотак» Валерка уже давно особых трепыханий не испытывал, насмотрелся тут на неубранные после разборок трупы – тут не Оршанск, тут с покойниками особо не парились, «службы уборки» не было, - в лучшем случае посталкивали в подвалы, а чаще всего так и оставляли, - можно представить, какой духан в посёлке будет по весне, когда всё оттает! Парень один. Так что, считай, законная Валеркина добыча. Выпотрошить его – а потом, к утру, когда возле воюемого коттеджа угомоняться – туда смотаться, посмотреть что там осталось. Главное чтоб за это время мотоцикл опять же не подрезали!

В общем, Лерыч решил сесть в засаду.

***

            Владимир и Наташа.

            Ушёл он, ушёл. Не выстрелил. Не убил почему-то.

Наташа захлёбывалась слезами над телом отца. Кажется, она не всё ещё понимала – что им грозило, чего они только что избежали. Пуля в затылок, – это было ещё ничего… это могло быть не самое страшное…

Владимир выбрался из подземелья; полуощупью – уже, оказывается, стемнело – пробрался к стеклянным дверям «водного центра», едва не свалившись в пустой бассейн…

Так… Ну-ка вздохнуть размеренно – раз, другой, третий… животом, вот… успокоиться!

Ещё не хватало тут, чудом избежав смерти, грохнуться в эту отделанную дорогим кафелем яму и сломать себе что-нибудь! Руки-то как дрожат, а… Неужели я такой ссыкун? Вроде бы нет; вот тогда, когда с бандой гопов на пару с Вовчиком метелились в бывшем своём видеозале – так не было таких последствий, таких «рукотрясений»… Реально ведь руки трясутся! Отходняк… Впрочем, тогда выплеснувшийся в кровь адреналин сжёгся мышцами в отчаянном поединке; а сейчас… ух ты, как холодно! Кровь не греет… Адреналин не греет… Руки трясутся – а тепла нет… Адреналин… так и сердце посадить недолго! Каша какая-то в голове! А ну-ка…

Он осторожно выглянул в дверь. Снег возле неё был разворошен – видимо «этот» и входил, и выходил здесь. Вокруг пластиково-стеклянного домика тишина, только в отдалении, возле захваченного врагами коттеджа, вроде бы слышались голоса. Или кажется? И там же, удаляющийся невнятный свет фонарика. Вот кружок света метнулся в сторону, осветил стену; снова вернулся к земле. Владимир и так-то чувствовал, что «тот», что застал его так врасплох, был один, и что он ушёл – теперь он в этом убедился. Уходит он. К своим, к коттеджу.

Приведёт кого?.. Вряд ли – зачем тогда было их тут оставлять? Нужны были бы – погнал бы перед собой, под стволом, к коттеджу. Оставил… Оружие только забрал. Не нужны, значит. Почему?

А чёрт его знает… По факту вот просто – не стал ни убивать, ни «в плен» брать – оставил как есть… Примем это как данность.

Что теперь дальше?

Уходить отсюда надо, вот что.

Владимир, размышляя, быстро поприседал, согреваясь; упал на руки – поотжимался.

Он ведь может и передумать. Или скажет кому – а те его решение не одобрят… В любом случае задерживаться здесь сейчас, когда «он» видно уже дошёл до коттеджа – это очень, очень опасно! Это значило бы полностью отдаться во власть этого непонятного человека, с его неясной мотивацией. Достаточно того, что и так попался. Лишиться всего оружия – автомат, пистолет!.. и не в бою, - а вот так вот, прозевав!! Не-е-е-ет, валить, немедленно валить отсюда!

Вскочив, почти наощупь вернулся в дровяник. Споткнулся о полено. Из открытого люка виден был слабый свет: фонарик хоть не забрал – и на том спасибо… Вот я дурак! Можно же было люк за собой закрыть и вон те поленья на люк обвалить… и вести себя потише… следов внутри нет – кто бы догадался, что он, что они тут?.. Там, в подполье, вроде как не так холодно, как наверху; или это из-за мягкого света, струящегося из люка, так кажется? Но сейчас – нечего рассуждать как можно было бы – надо валить!..

Спустился вниз – Наташа всё плакала над отцом. Подошёл, погладил по плечу – заплакала только сильнее. Чёрт, ей же одеться надо, она же простудится так! – в этом своём полувоенном джемпере и штаниках.

Стянул с себя куртку, набросил ей на плечи.

Попутно проинспектировал в карманах, что осталось. Так… Нож остался – это хорошо, это что-то. Складной, «городской», какой-то мутной фирмы – Ganzo или Gonzo, но крепкий. Фонарик, да. Аптечка. Бинт – размотанный, комком, в правом кармане; который приготовил перевязывать Виталия Леонидовича, да так и не стал. Два «энергетических» батончика, с черникой и с ежевикой. Класс! Сразу захотелось не то что есть, а прямо-таки жрать. Ключи от квартиры в Оршанске, от машины, от ресторана, от мотоцикла; с ними как брелок – кожаный чехольчик, «ключница»; в ней кроме неиспользовавшихся часто ключей – мини НАЗ: ещё один фонарик, совсем маленький, на «мизинчиковой» батарейке; зажигалка с намотанным на неё слоями лейкопластырем и узким скотчем; маленький совсем складной ножик-«китаец»; туго свёрнутые купюры в 100 американских долларов, 200 талеров и 50 «лещей» МувскРыбы – как самый последний резерв, пара булавок и иголок в намотанными на них нитками. Вовчик всё же заложил основы предусмотрительности, да.

Бумажник – деньги, кредитки. Недействующие уже, а всё таскал, как воспоминание о том времени, когда кредитка зачастую решала все вопросы. Пропуск, «удостоверение личности гражданина Регионов», «аусвайс», как его называли между собой. Записная книжка с ручкой. Мобильник – айфон с зарядкой. Чисто как калькулятор использовал, да фото «из той жизни» посмотреть; и диктофон «для мыслей». Вот и всё…

Надо, надо скорее убираться отсюда!

Взял фонарик, поправил режим – стало светлее.

- Наташа!.. Уходить надо.

Наташа повернула к нему красное от слёз и от холода лицо с опухшими глазами:

-Во-о-вка… Папа…

Присел рядом с ней на корточки; обняв за плечи, отстранил в сторону. Посветил в лицо Виталию Леонидовичу – как чужая кровавая маска. Вроде как не дышит.

Взял руку, пощупал запястье, где должен бы биться пульс… тук. С большим неправильным интервалом снова – тук… Оглянулся на Наташу – отвернулась к стене, закуталась с головой в большую ей куртку, вздрагивает. Тук… Живой Виталий Леонидович. Пока ещё живой… Но… не очень он живой, совсем не очень… а надо торопиться! Даже, прямо скажем, просто не совсем ещё мёртвый… А может, я просто того… показалось? Нету пульса. Нету. И точка. И дыхания нету. Кажется.

- Наташа. Тут сейчас очень опасно. «Этот», «эти» могут вернуться в любой момент. Мы – уходим.

- А папа?.. – выглянула из воротника куртки.

- Папа – умер!

Для себя он уже решил – как и говорил бывший депутат, нужно уходить, оставив его здесь. Полюбому. Пережидая несколько секунд сотрясавших её вновь рыданий, быстро и неумело обыскал Виталия Леонидовича. К своему удивлению не обнаружил в карманах вообще ничего, кроме чистого носового платка… даже аптечки у него не было… И разгрузки на нём не было, и никакого оружия, даже ножика… Единственно – измазавшись в крови, вытянул у него из шлёвок на брюках узкий кожаный ремень – пригодится. «Гуччи»… Ох, гуччи ты гуччи… Повернул к себе Наташу, отстранил её руки, готовые опять вцепиться в него; застегнул на ней свою куртку, перетянул в поясе ремнём.

- Быстро, вылазим!

- Во-о-вка!.. Как же папа?? Как же мы его оставим??..

Шок у неё, понятно. Завтракала ещё с папой и со всей «семьёй», в тепле и при электрическом свете; вместо обеда было бестолковое побоище, а на ужин – прощание с отцом. И с прошлой тёплой и комфортной жизнью. Ей ещё повезло – для неё комфортная и сытая жизнь вон насколько протянулась, аж до сегодняшнего утра; а он, Вовчик, «Уличные Псы», девчонки с Шоу - с комфортом распростились давно уже, ещё с лета… Или наоборот – не повезло ей, что так затянулся для неё комфорт, и что будет у неё такая резкая, такая «не постепенная» адаптация. К современным, чёрт побери, реалиям.

- Пошли, Наташа. Пошли. Так надо.

Помог ей выбраться из люка.

Сам спустился, всё же ещё раз обыскал Виталия Леонидовича, но только испачкался в крови – вообще ничего ценного; такое впечатление, что его уже обыскивали; не может так быть, что у человека в карманах после боя ни патрона, ни ИПП!..

Пульс больше трогать не стал, для себя (и для Наташи) решил – умер, умер Виталий Леонидович!

Забрал фонарик, выбрался сам, закрыл люк – тот противно и громко скрежетнул; наложил на него поленьев, бросил какие-то тряпки из угла – пусть с первого взгляда люк будет не видно. Потом как-нибудь вернёмся, похороним… Потом.

Худенькой Наташе его куртка была велика, почти как пальто; пришлось подкатать рукава.

Уже не ползком, а в темноте просто пригибаясь, пробрались к забору, и, стараясь ступать по Вовкиным же следам, пошли вкруговую, к мотоциклу. От коттеджа раздавалось фырчание автомашин и голоса. Да уж, кончилась крепость.

В темноте чёрные коробки домов все были незнакомыми; и он дважды сбился с дороги, несмотря на следы. Приходилось включать фонарик, зажав его в кулаке, чтобы он давал узкий луч, высматривать путь. Сзади то сопела, то чуть всхлипывала Наташа.

В очередной раз остановился, чтобы сориентироваться в темноте и осмотреться.

- Во-овк… у меня руки мёрзнут…

Руки, да, руки… У неё же перчаток нет, да. И самому без куртки очень холодно – морозец к ночи. Так можно и самому заболеть…

- Наташа. Руки сунь в карманы и там грей. Или в рукава. Потерпи, скоро придём.

- А куда?.. придём?

- К мотоциклу. У меня тут мотоцикл спрятан; помнишь, на котором я приезжал. На нём – в город. Там – в квартиру… В квартире – печка! Согреемся. Покушаем. Потерпи. Да! У тебя оружие есть? Ну, тот пистолет красивый, что ты показывала? Папин подарок.

- Н-нет. Нету. Потерялся. Выронила там, дома…

Это нехорошо, это совсем нехорошо… Совсем мы без оружия получаемся. Как «попаданцы» в фантастических романах, так популярных накануне случившегося БэПе – вдруг, в одних трусах в тайге с ножом… Да уж. Вот так оно и бывает, «попаданство». Вроде всё было: автомат, пистолет, транспорт… хрен найдёшь его в этой тьме… опять фонарик включать надо. Всё было – и нету. Вдруг. Всё в жизни, чёрт побери, «вдруг»! Ага, вон туда, точно!

Наконец нашёл тот участок, тот коттедж и тот сарай, где оставил мотоцикл. Вроде как следов прибавилось; хотя нет… просто заметено всё – ветром, наверное.

Хотел шагнуть внутрь – Наташа придержала его за рукав, шёпотом:

- Во-овк… Я пИсать хочу.

- А!. Ну давай – там, внутри.

- Неее… там я… неудобно. Ты иди – я тут.

- Ну смотри. Я сейчас мотоцикл проверю.

Шагнул внутрь, отыскивая Судзуки лучом фонарика. Да! Ещё нужно будет всё же вот в этот дом сходить, пошарить. Найти что одеть – зимой на мотоцикле рассекать пусть даже в тёплом свитере, и не одном, но без ветрозащиты – может плохо конч…

Додумать не успел – он даже сообразить не успел, что случилось: тень сбоку сместилась, или шорох; или как в страшном детском кошмаре после «ужастиков» по ночному каналу шагнул из-за спины Фредди Крюгер, замахиваясь рукой, одетой в перчатку с бритвами на пальцах!..

Успел лишь чуть сместиться в сторону, на десяток сантиметров только и успел – и тяжёлый удар «лапы с когтями» пришёлся не в голову, а в плечо, в верхнюю часть лопатки. Резкая боль обожгла; присев, отпрянул; упал, - откатываясь не прочь от тёмного чудовища с вновь занесённой огромной когтистой лапой, - а к нему, ему же под ноги, - и повторный удар длинной лапой не попал в него.

Крутанувшись на замусоренном полу, оказался на коленях; и с колен выполнил проход в ноги: подхват под колени, сбив плечом в область таза. Под руками была не шерсть и мышцы животного, а вполне себе живой человек в одежде, причём изрядно замёрзший… С воплем он опрокинулся назад; и, взбрыкнув ногами, оттолкнул Владимира.

Фонарик валялся на полу, светил в дальнюю стену. Владимир вскочил, - вскочил и тот, нападающий. Боль в плече и лопатке. Темно, ничего не видно. Что, если у него в руке нож?? Но ни раздумывать, ни самому доставать складень было уже некогда – с яростным воплем нападающий бросился на него; а Владимир не успел ни взять захват, выполнить бросок; ни просто сбить нападавшего на землю, - и они сцепились, покатились по полу. Нападавший рычал как животное, изо рта его несло смрадом. Против ожидания он оказался здоровым, или просто ярость придала ему сил? Они, сцепившись, катались по полу; Владимир пытался перехватить его руку, чтобы взять на болевой, но в суете и темноте, в яростной ночной схватке это не получалось, к тому же больно было руку. Нападавший явно не владел приёмами; но на его стороне была инициатива и ярость, с которой он, рыча, пытался сбить руки Владимира и вцепиться ему в горло, в лицо, в глаза. Мельком прошло воспоминание, как Вовчик «по итогам свалки в церкви» сделал для себя вывод, что нужно носить с собой ещё один нож – на голени, например, чтобы «в партере» можно было присунуть оппоненту под рёбра. «Засопожник» не зря же наши предки придумали, жизнь такая была! Вовчика тогда, в церкви, спас только оказавшийся под рукой острый надфиль… Вовчик-то выводы сделал, и нож второй с собой носит… почему он, Владимир, покровительственно относящийся к своему другу, не перенял его опыт??! Тем более, что опыт совсем не книжный, опыт из крови и смерти…

Вот враг оказался сверху и вцепился ему в шею, стараясь задушить. Ну уж хрен тебе! – это называется «отдать руку»! – Владимир, наконец, поймал его за запястье, прихватил обеими руками, - теперь встать на мостик с уходом в сторону, крутануть запястье – и нападающий будет сброшен; и прихваченный за руку – дальше дело техники! Ещё со мной бы в партере какой-то вонючий урод справился!! Сейчас я тебя, сссуку!..

Но «мостик» выполнить не удалось: нападающий отпрянул и вдруг оглушительно заорал; так громко, что, казалось, эхо отдалось от стен сарая, оглушая, вбивая внутрь черепа барабанные перепонки.

- Аааааааа!!!! – он свалился-отпрыгнул от Владимира, и тот невольно выпустил его руку; а тёмная фигура нападавшего покатилась в сторону…

Владимир вскочил. Темно; только световое пятно фонарика на стене – и кое-что можно рассмотреть в рассеянном свете. Вот мотоцикл, ага. Рядом валяющийся шлем. Вот фигура нападавшего. Владимир быстро достал нож, благо тот не отцепился клипсой во время их кувырканий по полу; выщелкнул тускло блеснувший клинок – нахер-нахер борьбу и кувыркания; сейчас я тебя просто зарежу! А он один??

Но разобраться с оппонентом не удалось: тот, непрерывно и жутко громко крича, откатился к синеющему в темноте стен входу в сарайчик, там вскочил на ноги, и, почему-то схватившись рукой за голову, ломанулся в дверь. Причём первый раз впоролся в косяк, отлетел; вновь бросился, так же, по-прежнему зажимая рукой голову, ухо – и выскочил на улицу. Послышался удаляющийся протяжный, полный боли, вой… он убегал вдруг, это ясно.

- Аааа!... Аааааа!! Ааааа… - слышалось всё дальше.

Убежал. И – он был тут один. Владимир подобрал фонарик, быстро посветил вокруг. С пола поднималась Наташа. Посветил ей в лицо; она, сморщившись, закрыла глаза. Перевёл луч фонарика ей на грудь, чтобы не слепить; но успел заметить, что нижняя часть лица у неё в крови…

- Наташа!.. Что с тобой??

Снова луч ей в лицо. Кровь. Вокруг рта, на подбородке. Он, нападавший, ударил её локтём в лицо, в зубы??..

- Наташа?..

Её тело вздрогнуло от рвотного спазма. По-прежнему зажмурившись, она вытолкнула изо рта какой-то тёмный комок; изо рта же плеснуло кровью. Кровь потекла и по подбородку, повисла тягучими каплями. Владимира накрыло ужасом: тот, нападавший, так ударил Наташу в челюсть, что она откусила себе язык??

- Наташа???

- Ввввовк… - разлепила вновь губы она – Я ему ухо откусила.

Луч фонарика с лица метнулся под ноги. В лужице и каплях крови в лежащем кусочке нельзя было определить, ухо это или что; но явно не кусок языка. Да, какой язык – она же говорит! Владимир судорожно и глубоко, облегчённо вздохнул. Ну, ухо не ухо… не всё, во всяком случае; но, кажется, порядочный кусок!

- Ничего-ничего!.. – он засуетился, - Возьми платок, вытри лицо. Есть у тебя платок? На мой. Ооо!!

Только сейчас, неловко повернувшись, он почувствовал такую резкую боль в спине, в верхней части лопатки, куда ударил нападавший, что аж присел. А чем ударил?..

Сразу нашлось и орудие нападения – большая палка с торчащими на конце гвоздями, которую он вначале принял за когтистую лапу. Гвозди. Чччёрт… Потрогал их. В крови. В его крови. И лопатке горячо и скользко. А целил в голову.

- Наташа. Быстро приводи себя в порядок – мне нужна твоя помощь. Надо мне перевязаться срочно. Поможешь.

Достал у неё из кармана куртки скомканный бинт, который так и не использовал для перевязки умирающего Виталия Леонидовича. Теперь он пригодится.

Так всё глупо и больно…

***

Валерка, спотыкаясь, периодически падая, приглушенно скуля, бежал между коттеджами. Орать он уже перестал, чтобы не привлечь внимания; хотя орать хотелось – дико саднило ухо, и, лапая его грязной липкой ладонью, он с ужасом уже установил, что доброй части уха как не бывало, вместо него какие-то рваные ошмётки!..

Аааа, как больно!! Аааа!!! Нет-нет, нельзя орать; тут, бля, хватает желающих добить пораненного и неспособного защищаться. Это, бля только кажется, что все коттеджи пустые, чёрные и безлюдные; знает Валерка – есть тут, есть… коллеги, бля!

Нет, не орать! Но как же больно!!

Это… баба; он мельком её увидел, когда оттолкнул и потом ломанулся к выходу. Баба, точно. Ему ухо… отрезала? Ааа, нет – он рванулся – у неё голова ещё мотнулась, но ухо было как в клещах! – откусила, стерва, ухо, оторвала зубами! Откусила… Кто ж знал, что там ещё и баба?!

Да. В сто первый раз – всё зло в мире из-за баб, теперь в этом Валерка окончательно убедился!..

Но как же больно! Проклятые бабы, в них всё зло… 

 *** ПРОДОЛЖЕНИЕ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

*** ЗНАКОМСТВО С "ПЛОМБИРОМ"

*** ВТОРОЕ ДНО ВОРОВСКОЙ ВЛАСТИ

*** ВОЗВРАЩЕНИЕ "ДОМОЙ"

БЕЗУМНЫЙ МАКС

Проснулся, и какое-то время не мог понять – где он? Что случилось? Почему так холодно; почему он одет, и почему не расправлена кровать? Почему уже темнеет; и кто кричит на улице??

Свалился на пол, запутавшись в ковре, в который во время сна закатался как в кокон; скривился от боли в плече – зато моментально всё вспомнил. Подскочил к окну, отодвинул штору – стекло изнутри всё полностью, несмотря на стеклопакет, покрылось ледяной коркой – принялся скрести её ногтями.

- Во-овка! Вла-ди-мир! А-ме-ри-ка-нец! Э-эй! Билли Бонс! Э-эй! Есть тут кто?? Отвечайте!!!

Это орали несколькими мальчишескими фальцетами родные Уличные Псы.

Метнулся на балкон, деранул дверь изо всех сил, с хрустом вырывая задубевший малярный скотч, которым оклеивал дверь по контуру для большей теплоизоляции; выскочил на балкон. Рванул, раздвигая обледеневшие оконные створки балкона. Вот они, голубчики, спасители; все как один: Женька-Диллинжер, Алёна-Лёшка, Меньшиков-Шалый-Вампир, Генка-Крокодил, Ромка-Рэм, Степан-СпанчБоб, Фибра, Лёнька! Все в каких-то однотипных серо-стальных куртках, одна Алёна-Лёшка в своём ярко-красном дутыше – где-то успели уже вновь приборахлиться… Чуть поодаль стоял его же микроавтобус-буханка. Ага, не выдержали одиночества, рванули на поиски. И на подмогу, конечно.

Увидели его, замахали руками:

- Вау, Американец! Билли! Куда пропал?? Чо подъезд заперт!! Впускай давай!

Не успел ничего ответить, как через балкон выше и чуть наискосок раздалось злобное:

- Па-ашли все вон отсюда!!

Сосед. С которым конфронтация.

Пацаны тут же переключили внимание на него:

- Чо ты ругаешься??

- Ты чего командуешь тут?

- А вам какое дело? – «на вы» - это Алёна-Лёшка.

- Мы не к тебе, мы к Вовке, хуле ты тут выступаешь?..

И Вампира-Шалого, который всегда отличался радикализмом:

- Ты, бля, спрятал еб.ло мигом, пока тебе его не стесали, нах!.. Командир тут, ёпт!

В ответ раздалось:

- Постреляю всех, подлецы малолетние!!

И Владимир крикнул, предупреждая:

- Парни, осторожно, у него ствол!! – ну точно этот идиот решил, что я, как обещал тогда, ночью, вызвал подмогу; и сейчас с ним посчитаюсь!.. Эта затравленная крыса от страха и выстрелит ведь!

Он не видел, что там делал на балконе сосед, зато видели пацаны: после угрозы с балкона и его крика-предупреждения они уже не орали, а были все само внимание – уже не группка мальчишек и девчонка, приехавшие к своему старшему товарищу, а собранная, «прокачанная» боевая ячейка… И потому, когда с балкона выше и в самом деле стукнул выстрел – совсем нестрашно, не как в подъезде, а скорее как хлопок новогодней петарды, - все уже были настороже, и мигом перестроились: часть за машину, часть к подъезду под бетонный козырёк. Дробь или картечь хлестнула по машине, оставив щербины на краске и даже не выбив, а лишь треснув пару боковых стёкол. Ах ты ж падла!

Нет, если Максим Григорьевич думал, что своим стволом сейчас напугает-прогонит пришельцев – он сильно просчитался: то ли «Псы» такой сценарий отрабатывали, то ли просто действовали так ловко в силу тренированности и дисциплинированности уличной банды, - но дробовой выстрел возымел совсем другое, нежели, возможно, ожидал сосед, действие.

Сразу после выстрела из-за машины показался стоящий на одном колене Женька-Диллинжер, целящийся в балкон из пистолета. С другой стороны так же взял балкон стрелка на прицел Валерка. Остальные выкатились из-под подъездного козырька, мигом образовав собой «лесенку», по которой в два прыжка на козырьке подъезда оказался Генка-паркурщик. Ещё через секунды звонко лопнуло стекло, выбитое им на лестничную клетку; пинками он стал зачищать осколки по краям, собираясь проникнуть в подъезд.

Тут же хлопнул выстрел кого-то из пацанов – звякнуло простреленное стекло на балконе Максима Григорьевича. Это он показался было вновь, уже перезарядив обрез – и ему ясно дали понять, чтобы скрылся.

- Смойся, козёл; следующая в башку будет!! – заорал Валерка.

Ну, он и скрылся.

Через минуту скрипнула железная дверь подъезда, открытая изнутри Генкой.

«Псы» мигом всосались в подъезд.

- Я сейчас в полицию… в… я позвоню сейчас!! – истошно закричал с балкона Максим Григорьевич, не рискуя показываться из-за балконной облицовки.

Прежде чем присоединиться к своей компании, Женька-Диллинжер окинул взглядом фасад дома: в нескольких окнах маячили любопытствующие лица.

- А звони! Работает молодёжная секция «Белой Кувалды»: «Псы Регионов»!! – истошным громким криком нагло отрекомендовался он, и тоже направился к подъезду.

***

            - Билли, чо за фигня! – сходу кинул предъяву Женька, как только вся компания завалилась в квартиру, - Уехал – и с концами?.. 

- А где твоя девушка?.. – заозиралась Алёна.

- Чо, Американец, сам подъезд открыть не мог?? – предъявил и Шалый, шепелявя и оскаливая клыки с выбитыми передними зубами, - В нас какой-то лох с балкона твоего дома стреляет – а ты сидишь тут дома!

- Привет, пацаны; привет, Алёна! – Владимир на самом деле почувствовал громадное облегчение с появлением «своих бандитов».

- Не мог я вам сразу-то открыть. Видите что – влетел я… Без оружия теперь. Ни одного ствола, прикиньте. И плечо мне продырявили – на коттедже. Там сейчас… Вы туда не совались, Жень, нет? – сразу сюда? Правильно. С этим же – да вы ж его знаете, он старший по подъезду, - с Максом вчера ещё сцепились, он и в меня с обреза стрелял… - Владимир стал вводить ребят в курс дела.

Он коротко пересказал свои последние приключения. Рассказ был воспринят совершенно по-разному:

- Бедненький. Сильно плечо проткнули? Доктор перевязал, да? Настоящий доктор? – Алёна.

- Ни-хе-ра у тебя залёт, Билли! – Женька.

- Чо, всех на коттедже наглухо положили? Во, жесть! Ты ж говорил там – оборона?!..

- Не, ну ты даёшь! – про.бал наш автомат?!! – Шалый.

- Чё ты ночью этого козла с обрезом не грохнул?? – Лёнька.

- И чо ты насчёт подруги своей теперь делать будешь? – Генка.

И, перебивая друг друга, все остальные:

- Я говорил – нафиг один попёрся! - Чо, прям всех в коттедже заглушили, вот прям наглухо?? - А чо ты этому – всё оружие отдал без звука, чо не мочился с ним?? – Дурак, он же говорит – тот внезапно напал! – Сам ты дурак! Один хер надо было фигачиться с ним, а не отдавать так оружие! – Наш автомат, кстати! – Дурак, с ним же ево подруга была. И этот – который умер. – Ну и чё??! – Не, ну ты съездил, называется, Американец… - А чо, этот Крест – крутой? Круче Тимощенки? – Под Крестом щас все ворЫ, я слышал, да…

- Ребята!.. – перебил вал впечатлений и критики Владимир, - Давайте это потом обсудим. В «Норе». Сейчас сваливать отсюда надо. Этот… Максим Григорьевич – он сейчас вЫзвонить может кого-нибудь. Давайте сваливать побыстрее… И это… кажись, жар у меня. Потом обсудим…

- Сва-аливать… Тебе лишь бы сва-аливать!.. – жестокий Меньшиков, - Про.бал наш автомат, а теперь лишь бы «в норку»!

- Шалый! – это Алёна, строго, - Чо ты выступаешь? Он же ясно сказал: не было другого выхода!

- Да ладно, друго-ова не было… Это автомата у нас другова нет!

- Если б Володю тогда убили – лучше, что ли, было бы??

- О, о! «Володю»! Жень, ты слышь, не?.. «Володю». Хы.

- Я щас как дам больно!.. Вообще зубов не останется!

- Ребята, ребята! – снова попытался призвать к порядку Владимир, - Он реально сейчас ведь позвонит! Тут телефоны ещё работают. Это он ночью и позвонил, вызвал этих, уголовников!

- Не ссы, Билли!.. Никто не приедет… - Женька спросил у только что вошедшего в комнату Фибры, помахивающим своим двуствольным обрезом:

- Ну что, как там?..

- Заперся этот козёл. Мычит там чо-то из-за двери; я ему предложил выйти, поговорить… Мычит только, обзывается ещё. Я эта – я ему дверь пока палкой подпёр. И дерматин на двери зажигалкой попалил. И телефон оборвал, конечно. Слышь, Американец, у тебя проволока есть? Можно ему дверь за ручку привязать к газовой трубе – хер выйдет. То есть выйдет, конечно, но придётся повозиться.

- А этот?.. Ну, однорукий. С которым я махался тогда? – поинтересовался Женька.

- У него дверь заперта. Съехал куда небось уже. Да вообще тут все как мыши…

- Вот! – Женька переключился на Владимира, - ПонЯл? Никто не приедет. Да и не в телефоне дело. Тут за сутки, в городе, полный аут случился – нету больше власти, полиции… А, Крест есть, да – но ты же сам сказал, что тебя крестовские отпустили, так что не ссы… Ещё эти – всякие бригады разные.

- Вы тоже сейчас, что ли, «бригада»? – поинтересовался Владимир, - Что ты там крикнул? Какая «молодёжная секция» «работает»?..

- Это я так. – отмёл Женька, - Для понтА. В городе – я ж говорю тебе! – щас дофига развелось всяких бригад, бригадок, команд, отрядов и прочей херни. И все к кому-то относятся, «движения» всякие… И все их ссат! – потому что по факту они сейчас только и есть сила! Вот я и… Стоит только крикнуть, что мы «от такой-то бригады» - все сразу в штаны делают: а вдруг и правда?? Вот… по дороге в магаз одёжный завернули – они сдуру не закрылись ещё. Клёвые курточки, а?.. Тока сказали, что «для экипировки молодёжной секции «Псы Регионов» - там сразу обоср.лись… «Псы Регионов» - это я сам придумал, звучит??.. Не, тоже куда-то звонить сразу стали – но беспонтово. Никто не приехал. А у нас – во, обновка. И в машине – моей сИстер, Лёнькиным бразерам… так что не ссы, Американец, никто не приедет – пизд.ц в городе!

- Грабанули, получается?

- Угу. Курточки получаются, а остальное нам без разницы. Давай лучше пока чаю попьём, потом уже в Нору двинем. Гля, а где твоя печка??

- Нету же. Этот… Максим Григорьевич и украл. Пока я в Дом Печати с уголовниками «катался»…

- И не отдаёт??.. Во, сука!

- Не отдаёт… отрицает…

- Не, Билли, ты реально хреново выглядишь… Лёшка, чо, жар у него; чо-то он как-то не очень…

Алёна вдруг привстала с дивана, и, повернув голову Владимира к себе, прижалась губами ему ко лбу.

У пацанов случилось секундное замешательство; а она, сев обратно на место, просто сообщила:

- Точно, жар. Температура. Тридцать восемь градусов. С половиной.

- О. Ооо!... Хы! Гы-гы! А в губы?? Чо как покойника-то – в лоб только??! А?.. Давай – в засос! – тут же радостно загалдели пацаны, оглядываясь то на Алёну, то на Женьку. Владимир и так-то чувствовал, что у него реально жар, а сейчас и вообще что-то бросило в пот.

Женька только строго, явно как из какого-то кинА, поднял бровь:

- Лёшка, ты это… ты вообще?..

Алёна невозмутимо сообщила:

- Я ж говорю – жар у него. Чо вы? У меня мама всегда так температуру определяла. Губами. В детстве.

- Губами – в детстве!.. – передразнил, помрачнев, Женька. – Чо-то ты у меня ни разу температуру губами не рвалась проверять!

- Так ты ж не болеешь!

- Чо мне, заболеть, что ли?

- Гы. Ага, давай, заболей, Жендос – тогда Лёшка и тебя в лобик чмокнет! - А меня. А меня?? Я тоже хочу! – Пацаны, у меня тоже – температура! Я чувствую! Лёшка – у меня температуру смеряй!! – загалдели остальные.

- Тихо! – пресёк веселье ставший строгим Женька, - Работаем. Раз чаю нет – в Норе, значит, попьём. Собирайся, Американец… Чо это ты в каком-то стрёмном плаще? Другого нет, что ли, ничего?.. А куртка – тоже, што ле, отобрали? Чо-то всё у тебя отобрали! А, подруге отдал… Фибра, нашёл проволоку? В натуре, подопри чем этого урода, чтоб замучился открывать! Лёнька, фас на балкон – следить за обстановкой. Шалый, посмотри тута… ну, что взять можно. К соседям постучи – пусть разбашляются на какую-нибудь шмотку для соседа, не убудет с них.

- И чо, этого козла с обрезом, что в нас стрелял, вот так вот и оставим, что ли?? – не согласился Фибра, - Нефига себе! – он в нас пальнул! Мог же и попасть! И это – печку зажал Вовкину. Наказать надо!

- Ну, как бы да… - тут засомневался и Женька, - Надо бы!.. А то совсем нюх потеряют. Фибра, ты глянь, чо там за дверь?.. Железная, говоришь? Ну так… чо тут сделаешь. Не сидеть же тут днями – лишь бы «наказать».

- И обрез у него! – поддержал Фибру жадный Меньшиков-Шалый, - Обрез надо отобрать! А то патронов к стволам совсем мало!

- Ну и иди с Фиброй, глянь, чо можно сделать… Поговорите с ним, пусть печку отдаёт. А то морду набьём, несмотря на обрез. Тоже мне, обрезом решил нас напугать! Блин, жалко что этого, ветерана однорукого нету – ну, с которым я тырился тогда! Фронтовика, ёпт. Ему бы вот тоже ещё напоследок морду начистить! Вообще, пацаны, да, в общем, фиг с ним – скажите, чтоб печку отдал, и пошёл он… Возиться ещё.

- А если не отдаст?

- Подоприте ему дверь нАглухо! – мстительно пожелал Женька, - Пусть покукарекает с балкона! Гад какой – спёр печку у Вовки, и ещё стреляет! И пусть сидит в своём скворечнике.

- Я тоже схожу. – поднялась и Алёна, - Поговорю с ним.

***

- Максик, Максик, что же делать?? – по квартире металась жена Максима Григорьевича, задевая толстой задницей, обтянутой плотным шерстяным трико, то картонные коробки со шмотьём, стоящие одна на другой, то большие, широкоформатные панели плазменных и жидкокристаллических телевизоров, стоявших тут и там, на столе, на тумбочке, на тех же коробках с барахлом; то другую бытовую технику. Одних только стиральных машин в доме было три штуки; да ещё пять пылесосов, два кухонных комбайна и посудомоечная машина – не подключенная по случаю отсутствия воды в трубах.

В квартире было тесно; Максим Григорьевич не зря притормозился в пустующем городе, не уехал в пригородный коттедж к зятю. Жалко было оставлять на неминуемое разорение так с любовью выстроенную и обделанную квартиру в «депутатском доме», чем он раньше так гордился. А потом и грех было не пошустрить в ближайших же брошенных, по сути, квартирах.

Поначалу он просто перетащил дорогую видеотехнику к себе из тех двух квартир, ключи от которых ему, как «старшему по подъезду», сдали отъезжавшие в пригородные «имения» жильцы, уговаривая себя, что «это чтоб не пропало, они же потом и спасибо скажут!» Потом, по мере «ухудшения общей криминальной обстановки», когда ясно стало, что никто не за что не спросит, то и вовсе стал считать дорогую технику своей собственной по праву. В городе, он слышал, вовсю грабили ларьки, мелкие магазинчики, если на их защиту не вставали вооружённые владельцы, или если они же не могли подтянуть вооружённую крышу из какой-нибудь группировки. «Бомбили» брошенные квартиры, опасаясь пока трясти средние по размеру магазины и супермаркеты – но тут, близко к центру, было пока тихо… Он и опасался участвовать в откровенных разбоях, зная, что за такое новые власти могут, не мудрствуя лукаво, тут же, у разбитого магазинчика, и поставить к стенке. Но жильцов в своём подъезде он знал; знал и кто чем дышит, и на что горазд потенциально. Не, квартиры своего подъезда – это было вполне безопасно – в конце концов откуда он может знать, кто и когда вломился в вашу-то брошенную квартиру?.. Он же не сторож, у него и возможностей таких нету. Что «дверь в подъезд»? Ну, кто-то открыл – как за всем уследить-то??

В конце концов, особо негодующим можно было бы что-то и вернуть. Может быть. Частично. Вот – сберёг для вас. Скажите спасибо, да. Рискуя, можно сказать, жизнью! Если кто будет сильно «предъявлять».

Такие соображения он высказал как-то ночью жене Вале, и та с ним полностью согласилась: если люди всё побросали, что ж нам-то не поднять? Мы не гордые, мы наклонимся, подберём, что вы обронили. Вон, любовница этого… помнишь, импозантный такой мужчина; а она - со второго этажа, ну фифа такая, вертихвостка тощая, он ей квартиру снимал – упорхнула куда-то на своём Рено Меган, и уже два месяца не показывается – ты думаешь, она все свои шубки забрала с собой?? Ой, сомневаюсь, я, Максик, сомневаюсь я; надо посмотреть… ключи не оставили? Так это… Батареи же везде это, поразморозились; она могла того… затопить тех, что под ней. А мы же… Ты же… Тебя же старшим назначили – ты следить должен; это как бы… эээ… твоя обязанность. Следить. Или там – пришёл, скажем, патруль, и требует предъявить, не скрывается ли?.. Может не уехали, а срывается кто. Без прописки. А ты же старший.

- Во, Валь, правильно. Замок могли и патрули сломать, а?

- Ну. И я о чём.

Так у Валюхи образовалась прекрасная шубка из нутрии; и ещё полушубок «автоледи» из норки, очень красивый, но, сказать по-правде, смотревшийся на толстой Валентине как на корове седло… но красивый и дорогой.

Дальше – больше.

И всё бы было хорошо – приезжавшие «на проведать» и «на передать продуктов» зять с дочкой только нахваливали такого ловкого и делового папу, грузя в машину на обратный путь бытовую технику и шмотки. Ну и что, что сейчас это не работает из-за отсутствия электричества – придёт время, всё починят; а техника – вот она! Даже посудомоечная машина – да подружки Вальки помрут от зависти!

 Уверенно себя чувствовать помогал и обрез одноствольного ружья, привезённый зятем. В случ-чего пугнуть хулиганов из окна – самое то!

Но вот с этим, с жильцом бывшей квартиры Виталия Леонидовича, получилось совсем нехорошо…

Парень-то, что вселился по записке Леонидовича, нареканий не вызывал – нормальный парень; Макс его и раньше, ещё пацаном, кажется, видел с хозяином квартиры, и ещё с каким-то толстым дядькой, коммерсом с Мувска, говорили. Приехал – проставился сигаретами; и потом время от времени чо подкидывал – от коньячка до картошки; на дверях дежурил – или дежурили приезжавшие с ним малолетки; Макс не возражал – главное, чтобы порядок был. Видел у Владимира и пистолет в подмышечной кобуре – это тоже уверенности придавало – случись какой наезд, будет кому за подъезд вписаться. Даже когда один из его малолеток подрался с фронтовиком-инвалидом Ромкой и навалял ему – тоже, в общем, претензий не было, поскольку и сам Ромка достал уже всех в подъезде, и Владимир же с пацаном, не будь дураки, слиняли больше чем на неделю с квартиры. Ромка с дружками приходил потом, орали, угрожали скрывшемуся автоматами и расправой – да так всё и кончилось ничем.

А потом этот, белесый субъект нарисовался – от него прямо пахло злостью, криминалом, опасностью… Тоже про Владимира выспрашивал. А Максу Владимир кто? – сват, брат? Всё и сказал: да, живёт; сейчас нету, съехал. Когда будет, не знаю. Всё как есть.

Тот поверил вроде; но бумажку с номером оставил – вот, позвонить, как вернётся. Строго. Кресту, типа. И строго же так в глаза посмотрел; так, что у Макса заледенело под рёбрами, как будто туда уже сунули бандитское перо, и сразу захотелось две вещи: уехать в коттедж к зятю и больше с этим «крестовым» не встречаться.

Но зять как-то без особого восторга отнёсся к перспективе переселения к нему тестя с тёщей; у него, говорит, и так сейчас друзья подселились; тесно; да и что икру метать – к тебе какие претензии? Приедет, - позвонишь. Опять же сразу перевести всё накопленное богатство, обстановку, возможности не было; и бросать квартиру на неминуемое разграбление также, конечно, не хотелось.

И потому Макс остался; и когда Владимир с дочкой Леонидовича вернулся; и вернулся в не самом лучшем, не в преуспевающем виде, а на мотоцикле, закутанный в какие-то тряпки, замёрзшие и испуганные; да ещё когда Наташа сказала, что Виталий Леонидович умер… В общем, Макс уже не сомневался нисколько, и, можно сказать, выполнил свой гражданский долг - позвонил по тому самому телефону. Какая разница кому? – его попросили, он и позвонил, что не так?

Тем более на том конце провода не стали, как он опасался, разговаривать «по уголовному»; а, напротив, вежливо ответили, выслушали, поблагодарили за сигнал; и дали понятные же, вменяемые инструкции: быть на месте, открыть подъезд опергруппе.

«Опергруппе», во! Тогда Макс окончательно уверился, что он поступил правильно, сообщив; раз тут всё так организованно; даже «опергруппа» - власть она и есть власть, неважно как называется, а мы, граждане, должны её всячески поддерживать. Правда же, Валя?

И Валентина с ним полностью согласилась.

Приехала «опергруппа»; он открыл, проводил к двери квартиры, сказал, что велели. Ну и всё – какие претензии-то? Он же их не бил, он вообще в это время вышел!.. Били что – это же не его дело, правда же? Забрали Владимира и Наташу. Ну, значит, что-то набедокурили они, сами виноваты!

Как их увезли – Макс с Валентиной, конечно, тут же в квартиру; пока кто-нибудь посторонний не влез. По тому, как увезли Владимира, можно было не сомневаться, что обратно он не приедет… Вот и ещё одна квартира образовалась, с добром всевозможным – печка была хорошая, чугунная, с трубами – её в первую очередь. Ну и так – по мелочи. И мотоцикл к тому же. А что?

А утром Владимир неожиданно вернулся… Один, правда, без Наташи, и вид по-прежнему у него был не очень; но вернулся. Привезли его хотя и не те, но «от тех»; были немногословны, проводили до квартиры – и уехали. И как прикажете в такой ситуации действовать?.. Хоть бы сказали чего, инструкции там… чего он вернулся, на каких правах?

Нет, вернуть печку бы можно было; с трубами; хотя Макс и повозился, перетаскивая её к себе и выламывая трубу из окна. Можно бы, да; но тогда пришлось бы откровенно признаться, что он у него в квартире того – пошурудил. Это было как-то… как-то не того. Да он и сам повёл себя неправильно, сразу стал наезжать, пугать там… кто он такой, в конце концов-то?!

Нет, вообще Владимира Макс уважал – дельный такой парень; обустроился по приезду нормально так, печку поставил; от призыва, надо думать, откупился. Вроде как и бизнес у него какой-то был; в общем – вертелся парень. Верченых Макс уважал. Опять же – который в нынешних условиях в бизнесе вертится, и преуспевает – тот, значит, рядком с криминалом ходит, и часто – с опасным криминалом! Недаром ствол-то у него! И эти – пацаны, дерзкие и злобные, как волчата. Так что, в общем, Владимира Макс уважал. До этого вот самого случая: как вернулся с Наташей весь ободранный, кривящийся от боли; и что Виталий Леонидович помре; и у Креста к нему какие-то претензии… ну, вернули его обратно – ну и что? К тому же вернули, как сразу отметил для себя Макс ещё в подъезде, отпирая дверь, без куртки и с пустой кобурой под мышкой. Так что… Что он, в самом деле, выступать ещё будет?? Попросил бы нормально – можно было бы поговорить. А тут ишь – развыступался.

И Валя его такие мысли также поддержала. Печку она уже спланировала своей своячнице предложить – у тех дом под Оршанском, а печка слабенькая и одна. Так что Макс прогнал Владимира, – и даже дефицитного дробового патрона не пожалел, пальнул в стенку – чтоб знал с кем дело имеет, и не возникал. Кто он теперь? Да никто.

Но вот когда вечером приехали эти… зверята эти!.. Макс реально обоср.лся.

Это же ясно было, что вызвал он их, чтобы с ним, с Максом посчитаться! Такого быстрого и жестокого расклада Макс не ожидал. Пацаны пацанами – но это же форменные волчата, вроде этих – «черноквадратных», про которых слухи в городе ходили один страшнее другого. Зарежут и не моргнут!

Потом в окошко стрельнули! В общем, поняли они с Валентиной, что всё – конец им пришёл…

Жить им оставалось, судя по всему, совсем ничего…

Надо было что-то быстро решать…

- Ты звонил ли этим... ну, этим? Ну, уголовным?? – в который раз уже спрашивала заполошно мечущаяся по проходам в квартире жена. А он так же в который раз отвечал:

- Да звонил же… Там адрес спросили, и суть дела…

- И чо?

- А потом сказали, что если ещё раз по этому поводу позвоню – щёки отрежут и хаш из них сварят! Тем же, это, интеллиХентным голосом так и сказали!

- Ужас какой, ужас! Может, они не поняли, кто и зачем?..

- Да не знаю я!..

- Что ж ты не сказал?

- Дура – я ж говорю: сказал им!

- А они?

- Дура, сказал же!

- А что такое хаш?

- Да откуда я знаю? Что-нибудь нехорошее!

- Ну ещё раз позвони… ну, извинись! – тресь! Чуть не свалился задетый задницей телевизор.

- За что??

- За что-нибудь извинись. Или это, Лёнчику, Лёнчику позвони; пусть они с Игорёшей приезжают, пусть заберут нас отсюда! Ма-аксик! Позвони Лёнчику! Страшно-то как! Зачем мы только печку эту взяли! Зачем ты только вчера стрелял в него!

- Валь, я в стенку стрелял, – ты же сама вчера говорила, что правильно!

- Так то вчера. Лёнчику…

- Я ж тебе говорю – телефон не работает больше! Отрезали! Да и не поедет Лёнчик…

- Ой-ой-ой!! Всё, убьют нас эти… хулиганы. Сожгут. Чувствуешь – уже воняет??

Действительно, чуток потянуло откуда-то горелой вонью.

- Ничего не сожгут, у нас дверь железная.

- Ой-ой-ой, убьют, я знаю – убьют! Сделай что-нибудь!

- Ничего не сделают – у нас дверь железная.

- У всех железная. Убьют! Ой, зачем я за тебя только замуж вышла!! Ой-ой-ой! Убьют!

- Не убьют.

- Убьют. Из-за тебя убьют! Ой-ой-ой! Ужас какой! Сожгут! Зарежут! Лёнчику позвони! Пусть…

- Не работает же телефон, говорю тебе!!

- …пусть приедет и заберёт! Ой-ой, зачем мы только тута осталися!.. Отдай им всё!!

- Они и так возьмут. Бандиты же. Ты же видела – все с пистолетами…

- Ой-ой-ой! Сделай же что-нибудь, ты же мужчина!!

В общем, своим завыванием Валя так довела и так-то еле живого от страха Макса, что когда за дверью послышалось какое-то шебуршание, его резко пробил понос, и он заперся «от всего» в вонючем туалете, и навалил в поганое ведро столько, что сам между делом удивился. Валил, сжимая в руках обрез - и думал: вот и конец пришёл тебе, Максим, старший инженер планового отдела ОршанскГипроПроекта, зарежут тебя прямо тут, на нужнОм ведре…

Но не зарезали. Пока. И когда он, минут через десять, ставший лёгким как пёрышко, показался из сортира, в квартиру до сих пор никто ещё не вломился, хотя горелым по-прежнему пованиволо.

Валентина сидела в кресле, закатив глаза и бессильно свесив с подлокотников полные, будто ниточками перетянутые в запястьях, руки. От неё тоже разительно пахло, но чем-то сердечным: корвалолом или валокордином.

- Лёнчику позвони… пусть заберёт… - только и прошептала она серыми губами.

Он прокрался к двери. Прислушался – тишина. Заглянул в глазок, опасливо – он смотрел кино-то, там в глазок часто стреляли, стоило только приблизиться. Нет, не было никого на площадке. И тогда он, замирая от ужаса и своей отваги, решил приоткрыть дверь на цепочку. Приготовил обрез…

Дверь приоткрылась на щелку; но дальше что-то мешало. В подъезде воняло горелым. Он толкнул – дверь ещё слегка подалась. Ещё. Он понял, что в дверь что-то упирается. Какая-то палка. Ну да: подпёрли, чтобы не убежали, а потом придут и убьют. Сожгут чем-нибудь, или взорвут – как в кино. Потолкал дверь – хОдит… Он вдруг почувствовал себя, как киногерой перед самым решающим в жизни, решительным испытанием. Возможно, после сортира. Крепким Орешком себя почувствовал. «Безумным Максом», как в боевике – коллеги ещё смеялись. Посмеёмся и мы ещё. Сейчас или никогда. Выбора-то нету.

Он на цыпочках метнулся обратно в комнату:

- Ва-аля!! – свистящим шёпотом, как будто на лестничной клетке могли услышать, - Валь! Бежим отсюда!

- Как? – она подскочила и стала розоветь.

- Там дверь подпёрта, но на площадке пока никого нет! Сейчас откроем – там шатается, - и вниз! Пробежим быстро по лестнице – и за дом! Там не поймают! И – к гаражу.

- Пойдём! – Валентина подскочила, лихорадочно стала хвататься то за одно, то за другое. Сбережения не забыть! Документы! Оружие – обороняться от этих бандитов!

Пробежала на кухню, схватила самый большой кухонный нож; Макс аж удивился её внезапной бойкости – Пойдём! Нам всё равно терять нечего, раз они приехали нас уби-ивать!

- Нечего нам терять, Валя! Прорвёмся, Валя!

- Прорвёмся, Максик!

***

- Во, Американец, держи! – отряхиваясь от пыли, Ромка-Рэм притащил, на ходу расправляя, довольно хорошую и большую кожаную куртку на меху. По её жестяным складкам видно было, что она где-то долго пылилась, тщательно свёрнутая и упакованная в пакет, и её почему-то не взяли с собой прежние жильцы, когда съезжали. А, ну ясно, почему не взяли – меховая подстёжка вся в лысинах, побитая молью; тряхнёшь – так и сыплется какая-то труха… Но всё лучше, чем плащ.

- У твоих соседей по лестничной площадке нашёл, Американец! Там не живёт никто, и замок сломан – а ты не знал?? И кто-то уже пошарился. Но на антресоли не лазил. А мне не в лом. Там ещё соль есть – три пачки, я у входа сло…

- Аааа, су-ка, чо ты делаешь??! – дико завопил пацанячий голос в подъезде, и тут же грохнул выстрел. Владимир подскочил, всю вялость сняло как рукой. Из соседней комнаты вылетел Женька, сжимая в руке Беретту. В руках Ромки тоже моментально появился ствол. Владимир автоматически лапнул висящую на боку кобуру – пусто… Что случилось??

Все вместе вылетели в прихожую, Женька первый, рванул, распахивая, дверь.

Мимо двери пятился Макс, Максим Григорьевич, и его жена, жирная крикливая тётка; одетые как «на улицу», с рюкзаками; и главное – они тащили с собой Алёну-Лёшку!!

*** ЗАГАДОЧНЫЙ ДИЕГО

***УПОВАТЬ НЕ ТОЛЬКО НА БОГА

***СОВЕЩАНИЕ. ОСОБЕННОСТИ ДЕРЕВЕНСКОГО БИЗНЕСА В БП-ПЕРИОД

***СОВЕЩАНИЕ. ЗЛОВЕЩИЕ ПЛАНЫ ВАДИМА

***ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ

***ПЕЧАЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ

СОВЕЩАНИЕ. КРОВАВЫЕ ПЛАНЫ АРТИСТА

- Какими разными путями

Идут желанья наши и судьба!..

                – таким предисловием открыл «совещание актива» староста.

Сидели за столом втроём: он, Борис Андреич, формально глава территориального образования «Озерье», и неформально – его повелитель и почти что владелец; и его «верные сподвижники»:

Бывший юрист Вениамин Львович Попрыгайло, аккуратно побритый, в нарядном свитере, из-под которого на боку топорщилась кобура пистолета; с демонстративно непринуждённым видом курил тонкую женскую сигаретку, явно демонстрируя, что «вы тут кувыркайтесь – а я сам по себе; сюда так, зашёл послушать ваши глупости». Сигаретка явно была не потребностью курить, а знаком статуса – с куревом в деревне было плохо. Мало кто догадался летом посадить самосад, и теперь самокрутки были ещё той валютой – а тут целая сигаретка, да ещё с золотым ободочком!..

Бывший же журналист (и «политтехнолог», как он любил себя называть) Сергей Петрович Мундель-Усадчий, плохо, кусками бритый; неухоженный и нервный, принюхивался и нервно поёрзывал на табурете – он тоже хотел курить, но попросить сигарету стеснялся, опасаясь нарваться на отказ, что больно ударило бы его по самолюбию. Потому он демонстрировал, что «давно бросил – и не тянет!». Одет он был существенно хуже: в байковой застиранной рубахе; из стёганой ватной безрукавки местами в разошедшихся швах торчало её содержимое – он был не такой запасливый, как экс-юрист, к тому же неженатый; и не такой влиятельный, как Борис Андреевич: ему приходилось довольствоваться всяким лежалым хламом из запасников бабки – бывшей хозяйки. На коленях его лежал его неизменный рыжий потрёпанный портфель, с которым он почти не расставался, и который не расстёгивал на людях; о содержимом которого в деревне ходили зловещие слухи… Только Борис Андреевич знал, что в рыжем портфеле «политтехнолога» кроме пары блокнотов с трудно читаемыми записями и потрёпанной «Лолиты» Набокова лежит двуствольный обрез, привезённый Мунделем ещё с Мувска. Обрез хорошего, красивого в прошлом, итальянского ружья. Зачем он таскает его повсюду, не мог сказать, пожалуй, и он сам. В силу профессии разбиравшийся в людях Артист считал, что это у него от жуткой неуверенности в себе – ему хотелось постоянно иметь под рукой что-то тяжёлое, железное, «смертельное»; могущее стать «главным доводом» - вот только Артист сильно сомневался, что такой трус и брехло как Мундель, вообще способен в кого-то выстрелить. Даже в себя.

Председательствовал Артист, Борис Андреевич. Весь «синклит», как назвал Совет староста, освещался хорошим газовым фонарём, включённым на «вполнакала», стоящим на столе, на клеёнке в весёленький оранжево-зелёный рисунок с зайчиками и морковками, и бросающим ровный мертвенно-бледный свет на лица.

Поодаль, не за столом, а на стуле возле двери, весь в зимнем армейском камуфляже сидел с видом «чего изволите» Мишка Лещинский, правая рука Витьки Хронова в дружине, и сейчас вынужденно его заместитель. Ему Борис Андреич конфиденциально сообщил, что отправил Харона для выполнения некоего спец-поручения; назначив его, Мишку, пока ВРИО, то есть «временно исполняющим обязанности» командира дружины.

Напряжённо вытянувшись, он с собачьей преданностью ловил каждое доносившееся из-за стола слово, попутно соображая, что если Харон с того «спец-поручения» не вернётся… а он вполне может ведь и не вернуться! – Мишка был совсем не дурак и знал за Хароном кучу косяков! – то «ВРИО» вполне может обернуться и постоянным назначением со всеми причитающимися должности плюшками. Главное – себя зарекомендовать! И потому он внимал каждому слову, всем видом показывая, что прикажите – хоть сейчас готов… да что угодно, хоть завалить кого!

Собственно, про «надо кое-кого завалить, чтобы выжить» речь за столом и шла. А чтобы Лещинский кое-чего ненужного для его ушей не услышал, его и посадили поодаль.

            Разговор предстоял серьёзный, программный.

Староста с места, не вставая, кратко обрисовал ситуацию: запасов пищи, в смысле – общих запасов, из общественного амбара и общественного же погреба, откуда отпускался паёк по деревне, больше нет. От слова «совсем».

Почему, отчего?.. Староста покосился на напряжённо слушающего Лещинского, и не стал эту тему дальше развивать. Нет и всё. Пусто. Короче – «быть или не быть? – that is the question».

Что делать? Каковы ваши мнения, господа?

- «Что делать?..» Вечный вопрос интеллигенции… - рассматривая струйку дыма от сигареты, поведал экс-юрист, - Второй, столь же животрепещущий, «кто виноват», рассматривать  не будем?

- Нет. Не будем. – староста вперился в лицо юриста, но Попрыгайло демонстрировал безмятежность:

- А, ну да, ну да… Было – потом куда-то сплыло; теперь – «что делать!..» Как обычно.

Торопливо, мешая слова и проглатывая окончания, вмешался Мундель:

- Несомненно, это проделали мерзкие подлые клерикальные крысы, фашистское стадо, ботоксные бляди, подмахивающие недофюреру, убийце и растлителю малолетних Хорю, сблокировавшемуся с подлым вероотступником, продажным жуликом и вором псевдо-священником, скакавшим на костях жителей Озерья, погибших по вине…

Староста, несколько секунд с интересом слушавший своего «пропагандиста и политтехнолога», хлопнул ладонью по столу, обрывая:

- Стоп! Не на митинге. Понятно, что «подлое фашистское стадо с пригорка» и всё такое – но это ты потом, населению расскажешь. Нам надо решать что делать…

- …кровавые выродки, укравшие еду у детей, не заслуживают снисхождения! – ещё успел пробулькать, торопясь, тот.

- Молодец! – похвалил староста, - Запиши в книжечку, - потом толкнёшь перед народом. Особенно вот это – про «выродки, укравшие еду у детей!» хорошо. Это проймёт, да. Про детей – это ты хорошо придумал, сказал, то есть. Но сейчас помолчи.

Мундель заткнулся.

Староста перенёс внимание на бывшего юриста:

- Вениамин Львович, Веня!.. А я ведь знаю, что ты сейчас думаешь… Ты думаешь «а идите нахер все с вашими проблемами, меня они ни в …» Правильно?

Попрыгайло обжёгся докуренным до фильтра окурком сигаретки, ткнул его прямо в зашипевшую клеёнку:

- А хоть бы и так? Вы тут накосячили, а мы – разгребать?? – и непроизвольно, - но это не укрылось от БорисАндреича, - локтём проверил под свитером кобуру.

Так. Бунт на корабле… Это ничего. Это он по глупости. Сволочь. Сейчас подавим…

- Веня… - голос старосты стал тих и низок, так, что сидевший поодаль Лещинский вытянул шею, прислушиваясь, - Веня. «Грехи других судить вы так усердно рвётесь; Начните со своих, И до чужих не доберётесь!..» Как бы тебе сформулировать… В общем-то так: да, кто бы и чего не натворил – расхлёбывать будем вместе…

Экс-юрист было открыл рот, чтобы ответить, но староста не дал ему на это времени:

-… ты помолчи, лучше, Веня; а то скажешь что-нибудь ни то, потом жалеть станешь, да и перед людьми будет неудобно… «Ни слова, о друг мой, ни вздоха... Мы будем с тобой молчаливы... Ведь молча над камнем могильным. Склоняются грустные ивы...»

Попрыгайло из сентенции Артиста уловил только «про камень могильный» и что ему предлагают заткнуться; и вновь потрогал локтём кобуру, пожалев, что Кедр свой оставил дома. Впрочем, это так… тут все свои. Более или менее. Но если наезжать будет…

Староста же продолжал:

- Ты, Веня, напомню я тебе, ведь продукцию в общий амбар не сдавал – так, для видимости… освободил я тебя…

Он покосился на Лещинского. А, пусть слышит – всё равно об этом вся деревня на кухнях шепчется; пусть юриста ненавидят – полезно! Пусть знает, кто его от гнева народного…

- … и ты теперь решил, что тебя общие дела не касаются?? Погоди, рот не раскрывай! Да. Общие дела. Общие успехи и общие, кхм, провалы. Ты смотри мне, Веня… Тебя ведь можно из «привилегированного сословия» и того… в плебс перевести! Без труда, кстати. А то и куда подальше!

Всё щупавший локтём кобуру Попрыгайло тут заметил, что руки староста держит под столом; и ему стало нехорошо. Насчёт старосты БорисАндреича он не заблуждался – из него такой же «честный в прошлом труженик», как из Чикатилы домохозяйка; видел он уже его повадку… и сейчас… Что ему в голову взбредёт!.. Он вспомнил, как убивали вместе Рому; про частые странные смерти в деревне-то… Экс-юрист, собиравшийся было отстаивать свою «эксклюзивность» увял. Вынул руки из-под стола, положил на клеёнку. Взглянул на старосту уже с другим выражением.

Ага. БорисАндреич удовлетворённо про себя улыбнулся, правильно восприняв его жест как если бы собака перевернулась на спину перед сильным соперником, подставляя незащищённое брюхо – жест подчинения. Готов. Вот так-то, сука! Уроком будет. Он неслышно перевёл флажок предохранителя на лежавшем на колене АПС в безопасное положение. А что? Если бы эта чернильница вздумал бы качать права, пришлось бы… хотя ножом, безусловно, привычнее. Но и ствол надо как-нибудь обновить!

- Вот. Так лучше. Да, не будем мы разбирать сейчас, куда делся весь урожай. Хотя определённые соображения у меня есть…

При этих словах Лещинский кашлянул. Староста взглянул на него; и тот заторопился:

- Борис Андреевич, да все знают!.. Приезжали две фуры с Оршанска, с ними был Аркаша Туз. Витька, Харон то есть, распорядился охрану снять и ключи ему дал. Они всю ночь грузились…

- А Хронов?

- Харон, Витька то есть, кайфовал… эта… таблеточки Аркашины. Эти, амфетамины. Аркаша привёз. Ну и – форму ему… нам. И маузер там, бинокль…

- Ясно. - Староста опять обернулся к соратникам:

- Итак?..

- Подосланы мерзейшим фюрером с пригорка, ненавидящим «жизнь по-новому», без молебнов-завываний во славу кровавого бога, фашистским пресмыкающимся стадом холуёв и проституток, жирующим сейчас за счёт голодных детей Озерья!.. – возгласил экс-политтехнолог.

- Как вариант, да, как вариант… - кивнул ему Борис Андреевич, - Не лучший, конечно; но для объяснения… Как там твой, Мундель, идейный вдохновитель говорил? «Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной»? И – «Ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой»?..

- Это не ложь! – запротестовал тот, - Я убеждён, что сейчас, пока голодные дети Озерья плачут и не могут заснуть в своих кроватках, не имея получить хотя бы варёную картофелину, ботоксный мерзавец Хорь в компании с омерзительным попом-расстригой и пресмыкающимися перед ними подлыми тварями из Мувского вертепа разврата объедаются сейчас в своём логове порока на пригорке деликатесами и упиваются дешёвой водкой! И не важно, выгрузили ли нашу сельхозпродукцию непосредственно у них, или они получили свою долю подло украденного дешёвой водкой и всяческими деликатесами, - они виновны в том, что честные труженики Озерья сейчас лишились своего потом и трудом заработанного пайка, и их дети обречены на голодные рыдания, в то время как…

На протяжении всей тирады Артист с интересом рассматривал своего сожителя.

Общались обычно между делом, бегом-бегом: Мундель позавтракал у себя в углу, да убежал «в народ» - чувствуется, нашёл свою стезю, убогий придурок, квасить мозги одуревающим от информационного голода бывшим горожанам… А тут – как на ладони: неопрятные длинные сальные волосы (сам Артист так же давно волосы не постригал, и теперь они у него даже ложились локонами на плечи, но за чистотой волос следил. Да и брился часто и чисто, чего никак нельзя было сказать про Мунделя). Седоватая, с непробритыми клочьями, щетина на щеках. Бегающий взгляд. Манера постоянно нервно почёсываться. Или кусает его кто-то? Хотя нет, блох у нас нет; а появятся – утоплю засранца! А ведь появятся! – когда он последний раз мылся?.. Баню топим регулярно; вон, даже Хокинс в человеческий вид приведён, а этот?.. И воняет от него какой-то затхлой кислятиной! – как его в деревне-то терпят! Впрочем – говорлив, с сумасшедшинкой; эдакий переход от журналиста к юродивому – таких уважают по глупости-то, считают, что те «всё за народ», на себя времени нет… А он просто неопрятная скотина, и только! Интересно, за что его из политтехнологов выгнали?.. Должность хлебная, при любой власти востребованная… Не иначе за глупость. Да, для «того времени» - вопиюще глуп, да. Но сейчас и здесь – в самый раз. Как там говорят? «Интеллект общности стоит оценивать по интеллекту самых глупых её членов». А сейчас, без тележвачки сериалов и обмусоленных ведущими «новостей» стадо как раз к такой подаче и готово! Надо будет только его отселить в другую комнату… И Зойке сказать, чтоб его тряпьё прожарила над огнём, а то неровен час притащит нам вшей, скотина неопрятная…

- …продажные фашистские подстилки, скакавшие на костях честных тружеников, убитых кровавым фашистом Владимиром, сбежавшим в ужасе от справедливого возмездия…

У, как его несёт!.. Не иначе голодный.
            - Это ты про каких тружеников? Зловеще умерщвлённых?

- Про честных и несчастных тружеников из южных азиатских республик, подло расстрелянных фашистским негодяем и мерзавцем, сыном американского миллиардера Владимиром!

- Это про гастеров, что ли? – изумился Артист - Так они же… и что – прокатывает такая подача?? Как люди такой поворот темы принимают?

- Народ знает, что только холуйство и пресмыкательство псевдо-религиозной биомассы сделало возможным!..

- Замолк! Запиши на бумажечку; потом изложишь. Народу. Хотя про гастеров – не надо; вряд ли в деревне посочувствуют «честным труженикам из азиатских республик»; не так давно это было и у всех на глазах. Хотя… Если глотают – то корми, что ж… Вениамин Львович – твоё мнение?

Экс-юрист, слушавший экс-журналиста с выражением определённого презрения на лице, в свою очередь высказался, и его идея показалась Борису Андреевичу не в пример удачней бреда Мунделя:

- что две фуры, мол, пришли из Оршанска для сбора продналога с села. Что вопрос был поставлен строго: или быстро выплачивается в натуральной форме весь продналог, включая долю общины с пригорка, либо население села репрессируется: переводится из разряда свободного поселения в разряд «спец-поселения с конвойной формой содержания»; обносится колючей проволокой, дружина самообороны разоружается и вместо неё вводится конвойный взвод. Всё население выгоняется из домов и переселяется… эээ?... переселяется? – юрист задумался, шаря взглядом по низкому крашеному потолку.

- …переселяется в палатки, в поле! – поддержал идею политтехнолог.

- Да. Население деревни переселяется в палатки; на ежедневные работы водится под конвоем!

Таким образом мы, то есть Хронов Виктор, вынужден был исходя из интересов людей, и передать в Центр, в Оршанск, все наличные запасы продовольствия, оплатив жизнь и свободу не только жителей Озерья, но и жителей «пригорка», церковной общины, чья доля сельхозналога также пошла в зачёт!

Староста крякнул от удовольствия: ну даёт! Действительно, когда захочет, этот крючкотвор-законник начинает соображать. Это, действительно, идея! – повесить на «пригорок» долги по продовольствию – мы, мол, и за вас рассчитались! Теперь вы нам должны как земля колхозу!

- …таким образом, в силу сложившегося положения, община должна нам определённое количество продовольствия в натуральном выражении; общий объём долга мы подготовим…

- Да! – староста с удовольствием пристукнул по столу, - Долги-то мы уж им посчитаем!! Замучаются рассчитываться!

- Так ведь Хронов всё Аркаше отдал!.. – подал от двери голос ничего не понявший в политических хитросплетениях Лещинский, - а Аркаша Туз ни разу не от Администрации, он скорее…

- Пасть закрой! – порекомендовал ему Борис Андреевич, - Миша! Я начинаю думать, что мы поспешили, назначив тебя исполняющим обязанности Харона! Ты же ничего не соображаешь, а голос подаёшь! Тебя что – сюда советоваться пригласили??

Лещинский увял, кляня себя за длинный язык. Чо влез?.. Сиди-молчи, что делать – старшие потом скажут...

- Неплохо, неплохо!.. «Когда бы правда так звучала, не нужно было б обращаться к лжи»… Очень неплохо! Мундель, как смотришь? Только давай без этих, без вступлений!

- Поддерживаю. Честные труженики села в очередной раз закрыли собой подлых кровавых упырей из так называемой религиозной общины, во главе с их мерзким недо-фюрером Хорем и гнусной биомассой, продавшейся за дешёвую водку и гнусную похоть!..

- Вот. Молодец. Коротоко, сжато. Будешь потом людям излагать – про голодных страдающих детей села не забудь. Вообще – отличная идея! Но как её в дальнейшем реализовать? Ведь «пригорок» не примет наших претензий!

- Де-факто не примет, – согласился бывший юрист, - Но нам это и не надо. Был бы создан повод, прецедент, опираясь на который мы можем легитимизировать абсолютно любые свои требования – ведь мы за них рассчитались! Де-юре они теперь наши должники!

- Молодец! – восхитился Артист.

- Народ поддержит! – заверил экс-политтехнолог, - В деревне и так злы на пригорок: они там, говорят, обжираются, подлые клерикальные твари! У них там всё есть – даже школа! А у нас – беспризорщина!

- Ну, поп предлагал ведь детей в их школу отпускать, - мы сами не согласились… зачем нам это влияние на неокрепшие души! «Как змей, коварный, подлый…» Но это к делу не относится. Да – обжираются! Получается – за наш счёт! Но как нам реализовать эту… претензию? А, Вениамин?

Законник пожал плечами. Понятно, что одно дело – составить грамотно исковое требование, абер совсем другое – взыскать по иску. Тут возможны всяческие случайности, эксцессы…

- Пошлём к ним делегацию! – решил Артист, перевоплотившись в очередной раз в старосту, - Причём из деревенских – сами не пойдём. Пусть с людьми разговаривают, глаза-в-глаза.

- Выбрать баб побойчее да поголосистее, склочных!.. – согласился Вениамин Львович, - Сергей Петрович! Найдёшь таких?

- Легко! – обрадовался Мундель, - У меня есть на примете – ненавидят проклятую фашистскую клерикальную нечисть с пригорка. Вот Жбанова Верка, к примеру – она считает, что её при обмене обманули. Или Никишина – у которой корову украли. 

- В это в деревне не верят, в общем-то!.. – вполголоса не согласился юрист, - Дело с коровой шито белыми нитками…

- Да без разницы! – тем не менее одобрил кандидатуру староста, - Баба крикливая и склочная. Невестку свою, Галину, пусть с собой возьмёт – оторва ещё та! Этих, квартирантов своих – для массовости.

- Общественность! – согласился политтехнолог, почувствовавший себя в своей области, - Она решает!

- Подготовишь их… эээ… эмоционально! – поручил Борис Андреевич, - А ты, Веня – объяснишь им суть дела. Ну и – объём претензий приготовь. И не мельчи там; всё по-взрослому, хе-хе. Чтоб мало не показалось.

- Сделаю. Но, Борис Андреевич… Претензии претензиями, но неплохо бы иметь силовое сопровождение иска… А вот с этим, как я понимаю, у нас могут быть проблемы… Не примет «пригорок» наши претензии – что будем делать?.. – теперь засомневался уже и экс-юрист.

- Примет – не примет, это уже вторично! – всё веселеющий Артист уже почувствовал себя на подъёме. Пришла толковая идея. Удачно всё складывается! – даже с этой пропажей продуктов! В чём-то Хронов даже помог! - Главное вчинить иск, - так ведь, крючкотвор?? Вынести судебное решение – должны, мол! А дальше – будем взыскивать, хе-хе! В рабочем порядке.

- Григория Ивановича отряд бы! – задумался Мундель, - С бронетехникой…

- Гришке я звонил; вернее – связывался с ним. По рации. – сообщил староста, - Спрашивал, когда их ждать. Обещал ведь…

- И что?

- А ничего. Его, Гришку, стало быть, сейчас всё устраивает. Глава района!.. Устроились там, в своей Никоновке… Ещё «барон» там местный образовался, - гонит на Оршанск дрова и сельхозпродукцию в обмен на бензин; несколько предприятий у него в районе; Гришка у него на содержании – как силовая составляющая. Долги выколачивать из окрестных деревень, конкурентов нагибать. Совсем испаскудился наш Гриша!.. – Артист вздохнул, - Впрочем, есть мысли, есть мысли на этот счёт… Озабочивается Гриша только здоровьем своих бойцов, коих оставил тут на излечение…

- Может через них как-то?.. – задумался экс-юрист.

- Веня. Ты это в голову не бери! Это… это я решу, сей вопрос. «Ужель та малость встанет предо мной стеною. И рухну я, не в силах превозмочь?»… Значит так. Два дня на подготовку.

- Может, как раз на Новый Год?..

- Нет, раньше. Чего тянуть? Опять же, людям, обществу нужно дать «тему», что обсуждать – за праздничными-то столами! Вот – пойдёт делегация. Требования они, община то есть, отвергнут – ты уж, Веня, постарайся с претензией, чтоб отвергли! Вот и будет о чём людям за столом посудачить – а ты, Сергей Петрович, этим обсуждениям поспособствуешь!.. И, на Новый Год, как подопьют все… Гришка канистру спирта оставлял у меня, для раненых как бы. Вот, задействуем. Народ должен быть на подъёме…

- Двинуть всем обществом?? – загорелся Мундель, - Я поспособствую!

- Вот. Обществом. Всем. Надо, это… создать пре-це-дент! И… - Артист косо глянул в сторону Лещинского и конспиративно понизил голос, - Неплохо бы, чтобы…           

- …чтобы кровь пролилась! – так же вполголоса закончил за него фразу экс-юрист.

- Молодец, Вениамин, схватываешь на лету! – восхитился Артист, - Надо! Но это я уж сам… организую! Я им дам!.. спокойную зимовку в тёплой Никоновке, мерзавцам!.. – это я про Гришку и его отряд. Нет, был он автослесарем – слесарем и остался, дубина! Ну ничего, ничего. Я ему впрысну свежей крови!.. Ну что – ужин?..

***

Когда гости ушли; Мундель получил строгий наказ завтра же весь вымыться и постираться; и стал устраиваться на ночь в кладовке по соседству с печкой; проводивший их хозяин вернулся в комнату и застал Хокинса около стола, жрущего недоеденное прямо руками из тарелок и сковородки. Да, про пацана-то забыли… Понаблюдав за ним некоторое время, Артист окликнул:

- Эй, юнга!

- А?? – Хокинс шарахнулся от стола. В принципе он не чувствовал за собой вины; он всегда доедал за хозяином; просто получилось как-то неожиданно.

- Вот что, Джимми. Про что речь шла сейчас – знаешь?

- А… Как бы да. Ага, знаю. – пацан, как и ожидал Артист, конечно же, подслушивал. Тут вот перегородка тонкая…

- Дитя порока… Где сейчас Хронов – знаешь?

- Не. Откуда?

- Ну – догадываешься?

- Ну… догадываюсь, ага. Мы с ним осенью ещё…

- Замолкни. Вот. Найди мне его. Пусть придёт – переговорим. Скажешь – есть дело.

- Так… не пойдёт же. Он же, эта, ссыт.

- Это понятно, что ссыт. Ничего; денёк поголодает на холоде, - ссать будет меньше. В общем, найди его и передай: пусть придёт. Иначе, скажи, я его самого… найду и подснежником сделаю. Знаешь, Хокинс, кого в уголовном розыске «подснежником» называют??

- Не-а…

- Пусть придёт. Можно – ночью, даже лучше ночью. Вот тут вот в окно пусть постучит. Вот так вот – Артист простучал «Спартак – Чемпион» - Понял?

- Ага.

- Ну, иди.

- Чо, прямо сейчас??

- А когда ты собирался, шакалёнок? Пшёл. Фонарик вон возьми…

***

- Слышишь, бастард. – Артист был нелицеприятен, - Почему я тебя ещё не прирезал, ублюдка? Не отправил в компанию к Роме, Селезнёвой и… и к прочим.

Разговаривали через тонкую стенку летних сеней. Войти Витька категорически отказался; сказал, что иначе удерёт сейчас; давайте так… Трусливая бестолочь. Захотел бы прикончить подонка – пальнул бы через тонкую дощатую стеночку; вон его даже дыхание слышно. Трус и дурак… но зато замазан по самое немогу; тем и ценен. А вообще надо бы зарезать ублюдка; достал… Но пока пригодится, пусть живёт.

Хронов счёл за благо промолчать. Сука, морозец случился. Перчатки не взял, мудак, когда из дому уходил, теперь кувыркайся тут… Картошку, опять же, сожрал уже; чо завтра хавать?..

Обосновался он в старом брошенном недострое – школе. В подвале; поблизости с тем помещением, где летом нашли разложившееся тело бизнестренерши. Страшно, блядь. Страшно и холодно; зато костра не видно, и не дует. В привидений, вообще-то, Витька не верил – не от смелости, а от отсутствия воображения и общей приземлённости мышления. Боялся он старосту, Вовчика; а ещё больше – Адельку: вдруг да им взбредёт ночью придти в развалины?? Винтовки нету; вся надежда на маузер.

- Ты же, тварь, ни-че-го толком сделать не можешь!.. – продолжал Артист, стараясь не прислушиваться к шипящему голоску, вплывающему опять в голову: « - Убей его, убей! Вспори горло, живот; выпусти кишки; сунь руки в дымящиеся потроха!.. Давно, давно ведь уже – никого!.. Убе-е-ей…»

Вот привязался! Не ко времени. Харон пока нужен; но придёт и его время – его тоже… к Харону.

- Молчишь, сволочь? Нечего сказать, наркоман чёртов… Ладно. Вот что – есть тебе шанс хотя б частично реабилитироваться.

- Реа… чего? – подал, наконец, из-за стенки голос Хронов.

- Вот тварь… Слушай, Хронов, я всё спросить тебя хотел – ты не прибалт по национальности? Ну, не чухонец? Тупой ты; опять же долго до тебя доходит!..

Витька счёл за благо промолчать. Тем более что Артист и угадал – были у него литовские корни. Или латышские. Он в это не вникал.

- Значит, вот что сделаешь. Сейчас топаешь домой – да не спать, тварь! Я проверю. Возьмёшь что пожрать, и оружие. Винтовку, патроны. Я в деревне сказал, что ты на спец-задании… Ублюдок. Скажешь сам, вроде как по секрету, что охраняешь деревню в скрытом ночном дозоре; что ожидаешь налёт этих… «кровавых шлюх недо-фюрера Хоря», как Мундель выражается. Ничего, помёрзнешь, заслужил; тем более что реально никто сторожить тебя и не заставляет. Оборудуешь позицию. Вот где… …

Когда Хронов, негромко похрустывая снежком, ушёл; Артист отпер дверь на улицу и вышел на крыльцо, подышать от тёплой вони старушечьей избы.

Хорошо как… и звёзды. Чернота вокруг, как смерть.

Лениво погавкивали собаки в деревне; им не менее лениво отвечали их собратья с пригорка. Свежий морозный воздух пился как свежая кровь. А звёзд-то, звёзд!.. Подумать только – для них вся жизнь среднего человека на земле как миг. Неужели они так же смотрели и на Гая Юлия, и на Нерона? Видели великих людей, их злодейства, и их смерть? Звёзды, звёзды, холодные игрушки… Злодей ты, или добродетельнейший,- им всё равно; они всё видели; и всяких. Придумали, чёрт побери, «мораль»… твари дрожащие. Воздух каков, а?.. Реально как кровь пьётся; и так же пьянит…

Я не по звездам о судьбе гадаю,
И астрономия не скажет мне,
Какие звезды в небе к урожаю,
К чуме, пожару, голоду, войне…

*** ИСТОРИЯ С УЛЬТИМАТУМОМ

*** ТАЙНАЯ СДЕЛКА

*** ПРЕДНОВОГОДНЫЕ ХЛОПОТЫ

*** БАНДИТСКИЙ БЫТ

***     РАЗГОВОР ПО ДУШАМ С ДЬЯВОЛОМ

*** ГОЛИМЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ

*** ДЖИМ ТЕРПИТ НЕУДАЧУ

*** НОВОГОДНЯЯ СУДНАЯ НОЧЬ

*** ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА

*** АУТОДОФЕ

***   УТРО НОВОГО ГОДА

Ну, всё прошло, как задумано. Даже Хронов не подвёл, чего больше всего опасался Артист: с этого скота сталось бы плюнуть на всё и задвинуться куда-нибудь бухать и греться. Но, видать, и страх перед «Хозяином», и желание вернуть своё прежнее положение в дружине и в деревне оказались сильнее природного расп.здяйства: Витька, греясь только регулярными дозами спирта под тушёнку, вылежал-таки нужное время в засаде – и стрельнул в толпу. Не раньше и не позже – во-время, когда высунувшийся из-за бруствера Вовчик начал в чём-то убеждать наконец остановившуюся толпу, а оттуда крикливо стали его в чём-то «переубеждать».

После первого выстрела как прорвало: захлопали выстрелы с обеих сторон; кто-то завизжал, а заорали так практически все, - и ломанулись назад, прямо на цепь Витькиных дружинников, ведомых Лещинским.

Витька ещё пару раз саданул из винта в мятущуюся толпу; благо с такого расстояния только «в толпу» и можно было надеяться попасть; а подбираться ближе он опасался. Увидев, как все, – и просто жители, и дружинники, одним общим стадом побежали в сторону деревни, он, в свою очередь, также быстро отполз назад и в сторону, и, вскочив, по большому кругу также помчался к деревне.

Задание было выполнено, прежние грехи смыты – он так понимал ситуацию. Теперь в дружину: нащёлкать по ебалу Лещинскому, который – он видел это, - теперь какого-то хера изображал из себя командира, - и похер, что заместитель, набить ебало и всё! Потом пожрать чего-нибудь горячего, хоть картошки, жареной на сале и согреться, наконец! Потом вы.бать Кристинку. А потом – видно будет! Новый Год ведь всё-таки!!

Со стороны пригорка, кажется, кто-то несколько раз выстрелил и в него; во-всяком случае пара серьёзных «шмелей» со своим «жжжж!» прожужжали, казалось, рядом; но это могло и просто показаться, и он только наддал темпа.

На месте, где только что клубилась немалая толпа, теперь остался только взрытый до земли нечистый снег; несколько брошенных или оброненных в бегстве носильных вещей и два шевелящихся тела – женщины и ребёнка. Ещё одного раненого человека, панически спеша, оглядываясь, уводили вслед за бегущей толпой родственники.

***

И снова ударили в набат: Мундель-Усадчий колотил в подвешенный газовый баллон часто и тревожно.

И опять, осатаневшие от произошедшего, от такой дикой и суматошной «новогодней ночи», жители Озерья, ещё не добежавшие даже до своих домов, получили старое-новое направление движения: «на площадь, на вече»!

Впрочем, не все: Степановы, шедшая вместе со всеми родня теперь покойного Петра Ивановича, бывшего уважаемого директора Оршанского лесхоза; затем – «сепаратиста» и врага, застреленного не так давно никоновскими хлопцами, наплевав на все набаты, двинулась прямиком домой. Их не задерживали…

Запыхавшиеся, взмокшие, испуганные и ничего не понимающие «честные труженики Озерья» опять столпились на площади. Теперь уже не молча – плакали и переругивались в полный голос; как солдаты, только что пережившие мощную бомбёжку:

- Господи, господи!! Это же надо – ведь только подошли, только слово сказали!..

- Сразу стрелять!!

- Где моя Натуся?..

- Это не люди, это изверги какие-то!!

- Христопродавцы!

- Попали в кого, нет?

- Как же нет – вон, Серебрякову в бок! Еле вынесли.

- Всего-то – поговорить хотели! Как с людьми!.. Не-ет, с ними нельзя «как с людьми!» Теперь окончательно ясно! Зверьё! Зверьё!

- Ведь только слово сказать успели!..

- Где моя Натуся??

- А у них кто там вылазил – Хорь?

- Он! Сволочь. А я ещё его бабку знала. Хорошая была женщина! Кто знал, что у неё внук-убийца вырастет! Лучше бы она его в младенчестве удавила!

- Где моя Натуся?? Где Натуся моя, я спрашиваю!!

- Вроде как сначала не с пригорка стрелять начали, а со стороны леса. А потом – с пригорка.

- Ой, разве углядишь, откуда начали! Отовсюду начали! Сволочи!

- Да-да, и с окопов ихних – бах-бах-бах! Бах-бах! Вон, Серебрякову в бок!

- Да чё же вы его сюда несёте!! Да вы ж его домой несите, - он же кровью у вас истечёт!

- Натусю видели мою кто нибудь??

- Натусю, Натусю… Там твоя Натуся осталась, кажись.

- А-ааах!!!

- Да не падай, чё ты как дура. Раненая она, или ногу подвернула. Я ещё оглянулся – живая, шевелится. А вот Клава, Клавдия Михайловна – кажись всё… Тоже там осталась…

- Чё ж вы!!!

- Пошла ты, дура; за своей дочкой сама следить должна!! Идиотка.

- А-ах! Я сейчас же туда, туда, за Натусей!

- Держите её! Куда?? Тут же тебя и застрелют! Не пускайте дуру!..

…БАМММ!!! – оборвал шепотки, слова, крики и визги последний удар набата, призывая к молчанию.

Опять под фонарём оказался Мундель-Усадчий, со своим неизменным портфелем; теперь кроме пота и блевотины воняющий ещё и бензином:

- Озерцы!! Братья! И сёстры. Никто, я повторяю – никто не ожидал такой подлости и такого коварства от подлой клики шакалоподобных крыс, фашистских тварей, ублюдков и подлых убийц, клерикальных подонков с пригорка!!

Он строго оглядел притихших озерцев, теперь стоявших вперемежку с бойцами дружины, и продолжил:

- Как последние сволочи, воспользовавшись благородным народным негодованием, воспользовавшись порывом народной души пойти и сказать всё в лицо подлым ублюдкам, коварные церковные крысы вместе с подлыми шлюхами ботоксного недо-фюрера Хоря, совершили очередное преступление!!..

Все горестно покивали, соглашаясь, что да – преступление, и, - без сомнения! – подлое!.. Но как же ты достал, Мундель-пропагандист… Но никто не осмелился даже намёком, словом, шёпотом дать понять, что… Не те времена, да. Не те порядки. Не на профсоюзном собрании.

А Мундель продолжил, возвысив голос:

- Они не просто расстреляли мирную, безобидную демонстрацию безоружных граждан, идущих законно выразить свой протест, но и…

Он выдержал нестерпимо-долгую театральную паузу, и, наконец, с надрывом бросил в толпу:

- Они напали на лазерет!!

В толпе ахнули.

- Они убили всех больных!!! – закричал он.

- Они подожгли лазарет!!! – завизжал он в экстазе, тыча пальцем себе за плечо.

Теперь все увидели, что в стороне в небо поднимается густеющая струя дыма.

- Бож-же мой!.. Так надо же тушить!!

- Стоять! – строго оборвал староста.

- Бесполезно! – трагически понизив голос, сообщил пропагандист, - Мы только что оттуда. Там… там все убиты. Проклятая бандгруппа, отстреливаясь, ушла в лес; а затем, конечно, на пригорок, к церкви!

- Все убиты?.. Раненые, больные…

- Все!! Мы видели их!.. Это они – подлые фашисты с пригорка!!

Артист, сохраняя на лице выражение приличествующей моменту скорби, смешанной с негодованием, слушал пропагандиста-агитатора с подлинным удовольствием: ну смотри, как хорошо излагает, собака! И паузы где надо. И голос дрожит, и надрыв этот… Молодец! Ну ладно, достаточно. Побегали, погрелись; получили и зрелище; и темы для разговоров на кухнях на ближайшие дни – и будет!

Он выступил вперёд, и пропагандист тут же уступил ему место.

Артист был краток и убедителен; он не растекался эмоциями; он говорил коротко, жёстко и ясно, как подобает говорить командиру корабля, получившему торпедную пробоину, и раздающему приказы верному экипажу:

Во-первых, объявляется «осадное положение». Всем находиться по домам; выходить – только за водой к колодцам, не задерживаясь; к соседям – не заходить!

Пайки – отменяются. Вообще. Вплоть до «решения вопроса с пригорком».

Третье. Сегодня же он связывается по радио с Никоновкой, со штабом Оперативного Отряда, и вызывает их для полного и окончательного решения вопроса «с пригорком» - любыми силами и средствами!

Четвёртое. Любого рода контакты сейчас, или, вскрывшиеся – в прошлом, с «подонками с пригорка» наказываются… смертью! (В толпе, слушавшей затаив дыхание, задвигались, опасливо поглядывая друг на друга)

Пятое. Сейчас все расходятся по домам. Остаются по одному человеку от каждого домовладения, для вхождения «в комиссию по расследованию преступлений церковников и околоцерковной клики». Возглавит комиссию – вот, конечно же, известный мувский юрист, по-английски, можно сказать, лоер,  Вениамин Львович Попрыгайло… Необходимо задокументировать всё произошедшее, всё! Особое внимание обратить на улики! Чтобы ни у кого не возникало сомнений, что подлую преступную клику необходимо истребить!

Раненые, оставшиеся на пригорке?.. Или даже убитые? Это… Вениамин Львович, это тоже нужно задокументировать. Их судьбу – судьбу заложников, если они, как вы говорите, остались возле пригорка, на месте чудовищного расстрела безоружных – мы выясним позже.

Бойцы дружины… эээ… будут патрулировать улицу деревни, и – предупреждаю! – каждый замеченный на улице будет восприниматься как враг или как пособник врага, и, предупреждаю! – расстреливаться на месте!

- А сейчас – расходимся, господа. Расходимся. Напоминаю – остаётся по одному человеку от домовладения. Расходимся. Сбор – только по набату, или по персональному вызову из дома.

«Господа» прозвучало как издевательство, - подумал Артист, глядя на перешёптывающуюся и расходящуюся толпу, не убирая с лица сурового и озабоченного выражения, - Но не скотами же их называть, как они заслуживают? Или как там было? «Милостивые государи и сударыни…» Тьфу. Ну, пойдём, что ли, ввязываться с Гришей… Посмотрим, что он сейчас скажет!

***

Радиостанция была установлена в «подсобном помещении» казармы – где раньше была конурка Хронова, а сейчас организована «комната для свиданий».

- … да, вот так вот, Гриша!! – голос Бориса Андреевича был одновременно и скорбен, и суров, - Достукался… ты! Говорил я тебе, что нельзя затягивать, что нужно вопрос с Вовчиком и его друзьями решать радикально! Пока ты тити там в Никоновке мял и яйца высиживал… да-да. Всех! Как? Финт и Лягуха?.. Это кто… Зябликов? Бивлев… Валерка? Я же сказал – всех!

Отстранил от уха трубку радиотелефона, из которой раздавались яростные вопли нынешнего «Военного Коменданта Никоновского района», оглядывая загаженное помещение. Надорванная обёртка от презерватива… и вонь какая специфическая. Интересно – они что, прям тут, на письменном столе шпилятся? Видимо так.

Уловив паузу в гришкиных воплях, снова вклинился:

- А не ори, Григорий! Я тебя предупреждал, что этим кончится! А теперь всё налицо… Все улики, я тебе говорю. Я понимаю, что тебе на оршанских наплевать – народу не наплевать! А и в Никоновке узнают, а как же, дойдёт… Постреляли гражданских, ни в чём не повинных!.. …раненых и больных сожгли, такое вот зверство… …с тебя спросят – как ты порядок поддерживаешь на вверенной… Скажут: «- При Громосееве такого не было!» - что ты ответишь?? Вот… Да… Да, и что родственникам убитых сказать… Тут одно только решение может быть, Гришенька; и ты знаешь какое…

Помолчал, выслушивая рокочущий возбуждённо в трубке Гришкин голос, рассматривая мятые страницы из порно-журналов, приколотые или приклеенные по стенам…

Дослушал, подвёл черту:

- Вот, давай так и договоримся. Этот вопрос нужно решить радикально. БыТээР, говоришь? Очень хорошо! Ждём…

Ну что ж. Вопрос решён. И Гришка, видимо, приняв решение, успокоился; и уже говорил внятно, не захлёбываясь от ярости. Борис Андреич отвечал:

- Да… Ждём, Гриша, ждём… Да, неделю ещё продержимся полагаю. Займём круговую оборону… Что?.. Мэгги? Ах вот ты о чём… Да, спрашивала про тебя. Да что говорить – постоянно про тебя спрашивает! Я прям ревную, ха-ха.  Запала на тебя, можно сказать! Конечно, ждёт! Приезжай… всё будет, уверен. Да. Да. И это тоже. Давай, жду. До связи.

Отключился.

Так это ещё что… За дверью, судя по звукам, кому-то явно били морду; только староста прежде, увлечённый разговором, этого не замечал:

- Сука-падла! Н-на! Охерел совсем! Чо ты тут о себе??.. Нна!

Ого, да голос-то Витьки Хронова. Вернулся, лиходей.

Скрипнул дверью, выходя; на всякий случай держа руку у кобуры.

Ну так и есть: в полумраке большой «прихожей», около печки «вернувшийся к исполнению обязанностей» Витька избивал Лещинского, по законам стаи объясняя, кто есть в стае альфа-самец, и какие ему требуется оказывать знаки внимания, почтения и подчинения.

«И.О. Командира» Лешинский – «Шарк» валялся у печки на полу, а разошедшийся Харон охаживал его уже ногами:

- Совсем ох.ел, падла?? Куда весь спирт ушёл?? Кто разрешил?? Да я срать хотел, что ты «исполнял обязанности»; ох.ел совсем, авторитетом себя почувствовал?? Н-на!

В дверях собственно казармы толпились любопытствующие бойцы.

- Хронов, прекратить! – негромко сказал Борис Андреевич, и с удовольствием отметил, как он моментально был услышан и понят: Витька прекратил избиение, а любопытствующие тут же испарились обратно в казарму, захлопнув дверь.

- Лещинский… пшёл вон. – Ещё одна негромкая команда, и избитый «бывший новый» командир, подхватившись с пола и, оставив валяться в углу свой карабин, пулей вылетел из прихожей на улицу.

- Вернулся?.. Что, сходу приступил к «исполнению обязанностей»? – осведомился староста, улыбаясь, - Ну, молодец, молодец… Не подвёл – хвалю. Спишем твои грехи, ладно… Тем более что Гришка со своими вскоре прибудет, и даже бензин обещает – много; и даже – БэТР у него будет; а не только сраный автобус, как в прошлый раз; так что пригорок мы раздавим как… Не обморозился, ничего? И сразу, ха-ха, дисциплину подтягивать прибыл, а? Молодец!

Скрипнула входная дверь, появился юрист Попрыгайло; явно чем-то расстроенный.

- Ну, иди, иди, Витя, продолжай крепить дисциплину… - отослал Хронова староста, и, когда тот убрался в казарму (где тут же началось выяснение отношений с матами и угрозами), обратился к юристу:

- Чего не весел, ПопрыгАй? Или все трупешники, пока мы тут митинговали, собрались, и, ожив, в лес убежали??..

- Трупешники все на месте! Как и погорельцы в доме! – вполголоса возразил злой юрист, от которого здорово несло гарью, - А вот вещдоков мы не нашли! То есть, для правдоподобия, как мы и договаривались, я вперёд мужиков запустил – пусть поохают да поужасаются, да сами принесут, что нашли… А они ничего не нашли! Нет, то есть нашли: гильзы там… следы… наши, кстати, следы; но я сказал, что мы тут пробегали уже. И… больше ничего. Ни шапочки, ни арафатки.

- Как «ничего»?? – подскочил от изумления Борис Андреевич, - Шапочка – в руке у этого, - что мы у порога положили! – он опасливо покосился на дверь казармы, из-за которой раздавались полные злобы вопли Хронова, и ещё понизил голос, - А арафатка – сбоку, где стена без окна. Там смотрели?

- Да везде смотрели!! – зло сплюнул юрист, - Везде! Сначала эти, выборные; потом я сам. И – нигде нету!

- И в руке?..

- И в руке – нету! Пустая рука, блядь!!

- Ах ты ж… …твою мать! Как так могло случиться?? – Борис Андреевич был искренне обескуражен, - Так тщательно подготовить всё, и вдруг!.. А я уже в район отрапортовал, что «все доказательства»… Ситуация… Куда ж они… Может, пока ты не видел, - прибрал кто из мущщин?..

- Да ты что! – махнул рукой юрист, - Они там так все пересрали!.. Чуть что: «А вот тут взгляните, Вениамин Львович!» да «С этим что делать, Вениамин Львович?». Коснуться боялись. Нет, это не они.

- Вот ведь чёрт! Такая комбинация срывается!.. – не на шутку расстроился Борис Андреевич, - Так всё продумано, подготовлено…

- «Продумано, подготовлено!..» - передразнил юрист, - Агаты Кристи перечитал?? Прежде чем свои «оперативные комбинации» разыгрывать, надо было со мной посоветоваться! И я бы тебе сказал по своему опыту, что «чем тоньше сшито – тем чаще рвётся». А работают только простые, кондовые, как кувалда тупые комбинации!

- Да куда ж проще?? – запротестовал староста, - Чтобы пришли, и нашли вещдоки! И представили их для…

- Да не надо это сейчас совсем! – махнул рукой, обрывая тираду старосты, юрист, - Проехали этот период! Вот после «децимации» и проехали! Не нужно сейчас никаких «вещдоков» и «доказательств»! Как мы сказали – так всё и есть. А кто не согласен с «генеральной линией» - к стенке!

- Ну да, ну да, где-то ты прав… - расстроено согласился Борис Андреич, которому, тем не менее, претило такое примитивное действо. Тонко чувствующей натуре Артиста хотелось интриг, Гамлетовских страстей, тайных комбинаций… А тут такая банальщина: «Как мы сказали – так и есть, стало быть!» Тьфу! Зря только гарнитур с камешками передавал.

Чччёрт… Ну ладно. Сейчас только Хронова проинструктировать по ситуации – и можно домой, обедать. Что он там? – опять уже кому-то морду бьёт?.. Ну, неугомонный парень!

***

Вернулся домой в неважном настроении.

Всё, вроде бы, в целом прошло как надо: «пламенная речь» Мунделя, «прыг-скок», «психический, народный» «поход» на пригорок; во время которого инсценировать-спровоцировать «Расстрел мирной демонстрации»; а за это время – операция по сожжению лазарета – для заметания следов по присвоению пайковых продуктов; да чтобы «больные» не вздумали жаловаться, рассказывать, как с ними плохо обращались: плохо и редко кормили, почти не лечили, ограничивали с дровами... И плюс к этому – подкинуть следы, организовать наводку на «пригорок», чтоб Гришка и на этот раз не вздумал вильнуть, а шёл бы до конца. И «гайки завернуть» в деревне окончательно – чтоб пикнуть боялись!

И всё, вроде бы, неплохо получилось, - но вот последний штрих…

- Мать отдала платок мне, завещав

  Дать в будущем его своей невесте.

  Я так и сделал. Береги платок

  Заботливее, чем зеницу ока.

  Достанься он другим иль пропади,

  Ничто с такой бедою не сравнится…

Как всё же красиво у Шекспира в «Отелло» с платком вышло; и как тупо у нас тут… ну, какие времена – такие и «интриги». Чёрт бы их побрал…

Мунделя опять не было – где-то явно «проповедовал»; а вот жена уже истопила печь, и в доме приятно пахло разогревающимся борщом.

Артист снял куртку, и принялся было стаскивать через голову ремень с тяжёлой кобурой, когда в сенях стукнула дверь. Он подумал сначала, что явился пропагандист, и выглянул в кухню, чтобы позвать его обсудить ближайшие планы; но это был всего лишь Хокинс, принёсший с колодца ведро воды. В пацана с трудом, постепенно, но всё же удалось заложить понимание, что в жизни ему, уроду и недоноску, никто ничего не должен; и чтобы кушать, да спать в тепле – одного умения гамать в компьютер недостаточно, нужны и бытовые услуги…

Об-ба… А что это у юнги за новая шапочка?..

- Хокинс, подь сюда!

Поставив ведро возле печки, тот опасливо присунулся к двери. За побитый клофелин и невыполненное поручение уже влетело, было; но тут, вроде как, запахло продолжением…

- Сюда, сюда, я сказал, в комнату входи… Да не разувайся, хрен с тобой, потом подотрут.

С минуту его рассматривал немигающим взглядом; с удовольствием отметил, как тот начал мелко дрожать, и явно не от холода. Боится, сволочь! Значит – уважает.

- Голова-то как, Джимми? Болит?

- Не… То есть болит, конечно; и шишка. Но так – ничего вроде… - опасливо отвечал тот.

- Прирезал, значит, Вадимову младшую, гришь?..

- Я… я ж говорю – неточно… Пырнул её два… нет, три раза; один раз – вроде как в живот. А потом эти, ну, ихние набежали, и я, это… отступил.

- Отступил, значит… Шапку где взял?? – прямо спросил Артист.

- Ааа?.. Чё? Какую шапку? Ааа, эту… Эту, нууу… - лапая шапку, натянутую поверх бинтов, быстро соображая, что соврать, и в чём сейчас его косяк, замельтешил подросток, - Этуу… давно у меня… Не помню уж. Папина, вроде.

- Папина… - разглядывая ублюдка, задумчиво проговорил Артист, - Я тебе сейчас в глаз выстрелю, сволочь. Или ты говоришь, где и как взял шапку, и… и что ещё, или конец тебе, - так и знай!

- Да чо сразу конец-то?? – не на шутку испугался тот, - Ничего особенного… Взял… У этих – у покойников.

- У каких покойников??

- Там это… Ну, когда всех на сбор зазвонили,  я смотрю – горит! Ну я – туда. А там… там сильно уже горело. Ну и вот. Там один покойник лежал – у него в руке шапка. Ну и взял я. А чо? Ему зачем? А у меня моя в крови вся, - я её снегом затёр, и на кухне вон сушицца повесил. И всё… Чо такого-то?

- Урод. Дитя нездоровых родителей. Бастард. Нет не «всё». Ещё что «там» нашёл, поднял?? Быстро, сволочь!

Поняв, что запираться бессмысленно; и Хозяин явно что-то знает, если не всё; а смягчить-разжалобить за очередной свой неведомый самому косяк можно только чистосердечным признанием и не менее чистосердечным раскаянием,  Хокинс тут же и раскололся, как перед директором в школе, когда его прихватила уборщица за подглядыванием в женском туалете. Тогда сошло, - смотришь, и сейчас сойдёт; чо такого-то…

«Движимый деятельным раскаянием», как сформулировал бы юрист, Хокинс принёс и подобранные на месте пожара вещи: кроме шапочки ещё и защитного цвета платок-арафатку, который планировал загнать кому-нибудь из хроновских бойцов, тащившихся по военной атрибутике; а также носовой платок – явно женский, потому что свежий, аккуратный и пахнет духами…

Платок Артист сразу же отложил в сторону, понюхав: явно Мэгги, дура, обронила.

За шапочку и арафатку… ну что с ублюдка возьмёшь? Как доказательства чего-то это уже не то… Впрочем – правильно юрист говорит: проехали период обязательных доказательств. Теперь как скажу, так и будет.

***

Следующий день – и опять набат: всем собраться «на площади», возле казармы.

Борис Андреевич сначала сомневался – стоит ли, чего народ дёргать? – но юрист сформулировал чётко: надо у народа вырабатывать условные рефлексы. Звонят – всё брось и иди. И похер, что нового ничего не случилось; и сказать людям особо нечего – пусть привыкают: власть зовёт – обязан явиться. Полюбому. А то власть накажет. На то она и власть.

Снова шеренгой стояли парни из дружины, с карабинами наизготовку, - теперь уже под командой Витьки-Харона. Снова с крыльца-трибуны пропагандист распылялся насчёт Хоря-недофюрера, «сосалок» и «фашиствующих клерикальных убийц» - его слушали уже привычно, как завывания январского ветра.

Из-за угла дома-казармы торчали уже заметённые снежком ноги убитого террориста – Богданова. Хоронить его, конечно, никто и не подумал. Весной, всё весной. Или вообще – оттащить в старую школу, пусть там валяется. Ботинки с него сняли, видны были только ступни ног в рваных на пальцах носках.

Затем место на крыльце занял БорисАндреич, и опять, коротко и ясно довёл до сведения – что скоро прибудет спец-отряд; что и «сосалкам», и попам – всем на пригорке будет очень несладко. И что вот… при более тщательном и внимательном осмотре места происшествия – сгоревшего лазарета то есть, - обнаружены несомненные улики. Вот: шапочка. Все помнят – такая у Вадима Темиргареева была, у подлого мувского мента, который теперь записной убийца у церковников. И вот – арафатка, она же шемаг, - платок такой нашейный; все помнят – Хоря эта вещь. Помните ведь, да?? Постоянно с ним ходил, с осени как.

Народ, как в «Борисе Годунове» у Пушкина, «безмолвствовал».

Суки. Аудитория какая неблагодарная тут образовалась; ради них тут стараешься, землю роешь, оперативные комбинации изобретаешь, интриги… а они стоят как стадо баранов!

Артист стал закипать.

- Ну?? Помните же эту шапочку – и этот платок?? Ни у кого в деревне такого не было!

Народ безмолвствовал. Артист обвёл первые ряды гневным, цепенящим взглядом: задвигались, ёжась:

- Кажись… за шапочку не скажу – а платок у Хоря такой был, да.

- Хоря это… как его? Арафатка, да. Зелёная. У… у парней вон, есть, у двоих – но у них чёрно-белая и песочная. Точно – Хоря. Его.

- Они это. Да. Они.

Артист благодарно улыбнулся поддержавшим его; и хотел было продолжить, но тут вылез со своим «мнением» тот самый козёл, опустившийся вдовец убитой ещё летом бандитами Юлички, Максим Георгиевич:

- Я за вещи ничего не скажу, но вот Хоря я вчера видел… эта… Когда к пригорку подошли – он с нами разговаривал… Кричал что-то. Это точно – Хорь был. Который Вовчик.

В толпе задвигались. Несколько человек кивнули. Да, Хорь был на пригорке. Вовчик.

- Ну и что?

- Ну как же, как же… Ведь лазарет загорелся когда мы возле пригорка были – и там Хорь… Стало быть, не мог он в это время у лазарета быть, поджигать… А вот Вадима – нет, Вадима не видели…

Артист опять упёрся говорившему в лицо пронзительным, гипнотическим взглядом:

- И что ты этим сказать хочешь??

- Что, Хорь не мог свою арафатку кому-нибудь одолжить, кого поджигать лазарет послал?? – с привизгом воскликнул юрист рядом. Идиотская, совершенно идиотская идея с этими «доказательствами»; вот и приходится теперь кувыркаться, выдумывая всякую по.бень!..

- Мало тебе вчера по голове настучали?? – прошипел и Мундель.

Но вдовец Юлички отвечал с глупой лихостью и бесстрашием юродивого; которым, собственно, с некоторого времени, и был по сути:

- Этот платок не может быть чего-то доказательством. Потому что Вовчик Хорь на пригорке вчера был, его все видели. А шапочка – может быть Вадима, да. Может – нет. Вадима не видели вчера…

Всё. Достал. Уже – достал, сволочь. Как и «общение» с этой «аудиторией», с «народом», чёрт бы побрал это стадо!

В Артисте разом вскипели ярость и жажда крови. Как всё через задницу!! Как всё равно что в трагедии, во время напряжённо-драматического диалога вдруг пёрнуть. И доказывай потом, что ты Гамлет, и у тебя бушуют страсти. Сволочь. Вылез тут…

Срывающимися руками он стал расстёгивать куртку, стал доставать из-под неё пистолет.

Толпа сначала тупо, по-бараньи, следила за его лихорадочными движениями; потом, когда из-под полы мелькнула кобура с массивной рукояткой Стечкина, поняв, шарахнулась в стороны от юродивого.

- Что ты говоришь?? Ааа?? «Вовчик», говоришь?? Хорь – эта подлая тварь, убийца детей – для тебя «Вовчик»?? – срывающимся голосом закричал он «бывшему мужу Юлички».

Толпа раздалась в стороны от юродивого ещё сильнее. Молча. Довольно спокойно. После той «децимации», после вон, трупа, чьи ноги торчат из-за угла, после горелых трупов у домика Богдановых и в сгоревшем лазарете, уже трудно было произвести впечатление. Если только из них самих не расстреливать каждого пятого. Или третьего. Чччёрт!..

Достал пистолет, сдвинул рывком предохранитель.

Максим Георгиевич, в прошлом добрый семьянин, послушный муж, добросовестный работник низового уровня треста «МувскСпецАвтоматика»; а ныне грязный, голодный и постоянно мёрзнущий приживал при семье дочки бабы Вари, социальным статусом едва ли не ниже илота, а вернее – деревенский сумасшедший, юродивый; тупо и спокойно смотрел на приближавшуюся смерть.

Из-под балахонистого, потрёпанного твидового пиджака, под который для тепла было надето, кажется, вообще всё, что было у Максима Георгиевича из личных носильных вещей, торчали как палки ноги в рваных на коленях брюках, обутые в летние туфли, обёрнутые для тепла же тряпьём. В чёрных от грязи пальцах правой руки он крутил давно неработающий мобильный телефон. Ценности он не представлял никакой. Он давно уже не работал, да; и если бы и работал, подзарядить его было бы негде – не по статусу деревенскому юродивому заряжать телефон… но это была вещь из того, из другого времени, тёплого и обильного; где была семья, дом, работа, Юличка – властная, но любимая жена. Там, в телефоне – он знал, - были и её фотографии. Много. Их нельзя было посмотреть – но они были, точно были, - он помнил…

- Так ты, значит, сочувствуешь?? Сочувствуешь подлым хоревским убийцам; выгораживаешь их?? – завыл сбоку пропагандист Мундель.

Артист вскинул Стечкина на уровень лба тупого никчёмного ублюдка – и нажал спуск.

Дробно раскатилась короткая очередь.

Руку с пистолетом не ожидавшего такого номера Артиста бросило вверх, и почти все пули ушли выше цели.

Но юродивому хватило и одной. Из затылка вылетело розовое облачко; голова его мотнулась, и он упал на спину, из скрючившихся пальцев выпал мобильник.

На секунды все замерли. Не первый труп; и не первый вот так – демонстративно и у всех на глазах. Но первый раз у всех на виду убил староста, Борис Андреевич. «Народ безмолвствовал».

- Расходимся!.. – среагировал первым Мундель, - Расходимся по домам! Подлый негодяй, посмевший оправдывать кровавые преступления хоревской фашистской клики, сурово наказан; и пусть его пример будет уроком для остальных, кто посмеет ещё раз произнести хоть слово против законной народной власти, которую представляет в лице…

- Что это он?.. – недоумённо спросил БорисАндреич у стоявшего рядом юриста, показывая ему чуть дымящийся пистолет, - Сломался?

- На автоматический огонь ты предохранитель сдвинул! – сообщил тот с чувством превосходства, - Хорошо ещё вверх увело, а не в сторону, - положил бы ещё несколько человек!.. Тренироваться нужно обращению с оружием, вот что!

Получив на сегодня свою долю впечатлений и информации, жители Озерья растеклись по домам. Пара хроновских бойцов под мышки потащила тело за угол, к трупу Богданова. Взять от него, снять с него чего-нибудь полезного было абсолютно нечего. У Богданова хоть зимние ботинки были…

Мобильный телефон, в электронных потрохах которого хранились фото Юлички, самого Максима Георгиевича; и вообще фото счастливой, изобильной и спокойной жизни, тоже никому не был нужен; и он остался валяться на истоптанном снегу рядом с кровавой снежной лужей, пока кто-то из бойцов не запнул его в снег на краю площади.

***

Пришедшая домой Ксеня первым делом трясущимися руками стала собирать все ценные вещи: обручальное кольцо, серёжки с камушком, и ещё пара – с целой россыпью феанитиков; взаправдашний браслет «Пандора», серебряный; кулон, две цепочки; и ещё – тот самый перстенёк с александритом, от гарнитура с серёжками, за которые выменяла у Леониды Ивановны с пригорка и ту шапочку, и ту арафатку. Хоря и Темиргареева вещи, да. Выменяла; потому что так велел, просил староста. А ей за это… благоволение: сына на недельку домой… обещали; и вот – перстенёк с камушком удалось… схимичить. Выполнила, называется, выгодное поручение!..

- Ты чего?? Ты куда? Собираешься, что ль? – удивился супруг.

- Ухожу я, Костя.

- Куда, к кому??

- Не «к кому», дурак ты толстый! А от чего. Бежать мне надо, бежать!

- Зачем??

- Следующая я буду. Знаю много. Лишнего. Убьёт он меня. Обязательно убьёт! Бежать…

- Да что «лишнего», о чём ты?

- …сначала в Демидовку попробую пройти, там у меня кума. Потом что она подскажет. Может к кому из её родственников. Правильно…

- Да зачем?? Да что с тобой?..

- …правильно, правильно мне снилось – нельзя «чуть-чуть» ЕМУ помочь! Нельзя сделать вид, что «ничего не знала, только записку передала», - всё равно достанет! Дьявол, он дьявол!

- …

- Видел, как он в Максика этого, в голову!.. Вон, у меня на лице даже капельки!.. Нельзя, нельзя!.. Чуть-чуть тут не получится… Сыну, Геночке, передай… мама из-за него тоже… нельзя!..

Она продолжала лихорадочно собираться. 

*** ВАСЁК И ЕГО КОМАНДА – ВЗЛЁТ И ПАДЕНИЕ

*** ЯВЛЕНИЕ АНТИХРИСТА. БЕЗ ШАНСОВ

*** ОТЧАЯННЫЕ ПРОЕКТЫ СПАСЕНИЯ

*** ОТЧАЯННАЯ ПОПЫТКА

*** КРЫСЫ

*** ПОСЛЕДСТВИЯ

ПРОДОЛЖЕНИЕ – в «Крысиная Башня – 2» !