|
|
Павел
Дартс. pavel.darts@mail.ru
Приснился на днях сон… Нет-нет, это не то, что вы подумали; не как обычно
пишут «вот мне приснилось», - и начинают излагать некую крим.историю, «якобы
приснившуюся». Нет, тут действительно приснилось. И в то же время не совсем сон – знаете, так бывает:
снится что-то, а потом ты вроде как проснулся – но ещё не совсем, - наполовину
во сне, наполовину наяву; такое полу-сон, полу-явь; когда действо во сне ещё
происходит – но ты уже можешь им немного и управлять! Самое забавное, кстати, во сне такое состояние. Даже,
читал, есть такое дело – «управляемый сон»; есть челы, которые этим увлекаются;
говорят, что это много круче чем боевики или компьютерные шутеры – всё намного
реальней. Управлять сюж етом можно. От первого лица. Полагаю, круто. Но я, увы, не такой продвинутый; у меня такое редко
бывает. Но когда бывает – то обычно настолько красочно и реально, что
запоминается надолго-надолго! Вот, в частности, как-то уже довольно давно
приснилось: иду я эдак по улице… а с балкона меня зовёт такая обалденная
девушка! Блондинка, кстати. Чего зовёт я уж не помню; помню что поднялся к ней,
и там что-то, слово за слово… в общем, как зажгли!! Ммм-да!.. Очень был яркий,
доложу я вам, сон! Одно плохо – я потом этот балкон и эту девушку во многих
снах искал, долго, упорно – и безрезультатно… Да. Такие вещи под заказ не
повторяются, увы. Но я отвлёкся. На этот раз всё было совсем по другому. Ну просто
вообще кардинально по другому! Сон был, как обычно со снами и бывает, противный
и напряжённый.
*** Я – из бывших полубандитов-группировщиков (будто бы);
и дело происходит во время какого-то очередного у нас беспредела – ни то в
90-х, ни то в недалёком будующем… (это снится что я такой-то; к реальности это
отношения, чесслово, не имеет… почти. Да.) Так вот. Нахожусь я на каком-то «разборе». В
помещении. Братвы; а проще говоря – шантрапы всякой - много. В основном
молодняк, строящий из себя «крутых». И это что-то вроде «правилки»; ну, то есть
разбор какого-то косяка. Причём это вообще не моя «банда»; я отошёл, или почти
отошёл; или вообще «не примыкал»; но в силу специфики «сложившихся в обществе
отношений» вынужден тут и присутствовать; и на вопросы отвечать, - хотя всё это
мне глубоко неприятно, если не сказать – противно! Особенно – отвечать на вопросы
каких-то шалапаев, которые мне в сыновья годятся; но, тем не менее, ведут себя
очень борзо. Может быть, я даже и не «группировщик», а коммерс, имеющий
контакты с некоей крышей?.. Может и так. Не знаю. Знаю одно – что мне
находиться там большое западло; но приходится. А основное западло в том, что на меня катят, что
«через меня» пропала какая-то крупная сумма. Каким я боком к ней – совершенно
непонятно; и внутренне я понимаю, что это чистый поклёп; но некий мерзкий гад,
- я его узнал, кстати; его прототип был в реальной жизни; но очень давно, и что
с ним сейчас я не знаю, - «катит на меня бочку», обвиняет! И я, хотя ни сном ни
духом, - перед этой кодлой вынужден оправдываться! А мне не в чем оправдываться! – я к этому косяку
вообще никакого отношения не имею! От слова совсем! А что делать? «Общественные специфические отношения»
сложились так, что я вынужден и быть там, и оправдываться! На меня катят – я
оправдываюсь; привожу какие-то доводы; пытаюсь объяснить, что я не при делах –
но чувствую что тщетно. В то же время и предъявить мне особо тоже ничего не
могут; но и подозрений не снимают! Просто, как это принято у всякой гопоты,
жмут и давят психологически. Ну, то есть «жать и давить психологически» - это
не только у всяких бакланов принято; но и у наших доблестных правоохранительных
органов – кто «залетал», тот знает! Вообще, надо сказать, что иметь навыки
противостоять психологическому давлению – это очень важно; и, возможно, мы с
Дартсом как-нибудь запилим специфический ролик на эту тему; хотя тема эта весьма
противная, надо сказать! Но я опять отвлёкся, вот чёрт!.. Итак. Я мало-помалу отбрехиваюсь; а внутри кипит такое
возмущение из-за возведённой на меня напраслины, что я понемногу начинаю
просыпаться; но, как я и говорил, не совсем… А самое главное – нервы
натягиваются как струна; поскольку я предельно ясно понимаю, что для этой всей
шантрапы главное уже не до истины докапаться – нах им сдалась эта истина! Может
они сами эти деньги и закрысили! – а найти терпилу и загрузить его по самые
уши. Чем они и занимаются, а в «почётной» роли терпилы – увы, я… И вот я уже на четверть где-то из сна вынырнул; но на
три четверти ещё там. Но эта «четверть» позволяет мне уже достаточно здраво,
хотя и во сне, но уже рассуждать; а не только, как это обычно во сне бывает, находиться
во власти эмоций. А эмоции, надо сказать, буйствуют! – я нутром чую, что
меня хотят выставить лосём, на рога которого повесить все свои косяки; и мне
никак не отбрыкаться… и чувствую я, что всё это кончится плохо; и руки
холодеют, а сердце бъётся где-то возле горла! Но четверть сознания делает своё дело: я перестаю
что-то блеять; а, собрав остатки самообладания, со всей возможной твёрдостью
говорю этой кодле, что последний раз имею сообщить – я тут не при делах,
добавить мне нечего; и вообще… - тут чуть не послал их нах; но сдержался, ибо в
таких ситуациях такие слова сами по себе уже косяк, вне зависимости от того, на
основании чего они сказаны. И вообще! – добавить мне нечего, и я – пошёл! Разворачиваюсь и ухожу. Мне вслед несётся всякое-разное; но я чувствую, что
этой шантрапе решать что-то по мне не по уровню; и завалить меня просто по
подозрению – беспредел, на который они, несмотря на отмороженность, не пойдут.
Сейчас. Я имею ввиду, пока – не пойдут. Без команды, то есть. Вышел, отошёл подальше, отдышался. Сердце колотится
по-прежнему; но уже как-то полегче. И я соображаю – той самой четвертью сознания, которая
уже не во сне, - что это я «на пока» с темы спрыгнул; а реально ничего ещё не
кончилось. Предъявить им в натуре мне нечего; но когда это братву
останавливало? – они, небось, не советский суд, «самый гуманный в мире» (с).
Понимаю я, что полюбому мне крышка, - вытащат уже не на разбор, а на расправу.
И разговаривать будут уже по другому; там уже доводы и оправдания слушать не
будут – там будет всё решать боль. А потом – вне зависимости от результата, - в
яму. А что ещё делать с запытанным, искалеченным человеком; не в больничку же
его отвозить??. В яму да и всё. Это в Америке «красиво» - ноги в тазик с
цементом и с моста; у нас всё банальней – в багажник и в лес. Там ещё
поглумиться, - и ножом по горлу. Или, если настроение подходящее, могут просто
ногами и битами насмерть забить, и очень просто. Там в лесу и бросят, -
наверное, даже закапывать поленятся. Столкнут тело просто в какой-нибудь
буерак. Такие времена. Нах напрягаться; кому это надо, правда же?? Понимаю я и то, что инициатива будет исходить не от
этой шантрапы, - это так, даже не волчата, - шакальё. Потому и не тронули,
когда уходил, - нету у них полномочий. А полномочия даёт «старший», которого на разборе этом
не было. Скорее всего просто вызвал одного-двоих «авторитетов» и «поручил
разобраться». Вот они меня «на разбор» и вытащили, подтянув свою массовку чисто
для давления на психику - но пока без последствий. Пока. А что дальше? А дальше, как я уже и говорил,
стандартно: «старший», выслушав этих сопляков, решит, что хотя терпиле, - мне
то есть, - предъявить и нечего, но и спускать так просто тоже не годится. Надо
дожать – уже в другой обстановке; и другими методами. Да. Читал я. «В
криминальной хронике», ага. В общем, ситуация моя со всех сторон безрадостная…
Более того, - я ж и где «старший» обретается даже знаю откуда-то… Это – как «в
кино про бандитов», - в ресторане штаб-квартира, чтоб приходить на «совещания» для
братвы можно было не легендируясь на случай налёта ментов, - мол, просто
пожрать заскочили. Ну, то есть, это в кино - в ресторане; а тут, у нас, пожиже,
конечно, - небольшая кафешка на окраине. Но что делать-то?.. Нет, можно, конечно, самому поехать к этому «старшему»,
типа как Саша Белый в «Бригаде», в первых сериях, - но только блатное
благородство, когда «один-на-один», и когда самого пришедшего терпилу
благородно отпускают – это только в кино. Это я точно знаю: если явлюсь, - в
подвал, и допрос такой-то степени. Потом, как и планировалось, «в лес». Даже
удобно, если сам приду. Им, в смысле, удобно. Ничего я им не докажу, нет. Без
вариантов. Не в кино это, не катит тут показное благородство. Короче, валить надо из города. И подальше. Вот только я не Джеймс Бонд, у которого и денег куча,
и транспорт, и паспорта на разные имена. У меня же ничего этого нет. Уехать из
города – расписаться в своей вине; а главное, куда? И кем? – бомжом на свалку,
чтобы паспорт не светить? Но там тоже квалификация нужна, хотя и специфическая,
которой у меня нет. Как и желания становиться бомжом на остаток жизни. Лучше уж
в яму… И от таких мыслей поднимается во мне ярость! Как же вы з.ебали; как мне всё это надоело!! Хари эти
тупые малолеток; суки; они кто такой Сомерсет Моэм слыхом не слыхивали; для них
порнуха из интернета – вершина искусства; и я перед ними вынужден ещё
оправдываться?? Что ж это за жизнь такая; и нахера мне такая жизнь?? Что интересно, во сне даже краем не промелькнула мысль
идти в милицию и писать заявление, - есть ощущение, что это совершенно
бессмысленно. Нет, не в реальной жизни, - а там, в той реальности, во сне. Как
в 90-е услышишь: «- Что, убить угрожали?.. Ну, когда убъют, тогда и приходите!» Так ничего и не решив, но чётко понимая, что прежняя
жизнь кончилась, я между тем кружным путём топаю в некий подвал, пахнущий пылью
и кошачьей мочой, где из щели в бетонной стене достаю тщательно замотанный в
полиэтиленовый пакет тяжёленький предмет… Моё «четверть бдящего сознания» уже знает что там: в
тусклом свете подвальной лампочки разворачиваю полиэтилен, потом сухую тряпку,
потом тряпку промасленную, - и вот в руках наган… Нет, не совсем уж «наган», -
ММГ нагана; но тщательно и со знанием дела доведённый до ума: наверное,
«Крысиной башни» начитался так, что идеи и предметы оттуда проникли и в сон!..
По виду наган и наган; только доработанный: с убранной в стволе перегородкой и
заряженный картечинами. Семь штук, в смысле зарядов. Уже кое что. Уже не голый.
Конечно, это вариант спалиться на любом милицейском патруле или на рамке; но
тут уж приходится выбирать что важнее: личное законопослушание или личное
выживание, своя шкура. Которую вскоре могут сильно попортить паяльником,
утюгом; или просто зажигалкой – у этих рож с фантазией не густо. Но мне от
этого не легче. Тщательно протираю экс-наган сухой тряпкой от остатков
масла; несколько раз взвожу и вновь спускаю, придерживая большим пальцем,
курок, - всё работает как… как часы? Да ну, лучше часов. Тысяча девятьсот
тридцать восьмой год, клеймо со звездой и стрелкой. Довоенный. За кем-то
воронки приезжали; а кто-то для меня наган на заводе сделал. Да. История… Засовываю тряпки и пакет, скомкав, обратно в шель
стены. Сам наган, предварительно протерев насухо тряпкой – за пояс, слева, под
полу куртки. Попробовал как вынимается – отлично вынимается! Да что там
пробовать! – я с этой игрушкой, когда он был ещё «полноценным ММГ», несмотря на
возраст, столько наигрался!.. Выхватывая и «стреляя». И не стыдно ни разу,
честное слово. Кому «стыдно фигнёй страдать», тот с умным видом в конторе
бумажки со стола на стол перекладывает; что явно не моё – скучно! Хотя и
законопослушно. Правда, как я говорил уже, этой вот гопоте на чью-то
законопослушность положить с прибором. И, случись им до такого до.баться, -
нагана у него не будет. Даже и такого угрёбищного; реанимированного на треть
функционала. Руки бы отрывать тем, кто придумал боевое оружие в игрушки
превращать! Хотя если бы не эта практика – и не было б у меня и этой игрушки… А что дальше-то? Да не знаю я… не решил. Не Бельмондо я, чтоб в одиночку
городскую преступность крушить, совсем не Бельмондо! Но с этой игрушкой за
поясом мне будет какое-то время спокойнее. А там – как получится. *** Ну, вот и попадалово! Не заставило себя долго ждать… Я-то думал, что «старший» пошлёт по мою душу эту же
шантрапу; и, скорее всего, по адресу, ночью; или в подъезде подкараулить. Хрен
бы что у вас вышло! – я не собирался дома ночевать. И вообще, стараться буду
всякие злачные места и подозрительные гоп-компании, тусующиеся на улице,
обходить по большой дуге. Но тут что-то совсем дерзко получилось – при свете
дня, на людной улице, при народе… неужели всё уже так (или ещё так) плохо?? Ну,
не совсем, конечно, центральная улица; и не такое уж оживлённое движение –
улица проходит где-то во дворах; но ведь днём! И машины время от времени
проезжали; и люди на улице… Я шёл по тротуару, в основном глядя под ноги, но и
переферическим зрением отслеживая ситуацию вокруг, особенно опасаясь
раззявленных тёмных пастей подъездов; и потому неслышно, с выключенным мотором
подшелестевшую сзади иномарку заметил в последний момент. Собственно, если бы и
не в последний, - что бы это меняло?.. Серебристая обтекаемая тоёта притирается вплотную к
тротуару; задняя дверь распахивается, - в ней мужчина. Нормальный,
«состоявшегося возраста», не шпана; вот только изрезанное морщинами лицо и
жёсткий взгляд выдают, что биография его отнюдь не была связана с
перекладыванием канцелярских принадлежностей. Он окликает меня по имени и делает жест: иди сюда,
мол, садись! Дверь приглашающе распахнута; и сам он чуть сдвигается назад по
сиденью, как бы не сомневаясь, что я сейчас с радостью… или без радости, но тут
же и сяду в машину. И мы «поедем кататься»… Интересно, девок-малолеток они тоже
по этой схеме во дворах ловят? – мелькает нелепая мысль. Нет, девок, наверное,
сразу за руку – и рывком в машину. Со мной такой фокус не пройдёт – всё же я не
субтильная нимфетка, во мне девяносто пять чистого веса; увы, уже больше костей
и жира, чем мышц, как в прошлом, но всё же. А мужчина что-то говорит, спокойно и жёстко глядя мне
в лицо, - что-то про «поедем, надо ещё кое-что довыяснить!» - ну да, я так и
предполагал. Довыяснить, конечно, а как же… Он же не дурак; и явно не собирается меня долго и
нудно уговаривать «проехать с ним для выяснения кое-каких деталей»: для
серьёзного человека, впечатление какого производит мужчина на заднем сиденье
иномарки, это была бы непростительная наивность. Я только чуть скосил глаза в
сторону, почти не поворачивая голову – и увидел, как и ожидал, пару парней,
спешащих ко мне со спины. Видать заранее «десант» высадили. Для убедительности,
чтобы не вздумал брыкаться, отказываясь от предложенной поездки. Двое. Оба моих
габаритов. Вполне достаточно, чтобы затолкнуть терпилу в салон; да ещё этот,
изнутри, поможет… И близко уже, хотя и не бегут, - ну так и я, терпила, веду
себя пока как терпиле и полагается, - то есть с овечьим выражением на лице
смотрю на заднее сиденье, куда меня приглашают усесться. Ну да, - я туда; за
мной ещё один, - и вот я окажусь на заднем сиденье, в центре между серьёзными
мужчинами. Ещё один сядет на переднее пассажирское сиденье – и тоёта умчится со
двора. Собственно, всё чинно и спокойно, - подъехала машина, человек сел в неё,
- ну, может быть немного и помогли! – и машина уехала. Никакого повода для кипиша,
правда же?.. Я к этому варианту – ну, с машиной, - не готовился.
Ну, то есть именно к этому. Но что-то подобное и представлял. И потому всё
пошло на автомате. Быстро всё пошло, да. Я с тем же овечьим выражением на лице берусь правой
рукой за верхний край распахнутой автомобильной дверцы, как бы собираясь
просунуться туда, на заднее сиденье; и мужчина ещё немного приглашающе
отодвигается, давая мне место. И те, двое, сзади, должны бы немного
расслабиться, видя что лох и не думает сопротивляться; и не надо будет его
тромбовать в салон… сам сядет. Р-р-раз! – я наотмашь захлопываю дверь; одновременно
левая рука за нижний край куртки задирает её выше живота; ещё мгновение – и,
одновременно оборачиваясь спиной к тоёте и лицом к подошедшим парням, я
отработанным движением выдёргиваю из-за пояса револьвер… Хорошо, что у нагана нет предохранителя, а есть
самовзвод! Средний палец в спусковой скобе; жмёт на спусковой крючок;
указательный лежит на рамке; и я, конечно же, не целясь – что уж тут целиться,
с трёх-то шагов! – держа наган у груди, дважды стреляю в грудь ближайшему. Звонкие такие, отчётливые хлопки. Получается быстро:
«Бах-Бах!»; я даже не успеваю увидеть его лицо – просто в грудь! Полшага в
сторону, - из-за него открывается фигура второго; да он, собственно, и сам
выдвинулся – несомненно, «хватать и давить терпилу», - так же, быстро, не
целясь, лишь чуть сдвинув ствол в сторону, стреляю и ему в корпус – один раз.
Быстро получается: «Бах-Бах! Бах!»; из ствола вместе с пламенем летят искры –
недосгоревшие в стволе порошинки. Я чётко вижу что попал; да с такого
расстояния и не промахнёшься! Тут же разворачиваюсь к машине, - мужчина с жестокими
глазами на заднем сиденье опять распахнул захлопнутую было дверь, очевидно
решив, что терпила внезапно впал в истерику и «незахотел ехать!» Ну что ж, на
этот случай двое «для убеждения» и были направлены, сейчас… вот только вот
этого «Бах-бах! Бах!» он, видно, никак не ожидал! Потому что только что и успел
– распахнуть дверцу, и… и вновь оказался со мной лицом к лицу! Нет, я не побежал в сторону, как можно было бы
ожидать! Напротив; развернувшись к вновь так любезно распахнутой им дверце, я
теперь уже действительно ныряю в салон, - револьвер по-прежнему у груди, почти
прижат к корпусу, - только дураки с такого расстояния будут вытягивать руку с
оружием целясь и стреляя, рискуя «отдать» оружие оппоненту. А я нет, я не
дурак! – я всё это нарабатывал, ага, старый идиот! Но вот теперь пригодилось… «Нырнул в салон» - это крепко сказано; нет, я просто
пригнулся и опёрся левым коленом в мягкое кожаное сиденье иномарки; так, что
всё происходящее внутри оказалось у меня перед глазами. Мужчина, надо отдать ему должное, мгновенно понял, что
это были за «Бах-бах. Бах»; он тут же отшатнулся вглубь по сиденью, почти к
самой левой дверце; и правая его рука нырнула под полу пиджака, под мышку…
Этого стоило ожидать; вот только у меня-то ствол уже в руке; и это неоспоримое
преимущество когда счёт идёт на доли секунды! – так же как в тех двоих, не
целясь и не опасаясь промахнуться, я стреляю ему в грудь. В машине бахает
погромче, чем на улице; и форс пламени с искрами из ствола мельком упирается
ему в светлый пиджак, оставив в нём опалённое пятно с маленькой дырочкой
посередине. Водитель – его лица я не вижу, - тем временем успел
приоткрыть водительскую дверь и пытается выскочить из машины… но не успевает
даже выставить ногу на асфальт! – подняв ствол и подавшись ещё чуть вглубь по
сиденью, я стреляю ему в левую часть шеи и затылка. И попадаю, конечно, как ни
странно это во сне, - как раз в основание черепа, там, где у него начиналась
сзади причёска. Никаких красивых бразг крови и мозгов на стекло, нет! – голова
просто дёргается, стукая лбом в край двери, и он оседает, кажется, вываливаясь
всё же в приоткрытую им дверь. Впрочем рассматривать его некогда: я не очень высокого
мнения о своём оружии; эрзац-переделка есть переделка; но, пожалуй, он,
водитель, единственный, кто свален наверняка – пуля, вернее, картечина в
голову, да с такого расстояния, - да ему бы наверняка хватило бы и
резинострела! А вот с мужчиной на заднем сиденье, он совсем рядом, - всё не так
гарантированно! – и потому, выстрелив водителю в голову, я тут же повторно
стреляю этому, на заднем сиденье, в грудь. На этот раз почти в упор, в область
сердца; мельком подумав, что можно было бы для надёжности и в голову, - но тут
уж что сделано, то сделано! Очень это странное ощущение! – когда стреляешь в человека
почти в упор. Не то что видишь; а прямо чувствуешь, как выстрел пробивает
одежду и ткани тела, засаживая свинец внутрь… С этими, в машине, покончено – теперь опять к тем, что
снаружи! Идите вы к чёрту; у меня опыт; я знаю, на что способен человек в экстриме;
да он на одном адреналине, пять раз простреленный, способен бежать пять
кварталов или драться! – и потому никакого расслабона, пока «дело не
закончено». Оставим это для киношных боевиков: когда «внезапно оживший» враг
стреляет в главного героя, разом опрокидывая сюжет… Один, первый, лежит на спине, неловко подогнув ногу;
лёгкая спортивная курточка на груди распахнута, и светло-голубая тенниска на
груди уже густо напиталась алой кровью. Второй чуть поодаль лежит на боку; и,
вроде бы, шевелится… впрочем, некогда разглядывать! – подшагнув к нему; и на
этот раз уже чуть вытягивая руку дла надёжности попадания, - теперь-то уже
оружие у меня не выхватят! – я стреляю ему в корпус: «Бах!» Ещё раз жму –
«Щёлк.» Нет выстрела – кончились патроны. Это нормально, это правильно. Я действую быстро и
умело как автомат. Как робот, как терминатор; как будто тому, что я делаю
сейчас, меня долго и упорно учили в какой-то спецшколе! Как будто весь этот
сценарий я отрабатывал день за днём… да, собственно, так оно и было – ещё со
времён пацанячьей игры «в войнушку», - чёрт побери, я был очень
«военизированным» ребёнком; да и время было такое – страна готовилась к
решительной схватке с империализмом; и ей нужны были бойцы. Отсюда и
непрерывные кино «про войну»; книги «про разведчиков»; игрушечные пистолеты и
автоматы в детских отделах универмагов, - и игры «в войну», почти в реале, не в
компьютерной стрелялке, сидя жопой в мягком кресле!.. Всё «это» раз за разом,
прокручиваясь в мозгах, надёжно откладывалось там; в решительную минуту
включившись боевыми рефлексами; да ещё и подработанными периодическими
тренировками уже во вполне зрелом возрасте. Вот только до «империализма» нашему
поколению пока дотянуться не удалось… Пока не удалось. В друг друга, увы,
стреляем. Дело пока не закончено. Сунув ставший тёплым револьвер
рукояткой вперёд в боковой карман, я выхватываю из-под куртки из висящих слева
под мышкой ножен небольшой, узкий, но очень острый клинок. Так же как и наган,
я стал его носить после этих вот угрожающих событий. Как «оружие последнего
шанса»; но в данном случае он должен был выступить в качестве мизекордии –
«кинжала милосердия», которым средневековые рыцари добивали своих поверженных
на поле боя противников через шели в латах. Я совсем не собираюсь оставлять кого бы то ни было из
этой четвёрки в живых! Ещё чего! – начатое дело должно быть надёжно закончено;
нахрена мне нужны эти сюрпризы! Опять же, как, помнится, приводил в форуме
кто-то слова одного американского адвоката: « - Если дойдёт до перестрелки, я постараюсь 100%
убить своих оппонентов. Таким образом на суде будет только моя версия событий,
а не моя – и их!» В моём случае о каком-то «судебном разбирательстве» не
хочется и думать! – кой чёрт! – то, что я сейчас делаю есть в чистом виде
убийство! И ни один суд не примет во внимание, что они, эти милые ребята,
собирались меня запытать до смерти, добиваясь сведений о каких-то, мне
неведомых деньгах. С точки зрения закона они, эти ребятки, пусть они даже с
криминальным прошлым и многажды судимые, пока что не совершили ничего противоправного.
А я их взял и убил! Да тут ни один, самый умелый адвокат не вытащит! Тут
никакой самозащитой и близко не пахнет! – чистое убийство; да групповое, как
там, в Америке говорят – первой степени? Или категории? Да наплевать! Я и
собираюсь сейчас надёжно и гарантированно закончить начатое групповое убийство!
– ибо когда с точки зрения закона эти ребята сделали бы мне что-либо плохое, - да
хотя бы усадили насильно в машину, - всё, взывать к закону было бы уже
бесполезно! И через несколько дней в лесу нашли бы ещё один труп «со следами
пыток». Если у «старшего» нет какого-либо экзотического способа избавляться от
тел; например сжигая в кочегарке или растворяя в кислоте. Все ведь тоже фильмы
смотрят… В руке у меня удобно лежит рукоятка ножа. Первый, то
есть тот, в которого я стрелял в первого. Глаза зажмурены – это я
периферическим зрением вижу; хотя лица – нет, не вижу. Вот лица – не вижу. И –
нафиг мне его лицо. Он держит руки около простреленной груди; а на правой кисти
что это висит?.. Ага, электрошокер! – этим они собирались меня «уговаривать»
сесть в машину! Присев около него на корточки, я втыкаю ему клинок под челюсть
– он входит поразительно легко, как в поролон; и двигаю его к уху, делая эдакие
пилящие движения… фррр! – брызнула обильно кровь; прямо струёй! – я едва успел
отстраниться, но на руку горячим попало, и много. И на кисть, и на рукав
куртки… куртку придётся потом выкинуть; тьфу, то есть сжечь! Ну так это так и
так бы. Этот, можно считать, готов. Теперь ко второму. Что это у него возле руки, на
ремешке? Ага, «мухобойка»: сшитая из толстой кожи небольшая плоская дубинка,
обычно наполняемая свинцовой дробью. Для «уговоров» по голове и конечностям –
самое то! Пожалуй и понадёжнее чем электрошокер. Ах ты ж сволочь!.. Опять плеснуло
яростью и адреналином. На колени перед ним – и на-на-на-нна!! – как швейная
машинка я заработал клинком, втыкая его на полную глубину в левый бок, в
грудину; потом, когда он с бока повалился на спину – в грудь, целясь в область
сердца. На-на-на! Ручка ножа теперь вся скользкая, в крови, - хорошо, что на
ней есть упор, рука не соскальзывает. Всё это очень быстро, буквально в десять секунд. Время
как спрессовалось. Поднимаюсь над агонизирующим телом, оглядываюсь…
Внешний мир как будто вновь включился. Вроде как никого. Но… окна-окна-окна!
Жилой квартал ведь, блад! И нет никакой гарантии, что какой-нибудь малолетний
мудак сейчас не побежал за мобильником, чтобы «поснимать» - а потом и выложить
в интернетик! Гляди, пацаны, чо я был свидетель! – а потом и самого свидетелем
притянут! Они ведь такие дебилы, эти малолетние интернетчики! Я поневоле, как-то инстинктивно горблюсь; левой рукой
поднимая воротник куртки, как будто это защитит меня от чужих глаз или
объектива. Бежать, сматываться надо! Я не особо верю в гражданскую
сознательность здешних жильцов, - как и любых других! – но звякнуть ноль-два
какая-нибудь старушка-божий одуванчик после этой стрельбы вполне могла. И, хотя
я далёк от мысли, что в ответ на «сигнал» сюда тут же помчатся стремительные полицейские
машины с бравыми работниками органов; но на проверку наверняка кого-нибудь
пошлют… а вдруг да патрульная машина где-нибудь недалеко! Надо уходить дворами! Но сначала… Я вновь ныряю в салон иномарки; на заднее сиденье.
Пахнет сгоревшим порохом и ещё чем-то. Мужчина скорчился в углу, поджав колени к животу; по
прежнему держа одну руку под полой пиджака; глаза зажмурены. Завалил ведь я
его, сто процентов завалил! – в сердце. Да, небось, и первый раз тоже. А что я
сюда?.. А, да! Чего он в пиджак-то полез? Рванул его за воротник, - он, не меняя выражения лица,
стал валиться на сиденье; а я вдруг испугался, несмотря на только что решение
что «я его наверняка», - а вдруг сейчас «оживёт!» И получится сейчас борьба в
машине, - ага, самое время! Это точно пережиток всех этих боевиков, когда
«убитый» противник «внезапно оживает», - для накала сюжета. Впрочем как знать,
может в жизни оно так и бывает; у меня-то такого опыта нет! – и потому я также,
как и «первому», втыкаю алый от крови клинок ему в шею, и несколькими режущими
движениями перерезаю ему горло, стараясь вскрыть сонную артерию. Раздаются
булькающие и клокочущие звуки, и на бежевое кожаное сиденье начинает толчками
цвиркать кровь. Несильно, впрочем. Да, я же хотел… Неудобно, неудобно… Бросил нож на сиденье, обеими
руками распахиваю ему пиджак… Ага!! Так я и думал! – подмышкой в кожаной оперативной
кобуре висит пистолет – видна вытарчивающая рукоятка со скобочкой для цепляния
ремешка. То-то он и сунулся, - но я к счастью успел раньше. Не ожидал дядя такой
прыти от терпилы; а вот если бы уже держал в руке, когда дверцу-то мне эдак «приветливо»
распахивал – могло бы всё быть совсем по другому… Пришлось бы бежать, по заячьи
виляя; а за мной два этих лба как доберманы, с электрошокером и «мухобойкой»; и
шансов удрать у меня было б совсем немного… Пока такие мысли прокручиваются у меня в голове, я,
сунув нож не вытирая в карман курточки, туда же, где уже лежит так помогший мне
надёжный наган, лихорадочно-быстро, ещё больше пачкая руки в крови, вытаскиваю
у него пистолет из кобуры. Тяжёлый! Серо-стальной с чёрной рифлёной рукояткой –
ТТ – узнаю я. И ещё… Испуганно оглядываясь через плечо на улицу – не спешат ли
уже ко мне со спины бравые работники правоохранительных органов?.. – сую
пистолет за пояс, и лезу к нему во внутренний карман пиджака; ещё когда
доставал ТТшник, почувствовал, что у него там что-то тугое, плотное – бумажник,
наверное. Нет, не грабить я его же собрался! – это было б совсе
не ко времени; но вот информация! Любая информация, документы, записки… да и
деньги, что греха таить – не помешают деньги в моём положении! Так и есть: плотно набитый кожаный объёмный бумажник;
не раскрывая препровождаю его себе в левый боковой карман куртки. Ещё… телефон.
И да, вот оно: запасной магазин в специальном кармашке на подвеске рядом с
подмышечной кабурой. Вытаскиваю; так же – в карман. А внутри всё уже трясётся:
быстрей, быстрей! Быстрей!! Драпать отсюда надо; сматываться; рвать когти! –
как говорят тут… И потому я, ограничившись только бумажником, телефоном и пистолетным
магазином, не пошарув у него в боковых карманах пиджака, выныриваю из салона
иномарки. Быстро оглядываю «местность». Ни-ко-го. Светит
солнышко сквозь приветливо качающиеся под ветерком листья деревьев, зелёная
травка газонов у подъезда, серый асфальт. И серебристая дорогая иномарка с
нелепо распахнутыми дверцами; и два тела возле, обильно подплывающие кровью. И
сам я – руки, особенно правая, как у мясника – в крови почти по локоть. Про
курточку на груди и не говорю! Тут как будто сигнал на старт дали. Опомнился я уже
где-то далеко; и так же во дворах. Но уже сильно, сильно далеко от той машины,
от «места происшествия», как оно, несомненно, будет фигурировать в милицейских
разборах. Честное слово – даже не помню, как я тут оказался. Что
было возле машины – помню; а как драпал оттуда сюда – как отрезало. Ну, бывает.
Но – по уму, видно, драпал: окровавленную куртку снял; и, вытерев о неё же
свежую кровь с рук, замотал в куртку и бумажник, и наган, и магазин к ТТшнику,
и нож с ножнами. ТТ оставил за поясом, прикрыв его выпущенной из-под пояса
полой рубашки и затянув покрепче ремнём. А опомнился я тут, потому что на одной из дворовых
мусорок увидел вдруг выброшенные старые носильные вещи. В смысле что значит
выброшенные: кому-то они стали ненужными, и их выбросили; а точнее – аккуратно
сложили на край бетонной плиты, окаймляющей то место, где стоят контейнеры с
бытовым мусором. Джинсы старенькие, какое-то пальто с облезлым меховым
воротником; драный свитер, из тех, что были замодняк в 90-х, «бойз»; ещё какое-то
шмотьё – много! Супермаркет для бомжей. Это то, что надо! – коршуном накидываюсь на барахло,
сдёргиваю его с мусорки в охапку – всё, кроме женского пальто; оно вот явно не
понадобится! Проходящая мимо мусорки тётка удивлённо взглядывает на меня, - да
и чёрт с ней; хотя, конечно, можно было дождаться, пока она пройдёт… Не надо
сейчас торопиться, уже не надо; сейчас всё надо делать размеренно и с умом;
спешка, как известно, нужна при ловле блох – и, я б добавил, когда тебя
собираются затолкнуть в машину против твоей воли. Прижимая к груди и свою куртку, и пованивающее
затхлостью барахло с мусорки, я перебираюсь чуть подальше во дворы – к большой
трансформаторной подстанции, возле которой буйно растут какие-то кусты. Забуриваюсь
в них; сажусь прямо на землю, бросив рядом барахло. Оглядываюсь и
прислушиваюсь: обычный бытовой дворовой шум. Птички ещё чирикают, ага, радуясь
солнечному деньку; и доносятся издалека пацанячьи выкрики. Не все ещё из
молодняка только в компьютерах и телефонах во что-то играют – надо же… Развернул узел из теперь уже безнадёжно измазанной
кровью своей куртки. Ну-ка, ну-ка… бумажник плотно набит; ну-ка… Паспорт. Деньги,
в том числе и доллары. Несколько разноцветных кредитных карточек.
Заламинированный пропуск на вход в некий банк; с фотографии смотрит всё та же
жёсткая физиономия. И на удостоверении помошника депутата, - ну а как же!
Интересно, а Старший депутат, нет? По идее бы должен. Ну, в гробу я его видел…
то есть и в гробу он мне теперь неинтересен. Была и пачечка визиток. А вот это
уже интересней: удостоверение сотрудника частного охранного предприятия с
говорящим названием «Таран»; разрешение на ношение… чего-чего?? На ношение
травматического… да ты что?? Не мог же я так ошибиться! – подхватываюсь я, - и
тут же успокаиваюсь, вспомнив, что когда доставал запасной магазин, видел в нём
вполне себе боевые, 7.62Х25 ТТшные патроны – с блестящей жёлтенькой гильзой и
тёмно-медной головкой пули. Да оно и понятно – не станет такой серьёзный
человек, каким показался мне пассажир тоёты, таскать с собой сраный резиноплюй.
Под что там у нас калечат боевые ТТшники? «Лидер»?.. Достал, воровато оглянувшись по сторонам, осмотрел
свой трофей: да нет, всё верно, нормальный боевой ТТшник, не фуфло какое-то. А
разрешение на травмат явно для отвода глаз – что он, случись чего, с ППСниками
не договорится? Вон сколько денег; да и не станут ППСники связываться с таким
волчарой; он наверняка и слова какие-нибудь «волшебные» знает, что-нибудь вроде
«позвоните полковнику Иванову, он за меня поручится». Опять же помошник
депутата… как же такому человеку да без пистолета! Из выброшенного бомжам шмотья подошёл только свитер
«бойз» с дыркой на локте и ужасно вонючий. Зато большой, свободный – видно что
у бывшего владельца было огромное брюхо. Для меня самое то – пистолет за поясом
прикрывать; надел – так он мне почти до середины бёдер. Смешно и глупо буду
выглядеть по летнему времени – но что делать. Да. Что делать. Это теперь основной вопрос. Я рассовал документы – вдруг пригодятся, - а также
деньги и запасной магазин – по карманам, и задумался. Да, наезд я отбил, и
отбил круто, с толком. Но… на этом ведь не закончится. Теперь дело уже и не в
деньгах – я стал личным врагом Старшего и группировки. Никто, никакая
организация не может позволить, чтобы её «боевые ячейки» отстреливали как
воробьёв, - хотя бы и в виде самообороны. *** Сигнал "на подъём" на мобильнике... Не
досмотрел... Не поленился, порылся в «сонниках»… Бандиты во сне обычно символизируют помощь, поддержку друзей,
близких в сложной жизненной ситуации, отражают отношения на работе, в обществе.
Но этот символ может также говорить о негативных событиях вашего будущего. Чтобы понять, какой смысл несет ваш сон, вспомните детали
увиденного: что говорили преступники, где совершали свои действия, как
выглядели. Благодаря этим данным сможете получить точное толкование своего
ночного видения. В любом случае, увидев сон о бандитах, обратите внимание на ваше
окружение, присмотритесь к людям, которые занимают важное место в вашей жизни,
среди них есть как положительные, так и отрицательные персонажи Вот так вот...
|
| |||||||
